Джинни поежилась, словно ей вдруг стало холодно, и сложила руки на груди.
Я спросила с некоторым замешательством:
- А вы не знаете… уже известно?.. Та стрела, выпущенная в несчастного мальчика, была из коллекции замка?
Джинни бросила на меня острый взгляд:
- О, понятия не имею. Я как-то не удосужилась спросить об этом у Ральфа.
Я поднялась с кресла, подошла к окну, взглянув на подъездную аллею. Дождь не прекращался, похоже, зарядил на весь день.
- Не лучшее время для поездки в Лондон, - пробормотала я.
- Да, - согласилась Джинни. - Но Ральф был настроен решительно, и я не стала его отговаривать. Одна только мысль о каком-то безумном стрелке пугает меня до… не знаю до чего. В кого он метил… и зачем?
Я повернулась от окна с намерением переменить тему, пока разговор не коснулся моего сына.
- Что вы читали, когда я вошла? - поинтересовалась я.
- А, это… - Она раскрыла книгу, вынула закладку. - Называется "Домашняя мебель", автор некий Томас Хоуп… Нам ведь придется все обставлять заново. Но скажу по правде, мне не нравятся все эти новомодные образцы в египетском стиле. Я остаюсь приверженцем стиля шератон. Как и мой брат. Мы очень консервативны, - добавила она с улыбкой.
Я решила избегать и разговоров о Ральфе.
- Пришла выбрать какой-нибудь роман, не привыкла сидеть без дела, просто не нахожу себе места. Дома в такие дождливые дни всегда немало работы. Хотя бы с расходными книгами.
Джинни взглянула на меня с изумлением:
- Вы сами все подсчитываете?
Я ответила ей таким же взглядом:
- А кто же сделает это за меня? Я привыкла к этому чуть не с детства. Моя мать тоже сама вела хозяйство, и я привыкла к мысли, что это обязанность всякой женщины. У тети Маргарет я также занималась этим… Ох, извините, Джинни, все это вам не слишком-то интересно.
- Нет, почему же, - с улыбкой возразила она. - Я тоже далеко не во всем полагаюсь на управляющего и справляюсь с расчетами не хуже, чем мой муж со своими непонятными вычислениями, связанными с любимыми звездами.
Но если бы я доверила ему наши расходные книги, мы наверняка давно разорились бы.
Я ответила ей улыбкой и снова уселась за стол.
Лицо ее утратило следы веселости и опять стало серьезным, даже напряженным, изящные руки с длинными пальцами, похожие на руки Ральфа, поглаживали книгу.
- Вы любите деревенскую жизнь, Гейл? - спросила она.
- Очень. Впрочем, иной я, пожалуй, и не знаю.
- Никогда не были в Лондоне?
- Нет. Но, признаюсь, хотела бы побывать. Мой муж много о нем рассказывал, а я так и не удосужилась съездить. Провинциальная жизнь затягивает.
Мне вдруг пришло в голову, что появись я в Лондоне, в так называемом приличном обществе, мне пришлось бы довольно туго: сначала пошли бы слухи, что мой сын появился на свет всего через шесть месяцев после моего замужества, а потом - то есть теперь - все бы заговорили о подозрительном наследстве, полученном Никки, ну и вдобавок - о том, что я любовница лорда Сэйвила.
Да, симпатичный букет… Раздолье для всевозможных сплетен и предположений, одно фантастичнее другого.
Все эти мысли, подумала я с раздражением, не могут не приходить в голову женщине, сидящей сейчас напротив меня, и уж лучше бы она напрямую спросила об этом, чем беседовать о преимуществах сельской жизни, о мебели и погоде.
Но если Джинни и намеревалась так поступить, то шла к этому уж слишком окольным путем.
- Ваш отец носил какой-нибудь титул? - спросила она, не поднимая глаз от книги.
Вот это уже другое дело - вопрос достаточно прямой.
Так же прямо я ответила:
- Мой отец - нетитулованный мелкопоместный дворянин без всякого состояния. Деньги на семью он зарабатывал врачебной практикой. И его дочери, разумеется, не вращались в высшем свете.
Джинни подняла голову, посмотрела на меня, и в ее глазах читалось нечто непонятное: какая-то смесь из удивления, уважения и сожаления. А скорее, я все это сама придумала.
Поскольку она больше ни о чем не спрашивала, я решила, что настала моя очередь задавать вопросы:
- Мы говорили о ведении хозяйства. А кто занимается домом после смерти леди Сэйвил?
- Тот, кто и раньше, - ответила Джинни довольно сухо. - Наш кузен Джон Медвилл. Он занимается закупками, выплачивает жалованье прислуге и налоги.
- А ваш брат?
- Ральф взял на себя главные хозяйственные заботы: взаимоотношения с арендаторами и с наемными работниками. Дел очень много, но он любит поместье и все, что с ним связано. Даже не просто любит, а, я бы сказала, обожает. Здесь он чувствует себя счастливым.
Последние слова она произнесла с явным одобрением, даже с нежностью.
- Могу его понять, - произнесла я совершенно искренне. - Ведь тут все ваши корни.
После некоторого колебания Джинни добавила:
- Его страсть к Сэйвил-Каслу несколько осложняла отношения с Джеральдиной, его женой… ведь та была типичной горожанкой. Она просто ненавидела замок и все, что с ним связано, постоянно рвалась в Лондон, где и проводила большую часть года… Как я уже сказала, это вносило… некоторую напряженность в их отношения.
Не зная, что ответить на ее откровения, я произнесла банальную фразу:
- Если супруги любят друг друга по-настоящему, все это не так страшно.
Листая книгу и не поднимая головы, Джинни сказала:
- По правде говоря, насколько я могла судить, их взаимное чувство довольно быстро угасло… Увы, это так… Когда бедняжка умерла, Ральф больше горевал о потере ребенка… сына.
То, что я услышала от Джинни, в корне отличалось от того, что говорил мне Джон Мелвилл, и лишний раз подтверждало простую истину, что чужая душа - потемки. Но если Джинни права, то почему они вообще поженились? Во всяком случае, чего-чего, а корысти здесь быть не могло ни с одной стороны. Ведь ни титул, ни деньги - как в случае с Джорджем и Гарриет - Ральфу и Джеральдине не требовались. Все это у них уже было.
Я все-таки задала этот вопрос Джинни, и вот что она ответила, на этот раз глядя мне прямо в лицо:
- Вы же видели портрет жены Ральфа у нас в галерее? И знаете моего брата, так сказать, в натуре. Разве они не удивительная по красоте пара? И разве найдется женщина, которая не пожелала бы его?
Я почувствовала, что краснею, и Джинни милосердно отвела от меня глаза.
- А то, что они совершенно не подходят друг другу, - заключила она, - стало очевидным лишь после свадьбы.
То же самое, кто знает, могло произойти и у нас с Ральфом, подумала я, если бы… Но ничего этого быть не может, а потому и опасаться нечего. Зато мы сумели проверить одну из граней - возможно, самую главную - любого брака. И уж в этом отношении беспокоиться не о чем… Впрочем, кто из мудрецов сказал, что все в нашем мире преходяще?..
Только не с моей стороны! Нет… Я никогда… Никогда в жизни не перестану любить его, восхищаться каждой черточкой его лица, каждым движением тела и души. И ничего не захочу изменить в нем!
Но и он, даже если бы захотел, вряд ли сумеет изменить меня…
- Наверное, мне не следовало, - услышала я слова Джинни, - пускаться в откровения, но, уж видимо, день выдался такой. Тянет за язык. - Она снова потерла виски. - Из головы не выходит этот проклятый стрелок из лука! Наверное, какой-то безумец…
- Да, - согласилась я. - Возможно, вы правы.
По совету Джинни я взяла почитать недавно вышедший роман Джейн Остин "Гордость и предубеждение". Он был намного интереснее и серьезнее глуповатых готических романов, и, открыв его, я с первых же страниц погрузилась в мир, казалось, хорошо известных мне людей. Их мысли, обстоятельства жизни удерживали мой интерес и внимание все утро и далеко за полдень.
Кажется, я даже не вставала с большого кожаного кресла, во всяком случае, не заметила, как Джинни покинула библиотеку. Не заметила я и прихода мистера Коула, только звук голосов - оба голоса я сразу узнала - отвлек меня от чтения. Собеседником старика был не кто иной, как уже известный мне Уикем, которого я впервые увидела в "Черном лебеде".
Мужчины остановились недалеко от двери, я была скрыта от них широченной спинкой кресла. Прерывать чтение не хотелось, и я надеялась, что они скоро уйдут, но невольно стала прислушиваться к разговору.
Конечно, при других обстоятельствах я бы сразу обнаружила свое присутствие, но события, происходящие в замке, были настолько опасными и странными, что любые сведения, даже добытые таким путем, могли оказаться полезными.
Уикем и Коул беседовали негромко, но я хорошо их слышала.
- Приятно сообщить вам, - сказал Уикем, - что бумага, которая так вас интересует, уже у меня.
- Ну так покажите ее! Уикем рассмеялся:
- Э, думаете, я совсем глупец? Так вот возьму и отдам? А вы вскроете конверт, положите документик в карман - и прощай мои денежки! Нет, так не пойдет!
Внезапно я припомнила, что в романе, который сейчас читала, имя одного из персонажей, завзятого негодяя, тоже Уикем. Какое совпадение! Похоже, истинный Уикем не намного лучше того, что в книге. Но и Коул не далеко от него ушел.
- Как вам удалось его получить? - спросил Коул.
- Хорошенько покопался в бумагах братца и обнаружил эту штучку. Правда, я и не думал, что он ее уничтожит. Слишком слаб для таких вещей. Он из тех, кто хранит, дрожит от страха и ничего не делает. А теперь я избавил его от лишнего беспокойства. Теперь мой черед думать, как с ней поступить… с этой штуковиной.
Украл что-то у собственного брата! Правда, я понятия не имела, что именно, но, видно, этот Уикем - тот еще фрукт!
- Ваш брат небось догадался, что это вы стащили ее?
- И в мыслях не имеет! Но сама бумажка от этого хуже не станет. Верно? И своего значения для вас не потеряет?.. Или я не прав?
Я услышала шаги Коула - тот начал прохаживаться по комнате - и замерла. Неужели увидит меня? Что ж, придется притвориться, что уснула за книгой.
Но притворяться не пришлось. Шаги остановились.
- Ладно, - услышала я его голос, - если все, что вы говорите, правда, я покупаю.
- Для того я и пришел. Гоните денежки!
Голос Уикема, показалось мне, прозвучал совсем близко, и я снова застыла. "Не надо, - молила я, - не подходите ближе! Оставайтесь, где стояли!.."
Так хотелось, чтобы открылся хотя бы один из секретов Сэйвил-Касла. Возможно, это приведет к разгадке других тайн, окружающих нас…
Собеседники продолжали находиться в опасной для меня близости.
- Не беспокойся, сынок, - сказал Коул. - Этот кусочек бумаги, раз он настоящий, стоит тысячу фунтов, я ты ее получишь.
- Чего? Тысячу? Вы смеетесь, Коул? Да вы сами знаете, что цена ему намного больше! И нечего мне голову морочить!
- И сколько же, интересно, ты хочешь, сынок?
- Сколько? Не меньше двадцати тысяч, папаша! Коул рассмеялся. Это был не слишком приятный смех.
- Если бы я так разбрасывался монетой, - сказал он, - у меня давно не осталось бы ни гроша. Такой суммы ты никогда не получишь от Элберта Коула, заруби себе на носу!
В голосе Уикема, когда тот заговорил, слышалась скорее мольба, нежели настойчивость.
- Подумайте, что может значить для вас этот документ. Коул. Заполучите его, и все разом станет на свои места… Все, понимаете? Разве такое не стоит двадцати тысяч?
После долгой напряженной паузы Коул сказал:
- Десять.
- Двадцать, Коул, и ни пенни меньше!
- Десять, - твердо повторил тот. - Эта бумажонка нужна только мне и больше никому… Конечно, можешь предложить ее Сэйвилу, но он за нее и гроша ломаного не даст… Итак, десять тысяч, Уикем. Это мое последнее слово. Бери - или сделка не состоится.
Снова длительное молчание, во время которого Уикем топтался почти на одном месте, а я боялась, как бы он не добрался до моего укрытия.
- Ладно, - сказал он наконец. - Ваша взяла. Десять тысяч.
- Вот и хорошо, сынок. Я сразу же повидаюсь со своим банкиром. Ты по-прежнему в "Черном лебеде"?
- А где же еще? - пробурчал тот.
- Прекрасно. Как только возьму денежки, сразу навещу тебя. - Их голоса стали глуше - видимо, собеседники вернулись к двери. - Не надо было сюда заявляться, Уикем. Довольно глупо.
- А где же мне вас искать, Коул? Или прикажете ждать под дождем? Нет уж! По-моему, то, что я сообщил, для вас вроде манны небесной, разве не так?
- А для вас лучше всякой манны звон монет, которого вы явно давно не слышали? Верно я говорю?
Последнее, что я услышала, были слова Уикема об испытываемых в настоящее время денежных затруднениях.
Когда голоса окончательно стихли, я выпрямилась в кресле, положила книгу на колени и уставилась на решетку камина.
О какой бумаге… о каком документе могла идти речь и почему он был так важен для Элберта Коула? Имеет ли все это какую-то связь с трагическими происшествиями в Сэйвил-Касле?
Глава 23
Дождь не прекращался весь день, и когда я не увидела Ральфа вечером за обедом, то решила, что он задержался в Лондоне еще на сутки и вернется скорее всего завтра вместе с охранниками, или как их еще можно назвать. Однако, поднявшись по лестнице в детскую, я обнаружила возле дверей в школьную комнату двух верзил с квадратными подбородками, раскинувшихся на стульях в свободных позах.
Мальчики, когда я вошла, стали наперебой рассказывать мне, что теперь по приказанию лорда Сэйвила их будут охранять вооруженные люди.
- Они были настоящими боксерами! - возбужденно говорил Никки.
- Даже призы получали, если выигрывали бой! - сказал Тео. - Много разных призов!
- Дядя Ральф велел им защищать нас, не жалея собственной жизни! - воскликнул Чарли. - Так мне сказал один из них.
- Его сиятельство граф Сэйвил, - вступила в разговор гувернантка девочек мисс Уилсон, - говорил, что вокруг замка происходят странные вещи. И он хочет, чтобы дети были в безопасности. Поэтому нанял джентльменов, которых вы видели в коридоре, миссис Сандерс.
- Полагаю, граф поступил весьма разумно, - сказала я. - Особенно после смерти несчастного Джонни Уэстера.
При этих словах мальчики затихли, глаза у них сделались испуганными, и я пожалела, что упомянула о страшном событии, потрясшем всех.
- А вы уже видели графа? - спросила я миссис Уилсон в надежде, что, быть может, Ральф все же приехал.
- Нет, - ответила она. - Джентльмены, несущие охрану, прибыли сами по себе. По всей вероятности, у графа еще дела в Лондоне.
Я постаралась скрыть разочарование, вернее, беспокойство: зная Ральфа достаточно хорошо, я не представляла себе, что при таких обстоятельствах, как сейчас, он мог задержаться где бы то ни было. А если так, то не случилось ли, упаси Бог, с ним что-нибудь?.. Но не нужно даже думать о таком…
Около часа я провела в детской, принимая посильное участие в различных играх, а потом спустилась вниз к обеду. Атмосфера за столом, особенно в отсутствие Ральфа, показалась мне не менее мрачной, чем погода.
Гарриет почти все время молчала, что вообще-то было неплохо, но сейчас только усиливало угрюмый колорит столовой. Мистер Коул, казалось, находился в довольно хорошем расположении духа, однако говорил на удивление мало. Роджер выглядел весьма беспокойным и озабоченным, а Джинни чуть не каждые три минуты с отчаянием в голосе произносила: "Ну где же может быть Ральф?" - отчего я каждый раз вздрагивала и мне хотелось закричать.
Но первым закричал Роджер:
- Джинни, если ты еще раз произнесешь эти слова, я совершу что-нибудь ужасное! Убью кого-нибудь!
И тут я вздрогнула еще сильнее, хотя в глубине души не могла не согласиться с Роджером. Впрочем, было жаль и Джинни, которая обиженно поджала губы и окончательно замолчала.
Я не стала дожидаться чая и поднялась к себе в спальню, где снова погрузилась в чтение "Гордости и предубеждения" и не отрывалась от книги, пока не дочитала до конца. В комнате горел камин, его тепло успешно боролось с вечерней сыростью.
"Зажженный камин в июле!" - не могла я не отметить с одобрением и завистью. Воистину Ральф живет на вершине блаженства и роскоши.
Но где он, в самом деле? Почему не предупредил никого, что не вернется сегодня? Наверняка задержался не из-за дождливой погоды. Но тогда из-за чего?
Неужели мой отказ быть с ним до конца откровенной побудил его дать мне таким способом понять его недовольство, гнев, а быть может, и намерение прекратить наши отношения? Возможно ли такое после того, что было между нами? Возможен ли внезапный разрыв?
Наверное, да, но не для меня. Куда бы я ни уехала, что бы ни делала, конец для меня не наступит. Никогда… И как трагично, если все прервется из-за нескольких слов, которые я не в силах выдавить из себя, боясь совершить то, что кажется мне предательством по отношению к другому человеку… Другим людям…
Разве так уж трудно понять: если я что-то скрываю от него, то не потому, что не доверяю, причина совсем иная… куда более серьезная. И если он не в состоянии уразуметь этого, значит, нам не суждено быть вместе… Даже недолгое время…
При этой мысли я почувствовала, как что-то острое вонзилось мне в сердце.
Часа в два ночи, оставив всякую надежду уснуть, я поднялась с постели и отправилась в библиотеку, чтобы взять еще один роман Джейн Остин, который заметила на полке. Его название было еще более длинным - "Здравый смысл и чувствительность", и написан он был, я надеялась, так же блистательно.
К немалому своему удивлению, в библиотеке я застала Роджера. Он сидел у стола из красного дерева, перед ним была не книга, а бутылка вина и бокал. Видимо, не первая бутылка, поскольку он был заметно навеселе.
- Смотрите-ка, кто к нам пожаловал! - пробормотал он, окидывая меня не слишком дружелюбным взглядом. - Постельная грелка самого графа Сэйвила собственной персоной. Что вам тут понадобилось, дорогая? Тоскуете по Ральфу?
- Замолчите, вы пьяны! - резко сказала я. - Мне нужна книга.
- Не спится, бедняжка? Чего-то не хватает?.. Если желаете, могу предложить свои услуги. По правде говоря, я не прочь был сделать это с первой минуты, как увидел вас.
- Вы отвратительны, Роджер! Проглотите свой мерзкий язык!
Он пожал плечами и плеснул себе еще вина.
- Возможно, вы правы, дорогая, но, смею заметить, вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что Ральф когда-либо женится на вас. Глупо даже надеяться. Мой дорогой кузен слишком высокого мнения о себе, чтобы взять в жены полунищую вдовушку с незаконнорожденным мальчишкой.
Быть может, потому, что он был во многом прав, его слова глубоко задели меня. Но я скорее бы умерла, чем показала ему свои истинные чувства, и потому в своем ответе зацепилась за другое.
- Отчего вы так ненавидите Ральфа? - спросила я. - Насколько я знаю, он поддерживал вас многие годы. Неужели в вас не сохранилось хоть крупицы благодарности?
Белокурые волосы, голубые глаза - ангельский вид в свете стенных канделябров, если бы не выражение лица, злобное и угрожающее.
К моему удивлению, он ответил на вопрос: