- Кроме Дилана, он католик. У них есть своя юношеская группа. Но люди остальных вероисповеданий, они все ходят в Гору Ида.
В обычное время мне бы наскучила такая беседа, но не сегодня.
- Ты читал сегодня газету? - спросила я.
- Угу.
- Ты когда-нибудь встречался с теми двумя мальчиками, которые были не из вашего города?
- Нет, никогда, - удивился он. - Никогда о них даже не слышал. Думаю, они путешествовали автостопом или что-нибудь вроде того. Они были издалека.
Я не прочла всю историю целиком. "Издалека" для этого мальчика могло означать Кентукки или Огайо. Он имел в виду только, что эти двое не принадлежали к жителям городка, были не из Северной Каролины.
Вышла молодая мать, теперь ее ребенок плакал. Она на минутку остановилась у окна, потом ушла на улицу. Я видела, что дождь усиливается. Ей придется бежать к машине.
Медсестра выкликнула старика, который медленно и осторожно встал и, шаркая, вошел в кабинет с помощью ходунка, на передних ножках которого были закреплены разрезанные теннисные мячики. Они придавали ходунку изящный вид. Как только он вошел в дверь, медсестра выкликнула также:
- Рори!
Наш собеседник вскочил и поспешил за стариком.
Теперь, когда мы остались одни, я думала, что Толливер со мной поговорит, но он откинулся на спинку и закрыл глаза. Он нарочно закрывался от меня, и я не знала, как это понять. Если он злился из-за какого-то неведомого мне разногласия, тогда и я могла на него злиться. Если я чем-то его обидела или он таил какое-то личное, неизвестное мне, горе, тогда я хотела ему помочь. Но если он настаивает на том, чтобы вести себя глупо, тогда пусть варится в собственном соку.
Я прислонилась головой к стене и закрыла глаза. Мы, наверное, выглядели, как призовые идиоты.
Примерно десять минут спустя старик выбрался из кабинета, и Рори промчался мимо него, чтобы придержать для него дверь.
- Укол от аллергии! - жизнерадостно крикнул он, пока старик шаркал мимо него.
Я не поняла, объяснял ли он, зачем сам сюда приходил или зачем приходил старик, но кивнула в знак согласия.
Медсестра снова открыла дверь. Она была хорошенькой, ухоженной женщиной лет сорока пяти, с темными волосами и яркими голубыми глазами. Такая здоровая и жизнерадостная, что я почувствовала себя лучше, просто глядя на нее.
- Мисс Коннелли, - сказала она и с любопытством посмотрела на нас.
Толливер вскочил на ноги и потянулся, чтобы помочь мне встать. Это было ужасно странно. Я взяла его руку, и он потянул меня вверх.
Медсестра проводила нас в приемный покой, взвесила меня, измерила рост и давление, которое оказалось в полном порядке. Потом начала задавать вопросы. По большей части они повторяли те, что значились в форме, и те, что задавали мне в больнице.
- Вы хотите повидаться с доктором Томасоном только для того, чтобы проверить свое состояние после травм? - Она говорила с легким сомнением.
- Да, мне больнее, чем я ожидала, хотя это может быть из-за того, что я очень… понимаете… подавлена.
- О, думаю, при вашей работе это вполне… понятно.
- Извините меня, но вы наверняка должны испытывать то же самое здесь, в офисе доктора Томасона.
- Потому что большинство мальчиков были нашими пациентами? Да, это печально. Очень печально. Никогда не подумаешь, что такое случится с кем-то, кто тебе знаком. А мы знали всех этих мальчиков, хотя двое из них были пациентами доктора Уайтлоу.
- Бабушка Джеффа сказала, что он недавно побывал здесь, - солгала я.
- Вы, должно быть, неправильно ее поняли. Джефф ходил к доктору Уайтлоу.
- Наверное, неправильно поняла, простите.
- Ничего. Давайте я скажу доктору Томасону, что вы готовы.
Она быстро вышла, обутая в сестринскую обувь с мягкими подошвами, и не успела я обо всем поразмыслить, как в приемный покой влетел доктор Томасон.
- Здравствуйте, юная леди. Марси сказала, что вы чувствуете себя хуже, чем надеялись. Вы выписались из больницы… погодите-ка… только вчера? Правильно? - Он покачал головой, как будто следить за временем было невероятной задачей. - Что ж, дайте вас осмотреть. Жара нет, кровяное давление хорошее, - бормотал он, проверяя то, что Марси написала в карте. На Толливера он не обращал никакого внимания, словно того вообще здесь не было.
Доктор Томасон осматривал и выстукивал, щупал и слушал. Он очень быстро задавал вопросы, похоже едва давая себе время вникнуть в ответы… Как будто не верил в то, что я скажу правду, либо правда его вовсе не интересовала.
Наконец он встал прямо передо мной. Поскольку я сидела на смотровом столе, его глаза были слегка ниже моих и, когда он поднял их, почти засветились за стеклами очков в золотой оправе.
- Мне кажется, с вами все в порядке, мисс Коннелли, - улыбнулся мне доктор. - Дела ваши идут так хорошо, как только можно надеяться после нападения, которому вы подверглись. Нет причин для беспокойства. Надеюсь, вы все еще принимаете болеутоляющие?
- О да, - сказала я.
- Хорошо. Если они кончатся, вот тогда я буду за вас беспокоиться. Думаю, вы вполне в форме, чтобы уехать. Просто некоторое время вы еще будете чувствовать себя неважно.
- О! Тогда ладно, спасибо, что осмотрели меня.
- Хорошо, желаю удачи. Вам дозволяется путешествовать.
И он вышел, белый халат хлопал его по ногам. Он был в восторге, что я покидаю город, на этот счет не могло быть сомнений.
Толливер подошел, чтобы помочь мне слезть со стола, и мы в молчании вышли, по дороге заплатив за визит. Я посмотрела на большую картотеку в регистратуре. Будь я дерзким детективом, то придумала бы способ убрать с дороги регистратора и медсестру, чтобы просмотреть бумаги погибших мальчиков. Но я не была детективом, и на земле не существовало предлога, позволившего бы убрать с дороги регистратора, медсестру и доктора на время, которого хватило бы, чтобы открыть важные ящики. В кино и по телевидению женщины все время это делают. Должно быть, у них сценаристы получше.
Реальная жизнь не дает тебе шансов исследовать частные записи, если только ты не вломишься ночью и не прочитаешь их, но я не собиралась такого делать. Мое желание знать, кто виновен, не простиралось так далеко. Я не буду рисковать тем, что меня саму посадят в тюрьму. И, спросила я себя, почему меня вообще это заботит? Люди из правоохранительных органов, находящиеся здесь, обучены и подготовлены, у них есть лаборатории и эксперты, готовые действовать по малейшему знаку. Они найдут того, кто убил мальчиков, я почти не сомневалась. И смерти прекратятся. Кто-то сядет в тюрьму после длинного и скандального судебного процесса.
- Что-то в этом деле не дает мне покоя, - вслух произнесла я. Мне нужно было нарушить молчание, иначе я бы взорвалась. - Во всем этом есть что-то неправильное.
- Что-то неправильное помимо восьми мертвых детей? - Голос Толливера звучал ровно, но слова его резали.
- Да. Что-то неправильное.
- Например?
- Я просто думаю, что кому-то грозит опасность.
- Почему?
- Не знаю. Просто… Куда ты едешь?
- Обратно в дом у озера.
- Мы уезжаем?
- Доктор сказал, что мы можем уехать.
Я включила в машине радио. После теплого утра температура резко упала, в точности, как и предсказывал прогноз.
- А какие новости насчет погоды, Рэй? - спросил женский голос.
Шла трансляция одной из местных радиостанций.
- В нескольких словах, Канди, новости заключаются в следующем… Не выходите из дома! Ледяная буря уже в пути, и вы не захотите в нее попасть. Дорожный патруль советует всем автомобилистам сегодня вечером оставаться дома. Не пытайтесь путешествовать. Подождите до утра и нового прогноза погоды для автомобилистов.
- Итак, Рэй, мы должны принести в дом большие запасы дров и взять в прокате множество старых фильмов?
- Да, вы можете смотреть их до тех пор, пока не отключится электричество! - сказал Рэй. - Достаньте настольные игры, фонарики, свечи и приготовьте запас воды, люди.
Они продолжали в том же духе еще минуты две, давая советы местным, как выдержать бурю.
Не обменявшись ни словом, мы остановились у маленького "Уол-марта".
- Оставайся в машине, - велел Толливер. - Тебе ни к чему тамошняя толкучка.
Магазин и вправду был переполнен, люди появлялись из него с тележками, полными запасов на экстренный случай, поэтому я не спорила. Всю зиму мы держали на заднем сиденье одеяло, и я закуталась в него, в то время как Толливер вошел в магазин.
Поскольку запасы нужны были только для нас двоих и мы не планировали оставаться здесь надолго, Толливеру не пришлось закупать много. Тем не менее прошло минут сорок, прежде чем он вышел из магазина с тележкой.
Вернувшись на озеро, мы припарковались прямо у лестницы, проехав примерно половину крутой подъездной дороги. Я решила, что в состоянии помочь, принося одну вещь за другой из багажника на середину ведущей в комнату лестницы, куда могла дотянуться одной рукой. Тогда Толливеру останется спуститься на несколько ступенек, забрать то, что я принесла, и унести наверх.
Это экономило его усилия, а я чувствовала, что вношу свой вклад. Но к тому времени, как мы закончили, я дрожала.
Мне нужно было сделать еще одно. В качестве последней меры предосторожности я подала машину назад по наклонному подъездному пути и припарковала параллельно дороге. Поскольку я правила одной рукой, получилось не очень аккуратно, но, по крайней мере, нам не придется преодолевать обледеневший склон.
Заперев машину, я вернулась к дому и осторожно поднялась по ступенькам. В воздухе чувствовались первые признаки влаги.
Чуть позже заглянул Тед Гамильтон, чтобы убедиться - мы слышали новости о погоде. Его жена Нита пришла вместе с ним, такая же маленькая, худенькая и проворная, как ее муж. Их обоих, похоже, очень возбуждала перспектива приближающейся ледяной бури.
Толливер принес наверх столько дров, что я подумала: может, мы должны оставить Твайле деньги за них? Пожилая пара одобрительно кивнула и завела милую беседу. Мы разложили оставшиеся два кресла, прислоненные к стене. Это были матерчатые складные кресла, от них не очень хорошо пахло, но все-таки можно было сидеть. Я смогла предложить Гамильтонам только воду в бутылке и шоколадное печенье, после того как мы поблагодарили Ниту за ее восхитительную запеканку, которую собирались прикончить на ужин.
- О нет, все отлично, - сказала Нита и за себя, и за Теда, взглянув на мужа. - Знаете, мы всегда беспокоились насчет сосны, которая растет за домом.
- Почему? - спросила я.
- Корни уходят неглубоко, и сосна нависает над этим домом, - объяснил Тед. - Опасная ситуация. Прошлым летом я говорил об этом с Паркером, но он только засмеялся. Надеюсь, он не пожалеет, что не послушал меня.
Хорошо, что Гамильтоны были такого рода людьми.
- Мы живем здесь круглый год в отличие от тех, кто приезжает сюда только в хорошую погоду, когда все идет нормально, - сказала Нита.
Можно было подумать, что они люди, которые не бросают бедное озеро, когда дела идут неважно. Верные друзья.
- Остается только надеяться, что сосна сможет выдержать ледяную бурю, - произнес Толливер. - Спасибо, что поставили нас в известность.
Возможно, он говорил суховато, потому что Тед слегка помрачнел.
- Я тоже надеюсь, что сосна не упадет, - буркнул он. - Очень не хотелось бы, чтобы с вами что-нибудь случилось. Тем более что вы здесь гости.
- Нам повезло, что вы тут живете, - сказала я, чтобы смягчить ожесточившееся лицо Теда. - Думаю, мне было бы страшно, если бы мы очутились здесь совсем одни.
Это осчастливило и Теда, и Ниту.
- Мы будем рядом, в соседнем доме, не забудьте позвать, если мы вам будем нужны. У нас есть любые припасы на экстренный случай, все, что может вам понадобиться.
- Я очень рада это слышать, - отозвалась я, и наконец-то, слава богу, они встали.
Мы продолжали заверять друг друга, как счастливы, что мы друг у друга есть, пока они не спустились по лестнице и не двинулись к своему дому.
Мы с Толливером принесли наверх радио, которое возили в багажнике, и теперь включили его. Вести о погоде остались прежними. Полицейские вести тоже остались прежними. Думаю, во мне таилась дикая надежда, что они кого-то арестовали, какого-нибудь подозреваемого, о котором пока молчали. А может, кто-то вошел в полицейский участок и сознался, не в силах больше нести груз вины. Так я и сказала Толливеру.
- Парень, способный сделать это с детьми, которых знал, не явится в участок и не скажет, что сожалеет, если только не жаждет внимания. Он будет злиться, что не может творить прежние дела. Ему придется вспоминать старые добрые времена, вместо того чтобы заниматься этим снова. И ты в этом виновата, - вздохнул Толливер.
Я уставилась на брата. Так вот что его угнетало.
- Я так не думаю, - как можно спокойнее сказала я. - Думаю, он явился к мотелю в приступе гнева. Но сейчас он больше всего беспокоится, как спасти свою шкуру и остаться на свободе. Он не станет делать ничего, что привлечет внимание полиции. Он заляжет и будет держаться очень тихо.
Надо отдать Толливеру должное - он и это обдумал.
- Надеюсь, - ответил он без особой убежденности. Потом подошел к окну и посмотрел вниз, в темноту. - Ты слышишь?
Я встала у окна рядом с ним.
Можно было слышать "звяк-звяк-звяк" льдинок, ударяющих в стекло. В свете, льющемся из окна и от большого фонаря снаружи, предусмотрительно направленного прямо вниз - Гамильтоны прикрепили его высоко на столбе, - мы увидели, как крошечные льдинки несутся к земле. Это было странно красивое зрелище.
Еще никогда в жизни я не чувствовала себя в полной изоляции.
Буря продолжалась, пока мы готовились ко сну.
Я устала, но вовсе не чувствовала себя такой больной, как ожидала. Голова больше не болела, да и руке стало намного лучше. Я смогла справиться с раздеванием и облачилась в пижаму почти без помощи, хотя Толливеру все равно пришлось расстегнуть мой лифчик.
Мы оба некоторое время читали. Как заметил Толливер, пока у нас еще горит свет, мы должны им пользоваться. Он читал старую книгу Харлана Кобена, а я - "Дар страха" Гэвина де Беккера. В конце концов мне слишком захотелось спать, и, положив книгу, я закрыла глаза.
Некоторое время спустя я услышала, как Толливер выключил лампу между нашими кроватями, а потом единственным светом, проникающим в комнату, остался слабый отсвет наружного фонаря Гамильтонов.
Прошлой ночью я была слишком измучена и не замечала его… пока некоторое время спустя не проснулась и не обнаружила, что свет погас. Дом погрузился в беспросветную темноту. Ветер завывал вокруг, как баньши, и сквозь его завывание доносился какой-то странный звук.
- Что это? - спросила я и поняла, что говорю перепуганным голосом.
- Заледеневшие ветви касаются друг друга, - ответил Толливер. - Я проснулся несколько минут назад и стал слушать. Решил, что это ветви.
Когда дело касается матери-природы, я легко пугаюсь.
- Ладно, - буркнула я, но голос мой не стал спокойнее.
- Иди сюда, моя кровать ближе к огню, - сказал Толливер. - Неси с собой одеяла.
Я и не думала, что можно так быстро выбраться из постели. Мои босые ноги простучали по доскам пола, я сдернула со своей кровати одеяла, принесла их к кровати Толливера и неуклюже набросила на нее. Скользнув в его постель, я едва смогла дождаться, пока он поправит одеяла. Зубы мои стучали от холода и страха.
- Ничего-ничего, - успокоил он, обхватив меня рукой. - Ты просто промерзла без одеял минуту-другую.
- Знаю, - согласилась я. - Я трусиха. И неженка. - Я прижалась к его теплому телу.
- Ты самый храбрый человек из всех, кого я знаю, - ответил он и, когда я прижалась лицом к его груди, спросил: - Ты меня слушаешь?
Я отодвинулась достаточно, чтобы сказать:
- Да, слушаю.
- Я не твой брат, - произнес он совершенно другим тоном.
Секунду я не слышала рева ветра вокруг дома и зловещего звяканья обледеневших ветвей.
- Знаю, - кивнула я. - Я это знаю.
И он меня поцеловал.
Я так давно его любила. Хотя все могло измениться, я не смогла не поцеловать его в ответ.
Это был долгий и настойчивый поцелуй. Я видела, как Толливер столько раз уходил с другими женщинами, но в конце концов он был со мной.
Он начал что-то говорить, но я перебила:
- Нет, не надо.
Я снова поцеловала его, теперь по собственной инициативе.
Казалось, это должно было быть ответом на его вопрос, если он вообще собирался спросить.
- Это ты, - сказала я, и Толливер поцеловал меня в шею.
Я сунула здоровую руку под его свитер, прикоснулась к столь любимой мною коже на его спине, дотронулась до почти плоских сосков. Потерлась лицом о волосы на его груди, и у него перехватило дыхание.
Его руки тоже не медлили, и когда он нашел мои груди, то издал еще один, совершенно другой звук.
Мне подумалось, что я заплачу от радости.
- Надо снять рубашку, - сказал он, и мы постарались это сделать.
- Твоя рука? - спросил Толливер.
- В порядке, не беспокойся, - прошептала я. - Только не ляг на нее, и все будет нормально.
Я чувствовала, что, если бы снова получила удар лопатой, сейчас мне было бы на это наплевать.
Впервые мое тело и мое сердце были полностью едины.
Руки Толливера как будто знали, куда направиться и что делать там. Мы знали друг друга так хорошо во всех остальных отношениях, что казалось вполне естественным, что легко поймем желания друг друга в этом новом занятии. Мы уже знали, как выглядит тело другого, но не на ощупь и не в некоторых специфических деталях. Теперь мы принялись изучать это. Его пенис был длинным и не таким толстым, как некоторые другие, с которыми я встречалась. Он прошел обрезание, слегка изгибался вверх и был очень чувствительным вокруг яичек.
Мне нравилось прикасаться к Толливеру в тех местах, до которых я не имела права дотрагиваться раньше, а ему нравилось свободно трогать меня между ног. Ему очень нравилось это, и его пальцы оказались очень умелыми.
- Хотелось бы мне тебя видеть, - сказал он, но я была рада темноте.
Она делала меня слегка храбрее, и я сосредоточилась на осязании, не давая себе времени подумать. Если бы у меня было время подумать, все бы не прошло так замечательно, как получилось.