- Даже если так, остается просто удивляться, отчего вообще люди решают влюбляться.
Чарлз по-прежнему улыбался.
- На самом деле я не думаю, что большинство из нас что-нибудь решает, Люсьен. Иногда любовь сама решает за нас.
Люсьен ничего не ответил, в его чашке остывал кофе. Братья несколько минут помолчали. Лишь потрескивание огня за каминной решеткой да вздохи ветра за окном нарушали тишину. Это были звуки одиночества и печали.
- Мне многое придется искупить, Чарлз, - наконец проговорил Люсьен. - Если она останется в живых, я даже не знаю, с чего начать.
- Что ж, ты мог бы начать с того, что скажешь ей, как сильно ее любишь. Скажи ей, что не можешь жить без нее, что она значит для тебя больше всего на свете. Это может дать ей силы, необходимые для того, чтобы выжить.
- Я даже не уверен, что она вообще хочет выжить. Я ужасно обращался с ней, Чарлз. Заставлял подчиняться своей воле. Смерть для нее будет избавлением. - Он сжал зубы. - Избавлением от меня.
Чарлз допил кофе и посмотрел сверху вниз на опущенную голову брата. Ему еще не доводилось видеть Люсьена таким смятенным, покорным. Затем он окинул изучающим взглядом лежащую на кровати женщину. Чарлз насмотрелся на мужчин, умиравших на войне, и был способен разглядеть знаки, возвещающие о приближении смерти. И ему не было нужды даже спрашивать ни у кого, он и так знал, что герцогиня Блэкхит не собирается умирать.
По крайней мере в ближайшее время.
Но Люсьен этого не знал. Но учитывая, что любовь уже начала менять его так, что Чарлз не мог себе даже вообразить - настолько странно, интересно и удивительно это было, - он решил не вмешиваться в ход событий. Любовь могла преподать его брату урок. Пусть Люсьен испытает весь набор чувств, которые приходят, когда отдаешь сердце другому человеку… в том числе и пугающую беспомощность, которая часто сопутствует этому.
Для человека, настолько привыкшего контролировать все и вся, будет полезно ощутить беспомощность.
Он собрал чашки на поднос.
- Тогда я пошел спать, - сказал он. - Спокойной ночи, Люсьен.
- Спокойной ночи.
Он прошел мимо брата, похлопав по плечу. Потом вышел из комнаты, потихоньку закрыв за собой дверь.
Снаружи ждали Гаррет и Эндрю. Они немедленно вскочили на ноги и нахмурились, увидев, что губы Чарлза непроизвольно подергиваются.
- Итак, в чем дело, парень?
- Люсьен. - Чарлз почувствовал, как его губы сами собой расползаются в улыбке, и испугался, как бы не расхохотаться по-настоящему. - Он наконец не устоял.
Спустя несколько часов Эва открыла глаза.
В комнате было темно и необычно тихо. Ей слышался далекий рев моря, легкое дребезжание рам от ударов ветра, крик чайки. Какое-то время она пыталась восстановить в памяти все произошедшее, понимая, что что-то не так.
Чего-то не хватает.
Она ощущала некую сосущую боль, которая скрывалась под физической и проникала в самую душу.
И тут она вспомнила.
"Я потеряла ребенка".
Все вдруг нахлынуло на нее. Скандал с Люсьеном. Ее решение уехать от него, несмотря на бурю. Карета опрокинулась… Словно в тумане, она помнила, что муж пришел за ней. Спас ее из плена предательской скалы, а у нее между ног сочилась кровь, тихо, неостановимо, страшно… будто все ее тело плакало по потерянному ребенку.
"Я убила его. Он умер".
Умер.
Она лежала, горячие слезы лились из глаз, стекали неторопливыми, извилистыми струйками по вискам и уходили в подушку. Он умер. В ее чреве стало пусто. Й в душе. Она со своей гордостью и неверием убила малютку.
Умер.
Она беззвучно плакала, глядя в светлеющий потолок у себя над головой. Далекий прибой с каждым ударом волн, словно погребальный колокол, возвещал о смерти ребенка. Становилось все светлее, темнота отступала, а вокруг нее из мрака начали проступать очертания мебели. Вон комод, едва видный через раздвинутый полог кровати. Вон темные очертания картины на стене. А вот кто-то в кресле, придвинутом к кровати так близко, что ей слышно размеренное дыхание.
Она потянулась и тронула пальцами свисающую с подлокотника руку.
Люсьен.
Он встрепенулся. Его рука сжала ее пальцы. Он ничего не говорил, только сидел и держал ее за руку, давая ей возможность впитать в себя его неисчерпаемую силу.
"Ты не одинока, родная. Я здесь".
Она не могла сказать точно, произнесли ли эти слова его губы - или они пришли из самых глубин его души. Просто она знала, что он их сказал. "Я здесь". Слезы стали обжигающе горячими, хотя она не всхлипывала, не издавала ни звука. "Я здесь". Она крепко закрыла глаза, держась за его руку. Горячие соленые капли катились по щекам в молчаливом страдании. "Я здесь".
Кровать скрипнула. Люсьен сел рядом с ней, протянув к ней руки в невысказанном приглашении.
Год, месяц, неделю назад она ни за что не приняла бы его утешений, рассмеялась бы ему в лицо, скрыла бы в себе отчаянную боль. Но теперь…
Любовь.
Без колебаний Эва потянулась в его объятия.
- Люсьен, - жалобно всхлипнула она. - Ребенок… О Боже, ребенок…
Он не сказал ни слова, просто держал ее в объятиях и давал ей плакать, пока у нее оставались слезы, пока кровоточащая боль не начала затихать и на ее место не пришло утомление. Но она знала, что он полностью разделяет ее страдания. Что надежная, утешающая сила, которой он ее окружил, всегда будет принадлежать ей. Что он не отходил от ее кровати все время и всегда будет с ней. Ее разум начал меркнуть, ища облегчения в забвении глубокого сна. Она в безопасности. После все этих лет недоверия, отчужденности и притворства она в безопасности.
С ним.
Глава 28
Эва постепенно выздоравливала. Много плакала. Она свыклась не только с мыслью о потере ребенка, но и с тем, что у нее нет никаких шансов подарить мужу наследника, а это очень важно для гордых и могущественных аристократических семей вроде де Монфоров.
Она обманула его ожидания. Теперь его около себя никак не удержать. Никогда. Все когда-нибудь должно закончиться. День за днем она ждала, когда его внимание станет охладевать, отвлекаться, все ждала, что он найдет себе более интересное занятие, чем сидеть у ее постели, уговаривать ее поесть, когда у нее нет аппетита, забираться по ночам к ней под одеяло, чтобы согревать ее своим большим телом, рассказывая о своей жизни, о детстве, о тех, кого он знал и любил… и заставляя ее делать то же самое. Она настороженно ждала, когда его терпение лопнет. Но он не уходил. Не покидал ее. И через несколько недель настороженность Эвы постепенно растаяла, а затем появилась хрупкая надежда, что, может быть - просто может быть, - она нашла то же, что было у ее невесток.
То, чего она ждала всю свою жизнь.
Глубокую и верную любовь мужчины.
Господи, и она его любит. И как его не любить? Ведь он полная противоположность тому, что она считала человеческим существом мужского пола. Он сильный, умный, способный к состраданию, преданный, внимательный и достойный уважения. Эва страдала, когда он хоть на минуту выходил из комнаты. Она сияла, когда он возвращался, понимая, что ее улыбки воодушевляют его, прогоняют тени из-под глаз, суровость с его лица. Он сказал, что любимее. И доказал это всем своим поведением, добротой, словами. Однако она сама не может заставить себя сделать то же самое. Пока не может.
Она готова это ему возместить. Сделать что-нибудь - что угодно, - что искупило бы все прегрешения перед его семьей. Что-нибудь, что докажет ее любовь к нему, пока она не может заставить себя произнести вслух эти слова. По мере того как силы возвращались к ней, она начала ходить сначала по комнате, потом по всему дому и по садовым аллеям, глядя на море, такое же беспокойное, как ее душа… И тогда однажды утром из Франции пришло долгожданное письмо.
Нерисса проснулась на рассвете.
Уже три недели прошло с тех пор, как Чарлз отправился на поиски Перри. Три недели опасений не только за брата, но и за судьбу ее пропавшей любви. Три недели беспрестанного ожидания весточки из Франции.
"Ну где же он? Что ему удалось узнать? Пожалуйста, Чарлз, возвратись домой. Возвратись домой и привези с собой Перри".
Напряжение сказывалось на всех. Гаррет и Эндрю, оставшиеся в Джинджермере ожидать благополучного возвращения Чарлза, отчаянно скучали по своим женам. Эндрю, к большому неудовольствию окружающих, всецело отдался работе над своей новой взрывчаткой. После первого потрясшего землю взрыва в деревне даже ударили в набат, и колокола продолжали звонить, пока Эндрю с обожженными пальцами и опять обгоревшими бровями лично не съездил туда и не объяснил причины ужасного грома. Он успокоил запаниковавших жителей, заверив их, что это не нападение французов и что Британия не начала войну со своим вечным врагом.
Пока.
Но страшное известие могло теперь прийти в любой день. Такова была реальность. Нерисса боялась за Чарлза. Она не находила себе места и все всматривалась в морскую даль, ожидая, тревожась. И теперь, сидя у окна и наблюдая за тем, как солнце, словно пылающий оранжевым огнем шар, поднимается над горизонтом, сверкая алмазными гранями на воде, она подумала, что, может, сегодня придет весть о том, что две страны снова находятся в состоянии войны. В дверь тихо постучали.
- Войдите, - отозвалась Нерисса и, обернувшись, увидела, что в комнату входит ее новая невестка.
- Ой, Эва… доброе утро. - Она нахмурилась. - А почему ты встала?
- Да ну, я уже более чем достаточно належалась. Если честно, то я чувствую себя в эти дни совсем как прежде. Думаю, я уже настолько в форме, что могу днем покататься с Люсьеном верхом. - Ее зеленые глаза засверкали, как теперь было всегда, когда она говорила о герцоге. - Между прочим, я подумала, что мы могли бы вместе позавтракать.
Нерисса осмотрела ее критическим, взглядом. Эва все еще была худа и бледна, но с каждым новым днем к ней возвращались здоровье и прежний душевный настрой. Когда Эва вошла в комнату, облитая ярким светом поднимающегося солнца, Нерисса почувствовала исходящую от нее внутреннюю силу, которая, казалось, не только не уменьшилась, но лишь выросла после всего, что ей пришлось пережить. Неудивительно, что Люсьен влюбился в нее. Неудивительно, что последние три недели он практически не отходил от нее. Не его ли неустанная забота добавила мягкости надменным чертам лица Эвы? Не любовь ли Люсьена заставила ее прекрасное лицо светиться открытостью, какой-то безбоязненной уязвимостью, словно смыла с него резкие линии, оставив на их месте сверкающий бриллиант?
Вслед за ней в комнату вошла служанка, держа в руках поднос с горячими булочками и чаем. Она поставила поднос на стол, сделала реверанс и так же тихо покинула комнату. Нерисса снова повернулась к окну. Она смотрела на воду, на чаек, описывающих круги над серебряной поверхностью моря. Эва встала рядом с ней.
- Мой Перри… он жив, - тихо проговорила Нерисса, всматриваясь в горизонт. - Если бы он умер, то я бы точно знала… - Она прижала руку к сердцу. - Конечно же, я почувствовала бы это здесь в тот момент, когда перестало биться его сердце, в тот момент, когда он в последний раз вздохнул. Правда, Эва?
- Правда.
Нерисса обернулась и взглянула в сверкающие зеленые глаза невестки.
- Ты что-то знаешь, что мне неизвестно?
- Только что пришло письмо от Чарлза. Так как Люсьен еще не проснулся, то я, изнывая от любопытства, захватила его с собой, чтобы прочитать. - Она вытащила из кармана свернутый лист бумаги и с мягкой улыбкой передала его Нериссе. - Вот.
Нерисса, затаив дыхание, смотрела на письмо. Надежда и испуг переполняли ее сердце. Какое известие содержится в нем? С дрожащими руками она повернулась так, чтобы яркий золотистый свет, льющийся из окна, упал на слова, выведенные рукой Чарлза.
"Кале,
3 февраля 17 78 года.
Люсьен, после бессчетного числа запросов я узнал, что все выжившие на "Саре Роз" были переведены в небольшую тюрьму неподалеку отсюда, которую я лично посетил, выдав себя за американского дипломата. Я нашел Брукхэмптона. Наш друг жив, но выглядит очень скверно. По словам его товарищей, во время нападения на судно он находился на мостике, был ранен и захвачен в плен вместе с моряками. Так как его спутники не имели представления о том, кто он на самом деле, то не смогли дать за него показания. Соответственно наш друг в течение первых недель заключения пытался восстановить память, а в последние недели - добиться свободы.
Как ты можешь себе представить, положение очень опасное. Учитывая довольно необычные обстоятельства, в которых он оказался при взятии корабля, французы отказываются признать его пэром королевства и, следовательно, дать ему свободу. Английские власти, с которыми я обсуждал его дело, не желают давать ему ход из опасения спровоцировать войну. Изменить ситуацию выше моих сил. Я разместился в Кале, в доме 22 по рю-де-ла-Мер и умоляю тебя приехать как можно скорее.
Чарлз".
Нерисса опустила письмо, ее глаза наполнились слезами.
- Он жив… о Господи, он жив! Мы должны немедленно ехать к нему!
Эва аккуратно вынула письмо из ее дрожащих пальцев и, обняв ее за плечи, подвела к столу, где ждал завтрак.
- Я допустила грубую ошибку, Нерисса. Видишь ли, когда я в первый раз навестила пленников в тюрьме, там находился один молодой парень, который лежал на полу… Он был одет так же, как и остальные моряки, и поэтому я не подумала, что это твой пропавший Перри. - Она наполнила чашку, в ее глазах плескалась печаль. - Знай я, что твой возлюбленный переодет, я могла бы повнимательнее к нему присмотреться.
Нерисса утерла слезы.
- Уверена, что он сделал это лишь для того, чтобы напоследок позабавиться, побыть свободным, прежде чем начать скучную семейную жизнь со мной.
- В конце концов, мужчины, - Эва улыбнулась, - делают такие глупые вещи.
Эти слова заставили Нериссу улыбнуться сквозь слезы.
- Да… а Перри еще и заводила шайки гуляк, известных своими дурацкими проказами и скандальными выходками. Во всяком случае, был таким. Скажу тебе, Эва, все переменится, как только мы получим его назад.
- Уверена, что так и будет. - Эва передала Нериссе чашку. - На-ка. Попей, пока мы решим, что делать.
- Но ведь здесь нечего решать - мы должны немедленно вытащить моего любимого Перри из этого ужасного места!
- Конечно, но сначала ты должна выслушать меня. - Эва налила чаю и для себя. - Как сообщил Чарлз, политическая ситуация во Франции в настоящее время опасно меняется. Я понимаю, что тебе это будет неприятно услышать, Нерисса, но лучшее, что ты можешь сделать для Перри, - это оставаться в Англии и с любовью готовиться к его возвращению домой. А я тем временем отправлюсь во Францию и проведу переговоры об его освобождении.
- Ты? Но, Эва, ты еще очень слаба… Почему ты не хочешь, чтобы поехал один из моих братьев?
- Потому что это должна сделать я, - твердо сказала она. - Я должна очень многое возместить твоей семье, Нерисса. Мне тяжело жить с сознанием неоплаченного долга. Пожалуйста, позволь мне сделать это… для тебя, для Перри, для Чарлза. - На мгновение на ее лицо набежала тень. - И для Люсьена.
- Люсьена? Он никогда не согласится с тем, чтобы ты поехала одна.
- Люсьен, - Эва бросила на нее надменный взгляд, - сделает так, как ему скажут.
В их разговор вдруг вклинился изумленный мужской голос:
- Что Люсьен сделает?
Обе женщины подняли глаза. У открытой двери стоял герцог, приподняв одну брось, устремив искрящиеся глаза на испуганные лица женщин. Он прошел в комнату, сел рядом с Эвой и обнял ее за плечи.
- Как я понимаю, для меня пришло письмо от Чарлза, - как ни в чем не бывало проговорил он. - Может быть, ты покажешь его мне, моя дорогая?
- Как ты об этом узнал?
- Я многое знаю, любовь моя. Отдавай письмо.
Эва картинно закатила глаза, усмехнулась и передала ему письмо. Она наблюдала, как Люсьен быстро просматривает его и лицо мужа становится все мрачней.
- Я должен немедленно выехать во Францию.
- Я поеду с тобой.
- Нет, Эва, я запрещаю тебе ехать. Ты еще не оправилась от болезни.
- Прошу прощения?
- Это слишком опасно…
- А теперь послушай меня, муж…
Нерисса мудро выбрала момент, чтобы вмешаться в разговор.
- В самом деле, Люсьен… ты ведь сказал нам, что открываешь новую страницу. Что ты больше не станешь контролировать наши жизни. Если Эва хочет ехать, то думаю, то ты обязан принять это без всяких споров.
Люсьен стиснул зубы, когда Эва поднялась со скамьи.
- Твоя сестра права, - заметила она. - Кроме того, мне закоулки французской дипломатии известны гораздо лучше, чем тебе. И ты поступил бы правильно, предоставив это дело мне.
- Но…
- Люсьен, - предостерегла Нерисса.
Он поджал губы. Затем, глубоко, медленно вздохнув, сдержался, чтобы не запротестовать, и постарался успокоиться, что было непросто перед этими двумя женщинами. Ох, то, что он отпустил вожжи, отказался от контроля… просто убивает его, и это он понял только сейчас. Однако Эва права. Она сможет. Она знает, как разобраться с этой ситуацией, гораздо лучше его, и ее присутствие при спасении Перри будет подспорьем, а не помехой.
Он вздохнул и уныло взглянул на жену.
- Я не в силах переспорить вас, - качая головой, пробормотал он. - Просто не в силах.
- Это точно, - сказала, улыбнувшись, Эва и встала. Закинув ему на шею руки, она припала к губам мужа и не отпускала его, пока печаль не исчезла из его глаз и они не загорелись огнем. - Ты не сможешь победить, поэтому не стоит даже пытаться.
Глава 29
На следующий день между Францией и Англией была объявлена война.
Пока Эва, Гаррет и Эндрю ехали в Портсмут и там готовились к переправке во Францию, Люсьен поспешил в Лондон, где его принял человек, который был обязан ему за некогда оказанную услугу, - первый лорд адмиралтейства. Через несколько часов он уже находился на пути к Портсмуту, где сообщил жене и родным, что они поплывут во Францию в качестве гостей некоего капитана Кристиана Лорда на борту семидесятичетырехпушечного военного корабля "Арундел".
Как и следовало ожидать, капитан - высокий суровый человек со светло-рыжими волосами и мутными серыми глазами - вовсе не был рад гражданским лицам на борту своего корабля и разозлился еще сильней, когда узнал, что один из них - влиятельный и пользующийся известностью герцог. Тем не менее капитан милостиво предложил герцогу и герцогине Блэкхит свою каюту, приказал первому и второму помощникам уступить каюты лордам Эндрю и Гаррету де Монфорам, а сам расположился в другом месте.
Вскоре после того, как был поднят якорь и корабль закачался на пенистой зыби Ла-Манша, начался дождь. Капитан Лорд, орлиным взором наблюдая за всем происходящим, подождал, пока вверенный ему корабль и небольшой бриг "Мэджик", который должен был сопровождать их в путешествии, благополучно не пройдут мимо стоящих на якорях вокруг Спитхеда судов, а затем пригласил герцога и герцогиню на совещание у себя в каюте.