День и ночь сменяли друг друга, а в роскошной, завешенной шелком комнате Трей не различал их смены. Находясь в плену смутных грез, он не слышал шума этажом ниже. Он сильно потерял в весе за последнюю неделю, руки уже не были так крепки, светлые глаза неестественно блестели, черные круги под глазами подчеркивали резкие черты лица. Лежа на мягких подушках в тонких шелковых брюках, он не различал границы между бодрствованием и сном. Недавно его помыли вышколенные служанки Ку, и теперь его темные влажные волосы раскинулись на подушке, от кожи исходил запах благовоний, употребляемых в доме Ку. Трей лежал в блаженной неподвижности, не терзаемый темными демонами, в его видении царил горный ландшафт ранней весной.
Но вот в сознание проник негромкий вскрик, ресницы чуть приподнялись, что-то странное появилось в мягких пастельных оттенках солнечного пейзажа. Он прислушался - тишина, но ощущение холодного и грубого вторжения в его грезы не проходило. Лениво просеивая в сознании множество возможных причин, он в конце концов нашел причину беспокойства. "Мое ухо", - небрежно подумал Трей. И затем его глаза открылись.
Это было нечто потрясающее.
Джейк Полтрейн возвышался над ним, прижимая револьвер к виску Трея, его близко расположенные глаз горели от ненависти. Классический ночной кошмар с иронией подумал Трей.
- Ты должен умереть, - прорычал Джейк. От усилия держать твердо руку на лбу у него выступили капельки пота. - Это так легко, - пробормотал он, воодушевленный близкой победой. Он просто вошел в незапертую дверь, пересек покрытую ковром комнату, приблизился к кушетке и приставил револьвер к виску Трея. Первая удача в делах с семьей Брэддок-Блэк. И он собирался извлечь все преимущества из этой ситуации. - После того как убью тебя, велю содрать с тебя кожу и сделать себе из нее башмаки. - Улыбка Джейка были полна злорадного самодовольства. - Посмотрим, спасут ли тебя миллионы твоего папаши, ты, полукровок.
Трей тихо-тихо засмеялся, отчего его похудевшее тело затряслось, и снова медленно закрыл глаза. Нереальность ситуации поразила его, как надуманная мелодрама. Джейку не хватает только кошачьих усов и злобного взгляда, мелькнуло в голове у развеселившегося Трея, хотя маленьких поросячьих глазок и складок жира достаточно. Он посмеялся снова от того, что в его сознании поросячья морда наложилась на образ Джейка.
Разъяренный небрежным равнодушием Трея, Джейк настойчиво и грубо вдавил ствол револьвера и прорычал:
- Открой глаза, ублюдок.
Несколько секунд прошло, прежде чем Трей перестал смеяться и подчинился. Джейк Полтрейн за эти секунды обрушил на свою жертву поток ругательств, а его трясущаяся, нетвердая рука непрерывно сжимала и разжимала рукоятку револьвера. Он ожидал, что Трей будет унижаться и молить о пощаде, - сценарий, который он проигрывал тысячу раз в различных вариациях. Проклиная Трея за смех, он напряженно думал, как объяснить непонятную реакцию Трея. Затуманенный опиумом мозг Джейка потерпел неудачу.
Окончательно открыв глаза и осмотрев блестящими глазами очертания Джейка, чувствуя холодную сталь у виска, Трей заинтересованно подумал, почувствует ли он боль от выстрела в голову. Он улыбнулся от неуместности этой мысли и сказал:
- Расслабьтесь, Джейк, застрелить человека очень легко. Вы все воспринимаете слишком серьезно. Чертовски серьезно, - пробормотал Трей, в его сознании внезапно появились более приятные мысли. - Один Ку знает, как избавиться от серьезности в жизни. Правильно, Джейк?
- Ку такой же мерзавец, как и ты, краснокожий. - Джейк сплюнул, его отношение к расовому равенству не отличалось терпимостью.
- Не очень-то прилично, Джейк, так говорить о нашем гостеприимном хозяине, - сделал Трей вежливое замечание. - Ку обеспечил нас золотыми грезами и прекрасными женщинами надолго вперед.
- Сукин ты сын, - пролаял Джейк.
- Сожалею, но вы не правы, - пробормотал Трей, глаза у него снова прикрылись, в то время как слабая улыбка искривила губы.
Джейк не сумел оценить чувство юмора Трея, его ненависть была столь разъедающей, что отравляла мозг в любое время, спал он или бодрствовал; единственным навязчивым желанием были смерть Трея и окончание процветания семьи Брэддок-Блэк. Слишком долго они боролись с его намерениями расширить пастбища для скота, слишком долго Хэзэрд избегал смерти; его сыну, более уязвимому в своей молодости и рыцарском отношении к жизни, вряд ли это удастся. Теперь, наконец, Трей в его руках.
- Я собираюсь убить тебя, - пробурчал он, - убить, убить, убить тебя… - Слова прозвучали как молитва.
- Вряд ли у вас это получится, Джейк, если вы не перестанете трястись, - пробормотал Трей и повернулся на другую сторону, словно собираясь уснуть.
Конвульсивная дрожь потрясла Джейка, когда он увидел мускулистую спину, небрежно подставленную ему. Почему этот ублюдок не молит о пощаде? Какое же это будет удовольствие, если он не позволит унизить себя. И со злой хитростью Джейк подумал о женщине, той, у Лили, единственной, по слухам, которая ушла от Трея. Невосприимчивый к страху, самонадеянный детеныш Хэзэрда клюнет, возможно, на уязвленное самолюбие.
- Если бы я купил ее, она бы никуда не делась, - сказал Джейк с отвратительной улыбкой. - Я бы запер ее или связал. - В его голосе появилось злорадное сочувствие. - Только дурак может дать шлюхе свободу. Нельзя доверять шлюхам, они будут трахаться со всеми.
Когда Трей повернулся, Джейк испытал внезапное захватывающее веселье. Светлые серебристые глаза больше не были закрыты, не были затуманены, в них не было насмешки. В них, как заметил Джейк, удовлетворенный своей стратегией, предвкушая долгожданную месть, легко прочитывалось оскорбление. Наконец-то он пустит мерзавцу кровь.
- Я бы привязал ее к постели и смотрел бы за тем, чтобы она развлекала меня, - продолжал он, поворачивая нож в ране. - Ты, краснокожий, глупее, чем я думал.
Бешенство переплавило сонную вялость, разум Трея стал осознавать грубую реальность. Револьвер колеблется в руках Джейка, заметил он с живостью, очень сильно. Словно проснувшись от десятилетней спячки, он осмотрел комнату, зафиксировал дверь, массивное тело Джейка, трясущуюся руку с револьвером. Джейк Полтрейн по ошибке перешагнул порог, увлеченный своим навязчивым желанием, и оказался на запретной территории. Чувство Трея к Импрес, до конца им не понятое, было только его, и никому, а особенно Джейку Полтрейну, не будет позволено посягать на его собственность. Эмоции управляли Треем, не разум, и мысль о Джейке Полтрейне, прикасающемся к Импрес, была непереносима. Необходимость неотвратимой мести, тот импульс, с которым он боролся недавно, неожиданно трансформировалась в его сознании и он, одурманенный опиумом, прикинул, способен ли уклониться от пули.
- Значит, ты не смог заставить ее остаться, - продолжал насмехаться Джейк, лицо у него покраснело от мстительного триумфа, в тихой комнате слышалось его хриплое дыхание. - Если я увижу ее после того, как ты умрешь, то сладко поцелую в память о себе. - И если бы от восторга можно было светиться, Джейк Полтрейн озарил бы всю затемненную комнату.
Трей осознавал, что задумал Джейк, понимал иррациональную основу своего собственного гнева, даже понимал, что Джейк ограничится словами и на него можно просто не обращать внимания, если только в какой-то момент его не захлестнут эмоции.
- Нажми на спуск, Джейк, - сказал Трей мягко, - если хочешь ее, потому что это единственная для тебя возможность когда-нибудь прикоснуться к ней. - И в полумраке комнаты Импрес внезапно появилась между ними, как живая, улыбающаяся, хотящая, чтобы ее поцеловали. Она шагнула вперед. - Н-е-т! - закричал Трей в инстинктивном порыве и, скатившись с роскошной кушетки, бросился на Джейка.
Тело Трея с силой ударило в ноги Джейка, раздался выстрел, Джейка отбросило назад под тяжестью Трея, и, потеряв равновесие, он выронил револьвер. Джейк пытался дотянуться до оружия, которое оказалось под низким, покрытым черным лаком стулом, но Трей, не обращая внимания на револьвер и кровь, текущую у него по лицу, хотел только одного: чтобы Джейк Полтрейн никогда не смог прикоснуться к Импрес. Как сумасшедший, поглощенный навязчивой идеей, Трей навалился на Джейка, прижав к полу в нескольких дюймах от блестевшей револьверной рукоятки. Яростно извиваясь, Джейк пытался вывернуться и, защищаясь, яростно молотил Трея руками и ногами. Джейк был тяжелее Трея, потерявшего вес в чистилище Ку. Они катались по ковру, оставляя следы крови, и Трей, одетый только в легкую шелковую пижаму, по существу, был не защищен, текшая кровь мешала, ему смотреть, но обуреваемый единственным желанием Трей захватил массивную шею Джейка, добравшись, почти добравшись, до горла.
Джейк отбивался от неожиданного нападения, отпихивал Трея, бил его тяжелыми кулаками, боролся за свою жизнь, но глаза у Трея были дикими, лицо - бесчувственным, а длинные руки, как мощные клыки, были безжалостны. Они сомкнулись, наконец, несмотря на яростное сопротивление Джейка, на горле и уже не размыкались. Кровь Трея медленно капала на широко раскрытые глаза лежащего под ним человека, как какой-то ужасный аккомпанемент смерти. Лицо Джейка посинело, затем стало синюшно-багровым, издаваемые им хрипящие звуки реверберировали в шелковой комнате. Но Трей не слышал звуков умирающего под его руками человека; только само убийство было реальностью, необходимость заставить замолчать Джейка Полтрейна.
Потеря крови усугубляла состояние Трея, но он не ослаблял давления на горло Джейка, хотя его руки просто кричали от боли. Стойко терпя боль, как его учили с детства, он, упорный в своем безрассудном стремлении, убеждал себя, что Джейк никогда не прикоснется к Импрес.
Возможно, какой-то примитивный инстинкт дал команду мозгу ослабить хватку, или тому был причиной попавший ему в ноздри запах от жаровни. Однако, какая бы ни была причина, он разжал руки и медленно поднялся на ноги, чувствуя, как силы оставляют его. Перешагнув через мертвое тело Джейка Полтрейна, он рухнул на подушки кушетки.
Он лежал до тех пор, пока не прошло головокружение, затем оттер кровь с глаз шелковой занавеской, висевшей позади него, и, придя в себя, подумал о том, чтобы пойти к зеркалу и посмотреть, откуда льется кровь. Однако через секунду Трей решил, что ему необходимо видеть Импрес, улыбающуюся и зовущую его одновременно. Опершись на локоть, успокаивая дыхание, Трей медленно проделал всю процедуру: размял порцию опиума, осторожно поместил его в трубку, зажег от жаровни и сделал глубокую затяжку. Он откинулся на шелковые подушки, позволив наркотику действовать, увидел вначале золотистую вспышку, а затем появилась Импрес. Она была дальше в этот раз, на полпути к покрытым снегом холмам, на которых распускались крокусы, пробивающиеся через льдинки, но она улыбалась ему, звала его по имени. Он опять потянулся к трубке, чтобы увидеть ее ближе.
Ку лично регистрировал всех своих самых важных посетителей, чтобы удостовериться, что им удобно и комфортно, что у них есть все необходимое, и, когда искалеченное тело было вынесено вниз по ступенькам, он вернулся к повседневной рутине. Он обратил внимание на открытую дверь в комнату Трея, когда проходил мимо, и, испугавшись, осознал, что случилась катастрофа. Указания, полученные им от Хэзэрда, были простые, но ясные: его сын может быть там, где хочет, но никогда не должен оставаться без охраны.
"Чего можно ждать от Хэзэрда?" - уныло размышлял Ку, по мере того как отворял дверь и входил в комнату. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что Джейк Полтрейн мертв. Ку, дрожа, оглядел измазанного кровью раскинувшегося на кушетке Трея. В считанные секунды разглядев, что грудная клетка Трея поднимается и опускается в полутьме комнаты, Ку с огромным облегчением приблизился к кушетке. По крайней мере, Трей еще жив. Быстро выйдя из комнаты, он осторожно притворил дверь и послал слугу за доктором.
Часом позже, после того как Трей был вымыт и перебинтован, а доктор в десятый раз заверил Ку, что пуля прошла вскользь и рана несмертельная, Ку отправил сообщение Хэзэрду. Затем лично расставил охрану у комнаты до его прибытия.
Хэзэрд, сопровождаемый Блю и Фоксом, подъехал к дому сразу же.
- Как он? - спросил Хэзэрд напряженно, готовя себя к худшему после невнятного сообщения, которое он получил от слуги Ку о докторе, выстреле и Джейке Полтрейне.
- С ним все в порядке, - быстро ответил Ку. - В полном порядке. - Его торопливое заверение было вызвано угрожающим взглядом Хэзэрда. - Джейк Полтрейн мертв, но там никого не было, кроме меня и доктора, - добавил он быстро, после еще одного взгляда на Хэзэрда.
Без единого слова Хэзэрд отпихнул Ку и вошел в комнату, спокойно прикрыв дверь за собой. Он был мокрый от дождя, его твидовая куртка пахла сыростью, длинные волосы прилипли к голове, шее и горлу. Откинув их, он пристально всматривался в полутьму, сердце колотилось от страха, который не отпускал его всю дорогу. Слова Ку немного успокоили - его сын был жив. И поэтому он вознес краткую молитву индейским духам.
Глаза Трея приоткрылись, когда он услышал слабый звук открываемой двери, и, посмотрев на отца, он улыбнулся.
- Здравствуй, папа.
Хэзэрда шокировал вид Трея, но, когда он заговорил, голос не выдавал волнения.
- Как ты? - спросил он, не замечая тела посреди комнаты, весь во власти ошеломляющей радости, что сын жив.
Трей заметно похудел, кожа обтянула лицо, подчеркивая большие глаза, блестевшие в свете жаровни. Он раскинулся с босыми ногами на подушках кушетки, как будто никто не угрожал ему недавно смертью, и совершенно не обеспокоенный мертвым телом в ярде от него.
- Прекрасно, - ответил Трей, слабая улыбка приподняла уголки рта. - Ты не хотел бы попробовать средства Ку и забыться?
Хэзэрд не двинулся, но тряхнул головой, отказываясь, темные волосы блеснули от этого движения.
- Твоя мать хочет увидеть тебя, она очень беспокоится и просит, чтобы ты вернулся домой.
Плавно повернувшись, Трей вытащил листок бумаги, лежавший под роскошной кушеткой.
- Я не безнадежен с точки зрения выздоровления, ты знаешь, - сказал он, снова улегшись, губы растянулись в полуулыбке. - Здесь, - добавил Трей, протягивая лист бумаги, - я дал себе неделю, чтобы избавиться от всех злых демонов. - И увидеть Импрес в опиумных грезах, подумал он, настолько реальных, что он мог коснуться ее шелковистых волос и теплой кожи. Найти утешение в изнурительной борьбе с самим собой. - Я бы приехал домой завтра.
Взяв предложенную бумагу, Хэзэрд пробежал ее глазами и положил на стол, стоящий рядом.
- Думаю, лучше, если ты приедешь сегодня. - В его спокойном глубоком голосе слышалась властность, хотя слова он выбирал самые дипломатичные.
Перехватив выразительный взгляд отца, брошенный на тело Джейка Полтрейна, Трей сказал тихо:
- У меня не было выбора… он был готов убить меня.
- Я на твоем месте сделал бы то же самое, - ответил Хэзэрд, посмотрев на своего единственного сына. Трей был жив, а ради этого он продал бы душу и убил бы дюжину Джейков Полтрейнов.
- Я никогда не убивал человека голыми руками, - голос Трея перешел почти на шепот, теперь, когда все было кончено, когда ярость и ревнивый гнев прошли.
Жизнь стала более сложной, философски подума Хэзэрд, слыша колебание в голосе Трея, чем в его молодые годы. В те дни отомстить нападающему было делом чести.
- Некоторые живут дольше, чем должны, - пробормотал мягко Хэзэрд, подумав, что законы белых людей иногда позволяют людям жить, хотя они вовсе не заслуживают этого.
- Он говорил об Импрес, - сказал Трей. В памяти вспыхнули обрывки слов Джейка, и он глубоко затянулся, чтобы успокоить нервы.
- Ты скучаешь по ней. - Это не было вопросом. Губы Трея искривились в печальной улыбке.
- Больше, чем ожидал. До сих пор я никогда не скучал по женщине.
Первым импульсом Хэзэрда было спросить: "Хочешь, я привезу ее обратно?" Похищение женщин всегда было в обычаях племени Абсароки. Но он подавил импульс как анахронизм, хотя, как человек действия, считал быстроту и решительность заслугой. По крайней мере, раз и навсегда был бы выяснен вопрос, почему она молчала. За прошедшие годы, подумал Хэзэрд печально, он научился приспосабливаться к "цивилизованным" манерам, похищение, может быть, как экзотическая форма ухаживания, была бы осуждена окружающими. И в этом смысле его вмешательство выходит за пределы отцовских прерогатив.
Двинувшись вперед, он перешагнул через тело Джейка и, дойдя до сына, положил руку на плечо Трея.
- Поедем домой, - сказал он мягко. - Твоя мать ждет.
Трей переоделся в кожаные брюки и полосатую рубашку и, когда через несколько минут они вышли, вежливо поблагодарил Ку, который ожидал в холле.
Глаза Хэзэрда были холодны, выражение лица замкнутое.
- Если вы будете так добры присмотреть за тем, чтобы все было убрано, я был бы очень благодарен.
Почтительно кивнув, Ку понял, что может назвать цену и она не будет оспариваться, но ожидается, что он будет помалкивать. Сама тактичность, он огветил:
- Считайте, что все выполнено, мистер Блэк.
На следующий день Трей вместе с семьей отправился в летний лагерь, и в горах, окруженный друзьями, занятый охотой, скачками и всеми летними развлечениями, все реже грустил об Импрес. Через неделю он поехал на Медвежью гору и попросил духов помочь ему найти успокоение. Там перед глазами у него появились символические образы: он увидел духов, которые летали на огромных краснохвостых ястребах, внезапно превратившихся в горных пони; Импрес, одетая в ковбойскую одежду, но с огромными бриллиантами в ушах, сидела рядом с ним у костра, и, когда он протянул руку, чтобы коснуться ее, она исчезла, а на ее месте появилась Валерия. Духи взяли его за руку и успокоили, когда он закричал от ярости, придали ему силу, напоминая о предках, наследии и вере. Они мелькали перед его глазами в мистическом танце жизни, убеждая при свете дня и под звездным небом на Медвежьей горе, что сущность человека в нем самом. И как времена года сменяют друг друга, так и в сердце тоску сменяет радость.
Обновленный и освеженный, Трей спустился с горы с мыслью, что время - лучшее лекарство. Он провел все лето в горах, помогая управлять отцовскими табунами лошадей, которых перевели на свежие пастбища в предгорья. Как и раньше, он выигрывал все скачки на Рэлли и находил удовольствие в победе. И хотя он проводил время с Рэлли больше, чем обычно, его клан понимал, что он нуждается в одиночестве.
К концу лета Трей был в отличной форме. От соли его лицо стало совсем бронзовым, он был здоров как никогда.