Во время совещания мужчины обращались друг к другу с настороженным уважением. Адмирал уже вкратце ознакомил капитана с задачей: в сохранности - и без шума - вывезти из Франции графа Брукхэмптона. Хотя Люсьен и привык все держать в своих руках, однако согласился с тем, что это военная операция, и был готов полностью, правда, неохотно, подчиниться мнению капитана Лорда.
Офицер развернул карту Кале. Расправив ее на столе и показывая различные участки побережья, он принялся излагать свой план вызволения графа Брукхэмптона из французской тюрьмы.
- У меня приказ обеспечить освобождение его светлости, если позволят обстоятельства, как можно более мирным путем. Надеюсь, что нам не придется полагаться на пушки "Арундела", но если до этого дойдет, у нас может не остаться выбора.
Капитан сделал глоток кофе.
- Адмиралтейство уже связывалось с лордом Чарлзом в Кале, и он посвящен в наш план. - Серые глаза капитана оценивающе оглядели гостей и помощников, которые окружали его. - Ясно, что в условиях, когда объявлена война, было бы неразумно показываться французам. Поэтому мы должны заставить лягушатников думать, что все это дело организовано американцами, а не англичанами. Достаточно им бросить взгляд на "Арундел", и весь план можно будет выбрасывать на помойку.
Эва выпрямилась на стуле.
- Я того же мнения, капитан. Поскольку я хорошо знаю французское побережье и имею влиятельных знакомых возле Кале, то предлагаю, чтобы на берег отправилась я и в качестве представителя американской миссии в Париже провела переговоры на предмет освобождения лорда Брукхэмптона.
- Нет, - решительно сказал Люсьен. - Я сам поеду.
- Ты не можешь ехать, - запротестовала Эва. - Французы поймут, что ты англичанин, как только тебя увидят. И потом нам придется выручать из тюрьмы еще и тебя.
- Я запрещаю, - твердо сказал Люсьен. - Это опасно. Кроме того, если Чарлз смог прикинуться американцем, то смогу и я.
- Чарлз служил в Бостоне. Он женат на американке. Он может, если захочет, изобразить вполне сносный американский акцент. Прости, Люсьен, но полагаю, что ты не сможешь так притвориться.
- Ты только что оправилась от ран, Эва. Это слишком опасно!
- А ты, - беспечно проговорила она, слегка толкнув под столом ногой его лодыжку, - совсем недавно оправился от своих.
Капитал Лорд молча смотрел на них, в его холодных серых глазах ничего нельзя было прочесть. Наконец он прокашлялся.
- При всем уважении к вам, ваша светлость, я поддерживаю план герцогини. При соответствующей поддержке со стороны моих людей я бы предпочел, чтобы вместо вас пошла она. - Он сухо улыбнулся. - Кроме того, если бы я позволил вам - герцогу - пойти и с вами что-нибудь случилось бы, то адмиралтейство сняло бы с меня голову.
Глаза Люсьена заледенели.
- Вы пытаетесь сказать, что я не могу поехать? Снова та же твердая, бескомпромиссная улыбка.
- Именно.
Люсьен уставился на капитана. Никто - никто - никогда не пытался перечить ему, тем более бросать вызов его авторитету. Кем, черт побери, считает себя этот парень?
- И вы считаете, что сохраните голову, если что-нибудь случится с моей женой? - Его голос звучал опасно спокойно. - Поверьте мне, капитан, если хоть один волос упадет с головы мой жены, я позабочусь, чтобы вы - и ваша карьера - были уничтожены. Эва закатила глаза.
- Господи…
Но капитан еще не закончил:
- У меня приказ, и я его выполню так, как сочту нужным.
- Моя жена не выйдет на берег.
- Нет, выйду, - улыбнулась Эва.
Люсьен вскочил со стула. Он понимал, что слово капитана на корабле - закон, но не мог с этим смириться. Он знал, что аргументы Эвы верны, но принять их был не в состоянии. s, Он посмотрел на Эву.
- Встретимся за ужином, моя дорогая, - бросил он и, поклонившись, повернулся и вышел из каюты.
Эва подождала, пока дверь каюты захлопнется за ним, потом улыбнулась невозмутимому капитану.
- Что ж, - негромко проговорила она, - продолжим?
Гаррет и Эндрю, очарованные зрелищем работы, которая происходила на военном корабле, оставались на палубе, пока корабль не втянулся в Ла-Манш, наблюдали за матросами, лазающими по вантам, и восхищались порядком, которому все подчинялось. При этом они терялись в догадках, отчего Люсьен, одиноко стоя у леера, выглядел небывало рассерженным. Но когда дождь усилился, Эндрю спустился вниз, оставив Гаррета на палубе. Через некоторое время тот присоединился к брату.
- Мне кажется, Люсьен чертовски не в духе, - объявил он, глядя на берега Англии, тающие в тумане. - Я только что встретил Эву, которая поднималась на палубу, чтобы утешить его. - Он усмехнулся. - Похоже, они с капитаном не смогли договориться по-хорошему.
- Ну и что, ничего в этом удивительного нет. - Эндрю что-то писал в записной книжке, рядом с ним стоял свинцовый ящик. - Двое мужчин, привыкших к безграничной власти, обязательно поспорят.
- Я говорил с одним из членов команды, лейтенантом по имени Тич. Он сказал, что капитан - один из лучших в королевском флоте и какое-то время служил в Бостоне, поэтому должен неплохо разбираться в янки. Возможно, он поладил бы с Чарлзом, будь тот здесь.
- Это точно. Кстати, о Чарлзе: хотелось бы мне знать, как нам удастся подойти к Кале достаточно близко, чтобы подобрать его и Перри без того, чтобы французы натравили на нас свой флот. Им достаточно одного взгляда, чтобы понять, что "Арундел" - британский корабль. И еще там есть форт, который капитан показывал на карте. Мне бы чертовски не хотелось подходить туда слишком близко…
- Эва все объяснила мне. План заключается в том, чтобы держать "Арундел" вне видимости с берега, а туда послать сопровождающий бриг "Мэджик" с американским флагом. Таким образом, лягушатники не поймут, что это английская операция.
Эндрю не собирался отрываться от своего блокнота.
- Звучит неплохо, но все мы знаем, что на войне всякое случается, - он похлопал по свинцовому ящику, - потому я и приготовился.
- Эва сегодня под покровом темноты высадится на берег. Она встретится с Чарлзом, который будет ждать с лошадьми. Потом они утром поедут в тюрьму в качестве представителей американской миссии в Париже, добьются освобождения Перри - мирным путем, надеюсь, а если нет, то затем адмиралтейство и послало этот корабль с командой морской пехоты - и будут ждать нас на месте высадки завтра вечером. - Он покачал головой. - Неудивительно, что Люс выглядел достаточно рассерженным. Эндрю поднял глаза.
- Как, разве он не едет вместе с ней?
- Капитан против этого. Говорит, что если с герцогом что-нибудь произойдет, то с него снимут голову, поэтому Люс остается с нами.
Теперь уже улыбался и Эндрю.
- Боже, так ведь это и объясняет плохое настроение Люсьена. Он не станет следовать ничьим приказам, кроме своих собственных. Я предвижу фейерверк, Гаррет.
- Я тоже. Но по чести сказать, я уверен, что Эва более чем способна вытащить Перри. Если Люс и капитан не поубивают друг друга, то к завтрашнему вечеру мы будем в Англии, при этом все обойдется без стрельбы, крови, тихо и мирно. - Гаррет вдруг заметил свинцовый ящик под локтем брата. - Ну-ка, Эндрю, что там у тебя?
- Это моя взрывчатка.
У Гаррета округлились глаза.
- Боже милостивый, если капитан только узнает об этом, нас всех вышвырнут с корабля!
- Капитан не узнает. И вообще, сейчас война, - Эндрю был сама невинность, - и никто не знает, когда может пригодиться какое-нибудь новое, сверхмощное взрывчатое вещество, а?
Опустилась ночь. Пока "Арундел" собирался встретиться с "Мэджиком", герцогиня Блэкхит стояла на пустой, продуваемой ветром палубе. Волны качали мощный корабль, все фонари были погашены, и команда работала в полной темноте. Все отчетливее она различала приближающийся темный берег Франции.
Все было почти готово. Она подумала о Нериссе, которая за столько миль отсюда, быть может, не спит и молится за тех, кого любит. Вспомнила о том, как ударила Чарлза и унизила Эндрю во время того разбойного нападения. А еще она подумала о том, как обидела Люсьена и навеки лишила его наследника, и все из-за своей дьявольской гордыни. Ее душа наполнилась печалью, и она подняла лицо навстречу ветру. Пришло время платить долги семье де Монфор. И доказать, что достойна того, что ценит превыше всего на свете, - любви Люсьена.
Внезапно она поняла, что рядом кто-то есть. Поняла, что пришел он.
- Люсьен, - Тихо проговорила она.
Он тихо подошел, встал рядом с ней и нежно положил руку на плечо. Она повернулась и упала в его объятия, ощущая, как он страдает, как тревожится за нее.
- Прости меня, милый, - сказала Эва. - Я знаю, как тебе трудно разрешить мне сделать это, но, Люсьен, я должна.
- Я не понимаю. Однако одновременно я пытаюсь говорить себе, что это не дает мне права не пускать тебя. - Он приподнял ее лицо, прикрыв ее от ветра и соленых брызг, неотрывно глядя ей в глаза. - Ты не передумаешь, Эва?
Она покачала головой:
- Не могу, Люсьен. Я должна это сделать. Для тебя. Для твоей семьи. Но в первую очередь для себя.
Его глаза потемнели, и она увидела в них боль отчаяния и тревогу, прежде чем он успел скрыть их под маской обиды. Потом он отбросил ее капюшон и наклонился к ней, жадно припав к губам. Ветер развевал ее волосы. Стих вечный шум волн, и она слышала лишь его дыхание, чувствовала лишь его твердое, мощное тело. А ведь эти объятия могут стать последними. "Верь мне, верь мне!" - мысленно повторяла она. И всецело отдалась этому сладостному прощанию, прижавшись к нему, чувствуя своим телом его желание и мечтая, мечтая ощутить его в себе. Потому что она хотела большего, гораздо большего.
- Когда я вернусь, Люсьен…
- Никаких обещаний, любовь моя. Просто возвращайся ко мне целой и невредимой.
- Когда я вернусь, то кое-что должна буду тебе сказать.
- Скажи сейчас. - "Потому что другого случая может и не быть".
Эва набрала полную грудь воздуха, хотя в этот момент услышала, что кто-то подходит к ним сзади. Так просто - взять и не сказать это до возвращения. Так просто - отложить это до того времени, когда у нее будет право на взаимность. Так просто…
- Ваша светлость, лодка подана, пора отправляться… дождаться возвращения.
Но сейчас она не станет трусить, раз это касается такого сокровенного.
Она дотронулась ладонью до щеки Люсьена, посмотрела ему в глаза, и ее сердце сжалось. Слова сами сорвались с губ, прежде чем она поняла, в чем дело.
- Я люблю тебя.
Люсьен опустил ресницы и снова потянулся к ней… но она поняла, что если снова окажется в его объятиях, то никуда уже не поедет. Скрепя сердце Эва подалась назад и, повернувшись, с высоко поднятой головой, зашагала за помощником капитана к ожидавшей ее лодке. Она спиной чувствовала страдальческий взгляд мужа. Вот так уходить от него было для нее самым трудным делом на свете… но ее ждала работа. Самая важная на свете работа. Перед ними целая жизнь, когда они смогут наслаждаться ласками друг друга.
Отказавшись от руки помощника капитана, она соскочила в лодку и посмотрела в сторону темного, таящего опасность берега Франции, пытаясь стряхнуть с себя предчувствие, которое мучило ее весь вечер.
Страх.
Целая жизнь.
На это она могла только надеяться.
Глава 30
Чарлз в черном плаще с нетерпением ожидал ее на затененном берегу. Он вышел из тени и, озабоченно взглянув на нее, помог вылезти из лодки.
- Ты уверена, что справишься, Эва? Нам предстоит ехать верхом.
Она повернулась и подала моряку знак возвращаться.
- Никогда не чувствовала себя лучше, - ответила она. - Тела излечиваются. Но душевные раны исцелить намного труднее.
- Что ты имеешь в виду?
- Это я и собираюсь сделать - для тебя, для вашей семьи… для себя.
Он понимающе кивнул. Затем улыбка тронула его суровое лицо.
- В таком случае для меня честь быть рядом с тобой. Признаюсь, неплохо иметь здесь настоящую янки, так как не представляю, насколько долго смогу изображать амери канский акцент. Мне удалось водить их за нос лишь благодаря тому, что никто из здешних не знает английский язык в совершенстве.
- Ты уже навещал лорда Брукхэмптона?
- Да.
- А ты уверен, что тот человек, которого мы собираемся спасти, именно твой друг?
- Уверен.
- Он тебя узнал?
- Нет. Он спал. Я не решился его беспокоить и вселять в него надежду на спасение. Ага, вот и лошади. Я прихватил запасную для Перри, если, конечно, нам удастся его вызволить.
Эва тряхнула волосами.
- Нам удастся.
Через минуту они уже скакали по дороге к Кале. Деревья, поля, отдаленные деревни становились все более различимыми в сереющей дымке. Скоро рассвет.
Они остановились и позавтракали в трактире на окраине Кале, где благодаря безупречному французскому Чарлза их быстро обслужили и предоставили стол у очага. К тому времени когда солнце стало пробиваться сквозь нависшие облака, они снова были в дороге, и перед ними вскоре в отдалении замаячила тюрьма.
Прямо перед воротами они осадили лошадей.
- В каком он состоянии? - шепотом спросила Эва, спешиваясь при приближении стражника.
- В плохом. Но мы с двух сторон поможем ему удержаться в седле.
- А ты получил послание капитана Лорда с планом операции?
- Да. Вызволить Перри как можно более дипломатично, тихонько уехать, отсидеться днем подальше от посторонних глаз, а когда стемнеет, встретиться с моряками с "Арундела".
- При условии, если не возникнет затруднений.
- А если они возникнут? Эва мрачно усмехнулась.
- Будем действовать на свой страх и риск.
Часовой в это время открывал ворота, подозрительно разглядывая их.
- Какое у вас дело? - спросил он по-французски.
Эва высокомерно ответила - тоже по-французски:
- Я графиня де ла Мурье. Это мой коллега, Чарлз Монтвейл. Мы приехали в качестве представителей американской миссии в Париже по распоряжению доктора Бенджамина Франклина. У нас дело к вашему начальнику.
Стражник низко поклонился.
- Оставьте, пожалуйста, здесь ваших лошадей и следуйте за мной…
Оставив лошадей, они пошли вслед за стражником к зданию, сложенному из темно-серого камня. Позади них появился второй стражник, который закрыл ворота. Замок зловеще щелкнул, и этот звук был особенно неприятен в тишине раннего утра.
Эва и Чарлз молча посмотрели друг на друга и продолжили путь. Эва, у которой нервы были напряжены, дотронулась до рукояти пистолета, спрятанного в кармане юбки. Она уговаривала себя, что непосредственной опасности пока нет, но была начеку.
- Сюда, пожалуйста.
Стражник открыл еще одну дверь, и они оказались в помещении тюрьмы. Эва заморгала, пытаясь привыкнуть к внезапно окружившему их мраку. Однако по сравнению с ударившим в нос смрадом это было не страшно. Она достала из кармана надушенный носовой платок и прижимала его к лицу все время, пока стражник вел их в глубь помещения тюрьмы.
Начальник, мсье Дюран, сидел в кабинете, расположенном вдали от основного помещения, и поедал завтрак, состоявший из яиц, колбасы и чего-то напоминавшего очень темный эль. Это был толстый мужчина с маленькими, глубоко посаженными глазками на заплывшем жиром лице. Когда Эва и Чарлз вошли, он поднял глаза и, узнав Чарлза, кивнул, а на Эву посмотрел любопытным взглядом, в котором светилась неприкрытая похоть.
От отвращения у нее по коже мурашки побежали.
- Я графиня де ла Мурье, - объявила она высокомерно, на английском языке с выраженным бостонским акцентом. - Я здесь по делу доктора Бенджамина Франклина с поручением добиться освобождения одного из пленников, захваченных на британском судне "Сара Роз".
Дюран отодвинул тарелку в сторону, откинулся на спинку кресла и выковырнул грязным ногтем кусок мяса, застрявший между передними зубами.
- У вас имеются бумаги?
Эва улыбнулась, хотя чувствовала, как цепкие, неприятные глаза ощупывают ее грудь, изгиб талии под жакетом для верховой езды.
- От самого доктора Франклина, - негромко проговорила она, доставая документы, которые сама и изготовила.
Пухлая рука Дюрана выдернула их из пальцев Эвы. Он недоверчиво посмотрел на нее, а затем обратился к бумагам.
- Похоже, что все в порядке, - нахмурившись и возвращая документы, сказал он. - Но я не понимаю желания американцев освободить этого британца. Почему он так важен для вас? У него ведь не все в порядке с головой.
- Да, - согласилась Эва, сворачивая бумаги.
- Он говорит, что он британский лорд. Но даже если это правда, за каким дьяволом американцам сдался британский лорд?
Эва одарила его игривой улыбкой и ударила свернутыми в трубку документами по плечу.
- Затем, мой добрый сэр, что если это правда, то один британский лорд будет стоить сотни американских моряков, когда дело дойдет до обмена пленными. Ведь не одни только французы находятся в состоянии войны с презренными англичанами. Мы сражаемся с ними почти три года.
- Вы, так же как и я, ненавидите англичан, верно?
- Страшно ненавижу, - сквозь зубы сказала Эва, глядя в цепкие поросячьи глазки Дюрана.
- Тогда я отведу вас к этому - как вы там говорите? - надоедливому британцу, который называет себя лордом. Он строптив. Нагл. Мы были вынуждены наказывать его за непослушание. Сажали в одиночную камеру… даже пару раз побили, понимаете? Вы, думаю, с ним намучаетесь.
Он оторвал свое огромное тело от стола, отодвинул кресло и, хрюкая от усилий, требуемых для перемещения в пространстве такой большой туши, повел их из кабинета. Эва взглянула на Чарлза. Его глаза заледенели.
Дюран вел их по сырому тюремному коридору. Из-за потемневших от времени, мрачных дверей доносились отвратительные запахи, голоса отчаявшихся людей: стоны, плач, дурашливое пение, звон оловянных мисок.
Наконец они подошли к двери в дальнем конце здания. Дюран снял с пояса кольцо с ключами, вставил один из них в замок и, повертев им в скважине, отпер дверь.
В углу виднелась скорченная фигура человека, прижавшегося щекой к влажной стене камеры. Немигающий взгляд пленника был устремлен вверх, туда, где из окошка, до которого он не мог дотянуться, струился серый свет.
- Как вы можете видеть, заключенный в очередной раз посажен в одиночную камеру, - прокаркал Дюран, глядя на человека, который полусидел-полулежал на охапке полусгнившей соломы, не сделав даже попытки повернуться или даже взглянуть в их сторону. - Вчера ночью он напал на одного из стражников. А охранник… он вынужден был ответить, верно? Но, мне кажется, мы наконец сломали этого вельможу. Он больше не доставит вам хлопот.
Дюран вошел в камеру, Эва и Чарлз последовали за ним. Эва прежде не видела Перри, но она знала, что он близкий друг семьи де Монфор, и могла представить, какую боль вызвал в душе Чарлза его вид. Волосы в запекшейся крови настолько грязны, что было невозможно определить их натуральный цвет. Над запавшими землистыми щеками виднелись безжизненные серые глаза, губы распухли от побоев, одежда висела на ужасно худых плечах как на вешалке.
У Эвы от ощущения вины болезненно сжалось горло. Это был тот самый человек, который лежал без сознания в камере, когда она навещала пленников с "Сары Роз" несколько недель назад. Тогда он не мог свидетельствовать за себя. Как же она так неправильно оценила ситуацию?