Он лишь понимающе улыбнулся и устремил глаза ниже: на ключицы, грудь, которая вдруг заполыхала под платьем.
- Морнингхолл!
- Право, леди Симмз. Неужели вы думаете, что я сейчас вскочу со стула - он плутовски поднял бровь, - и стану вас насиловать?
При одной мысли об этом у Гвинет все затрепетало внутри. Вспыхнув, она опустила голову и стала искать в своем ридикюле блокнот.
- Я даже не знаю, что и думать о вас, Морнингхолл. Вы человек со многими лицами и способны преподносить сюрпризы. - Гвинет вспомнила, как он насторожился и рассердился, когда она "обвинила" его в том, что у него есть сердце. Хлопнув блокнотом о стол и подавшись вперед, она перешла в наступление, чтобы погасить его атаку. - Я до сих пор удивляюсь, как это вы проявили сострадание к этому мальчику.
Морнингхолл уткнулся в гроссбух, лениво перелистывая страницы.
- Я уже говорил, что это чувство вины, а отнюдь не сострадания.
- Вы совсем не такой жестокосердный, каким себя считаете. История с мальчиком это подтверждает.
- Да, сатана тоже показался Еве весьма приятным, а кончилось все грехопадением.
- Сатана прежде был одним из ангелов Бога.
- Я не ангел.
- Разумеется, нет, однако же вы пожалели мальчишку, взяли его под свою опеку. А сейчас изучаете эти скучные записи, копаетесь в цифрах - зачем? Это вам подсказывает совесть? Или сердце, которого у вас нет?
- Желание поскорее развязаться с вами, - сердито буркнул Морнингхолл.
- Сделайте еще попытку, Морнингхолл. Я вам не верю. Я вижу в вас искру доброты и готова сделать все, чтобы она не угасла.
Гвинет откинулась на спинку, победно улыбаясь, глаза ее сияли из-под надвинутой до бровей шляпки.
Морнингхолл медленно поднял глаза, его рука замерла на странице, которую он собирался перевернуть. Он ничего не сказал, лишь вперил в нее свой взгляд и смотрел до тех пор, пока ее самоуверенная улыбка не погасла. Гвинет вновь напряглась и опустила руки на колени, словно собираясь вскочить и убежать.
- Что вы сказали? - тихо спросил он.
- Я… я сказала, что в вас есть доброе начало и что…
- Во мне нет ничего доброго, - прорычал Морнингхолл с такой яростью, что глаза у Гвинет округлились и она, побледнев, поникла.
"Ничего доброго нет", - с яростью подумал он, отводя взгляд от Гвинет и с раздражением переворачивая страницу. Уже одна мысль о том, что в нем есть нечто доброе, пугала его, делала беспомощным. Доброе начало способно привлечь внимание людей к нему, заставить их заглянуть внутрь его души, проникнуть в душу - и это вселяло в него отчаянный страх, который он ощущал всем своим существом. Он станет уязвим, и люди воспользуются его уязвимостью, унизят и растопчут. Лучше оставаться жестоким и резким, держать людей на расстоянии, а еще лучше, чтобы тебя боялись, боялись настолько, что не смели бы бросить вызов.
- Морнингхолл, я не имею в виду…
- Я сказал: во мне нет ничего доброго! - с яростью повторил Морнингхолл. Он так решительно перевернул страницу, что едва не вырвал ее. - Нет ничего достойного восхищения и любви! Даже моя покойница мать это знала! Она всякий раз напускалась на меня, когда я хотел обнять ее, и швыряла в меня бутылкой, если я упорствовал в своем желании! Да и остальные были не лучше, и, несмотря на добрые слова, сказанные вами в саду, я знаю, что и вы ничем не отличаетесь от других!
Гвинет смотрела на маркиза в полном смятении. Он дышал часто и тяжело. Он едва не вырвал еще одну страницу из гроссбуха. Как случилось, что она видит его таким, каким он никогда не был? Ей, как и другим, не дано почувствовать тот мрак, ту безысходность, в которой он жил долгие годы - с обуглившимся сердцем, с парализующим его отчаянием, с завистью, яростью и ненавистью к себе. Она была свет, он - тьма. Она - добро, он - зло. Тьма ненавидит свет, она прячется от него, и здесь ничего нельзя изменить. Ничего! Глупая женщина, ей нужно бежать, бежать как можно дальше и как можно быстрее, пока еще не поздно.
"Она подобралась слишком близко, старик, берегись!"
Им овладел парализующий, леденящий страх. Затем его бросило в жар, стало трясти.
Слишком близко - к чему? Этого он не знал, да и не хотел знать. Должно быть, к его сути. Иначе почему он испытывал такую ярость лишь из-за того, что она заявила, будто в нем есть доброе начало? С чего бы он так взбесился, когда Билли принес ему несколько нарциссов? Он испытывал раздражение и даже злость всякий раз, когда видел проявления любви и нежности между матерью и ребенком, между двумя влюбленными, между мальчиком и собакой. И вообще всякий раз, когда он видел что-то нежное, красивое и хрупкое, он испытывал отвращение и ярость. Он не понимал причины своего бешенства, но в любом случае ощущал внутри нечто темное и безобразное, на что боялся даже взглянуть более пристально.
И если леди Гвинет Симмз сумеет определить суть его неполноценности, которую он сам определить не в состоянии, он окажется таким же уязвимым, какой бывает змея, только что сбросившая кожу.
Слишком поздно! Он почувствовал, что его прошибает пот, бьет озноб, что дышит он слишком часто. Это надвигается приступ, ему не хватает воздуха, он попал в кошмарный серый тоннель. Его охватил ужас, к горлу подступила тошнота. Черт! Только не сейчас, не при ней. Только бы она не стала свидетельницей его унижения!
Он вскочил на ноги, тяжело хватая ртом воздух, и вытер рукой вспотевший лоб. Стул опрокинулся от его резкого движения. Скорее отсюда - на свежий воздух, пока его не сразил приступ.
- Морнингхолл!
- Я должен выйти на воздух…
Гвинет схватила его руку и прижала к столу, неверно поняв причину его возбуждения.
- Глубина вашей ненависти к себе не знает границ, не так ли, милорд? - тихо спросила она.
Дрожа и задыхаясь от нехватки воздуха, Деймон хотел лишь одного - бежать из этой комнаты. Капля пота покатилась по его виску, он сжал руку в кулак под прохладной ладонью Гвинет, отчаянно пытаясь взять себя в руки, пока не произойдет вселенский взрыв. Звон в ушах усиливался, сердцебиение учащалось…
Он поднял голову и усилием воли остановил свой взгляд на Гвинет, делая последнюю попытку спастись.
- Прошу вас, уберите руку, леди Симмз, в противном случае я за себя не ручаюсь.
Она лишь взглянула на него - и не убрала руки.
Слишком поздно! В его уши ворвался рев, холодный пот выступил из всех пор, и он увидел, что серый тоннель вот-вот поглотит его.
"Помоги мне, о Господи!"
Глава 13
- Милорд!
Он выдернул руку из-под ее руки и бросился к выходу. Им овладела паника. Тысячи демонов кричали ему в уши, душили его, туманили, пытались выдернуть его душу из телесной оболочки, кружились над его головой. "Я схожу с ума, - подумал Морнингхолл. Он увидел перепуганное лицо леди Симмз, выбегающего из задней комнаты Ротшильда, солнечный свет, тени и дверь впереди. - Я должен добежать до двери!"
Ему это не удалось. Он упал, ударившись бедром о пол, плечом и скулой - о стену. Он лежал, задыхаясь и содрогаясь всем телом, чувствуя, что умирает, и словно откуда-то издалека услышал, как к нему подбежала леди Симмз, овеяв его ароматом персиков, и опустилась возле него на колени.
- Скорее, Ротшильд! Позовите доктора! Она схватила Морнингхолла за плечо.
- Все в порядке, Морнингхолл, - проговорила она, приблизив к нему свое лицо. Казалось, голос ее долетает откуда-то из тридевятого царства. Он захрипел, задыхаясь. Деймон ощутил прохладу ее ладони на своем лбу, она пригладила его волосы. Глаза его были полузакрыты, но все же он видел ее зеленое платье и отдавал себе отчет в том, что это - последнее, что он видит на этом свете.
- Я умираю… умираю… Помогите мне, я умираю…
Морнингхолл, охваченный ужасом, чувствовал, как смерть надвигается на него со всех сторон, превращая его в хныкающее, беспомощное существо, съежившееся в углу. По его телу пробежали конвульсии, он закрыл глаза и вжался в стену. О Боже, он не может дышать.
- Пожалуйста, помогите мне подняться, - пробормотал наконец Морнингхолл, слишком напуганный, чтобы ощущать стыд. - Прошу вас…
- Вы непременно поправитесь, - откуда-то издалека долетел до него волнообразно замирающий и вновь набирающий силу знакомый голос. - Не надо сейчас вставать. Ротшильд, позовите же доктора!
- Помогите мне встать. - Воздух с хрипом вырывался из его легких. - Пожалуйста…
Бледная от охватившего ее ужаса, Гвинет наклонилась к поверженному маркизу и решительно обвила его плечи руками. Тело его содрогалось от конвульсий. Гвинет ощутила щекой, насколько горяча и влажна была его рубашка. Крупные капли пота катились по его лбу. Глаза были полузакрыты.
- Почему именно сейчас… именно в этом месте? - пробормотал Морнингхолл.
Гвинет села на полу рядом с ним, ей удалось оттащить его от стены и положить голову к себе на колени. Он повернул лицо к ее груди, она ощутила на себе его жаркое дыхание. Конвульсии пробегали по его телу.
- Деймон! - сказала она негромко, но твердо.
Он повернул голову, прижавшись ухом к ее груди и жадно хватая ртом воздух.
- Помогите мне, мадам. Пожалуйста, не покидайте меня. Проклятие, это так унизительно, так… о-о…
- Успокойтесь, - сказала Гвинет, гладя его по волосам и прижимая к груди. - Вы не умираете. Не умираете, Деймон! Вы слышите меня? Вы не умираете! Сделайте глубокий вдох. Дышите медленно. И глубоко.
- Я - н-не могу дышать…
- Дышите глубоко, Деймон. Я с вами. Вы не умрете, слышите!
Он попытался последовать ее совету, но его легкие слишком изголодались по воздуху и работали судорожными рывками. Он тяжело обвис у нее на руках.
На мгновение Гвинет показалось, что он действительно умер, но затем поняла, что он дышит - тихо и спокойно.
Такое было с Морганной, осенило вдруг Гвинет.
Дверь открылась, и в комнату влетел Ротшильд. Она и не слышала, когда тот выходил.
Ротшильд сконфуженно остановился перед Гвинет:
- Я не смог найти доктора, миледи.
- Ничего. Думаю, что ему уже лучше.
- А что это с ним?
- Я не знаю.
- Я так думаю, слишком уж он благородных кровей. Легко возбудимый. Вот с ним и случился обморок.
- Я не думаю, что это был обморок, мистер Ротшильд.
Ей пришло в голову, что, должно быть, неприлично сидеть на полу и держать на коленях обмякшее тело маркиза Морнингхолла, но она отбросила эту мысль. На память пришли события недавних лет. Ее маленькая сестренка боялась грома, и всякий раз, когда начиналась гроза, она вела себя так же, как и маркиз сейчас. Ее прошибал пот, ее отчаянно трясло, она испытывала необъяснимый ужас, ей казалось, что она умирает, что она не может дышать, - словом, симптомы были точно такими же.
- Тогда что это такое, по-вашему? - спросил Ротшильд, стараясь держаться от Морнингхолла подальше, словно опасаясь заразиться.
Гвинет улыбнулась и погладила волосы маркиза, погрузившись в далекие воспоминания.
- Подобное случалось с моей маленькой сестрой. Доктор не мог определить, откуда это у нее. - Она замолчала. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. - А вот я определила.
Сознание постепенно возвращалось к Деймону, и первое, что он ощутил, придя в себя, были запахи: благоухающий запах свежих персиков… воска… едкий запах собственного пота… затхлость ветхого помещения. Ногами он ощущал жесткость пола, щекой - мягкость материи и тепло человеческого тела, слышал, как рядом бьется сердце, и чувствовал, как чьи-то руки обнимают его за плечи.
Больше не было перебоев в сердце. Он мог дышать.
Медленно и нерешительно Деймон открыл глаза.
Первое, что он увидел, был Ротшильд, который сидел на корточках и смотрел на него. Второе - зеленый бомбазине вый рукав в двух дюймах от своего носа. Он вдруг понял, кто его держит. Леди Гвинет Эванс Симмз.
Деймон похолодел от стыда. Ему тут же вспомнились его жалобные детские мольбы перед тем, как он потерял сознание. Он вспомнил, как униженно умолял приподнять его. О Господи, еще никогда в жизни он не испытывал подобного унижения!
Почувствовав, что он очнулся, Гвинет расслабила руки.
- Все в порядке, Морнингхолл?
Ее голос был полон сострадания и нежности - словом, всего того, от чего Деймон готов был пуститься в бегство или броситься в новую атаку.
- Проклятие! Черт побери!
Морнингхолл оттолкнул руку Гвинет, освободился от ее объятий и стал тереть кулаками глазницы, словно пытаясь побыстрее прогнать воспоминания о том, что с ним только что произошло. Он не мог смотреть на Гвинет, не мог встретиться с ней взглядом после того, как этот приступ превратил его в хнычущего перепуганного ребенка. Канул в небытие образ, который она должна была в нем видеть, - человека сильного, умного, здравомыслящего. Сейчас же он предстал подобием лунатика, безумца, труса.
Он вскочил на ноги, потер ладонью влажный лоб и неверным шагом направился к столу. Гроссбух лежал на том же месте, где Деймон его оставил. Рядом находилась стопка книг в кожаных переплетах, которые Ротшильд, по всей видимости, принес перед тем, как у его гостя начался приступ. Морнингхолл тяжело опустился на стул и невидящим взглядом уставился на открытые страницы.
Последовавшее за этим молчание было невыносимым. Никто не шевельнулся и не произнес ни слова - Деймон чувствовал на себе взгляды леди Симмз и Ротшильда.
"Помогите мне… пожалуйста… я умираю…"
О Господи, да он хотел и сейчас умереть, он был готов умереть, только чтобы не испытывать подобного унижения!
"Давайте, смейтесь надо мной! Презирайте за мою слабость! Издевайтесь. Пожалуйста!"
Однако она не смеялась. Она и не думала смеяться.
Деймон перевернул страницу, не разбирая ни строки. Прошло несколько мгновений, и он услышал шелест юбок: Гвинет поднялась и направилась к столу. Она выдвинула стул, который издал негромкий скрип. Деймон смотрел на страницу, изображая спокойствие и невозмутимость, хотя лицо его полыхало жаром.
Он поднял голову и увидел Ротшильда, стоявшего в углу комнаты. На лице подрядчика явственно читалась смесь чувств - презрения, беспокойства и страха.
- Убирайся отсюда! - рявкнул Деймон, приподнявшись на стуле, подкрепляя слова энергичным жестом.
Ротшильд тут же исчез.
Деймон снова опустился в кресло и провел руками по лицу. Леди Симмз сидела напротив, не произнося ни слова. Не в силах более выносить подобную неопределенность, он устремил на нее пронзительный взгляд.
- Я полагаю, что вы считаете меня сумасшедшим? Леди Симмз продолжала молча смотреть на него. В ее глазах не было ни насмешки, ни страха - ничего, кроме нежности. Но это, по некоторым причинам, было даже страшнее, чем какие-либо другие эмоции обладательницы фиалковых глаз.
Она глубоко вздохнула, как бы давая понять, что инцидент исчерпан, надо начинать работу, и потянула к себе гроссбухи Ротшильда.
- Ну что ж, начнем с января?
Гардемарин Фойл ни у кого не снискал уважения. Ни у заключенных, ни у других гардемаринов, служивших на настоящих судах в Портсмуте, ни тем более у Морнингхолла, который скорее напоминал огнедышащего дракона, нежели капитана.
В начале этой недели Морнингхолл обнаружил, что он и Редли лгали ему относительно условий содержания заключенных. Маркиз был в ярости. Таким Фойл еще никогда его не видел. Он приходил в ужас от одной мысли, что произойдет, если Морнингхолл узнает, как они вместе с Редли воровали продукты и одежду, предназначенные заключенным, а затем за приличные деньги перепродавали их подрядчикам.
Фойл презрительно скользнул глазами по группе заключенных, драивших палубу. Он не понимал, с какой стати капитан вдруг решил проявить о них такую заботу. Ведь это всего лишь заключенные. Они для того и существуют, чтобы на них срывать свой гнев. Кто узнает, что он лишит пайки каких-то бедолаг, которые недобро на него взглянули? Кто узнает, что он сломал какому-то типу мушкетом ребро за то, что тот вовремя не убрался с дороги? Да никто! А когда Морнингхолл, этот надменный тиран, покидал судно, было вообще здорово. Потому что тогда Фойл дог распекать заключенных и грозить им всеми возможными карами, прохаживаясь по юту, заложив руки за спину и выпятив колесом грудь.
В отсутствие Морнингхолла его слово было законом.
В это утро случилось неожиданное. Морнингхолл, который никогда раньше не спускался вниз, застал Фойла в тот момент, когда тот распекал одного из французских военнопленных - немолодого мужчину с деревянной ногой, желая показать тому, кто здесь хозяин.
Зная безразличие Морнингхолла к заключенным, Фойл не ожидал таких последствий. Однако нежданно-негаданно Морнингхолл схватил Фойла за ухо и повел его наверх на виду у всех других гардемаринов, матросов и даже заключенных и так отодрал его за уши, что в них до сих пор стоял звон.
Фойл бросил полный ненависти взгляд на капитанскую каюту. Его светлость находился сейчас на берегу, и ни для кого не было секретом, что он проверял накладные Ротшильда, сверяя их с корабельными записями о приемке. Фойл с ужасом думал о его возвращении, ибо, если капитан найдет расхождения, полетят многие головы.
В том числе его собственная голова и, конечно, Редли…
Холодный пот выступил на спине у Фойла. Слава Богу, у него сейчас появился союзник - адмирал Болтон. В это утро адмирал поднялся на борт судна и направился прямо в каюту Морнингхолла, где за закрытыми дверями прочитал этому ненавистному аристократу нотацию, которую тот заслужил. Прошло пять минут, десять минут. Затем дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился адмирал Болтон с багровым от ярости лицом. Увидев Фойла, он тут же окликнул его:
- Ага, мистер Фойл. - Адмирал Болтон, по-отечески улыбнувшись, поманил его к себе. - Не хотите ли со мной прогуляться?
- Да, конечно, сэр, - пробормотал польщенный Фойл. - Разумеется, сэр.
Адмирал увел его подальше от всех. Прошло какое-то время, прежде чем лицо Болтона обрело нормальный цвет. А когда адмирал заговорил, голос его звучал уже вполне спокойно:
- Я обратил внимание на то, что ваш капитан задал вам сегодня взбучку, Фойл. По какому поводу, интересно знать?
Фойл нервно сглотнул.
- Я опоздал на смену, сэр, - солгал он. - Но не по своей вине. Капитан велел мне вычистить гальюны, и мне никто не сказал, который час.
- Вычистить гальюны? Но ведь это унизительно для такого молодого, перспективного офицера, как вы. Не так ли?
- Да, сэр. Весьма унизительно. - Вот это соответствовало истине. Морнингхолл заставил его вычистить гальюны в наказание за то, что Фойл сам же и довел их до такого состояния.
- И он делал вам выговор в присутствии ваших коллег? Могу себе представить, как вы были шокированы и раздосадованы.
- Да, тем более что я не заслуживал этого наказания. Но меня всегда наказывают за то, в чем я не виноват, сэр.
- Это ужасно, если капитаном такой сукин сын. Я готов поспорить, что вы мечтаете о том, чтобы вас перевели с этой развалины и подальше от этого тирана - куда-нибудь на настоящее судно.
- На фрегат, сэр? - с надеждой спросил Фойл.
- А почему бы и нет?