- Ну, тогда садись. - Берта похлопала рукой по сиденью рядом с собой. - Поехали домой. Я приготовлю кофе, и мы доедим кекс с марципаном.
- Я так счастлива, Берта! - Гертруда залезла обратно в такси. - Теперь я готова терпеть Нью-Йорк.
- Полюбить, Герт, а не терпеть. - Берта рассмеялась и взяла сестру под руку.
Такси везло их обратно на Ридж-стрит.
- Откуда вы, мисс Анна Мюррей? - обратился Левон Зариян к своей пассажирке. Когда она не ответила, он мягко добавил: - Я вас не съем.
Она была совсем еще ребенком: на вид ей можно было дать лет тринадцать, максимум четырнадцать.
- Вы только что прибыли в Нью-Йорк?
Она по-прежнему хранила молчание. Когда они доехали до Уэст-Сайд-хайвей, Левон притормозил, ожидая пробела в плотном потоке движения, развернулся и вновь с любопытством взглянул на свою пассажирку.
- Привет, - сказал он, но девочка упорно смотрела на свои руки и даже не подняла головы.
Левон спросил себя, а слышит ли она его, и резко надавил на клаксон. Рявкнул гудок, и девушка вскинула голову. Он заглянул ей в глаза, но они были мертвыми и незрячими, хотя и фантастически красивыми: чистыми и яркими, как аметисты. Кожа девочки казалась фарфоровой, с нежным глянцевым сиянием, а волосы ниспадали до самой талии каскадом мелких черных локонов.
- У меня была дочь, очень похожая на вас, - сказал ей Левон. - Ее звали Лариса, и у нее были карие глаза. Но она умерла.
При воспоминании о том, как погибла Лариса, у него перехватило дыхание: ее изнасиловали турки, двенадцать человек, а потом перерезали ей горло. Через неделю он с Тамарой уехал из Армении, страны древних легенд и горьких слез, чтобы не погибнуть вслед за дочерью от рук турок, которые, похоже, вознамерились вырезать под корень все население его отсталой, погруженной во мрак невежества родины.
Сзади недовольно загудели клаксоны. Левон спохватился и влился в поток автомобилей. Прошло уже пять лет с той поры, как они приехали в Америку, пять лет после смерти Ларисы, но Тамара ни на миг не прекращала оплакивать дочь. Глаза его супруги оставались такими же мертвыми и незрячими, как и у этой Анны Мюррей.
Левон вновь заговорил с ней. Он стал рассказывать о себе и о Тамаре, больше не упоминая о Ларисе.
- В Армении я был адвокатом, а теперь хожу в колледж, чтобы сдать экзамен, после которого смогу работать по своей специальности. Тамара, моя жена, была певицей, не профессиональной, но ее часто приглашали петь на свадьбах и в домах наших друзей. Обычно это были народные песни. - С тех пор как они переехали в Америку, Тамара не спела ни единой ноты. Левон представил, как она сидит в их квартире на Гранмерси-парк, ожидая, пока он не вернется домой, и на лице у нее отражается такая скорбь, что у него готово было разорваться сердце.
Не прекращая развлекать свою пассажирку разговором, Левон ехал по темным пустынным улочкам и ярко освещенным, шумным проспектам, полным людей, ресторанов и баров. Некоторые из них будут работать всю ночь. Нью-Йорк был городом, который никогда не спит. При иных обстоятельствах Левон наверняка полюбил бы его. Всякий раз, когда движение замирало, вынуждая его останавливаться, он искоса поглядывал на свою молчаливую пассажирку, но с таким же успехом она могла пребывать в ином мире, поскольку совершенно не замечала его.
- Мы почти приехали, - заметил Левон, когда впереди показалась площадь Вашингтона.
Он вновь спросил себя, к кому на Бликер-стрит едет эта странная девочка. Откуда она приехала? Кто та молодая женщина, что посадила ее в такси? Очень безответственная особа, решил Левон по некотором размышлении. Анну Мюррей нельзя было оставлять одну в ее нынешнем состоянии. Интересно, кто она по национальности? Ему казалось, что Мюррей - шотландская фамилия; впрочем, ручаться в этом он бы не стал.
Левон свернул на Бликер-стрит и остановился у дома номер восемьдесят восемь.
- Мы на месте, - сообщил он.
Когда девочка не подала виду, что поняла его, он вылез из машины и подошел к дому. Музыкальный магазин на первом этаже был закрыт, а у входной двери красовались сразу три кнопки звонков. Левон нажал нижнюю, но никто не вышел, поэтому он нажал вторую кнопку, а потом и третью. По-прежнему никакого ответа. Тогда Левон нажал все три одновременно, слыша, как в здании заливаются трели звонков, но дверь упорно не желала открываться. Внутри никого не было.
Ну и что прикажете делать? Силой вытащить Анну Мюррей из машины и усадить ее на ступеньки в надежде, что скоро кто-нибудь за ней придет? Левон вдруг разозлился из-за того, что с такой красивой и беззащитной юной девушкой обошлись столь беспечно и безответственно: сунули в такси, чтобы отправить туда, где ее никто не ждал. Двое мужчин, вывалившихся из забегаловки на другой стороне улицы, затеяли драку. Какая-то женщина похлопала Левона по плечу:
- Ищешь, с кем бы хорошо провести время, дорогой?
Левон не обратил на нее внимания, сел за руль и поехал прочь. Анна Мюррей по-прежнему сидела на заднем сиденье его автомобиля.
Мэгги вернулась на Бликер-стрит, кипя от гнева. Ее поездка обернулась пустой тратой времени: ее просто не пустили на борт "Королевы майя". Большая часть экипажа, как она подозревала, уже отправилась в город, так что сообщить ей хоть что-нибудь было просто некому. У некой важной личности в форме имелся список пассажиров, которые должны были прибыть завтра, но фамилий тех, кто уже сошел на берег сегодня, у нее не было.
- Обратитесь в транспортную контору, - посоветовал Мэгги этот господин, но к тому времени, как она разыскала, где это, чертово учреждение уже благополучно закрылось. И никаких следов ее племянниц.
Раздраженно топая ногами, Мэгги поднималась по лестнице к своей квартире, и тут заверещал дверной звонок. Кроме нее, в доме никого не было: по ночам Джим Голдберг работал в газете, а балерина, занимавшая квартиру на верхнем этаже, фамилию которой Мэгги так и не смогла запомнить, не говоря уже о том, чтобы произнести, отправилась на гастроли.
Мэгги, громко топая, спустилась вниз, распахнула дверь и недовольно уставилась на посетительницу, женщину примерно ее возраста, в старомодном макинтоше и шерстяной шапочке.
- Мисс Коннелли, здравствуйте, - торопливо заговорила женщина. - Меня зовут Эйлин Татти, я живу тут неподалеку за углом, и моя дочь, Имельда, учится в вашем классе. Я подумала, что мне стоит зайти к вам и рассказать о том, что я видела ваше имя на конвертах, - ну, вдруг это важно.
- На каких конвертах? - похолодела Мэгги.
- Ну, вы же знаете, что я работаю на острове Эллис?
Мэгги не знала об этом, но все равно кивнула, на всякий случай.
- Я исполняю обязанности письмоводителя, и сегодня вечером, как раз перед тем, как я должна была идти домой, нам принесли узел с вещами, оставшийся невостребованным. Внутри оказался паспорт и несколько писем: на обратной стороне были написаны ваше имя и адрес. Я бы принесла их с собой, но мне не позволили. Они были отправлены Молли Кенни в графство Килдэр.
Мэгги пробил озноб.
- А на чье имя был выписан паспорт? Вы не посмотрели?
- Посмотрела, а как же. Он принадлежал Аннемари Кенни. Мистер Скарлатти, инспектор, напишет вам завтра. Она ваша родственница, мисс Коннелли?
- Племянница. Прошу извинить меня, миссис Татти. С вашей стороны очень мило, что вы зашли ко мне, но я должна подняться к себе и хорошенько все обдумать.
Мэгги закрыла дверь и некоторое время стояла, прижавшись к ней спиной, глубоко дыша и едва сдерживаясь, чтобы не закричать во весь голос. Завтра с утра она первым делом пошлет Фрэнсису Кенни телеграмму с требованием объяснить ей, что происходит. И еще она знала, что сегодня ночью не сомкнет глаз.
Левон Зариян открыл дверь квартиры на Гранмерси-парк.
- Тамара, - негромко позвал он. - У меня для тебя сюрприз.
- Что случилось, Лев?
Жена вышла из спальни; ее лицо было заплаканным. Должно быть, сегодня был один из плохих дней, потому что она надела то самое кремовое платье с кружевной отделкой, которое было на ней, когда они нашли Ларису лежащей в луже собственной крови. Тамара закричала и упала на колени рядом с телом дочери. На юбке до сих пор оставались темные пятна. Выбросить платье она отказалась наотрез.
Левон подтолкнул Анну Мюррей вперед - она охотно пошла с ним, когда он протянул ей руку.
- Тамара, любовь моя, я привел тебе другую дочь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В тот роковой полдень не только вид отплывающей от причала "Королевы майя" с Аннемари на борту заставил Молли лишиться чувств. Ее отвезли на "скорой" в Королевскую больницу на Пемброк-плейс, где и выяснилось, что в результате удара она заработала легкое сотрясение мозга.
- Я хочу оставить вас здесь на несколько дней, чтобы понаблюдать за вами, - сообщил врач Молли после того, как поинтересовался, сколько пальцев он ей показывает, и она ответила, что два, когда на самом деле он выставил всего один. - Ваши родные знают, что вы тут?
- У меня нет родственников в Ливерпуле, - ответила девушка.
- Вы слишком молоды для того, чтобы жить одной, не находите?
Его звали доктор Пэкер, он был невысоким толстячком с ярко-красным лицом и аккуратными бачками.
- Я живу не здесь. - Все закончилось тем, что Молли поведала ему свою историю, умолчав лишь о том, что подвигло ее с сестрой уехать из Ирландии.
Пэкер сочувственно прищелкнул языком.
- И что вы собираетесь делать?
- Найду, где можно остановиться в Ливерпуле, а потом напишу тете и попрошу ее прислать мне денег еще на один билет.
Она отыщет дешевую гостиницу и будет надеяться, что от нее не потребуют оплатить комнату немедленно, а она расплатится по счету, когда получит деньги.
Через три дня Молли выписали из больницы. Голова у нее все еще побаливала, и девушка понимала, что ужасная ошибка, которую она совершила, позволив "Королеве майя" уплыть без нее, будет преследовать ее до конца жизни. Молли сходила с ума от беспокойства об Аннемари, хотя и успокаивала себя тем, что Гертруда Штраус наверняка присмотрит за ее сестрой и будет давать ей сердечные капли. Доктор Пэкер сказал Молли, что у корабельного врача непременно отыщется дигиталис, отчего она снова почувствовала себя полной дурой. Мисс Штраус или кто-нибудь из офицеров корабля побеспокоится о том, чтобы благополучно передать Аннемари с рук на руки тете или доставить сестру к Мэгги домой, если по каким-либо причинам той не будет на пристани.
По словам доктора Пэкера, неподалеку от центра Ливерпуля было множество маленьких гостиниц, так что Молли с легкостью отыщет ту, что ей подойдет.
- Просто ступайте по Лондон-роуд, пока не упретесь в Лайм-стрит, а уж тогда спросите у кого-нибудь, лучше всего, у полисмена.
Лондон-роуд была забита пешеходами; трамваи, отчаянно звеня, катили по мостовой; автомобили рассерженными гудками подгоняли неспешно движущихся лошадок, запряженных в повозки. Молли испытывала странное чувство - она как будто смотрела на себя со стороны, и звуки почти не доходили до ее сознания. Она заставляла себя останавливаться и разглядывать витрины многочисленных магазинчиков, мимо которых проходила, чтобы полюбоваться модной одеждой, туфлями на высоких каблуках, о которых она давно мечтала, игрушечной железной дорогой, которой бы очень обрадовался Тедди, или чертиком из коробочки, который привел бы в восторг Айдана. О, а вот сережки в форме капелек, очень похожие на те, что носила мама. Глаза девушки наполнились слезами; после смерти матери жизнь стала настолько тяжелой, что ее невозможно было описать словами. И пусть оттого, что она была в Ливерпуле совсем одна, Молли чувствовала себя жалкой и несчастной, все-таки это было лучше, чем жить в Дунеатли с Доктором. Она шмыгнула носом и вытерла глаза. Если все получится, как она задумала, через несколько недель она окажется в Нью-Йорке, рядом с Аннемари и тетей Мэгги, и вновь вернется к жизни.
Молли дошла до Лайм-стрит, но вместо того, чтобы подыскать себе скромную гостиницу, остановила какую-то женщину с огромной коляской и поинтересовалась, как пройти на Кросхолл-стрит. Сейчас она отчаянно нуждалась в дружеской поддержке.
У Агаты отвисла челюсть, когда в аптеку вошла Молли. Девушка как раз обслуживала покупателя, который никак не мог решить, какую мазь выбрать.
- Ради всего святого, как ты здесь оказалась? - выдохнула Агата после того, как мужчина ушел. - Я думала, что ты уже пересекла добрую половину Атлантики.
- Я тоже так думала, - ответила Молли, закатив глаза. - По крайней мере, когда прощалась с тобой. Но потом я ушла и опоздала на пароход!
- Провалиться мне на этом месте! - ахнула Агата. - А я была уверена, что у тебя куча времени до отплытия.
- Я тоже, но оказалось, что я все перепутала.
Агата окончательно растерялась.
- А где твоя сестра? - полюбопытствовала она.
- Вот она-то уж точно пересекла половину Атлантики. - Молли с трудом выдавила улыбку.
- Господи Иисусе! А где ты была эти несколько дней?
- В больнице. Меня только что выписали. Похоже, у меня было сотрясение мозга.
- Разве я не говорила, что тебе нужно обязательно показаться врачу, с такой-то шишкой на голове? - На лице Агаты отразилось некоторое самодовольство, оттого что она поставила правильный диагноз.
- Говорила, говорила, - вздохнула Молли. - Надеюсь, ты не возражаешь, что я заглянула к тебе в гости.
Они с Агатой и разговаривали-то не больше получаса, так что теперь Молли казалось, что она поступила слишком самонадеянно, разыскав ее, словно Агата была ее лучшей подругой, с которой они давно не виделись.
- Возражаю?! - фыркнула Агата. - Конечно, я нисколько не возражаю. Если бы ты сообщила мне об этом раньше, я бы навестила тебя в больнице. - Она вышла из-за прилавка. - Ну-ка, присядь и дай посмотреть на твою шишку. - Молли присела, и Агата осторожно раздвинула пряди. - Она стала меньше, - провозгласила девушка. - Шишка, я имею в виду, а не голова. - Агата опустилась на соседний стул. Ее карие глаза за стеклами очков светились сочувствием. - Полагаю, ты сыта по горло тем, что с тобой стряслось.
- Не просто сыта, - вскричала Молли, - я буквально раздавлена!
- И что ты намерена делать?
- Найти дешевую гостиницу, в которой буду ждать ответа от своей тети из Нью-Йорка.
- Ты можешь остановиться у нас, - не раздумывая, заявила Агата, - если только не возражаешь против того, чтобы спать на диване в гостиной. Может, это и не так удобно, как в гостинице, зато это не будет стоить тебе ни пенни.
Семейству Брофи принадлежал дом в районе Уэйвтри, на четыре спальни с большим садом. После того как супруг миссис Брофи погиб на войне, она могла переехать в место подешевле, но...
- Она намерена любой ценой сохранить дом, хоть это и непросто, - объяснила Агата Молли. - По словам матери, это - дело принципа. Она скорее предпочтет, чтобы мы недоедали, но не переедет. Всю одежду мы покупаем на рынке Пэдди; только не вздумай сказать об этом матери, потому что она не хочет, чтобы об этом знали посторонние. По ее мнению, раз уж теперь мы, ее дети, работаем, то и она сможет выйти на работу, и тогда деньги потекут к нам рекой и мы избавимся от своего противного квартиранта.
У Агаты было четыре младшие сестры: Бланш, Кэти, Дора и Эллен, такие же худенькие, как и она сама.
Хотелось бы мне знать, если бы папа остался жив, родители перебрали бы весь алфавит или нет? - подивилась она вслух. - Мне было всего шесть, когда он добровольцем ушел на фронт. Они с мамой ужасно ссорились из-за этого - Эллен только-только родилась, - но он сказал, что это его долг - сражаться за свою страну. И вскоре погиб в битве на Сомме. А ведь у него была отличная работа в пароходстве и отдельный кабинет в здании на Док-роуд, так что мама не привыкла считать каждый грош.
Миссис Брофи оказалась невысокой изящной женщиной. Она приветствовала Молли, появившуюся в ее доме, ласковым поцелуем.
- Агата рассказывала нам о тебе. Она так завидовала тому, что ты едешь в Нью-Йорк. Какая жалость, что все так неудачно обернулось.
Кэти, Дора и Эллен были еще в школе. Бланш, которой исполнилось пятнадцать и которая обещала стать очень высокой, намеревалась стать манекенщицей в одном из крупных лондонских магазинов, но пока подвизалась младшим клерком в какой-то конторе на Пиэр-Хэд.
- Я зря растрачиваю свою жизнь, - заявила она, едва завидев Молли в первый раз. - Я только и делаю, что мотаюсь по всему городу, доставляя письма, подшиваю документы и готовлю чай. Из меня получилась какая-то прислуга за все.
- Тебе очень повезло, что у тебя такая чистая работа, - возразила ей миссис Брофи. - Если бы не связи твоего отца, ты могла бы стать настоящей служанкой. Вот тогда у тебя были бы причины жаловаться.
Очевидно, мистер Брофи и в могиле не утратил своих связей. Кстати, Агата тоже получила работу в аптеке только благодаря тому, что управляющий был дружен с ее отцом.
- А я думала, ты работаешь там одна, - заметила Молли.
- Так оно и есть, хотя на самом деле должно быть иначе. Мистер Джерард уходит в паб, едва тот успевает открыться, и не возвращается до самого закрытия, так что большую часть времени я остаюсь в аптеке одна.
Миссис Брофи вела переговоры с еще одним знакомым ее покойного супруга насчет того, чтобы он пристроил ее тринадцатилетнюю Кэти на летние каникулы официанткой в ресторан на Сент-Джон-стрит. Дора и Эллен вслух задавались вопросом, что она придумает на их счет.
- Поживем - увидим, девочки, - загадочно обронила их мать. - Поживем - увидим.
Квартирант, мистер Уэйнскотт, занимал большую спальню в передней части дома. Он торговал Библиями на улице и вслух читал отрывки из этой книги каждый вечер перед сном.
- Не пугайся, Молли, если в одиннадцать вечера услышишь замогильный голос, цитирующий слова библейского змия или главы Исхода, - предупредила миссис Брофи. - В общем-то, мистер Уэйнскотт совершенно безобиден. Он всегда вовремя платит ренту, никогда не жалуется на еду, и по большей части его не видно и не слышно.
- После него в туалете стоит ужасный запах, мама, - пожаловалась Дора, - и еще он издает неприличные звуки мягким местом.
- Это оттого, что у него проблемы с кишечником, родная. Просто не обращай на это внимания, как делаю я.
- Не обращать внимания на запах невозможно, мама.
- В таком случае, Дора, зажимай нос, - резко бросила мать. - Бери пример с меня.
В общем, несмотря на все свои тревоги и страхи, Молли была рада остановиться у Брофи. Первое, что она сделала, - написала письма тете Мэгги и Хейзел. Днем Молли помогала по дому и ходила за покупками, а после обеда пришивала пуговицы к перчаткам, заготовки которых сшивала вместе миссис Брофи, получая по шесть пенсов за дюжину.
- Лишнее пенни, Молли, - искренне и безмятежно говорила она. - Перчатки поставляет нам старый друг Роберта. Он всегда следит за тем, чтобы мне доставались самые маленькие размеры, чтобы шитья было поменьше.