- О чем вы говорите, Мелвилл? - с неискренним возмущением воскликнула я. - И в мыслях не имела ничего подобного. Единственное, чего я хочу от графа, - скорейшего завершения сделки, касающейся лошадей, о которой вам, надеюсь, известно, а также помощи в решении вопроса о моем жилье. Но тут я уже нахожусь в полной зависимости от вас, Джон. - Я умудрилась перевести разговор в другую плоскость, спросив жалобным тоном, есть ли надежда найти что-нибудь подходящее - недорогое и приличное. И с хорошей конюшней, разумеется…
Вечерний чай и фрукты подали в одиннадцать, после чего я пожелала всем доброй ночи и, взяв приготовленную, как всегда, свечу возле дверей, зажгла ее и удалилась.
Со странным чувством проходила я по комнатам, когда-то принадлежащим несчастной жене Ральфа: так называемая утренняя комната, обитая розовым шелком - сейчас, в полутьме, он казался серым; множество картин, на которых в основном изображены цветы. Похожие, но живые, лежат на могилке хозяйки. Потом шла гардеробная - великолепная, с бледно-зелеными стенами, такого же цвета мебелью и оконными рамами. Когда я смотрела на них при дневном свете, то не могла не вспомнить портрет в галерее, показанный Джинни: там у жены Ральфа глаза точно такого же цвета.
В самой спальне обстановка была тяжелее, солиднее - мебель, стены, балдахин над кроватью, драпировки, вышитые золотом, серебром и жемчугом. Джинни успела сказать, что им более двухсот лет.
Я не могла избавиться от мысли, что эти комнаты принадлежали женщине, с которой жил Ральф, что ее присутствие, ее дух чувствуются здесь и сейчас. Здесь он любил ее… И как уверяет Джон Мелвилл, не перестает любить и ныне.
Снова я вспоминала ее портрет: гладкие темные волосы, зеленые глаза, стройная высокая шея, благородство и изысканность в каждой черточке лица.
Мне было больно думать, что Ральф до сих пор любит ее, не может не любить. Я хотела, чтобы его любовь принадлежала мне…
Наклонившись к Никки, я с облегчением увидела, что он крепко спит, дыхание ровное и спокойное. В течение дня я постоянно наблюдала за сыном и заметила, как на его щеках постепенно появляется румянец, а глаза становятся живее и выразительнее.
Вошла горничная, и снова я, чтобы не нарушать традиций дома, не отказалась от ее помощи при переодевании, хотя чувствовала себя при этом неловко. Откажись я совсем от ее услуг, она, чего доброго, могла подумать, что я страдаю какой-нибудь ужасной кожной болезнью или скрываю, что у меня деревянная нога.
Облачившись в длинную белую рубашку, я опустилась на подушки огромной кровати рядом с Никки, прислушиваясь к его дыханию. Однако не могла не думать о том, что совсем недалеко, за той дверью, Ральф, быть может, в эту минуту тоже ложится в постель. Думает ли он обо мне, как еще недавно думал о своей жене, лежавшей на этой кровати и ожидавшей его каждую ночь?
Я постаралась запретить себе подобные мысли - они недостойны, неподобающи. И доставляют мне лишь страдания. Зачем мучиться тем, что несбыточно… неосуществимо?
Никки тихо лежал рядом, я протянула руку и коснулась его плеча, чтобы напомнить себе, что я все та же Абигейл Сандерс, а не какая-то иная женщина, хотя и нахожусь в непривычном для себя месте, в необычной обстановке, лежу на диковинной кровати…
Не знаю, сколько прошло времени до той минуты, когда произошло то, что, я верила и надеялась, должно произойти, - открылась внутренняя дверь и на пороге появился Ральф со свечой в руке. Неслышно ступая в толстых чулках, он подошел к постели, взглянул на Никки.
- Спит спокойно?
- Да, спал уже, когда я пришла. Ему значительно лучше, благодарение Богу.
- Думаю, его можно оставить одного на какое-то время.
- Не знаю. Когда я уходила в течение сегодняшнего дня, с ним всегда кто-нибудь оставался. Я боюсь, Ральф. Боюсь после того, что случилось… Этот мост… Смерть Скуирта… Что, если кто-то действительно хочет причинить ему вред?
Вместо ответа Ральф молча направился в гардеробную, и я услышала, как там щелкнул замок двери, ведущей в коридор. Вернувшись в спальню, он сделал то же самое с дверью в гардеробную.
- Теперь войти сюда можно только через мою комнату, - сказал он. - Никки вне опасности.
Это звучало убедительно.
Откинув одеяло, я спустила ноги на ковер, устилавший пол.
- Гейл, - прошептал Ральф, наклоняясь ко мне и ставя свечу на столик.
Его руки уже обхватили мою талию, я почувствовала, что поднимаюсь в воздух, и обняла его за шею. Наши губы встретились, мы целовали друг друга так жадно, словно встретились после долгой и томительной разлуки.
- Гейл, - повторил он, и звук его голоса был похож на стон.
Ральф по-прежнему крепко прижимал меня к себе, мои ноги болтались в воздухе, он начал медленно двигаться к двери в свою комнату. Но потом остановился, подхватил меня под колени и, высоко подняв, стремительно, словно жертву похищения, понес к себе в спальню, где было почти темно - горела всего одна свеча.
Положив свою добычу на постель, Ральф некоторое время молча смотрел на меня, потом сказал, одновременно снимая с себя рубашку и слегка задыхаясь:
- У тебя прелестное ночное одеяние, но без него ты еще прекраснее. Не решишься ли снять его сейчас?
Мне тоже не хватало воздуха, но все же я сумела ответить:
- Да, я сделаю это.
Что и выполнила без всякого стеснения, напрочь забыв о правилах приличия.
Ральф, освободившийся от одежды, уже был рядом со мной в постели. Его руки обнимали меня, ласкали, касаясь тех мест, прикосновение к которым было мне особенно приятно. Я отвечала, целуя его губы, шею, гладя мускулистую спину и грудь, пропуская сквозь пальцы золотистые волосы.
Его губы задержались на моей груди, я замерла, тело непроизвольно выгнулось, жар пробежал по нему от сосков до лона, которое уже призывало, ждало его пришествия.
И он пришел. Я ощутила его присутствие, его движения. Сначала они были медленными, осторожными, легкими, потом становились быстрее, увереннее, сильнее. А затем наступил всплеск, взрыв эмоций, и я уже не понимала, где я, на каком небе и что со мной…
Откинувшись на бок, он продолжал сжимать меня в объятиях, а я прятала лицо в ямке на его плече.
Я чувствовала себя в такой безопасности рядом с ним, такой защищенной.
Это ощущение вызвало в моей памяти то, что и не уходило из нее: происшествие с Никки. Мне захотелось убедиться, что с ним все в порядке.
- Ральф, - сказала я. - Я иду к Никки. Я должна…
Он не стал спорить, поднялся с постели и подал мне ночную рубашку. Сам тоже накинул халат, и мы вдвоем пошли к Никки.
Мой сын спал на спине, закинув руку за голову. Волосы упали на лоб, ресницы под светом свечи отбрасывали на щеки длинные тени. Мое сердце защемило от любви. И от беспокойства.
- То, что случилось вчера, - проговорила я, повернувшись к Ральфу, - было случайностью? Так ли это? Скажи мне прямо, прошу тебя.
Ральф повел меня ближе к окну, чтобы наши голоса не потревожили Никки, и там заговорил. Но не сразу.
- По правде сказать, не знаю, что и думать, хотя размышляю об этом постоянно. Я доверяю Джону, он доверяет работникам, которые следят за мостом. Также я доверяю конюхам - они не могли накормить вашего пони ядовитой травой… И в то же время подозрения не оставляют меня. Я стараюсь отбросить их, мне стыдно перед самим собой. Ничего подобного еще не случалось в Сэйвил-Касле.
Я тотчас представила, что случилось бы, если бы Сэйвил проехал на несколько дюймов дальше по тому злополучному мосту… Что бы произошло, если бы Никки ударился головой чуть сильнее?.. Нет!..
- Тебе холодно, - сказал Ральф, заметив, что я вся дрожу. - Где твой пеньюар?
- Это не холод, - ответила я. - Мне страшно.
- Полно. Нам не следовало обсуждать все это. Я сам займусь этим делом, обещаю тебе.
Я покачала головой, как бы говоря, что не могу оставаться в стороне, как бы ни хотела, и уже собралась выразить свою мысль словами, когда Ральф спросил:
- Кстати, Гейл, когда Никки родился?
Я напряглась и с испугом посмотрела на Сэйвила. Вот оно, начинается…
- Почему ты спрашиваешь?
- У нас тут заведено отмечать дни рождения детей, и я не хочу, чтобы твой сын остался без праздника, - улыбнулся Ральф.
Но я поняла, что вопрос был задан не по этой причине.
- Никки родился зимой, - ответила я, - так что празднование его дня рождения отпадает.
- И все же, - настойчиво повторил он, - хотелось бы небольшим подарком напомнить Никки об этом дне. Ты знаешь, что мальчик пришелся мне по душе… Так какой же день нам вспоминать?
Я знала, что ему понравился Никки, тут он меня не обманывал. А в остальном…
Мы по-прежнему стояли возле окна, лунный свет озарял наши напряженные лица. Впрочем, напряженным было только мое лицо. Ральф испытующе, как мне казалось, смотрел на меня.
- Никки родился двадцать первого декабря, - сказала я наконец.
Он кивнул, не сводя с меня глаз.
Я вдруг подумала, что, если Сэйвила заинтересуют подробности рождения Никки, он легко может узнать их, заглянув в регистрационную книгу церковного прихода в Хатфилде, и тогда выяснится, что мальчик родился слишком рано… Рано для меня… Но, собственно, какое до этого дело графу Сэйвилу? Не станет же он упрекать меня в порочности, в нарушении священных законов супружества? Слава Богу, в данное время мы с ним в одинаковом положении. Вне брака. А что было раньше, касается только Томми и меня.
Но сейчас не стоит ни думать, ни говорить об этом.
Я спросила:
- Значит, скорее всего и то, и другое несчастный случай? То, что случилось на мосту? И с Никки?
Он провел рукой по волосам.
- Вероятно, так… Тем более что мост мог рухнуть под кем угодно.
- Но было известно, - возразила я, - что после купания по нему должны проехать именно мальчики.
- Мальчики, но не один мальчик, Гейл. Это затронуло бы всех!
Мне стало стыдно: в своем беспокойстве о Никки я напрочь забыла о других возможных жертвах.
- Кроме того, - продолжал Ральф, - я хочу вернуться к основному вопросу, который уже задавал: кто может желать зла Никки?
"Зло", пожалуй, не слишком точное слово, вернее было сказать "смерть", но ни Ральф, ни я не осмеливались произнести это слово.
Я пожала плечами и вновь подошла к спящему Никки. Ральф встал сзади, обнял меня, слегка прижав к своему теплому телу. Как мне стало спокойно и умиротворенно. Но увы, лишь на короткое мгновение.
- Ты слишком много взвалила на свои хрупкие плечи, дорогая, - тихо сказал он. - Позволь мне помочь тебе. Я очень этого хочу.
О Боже, он выразил вслух мою мысль, мою надежду, упование! Но именно это испугало меня. Я никоим образом не должна рассчитывать на Ральфа Мелвилла, графа Сэйвила! Я не могу себе этого позволить!..
Сделав попытку высвободиться из его рук, я запальчиво произнесла:
- Сколько можно повторять - заботу о сыне никак нельзя назвать грузом!
Ральф нежно поцеловал меня в висок и успокаивающе шепнул:
- Я не это хотел сказать. Совсем не это. - И, чувствуя мое сопротивление, добавил:
- Еще и еще раз прошу: если нужна моя помощь, скажи об этом.
Я молчала.
Он вздохнул.
- Спасибо за эти слова, - произнесла я наконец. - А теперь, думаю, будет лучше, если остаток ночи я проведу рядом с сыном.
Вместо ответа Ральф повернул меня к себе лицом и принялся целовать. Одной рукой он поддерживал мою голову, другая проникла в вырез ночной рубашки.
Спустя мгновение он уже снова нес меня в свою спальню.
У меня не было средств защиты от этого человека. Лежа в его постели, я отдала ему свое тело, и он вошел в него, глубже, еще глубже, пока мы не слились воедино - так, что, казалось, ничто и никогда уже не разъединит нас. Его тяжесть не давила, она размягчала меня, и я принимала форму его тела, а он - моего; мы были одним телом, одним желанием.
И когда это свершилось, мы вздрогнули и со стоном очнулись. Но мир остался прежним, со всеми его горестями, заботами и опасностями.
Глава 20
Я вернулась к Никки уже на рассвете. Вскоре он проснулся, готовый, как всегда, вскочить и бежать "а завтрак. С трудом я уговорила его еще немного поваляться в постели, а потом поднялась вместе с ним наверх, в детскую, и позавтракала тоже вместе с ним, только в комнате для прислуги.
В тот день все дети - мальчики и девочки - собирались со своими наставниками на реку ловить рыбу, и я была довольна, что после случившегося Никки проведет время за таким тихим, неспешным занятием. Ральф обещал прошедшей ночью, что поручит одному из надежных слуг дополнительно присматривать за Никки. Я бы и сама пошла с детьми на реку, но меня останавливало чувство неловкости перед Джинни, которая вынуждена будет провести большую часть дня с Гарриет, чего ей вовсе не хотелось. Кроме того, она вообще неважно себя чувствовала из-за беременности, а пожар в их доме, уничтоживший весь спальный флигель, вовсе не улучшал настроение. Муж Джинни все еще пребывал в Гейдельберге, занятый своими научными дискуссиями.
- Не хотите прокатиться в Хенли? - предложила я Джинни, застав ее в малой гостиной. - Вам не помешает хотя бы ненадолго переменить обстановку. Заодно поедим мороженого, о котором вы недавно говорили.
Лицо ее просияло, как у ребенка, которому обещали игрушку.
- Прекрасная идея, Гейл! Я уже на стену лезу от мыслей о пожаре, и вообще тоска. Не знаете, Ральф сможет отвезти нас?
Ральфа нигде не нашли, дворецкий сказал, что граф уехал на одну из ферм и вернется не скоро. Роджер тоже отправился куда-то, даже старомодного экипажа мистера Коула не было в каретном сарае. Впрочем, его услугами мы вряд ли захотели бы воспользоваться.
Джон Мелвилл не без сожаления сказал, что с превеликим удовольствием отвез бы нас, но у него сегодня уйма дел.
Мы с Джинни обменялись унылыми взглядами, и тут меня осенило. Я радостно сказала, что и сама вполне бы справилась с гнедыми Ральфа, если, конечно, он не будет возражать.
Реджина с сомнением покачала головой:
- Не знаю, что сказать, Гейл.
- Тогда возьмем с собой одного из конюхов, - предложила я.
Это ей понравилось больше.
- Я так хочу поехать, - призналась она, - что даже не важно, будет ли кто-нибудь сопровождать нас. Я вполне вам доверяю!
Было приятно смотреть на ее оживленное лицо, но чувствовала я себя неуютно: какое право я имею распоряжаться лошадьми Ральфа? Поэтому я вновь спросила Джинни, не вызовет ли это недовольство или гнев ее брата.
- Ах, Гейл! - ответила она, глядя на меня с хитрецой и любопытством. - Ах, Гейл, честно говоря, я полагаю, что стоит вам попросить - и Ральф ради вас снимет со стены даже священный меч рода Сэйвилов! Что там говорить о гнедых!
Я покраснела.
- Да, он очень великодушен, - промямлила я, стараясь не смотреть на Джинни.
- О, конечно, - с лукавой улыбкой согласилась она. - Но я имела в виду несколько иное…
В конце концов мы решили поехать одни. Джинни велела заложить гнедых красавцев в фаэтон, что и было сделано. Стояло тихое солнечное июльское утро, и хотелось, чтобы и на душе было так же, но, увы, эти надежды оставались тщетными.
Лошади вели себя вполне пристойно, слушались меня и не пытались выкинуть какой-нибудь фокус. Но я все равно зорко следила за каждым их движением. На дороге было мало экипажей и верховых, Джинни разговорилась и всю дорогу рассказывала мне, как собирается отделать комнаты после пожара, а мне оставалось только кивками и разнообразными междометиями показывать ей, что я полна внимания.
На въезде в Хенли нам пришлось снова, как и в прошлый раз с Роджером, остановиться в "Черном лебеде", ибо Джинни потребовался ватерклозет.
Во дворе гостиницы было почти пусто, и первое, что мы увидели и сразу узнали, был старомодный экипаж мистера Коула.
- Вот так-так! - сказала Джинни. - Любопытно, что он тут делает?
- Наверное, встречается с каким-нибудь торговцем или клиентом, - предположила я без особого интереса. - Вряд ли он станет приглашать их в Сэйвил-Касл, не правда ли?
Джинни сморщила свой аристократический, унаследованный от предков носик.
- Надеюсь, - сказала она. - А еще больше надеюсь, что мы не встретим его здесь и он не станет надоедать нам своими разговорами и вечным недовольством.
Мы вошли в дом, и Джинни в сопровождении служанки пошла наверх, где находилось то, что ей было нужно. Я не разделяла желания Джинни, пить мне тоже не хотелось, а потому я стала прохаживаться вдоль стен холла, разглядывая картинки, висящие на деревянных панелях. Когда я так стояла, лицом к стене, всматриваясь в очередное произведение местного живописца, сзади меня раздался голос, который показался знакомым. Он, несомненно, принадлежал мистеру Коулу.
Помня о нежелании Джинни встречаться с этим господином, да и сама испытывая то же чувство, я не поворачивалась к говорившему и, таким образом, стала невольной свидетельницей разговора, показавшегося мне не лишенным интереса.
- …Я уже напоминал вам, - говорил кому-то Коул, - что мне нужны доказательства. Я не из тех, зарубите себе на носу, кому можно наговорить всякую чушь и получить за это денежки. Мне необходимы подлинные документы. Это понятно?
- Ну, конечно, - ответил его собеседник. - Я говорил вам еще в Лондоне, Коул, что знаю, где они находятся. Нужно только уговорить тех, кто владеет документами, отдать их мне.
Внезапно я узнала и этот голос. Его обладателем был тот человек, который нахально подсел ко мне за стол в этой самой гостинице, когда я была здесь с Роджером. Его зовут, если не ошибаюсь, Уикем. Да, так он назвал себя. Я еще подумала тогда, что это один из партнеров Роджера по карточной игре.
Получается, он знаком с Коулом.
Тот ответил ему в своей обычной ворчливой манере.
- Я не скрываю, мистер Уикем, что очень интересуюсь этими доказательствами. Но я должен увидеть их, прежде чем раскошелиться.
- Как вы не понимаете? - возразил его собеседник. - Для того чтобы мне их отдали, нужны деньги.
- Не пытайтесь втереть мне очки, Уикем! Хотите, чтобы я покупал кота в мешке? Не выйдет! Откуда я знаю, что все это не шарлатанство, не обман? И что вы не исчезнете, как только ухватите денежки?
- Я этого не сделаю! Часть документов уже у меня. Мистер Коул искренне рассмеялся:
- Ну-ну, сынок убедил! Да если бы у вас хоть что-то было, вы тут же притащили бы, вот что я вам скажу. И другого разговора не будет!
Они еще какое-то время препирались в таком же духе, а я стояла как вкопанная у картины, изображавшей охоту. Потом они прошли в гостиничную залу, и я, с облегчением вздохнув, повернулась. Насколько я могла понять, мистер Уикем так и не вытянул из Коула ни гроша.
Меня немного удивил, вернее, обеспокоил услышанный разговор: о каких доказательствах шла речь? Этот Уикем не был похож на человека, хоть как-то связанного с торговлей, и, кто знает, возможно, его сведения имеют какое-то отношение к подозрительным событиям, происходящим в Сэйвил-Касле? После недавней истории с мостом и с нашим бедным пони мне стало казаться, что все так или иначе крутится вокруг этого злополучного замка на острове.