Хэки взвел курок, но в это мгновение Джеймс кинулся на него и схватил за руку, выворачивая ее вверх. Раздался грохот выстрела, и на них посыпалась листва. Мужчины, сцепившись, покатились по земле, награждая друг друга тумаками. Джесси увидела, как Джеймс, потяжелее и помоложе Хэки, ударил его в живот. Хэки взвыл, вырвался вскочив на ноги, снова поднял пистолет.
– Ты, жалкий щенок, тварь...
– Джеймс? Где вы? – раздался голос Гленды.
Джеймс не шелохнулся. Хэки на секунду отвлекся, и Джеймс прокричал:
– Не подходите, Гленда!
Хэки громко расхохотался.
– Подонок поганый, я...
Джесси прицелилась и выстрелила. Послышался удивленный крик, затем протяжный стон. Секунду назад она прижимала пистолет к плечу, а сейчас отдача толкнула ее обратно. Девушка в отчаянном порыве попыталась схватиться за ветку, но лишь расцарапала пальцы и, потеряв равновесие, с шумом рухнула вниз.
Джеймс успел взглянуть в направлении неожиданного выстрела, но тут Джесси свалилась ему прямо на голову. Джеймс растянулся на земле, а сверху на него плюхнулась Джесси.
Мортимер Хэки стоял над ними с пистолетом в руке.
– Господи Боже, Джесси Уорфилд! Ты пыталась меня убить, чертова ведьма! Прострелила ногу! Я из тебя...
У Джеймса все поплыло перед глазами, но каким-то чудом он умудрялся держаться. Заметив, как разозлен Хэки, он вообразил, что тот попытается убить Джесси, и приготовился закрыть девушку своим телом. Но в этот миг снова послышался крик Гленды:
– Джеймс!
И тут же миссис Уорфилд набросилась на дочь с упреками:
– Но, дорогая, ты не должна гулять по саду с нашим милым Джеймсом! Неужели ты не знаешь, какие ходят слухи? И что это означает! Поостерегись, Гленда... постой что-то тут неладно. А где же Джеймс?
Они были всего в нескольких шагах от дерева. Джесси ошеломленно трясла головой, чтобы хоть немного прийти в себя. Джеймс тяжело дышал, но не шевелился. Джесси испугалась, что он потерял сознание, но все же кое-как выдавила из себя:
– Мистер Хэки, вам лучше убраться отсюда. Вы не можете убить нас обоих. В саду, кроме нас, еще люди.
Я не хотела ранить вас в ногу. Говоря по правде, я целилась в руку.
Мортимер Хэки цветисто выругался, пнул Джеймса в ребра, а Джесси – в бедро и направился к садовой калитке.
Джесси приподнялась на локтях и начала похлопывать Джеймса по щекам.
– Ну же, Джеймс, очнитесь. Простите за то, что свалилась на вас. Пожалуйста, очнитесь. Только бы все обошлось!
Джеймс моргнул и открыл глаза. Джесси лежала на нем, прижавшись грудью к его груди. Лицо девушки было так близко, что он чувствовал ее теплое дыхание. Не будь так темно, он смог бы сосчитать веснушки у нее на носу.
– Ты убила меня, – с трудом выговорил он. – С тобой все в порядке?
– Немного испугалась. Дайте мне минутку, и я с вас слезу.
– Не торопись, – разрешил он и поднял руки, чтобы немного подтолкнуть ее.
Правая нога болела – на нее пришлась основная тяжесть.
– Сейчас ты кажешься настоящей женщиной, Джесси.
– Но я и есть женщина. О небо, я понимаю, о чем вы.
– Не стоит напускать на себя девическую скромность. Вдохни поглубже и сползай...
– Я слышала голоса Гленды и матери.
Джеймс не успел столкнуть с себя Джесси. У нее тем более не осталось никакой возможности вскочить и выбежать из сада.
– О Господи милостивый! – завопила миссис Уорфилд. – Гленда, это твоя сестра с Джеймсом! Святители, да она лежит на нем! Как это могло произойти?
Внезапно в наступившей тишине прогремел еще один разъяренный женский голос:
– Джеймс, дорогой мальчик, почему это Джесси лежит на тебе? Обнимает и гладит?!
Джеймс не верил своим ушам. Неужели это ему не пригрезилось? Откуда взялась его мать?! Сзади послышался возбужденный гул. Кажется, все гости собрались здесь!
Джеймс закрыл глаза. Нет, это невозможно!
– Джесси Уорфилд, подлая сучонка! – взвыла Гленда. – Отойди от Джеймса! Он мой! Ты его не получишь! Подумать только, отдаться ему прямо здесь, в саду! И опять она в мужских штанах!
– Ну, – заключила Порция Уорфилд, воинственно подбоченясь, – кажется, мы попали в переделку, да еще какую! Но не волнуйся, Гленда, дорогая, все образуется.
– О Господи, – охнул Джеймс.
Джесси была измучена, покрыта синяками; все тело надсадно ныло. Впрочем, и Джеймс чувствовал себя не лучше.
Девушка, обхватив чашку ладонями, медленно пила чай, наслаждаясь каждым глотком, пытаясь согреться. Джеймс пил бренди, задумчиво глядя в пространство.
Они сидели в гостиной миссис Уиндем, по мнению Джесси, весьма мило обставленной, если не считать того, что ей действовали на нервы бесчисленные оттенки персикового цвета. Светло-персиковая парча на диване, темная – на креслах и стульях. Повсюду тона персикового. Миссис Уиндем жила по соседству от Бланчардов, и именно поэтому здесь собрались все участники скандала.
Джесси хотелось лишь одного – умереть. Она снова взглянула на Джеймса. Он уставился на каминную доску с таким видом, словно решил съесть ее или немного пожевать и выплюнуть в кого-нибудь, скорее всего именно в Джесси.
Отец, мать и Гленда тоже были здесь, но, к счастью, еще не успели высказаться.
Миссис Уиндем восседала на диване напротив Джесси и казалась погруженной в глубокую задумчивость.
Наконец Гленда грациозно порхнула к креслу Джеймса и опустилась на колени.
– Джеймс, не следует ли послать за доктором Хулахеном и попросить его вас осмотреть?
– Нет, – бросил Джеймс, не глядя на нее. – Он, без сомнения, возится с Хэки. Ты в ногу попала, Джесси?
– По-моему, да. Он вроде как приплясывал на левой ноге. И пинал вас левой.
– И тебя тоже. В бедро?
– Да, но ничего страшного.
– Оливер, ты готов меня выслушать?
Оливер Уорфилд с силой потер челюсть:
– Не знаю, Джеймс. Я видел Джесси, распростертую на тебе. Видел, как она тебя целовала.
– Она не целовала меня.
– Но гладила по лицу. Все это заметили. Свидетелей полно. Ну да ладно. Что ты хотел объяснить?
– Я поспорил с Мортимером Хэки. Он намеревался прибрать к рукам Элис Белмонд и ее племенную ферму. И потребовал, чтобы я не вмешивался. Спор становился все горячее, пока не перерос в ссору. Я не собирался идти с ним в сад, но пришлось – не устраивать же сцену посреди бального зала Бланчардов. Слухи дошли бы до Элис и расстроили ее. Когда он вытащил пистолет, я бросился на него. Пуля пошла в небо. Он явно брал верх, и я врезал ему кулаком в живот. Хэки вырвался и снова прицелился в меня. И тогда раздался еще один выстрел, и Джесси свалилась с дерева прямо мне на голову. Вот и все.
Оливер Уорфилд вздохнул.
– Не понимаю, почему ты очутилась там, Джесси, – вставила миссис Уорфилд. – Ты не собиралась на бал к Бланчардам. И откуда у тебя пистолет? Что ты делала на том дереве?
Все, включая Джеймса, воззрились на Джесси. Она не сводила глаз со своих исцарапанных пальцев, больше всего на свете желая в данную минуту приобрести оттенок персикового цвета и раствориться в узоре ковра на полу гостиной. Взглянув на Джеймса, девушка каким-то образом поняла: он не захочет узнать правду о том, что заставило ее взобраться с пистолетом на чертов вяз, во всяком случае, не перед собравшимися.
– Кстати, интересно, почему в саду внезапно оказалось так много людей? – поспешно осведомился Джеймс. – Я слышал, как Гленда окликает меня, а вы, миссис Уорфилд, спрашиваете Гленду, где я.
– О, ничего особенного, не стоит вашего внимания, – небрежно бросила миссис Уорфилд и обратилась к Вильгельмине: – Я с удовольствием выпила бы еще немного чая, дорогая.
– Так вот оно что, – медленно выговорила Вильгельмина, глядя на давнюю подругу, которую всю жизнь унижала и третировала. – Вы попросили меня выйти в сад и привести побольше друзей, потому что там нас ждет восхитительный сюрприз, особенно меня. Боже, вам потребовалось как можно больше свидетелей! Я говорила Гленде, что вы холодная, расчетливая, хитрая интриганка, Порция, но на этот раз ничего не выйдет. Вы хотели, чтобы все увидели Гленду и Джеймса вместе? Расставили ему ловушку и даже не посоветовались со мной?
– Нет!
– Да, Порция. Взгляните на Гленду. Она краснее рака, а на лбу с успехом может висеть табличка "Виновна". Но Хэки и Джесси сорвали ваши замыслы. Теперь репутация Джесси погублена, мой сын получил клеймо соблазнителя молодых девиц, и вам не стоит отрицать, что вы и Гленда задумали поймать Джеймса в сети брака. Если бы вы догадались во все посвятить меня, я помогла бы вам справиться с трудностями. Но вы предпочли промолчать, и поглядите, что из этого вышло!
Джесси почувствовала, что с нее довольно. Она ухитрилась кое-как подняться на ноги, даже не застонав от боли.
– Это просто смехотворно! При чем здесь моя репутация?! Кроме того, я последняя девушка на Земле, которую Джеймс попытался бы соблазнить. Все вы прекрасно понимаете, что это дурацкое недоразумение и ничего больше. Я отправляюсь домой. Отец, ты едешь со мной?
– У тебя все лицо расцарапано, – заметил Джеймс, медленно вставая. – Промой его хорошенько.
– Обязательно. И не волнуйтесь насчет Хэки, Джеймс. Завтра он выставит на скачки свою клячу-трехлетку, и я постараюсь, чтобы его жокей приземлился прямо в грязь.
– Джесси, занимайся своими делами и не суй нос в мои. Ну, надеюсь, все выяснено и на этом вы успокоитесь?
– Все-таки я не поняла, что Джесси там делала, – вмешалась миссис Уорфилд, вскакивая и обращаясь к дочери. – Что тебе понадобилось на этом дереве, Джесси?! Мне нужна правда.
В следующее мгновение Джеймс оказался рядом с девушкой:
– Я сыт всем по горло! Мне плевать, по какой причине Джесси пряталась на дереве, но я чрезвычайно этому рад. Думаю, она спасла мне жизнь, поскольку Мортимер наверняка бы меня пристрелил. Мне пора. Леди, Оливер, доброй вам ночи.
– Я тоже ухожу, отец, – бросила Джесси и, хромая, побрела к двери, хотя мать громко вопила, призывая непокорную дочь остаться.
Джеймс вышел вместе с ней.
– Пойдем, Джесси. Я провожу тебя домой. Это самое малое, чем я могу отплатить тебе за помощь.
Они ехали бок о бок по Шарп-стрит к Ватерлоо-роуд, а потом свернули на Калверт-стрит. Снова пошел дождь – с неба нескончаемыми потоками хлынула ледяная вода. Стояла непроглядная тьма, на мрачном небе – ни единой звездочки. На обоих были шляпы, но это мало что меняло. Дул сильный ветер, и косые струи били по спинам, забирались под воротники. Внезапный порыв ветра сорвал шляпу Джесси и закатил в канаву. Девушка поспешно схватилась за виски, но было слишком поздно.
– О Господи, – выдохнула Джесси, – эта была последней, что я смогла найти в сундуках.
Джеймс протянул свой цилиндр. Но девушка лишь покачала головой, и Джеймс снова нахлобучил его. Они дрожали от холода, молча проклиная дождь, и каждый гадал, о чем думает спутник. Наконец Джеймс, не выдержав, спросил:
– Джесси, почему ты сидела на дереве?
– Чтобы спасти вас.
– Спасибо, ты меня спасла. Но с какой целью ты оказалась на дереве с самого начала?
– Чтобы спасти вас.
Джеймс вздохнул, глотнув при этом дождевой воды.
– Я так и думал. Ты знала, что затеяли Гленда и твоя мать?
– Да, я действительно подслушивала, к счастью вас, Джеймс. Так что нет смысла рвать и метать по этому поводу.
– О, ни за что. Но если бы ты не спасла меня от Мортимера и вероятной смерти, что бы ты сделала, Джесси? Прикончила Гленду, если бы та попыталась упасть в обморок, или начала бы расстегивать мои брюки?
– Нет, просто выстрелила бы в землю у ваших ног. Гленда ненавидит оружие и подпрыгивает, как ошпаренная, услышав выстрел. Она помчалась бы со всех ног обратно в бальный зал.
– Но почему ты хотела спасти меня от Гленды?
Лишь сейчас Джесси осмелилась взглянуть на него. Мокрые волосы прилипли к лицу, плечам и спине. Губы посинели от холода. Она, должно быть, чувствует себя так же отвратительно, как выглядит.
– Я должна была это сделать, – выговорила она наконец и, пришпорив Бенджи, послала его вперед.
Мерин послушно потрусил рысцой, торопясь поскорее добраться до теплого стойла.
– Я промок и замерз, – окликнул ее Джеймс. – И на мне места живого нет. Тебе, конечно, тоже не сладко. Так и быть, Джесси, я оставлю тебя в покое, но с условием, что завтра после скачек ты обо всем мне расскажешь.
– Нет.
– Что?!
– Нет смысла снова рисковать тем, что нас застанут вдвоем, Джеймс. Забудьте об этом. Не хотела бы я еще раз вас спасать, так что будьте поосторожнее со всеми этими подлыми жокеями.
Она рванулась вперед и вскоре свернула на прекрасную широкую подъездную аллею, над воротами которой красовались буквы из кованого железа:
"Конюшни и племенная ферма Уорфилдов".
Джеймс не помчался за ней, не попытался подгонять Димпл, добродушную старую кобылу, помнившую его еще мальчишкой. Она не любила торопиться. И хотя дождь ей нравился не больше, чем хозяину, лошадка понимала – если без устали перебирать ногами, вскоре она окажется дома.
Если бы Джеймс мог заглянуть в будущее и узнать, что случится в последующие два дня, он, вероятно, поддался бы искушению оседлать коня, уехать на север и никогда больше не возвращаться в Балтимор.
Глава 10
Будь он лошадью, никто бы его не купил
Уолтер Багот
Дождя, слава Богу, в этот день не случилось, но беговые дорожки были покрыты лужами, и в воздухе разливалась ледяная сырость. Поэтому дамы не сочли нужным приехать, да и из мужчин лишь самые закаленные делали ставки. Впрочем, сегодня они предавались этому с гораздо меньшим энтузиазмом, чем обычно. Однако напряжение не ослабевало. Все любили скачки на четверть мили, обещавшие короткую, жестокую борьбу.
В третьем заезде Джеймс должен был скакать на Консоле. Конь рвался в бой, возбужденно пофыркивая и закидывая голову. Ослоу потрепал серого по мускулистой холке и заметил:
– Погоди немного, старина, мистер Джеймс покажет тебе, что такое настоящая скачка.
– Точно, – согласился Джеймс и быстро проверил подпругу, машинально подтянув ее, как только Консол выдохнул. – Ну а теперь немного пройдемся и поболтаем.
Он увел коня подальше от толпы, не переставая объяснять:
– Сегодня мы оставим попытки сбросить Джесси в канаву. Может, на следующей неделе, но не сегодня. Вот жокей Мортимера Хэки – дело другое. Видел того сморщенного бродягу, которого привел старик Мортимер?
Консол повернул голову и утвердительно фыркнул.
– Совершенно верно. Я заставлю его пожалеть, что на свет родился.
Жеребец снова фыркнул.
Сегодняшняя дистанция была особенно опасной и скользкой из-за камней и сломанных веток. Джеймс припал к шее Консола, не прекращая тихо беседовать с ним. Потом прислушался. Консол готов. Ему скучно. Он хочет вырваться на волю и полететь.
Консол в два счета обогнал Джесси, скакавшую на вороном трехлетке Джигге. В заезде участвовало двенадцать лошадей. Копыта утопали в мокрой земле, комья грязи летели во все стороны, перепачканные с головы до ног жокеи громко ругались.
Консол заплясал бы от радости, если бы Джеймс позволил. Он мчался, как ветер, не боясь острых камешков, готовый прикончить любую лошадь или жокея, попытавшихся бы помешать ему.
Заметив слева жеребца Мортимера Хэки, Джеймс прошептал Консолу:
– Вот он. Задай ему жару.
Консол подался влево, ударил головой в холку соперника, так что тот споткнулся, а жокей, вылетев из седла, приземлился в луже. Сам же он пересек финиш, счастливый, словно викарий, который только что обратил в праведную веру последнего грешника в приходе.
Консол выиграл двести долларов и при этом, ничуть не устав, снова рвался в битву, однако Джеймс вручил его поводья Ослоу:
– Задай ему лишнее ведро овса. Он заслужил это. Выбил жокея Хэки из седла.
– Я видел. Молодец, парень, – проворчал Ослоу, гладя шею Консола.
Тот громко заржал.
В этот день состоялось еще шесть заездов, и скачки, возможно, продолжались бы, но после третьего вновь зарядил сильный ливень, разогнавший всех зрителей.
Джеймс пришел первым в пятом заезде и вторым в шестом. Бонни Блек, на котором скакала Джесси, взял первое место в шестом.
Ослоу с помощью трех конюхов накрыл лошадей попонами и повел их к ферме Марафон, как раз в тот миг, когда Мортимер Хэки загородил Джеймсу дорогу. Тот широко улыбнулся:
– Как ваша нога, Хэки?
– Чертов ублюдок, вы посмели сбросить моего жокея! Нарочно ударили моего коня своим! У жокея сотрясение мозга, и все из-за вас! Хулахен говорит, что пройдет не меньше трех недель, прежде чем он вновь сядет в седло!
Но Джеймс лишь невозмутимо зевнул.
– А вы пытались пристрелить меня, Хэки. Думаете, я подставлю другую щеку? Кроме того, ваш жокей вечно норовит пустить в ход хлыст. Его давно нужно было проучить.
– Еще один шаг, и на сей раз вам не поздоровится, мистер Хэки.
Джеймс поспешно вмешался:
– Джесси, Бога ради! Мортимер не хотел ничего плохого. Просто он немного расстроен, поскольку его жокей упал в третьем заезде.
Мортимер, прорычав что-то, погрозил им кулаком и ринулся прочь, едва не свалившись в глубокую лужу.
– Я все видела. Хорошая работа.
– Спасибо. Консолу тоже понравилось. Иногда, если захочет, он бывает ужасно злобным мерзавцем. Как ты себя чувствуешь, Джесси?
– Я? О, чудесно. А вы?
– Переживу. Уиндемы слишком стойкое племя, чтобы ныть и жаловаться.
Джесси молча кивнула и ушла, не обращая внимания на потоки воды, хлеставшие по лицу. Сегодня она без шляпы. Джеймс хотел было спросить, как родные обращаются с ней, но не решился. Кажется, все обошлось.
Дождь кончился так же внезапно, как начался. Ну и погодка – огненный шар солнца в два счета высушил землю, и стало жарко, как в преисподней. Но скачки на сегодня закончены – зрители и почти все участники разъехались по домам.
Джеймс, насвистывая, обогнул знаменитый фургон Лютера Суонна, покрытый белой парусиной и раскрашенный синими полосами, и, подняв голову, замер от неожиданности. Джесси была прижата к боковой стенке фургона, а Лютер Суонн, коварный и злобный, как змея, целовал ее, стискивая груди девушки и прижимаясь к ней бедрами.
– Оставь ее, негодяй! – проревел опомнившийся Джеймс, устремляясь вперед.
Почему, черт возьми, Джесси не сопротивляется? Почему стоит как статуя, позволяя издеваться над собой?
– А? Что? Это вы, Джеймс? Я просто решил немного позабавиться с этой крошкой. Всегда хотел узнать, какова на ощупь Джесси Уорфилд. Ничего грудки, свеженькие, как две булочки!
– Убирайся прочь, Лютер, и немедленно!
– Никак сам хочешь ее? Ну да, еще бы! Взял девчонку прошлым вечером в саду Бланчардов, чуть не на глазах у всех, а потом бросил, как ненужную ветошь, а ее па это позволил. Так почему и мне нельзя попользоваться?
Джеймс сгреб Лютера за шиворот и, оторвав от Джесси, швырнул на землю, а сам подбежал к молчаливой бледной девушке, по-прежнему жавшейся к фургону.
– Джесси, Бога ради, почему ты позволила ему прикоснуться к себе?
И лишь в этот миг, заметив кровавую струйку, ползущую по ее горлу, осторожно коснулся неглубокой ранки.
– Он грозил тебе ножом?