- Я возвращаюсь к началу нашего разговора, - пояснил Брюс. - Ты девушка уравновешенная и разумная. И если ты совместно с моим охранником сделаешь заявление, в котором будет говориться, что в последних публикациях газет по интересующему меня поводу нет ни слова правды, то мне удастся добиться своего. В этом случае правосудие придет в действие, и эта свинья-репортер, что заполонил страницы всяческой галиматьей на потребу жадной на сенсации публики, наверняка понесет заслуженное наказание.
Джойс широко распахнула глаза. Ее губы начали дрожать. Эту дрожь на сей раз вызывало не просто охватившее ее возбуждение, а настоящая ярость, в которую ее привели слова Брюса Мелвина.
- Неужели ты серьезно предлагаешь мне это, Брюс? - воскликнула она.
- Абсолютно серьезно, - подтвердил молодой человек. - А что тебя не устраивает?
Джойс сделала глубокий вдох. Сосредоточившись, она снова и снова полной грудью вдыхала воздух, как будто ей его не хватало. Она словно пыталась запастись кислородом, перед тем как глубоко нырнуть.
По прошествии нескольких секунд Джойс нервно заявила:
- Откровенно говоря, я ожидала иного окончания этого разговора. Стоило ли искать меня, ухаживать за мной, стараться быть столь галантным и ласковым лишь ради того, чтобы - как выясняется - завлечь меня в отвратительную ловушку? И целью всего этого является лишь то, что вы с Риганом почувствуете удовлетворение, вышвырнув на улицу бедного журналиста? Конечно, вам было бы приятнее не просто лишить его работы на время, а потребовать и на будущее для него запрета заниматься журналистской деятельностью…
- Но послушай, Джойс!
- Это ты послушай. Ты уже сказал достаточно. Так что не нужно продолжать. Я все прекрасно поняла.
- Так ты не собираешься выступить с заявлением? - спросил Брюс.
- Я не собираюсь лгать! И не нужно подбивать меня на это.
- Джойс, давай-ка поговорим наконец серьезно. Ты знаешь журналиста, который стоит у истоков всей этой истории? Ты знакома с ним?
Последовавшая за этим вопросом тишина была гулкой и напряженной. Джойс колебалась. Она не могла решить, как ей следует вести себя в данном случае. Что ответить? Все это было похоже на ловушку, в которую она никак не хотела попасть.
- С чего ты решил, что я могу быть с ним знакома? - помолчав, спросила она.
- Все очень просто. В ту ночь, помимо меня, там была только ты с Сэмом. Следовательно, сведения о событиях в лаборатории могли просочиться в печать лишь от одного из вас. Ты же понимаешь, что от меня это исходить никак не может.
- Тогда, по всей видимости, это Сэм, - решительно заявила девушка.
- Ты уверена?
- Нет. Конечно же, я не уверена, что это был Сэм.
- Но ты, по крайней мере, уверена, что сама никому ничего не рассказывала о событиях той ночи?
Что ему известно обо всем этом? - задалась вопросом Джойс. И что он собирается в ближайшее время выяснить?
Что-то подтолкнуло ее отрезать себе пути к отступлению, загнать себя в угол, не оставить себе иной возможности, как только признаться во всем, рассказать всю правду.
- Ну а если я и говорила на эту тему с кем-нибудь? - спокойно спросила она.
- В этом случае тебе придется отказаться от всего того, что ты рассказывала этому человеку.
- Ты сошел с ума?
Внезапно Джойс преисполнилась решимости противостоять Брюсу. Страх улетучился. Более того, появилось нечто вроде спортивного интереса.
Джойс откинулась на спинку кресла и внимательно, не отрываясь и не мигая, принялась рассматривать Брюса, как будто он был незнакомцем.
- Нет, детка, я не сошел с ума. Просто у меня аллергия на журналистов. Этим-то все и объясняется. И единственное, что меня интересует, так это рассказывала ли ты о событиях той ночи или нет.
Джойс прервала его:
- Я так понимаю, что никто не вправе запретить мне разговаривать с кем угодно и говорить кому угодно, что мне захочется. Это не подлежит сомнению, особенно когда идет речь о чистой правде. Так что я могу сообщать ее другим людям, не испрашивая предварительно разрешения ни у тебя, ни у Ригана, ни у кого другого на этом свете. Разве не так?
Став серьезным, Брюс настаивал на ответе:
- Так ты все-таки рассказала? Ты сделала это? Так как же, Джойс?
- О господи! Ну на каком основании ты требуешь от меня отчета? Какое у тебя на это право?
- Я не требую от тебя отчета, Джойс. Более того, я предлагаю тебе кучу денег за то, чтобы ты согласилась сделать соответствующее заявление.
- Никогда! Слышишь? Никогда!
- Подумай хорошенько, детка. Посоветуйся…
- И с кем, по-твоему, я должна посоветоваться?
- Не знаю, - ответил Брюс Мелвин. - Действительно не знаю. Может быть, с твоей подушкой.
- Видишь ли, Брюс, я не продаюсь. У меня нет цены. Ты чего-то недопонимаешь.
- Подожди, подожди. Пойми, кто-то прячется за тобой. И ты знаешь, о ком идет речь, и пытаешься защитить этого человека. Но вам это не удастся: ни тебе, ни ему. Уж поверь мне на слово. Я пойду до последнего и все-таки отправлю его в камеру, на гильотину, к самому дьяволу в пекло…
Говоря это, Брюс Мелвин мало-помалу повышал голос. В результате вначале ближайшие соседи, а затем и практически все посетители ресторана стали обращать внимание на происходящее за их столиком.
Страшно побледнев и нервно дрожа, Джойс поднялась.
- Прости, - стараясь оставаться спокойной, сказала она. - Мне нужно идти.
- Подожди!
Поднявшись во весь рост, он схватил ее за руку с такой силой, что она даже вскрикнула. Затем, не говоря ни слова, Брюс потянул ее за собой на улицу. При этом он не обращал ни малейшего внимания на любопытство окружающих.
- Будь прокляты все журналисты в этом мире! Ты слышишь? - прорычал он, встряхивая Джойс за плечи.
- Немедленно отпусти меня! - потребовала Джойс со слезами на глазах.
Не желая допустить скандала, к ним приблизился швейцар клуба, одетый как генерал неизвестного рода войск или как склонный к военным забавам принц какого-нибудь экзотического королевства.
- Сударыня, если этот господин позволяет себе надоедать вам… - начал он.
Развернувшись к швейцару, Брюс Мелвин, который, казалось, и на самом деле начал сходить с ума, прорычал:
- Убирайтесь к дьяволу!
Удерживая одной рукой за запястье Джойс, Брюс резко толкнул другой мужчину в грудь. Не ожидавший толчка швейцар оступился и рухнул на тротуар.
Дело начало принимать серьезный оборот.
Брюс Мелвин окончательно потерял голову. Будучи в ярости, он был готов перенести свое неудовольствие на кого угодно. Стоя рядом с поверженным на землю швейцаром, он угрожающе смотрел по сторонам.
Проходящие мимо люди стали останавливаться. Некоторые женщины начали кричать, требуя полицию.
Растерянная Джойс стояла рядом с Брюсом.
Журналисты и полиция появились на месте происшествия, не сговариваясь, практически одновременно.
20
После того как все газеты напечатали скандальную хронику о происшествии около клуба, отношение к Джойс в редакции изменилось в худшую сторону. В конце концов Джойс Пауэр подала заявление об уходе, после чего уединилась дома, отказываясь видеть кого бы то ни было.
И только сэру Патрику Ригану удалось проникнуть к ней, добившись разрешения нанести короткий визит. Разговор проходил на повышенных тонах и завершился настоящей бурей. Джойс сама не узнавала себя.
Сэр Патрик удалился, проклиная женщин с их капризами, а также мужчин с их извечными проблемами. Его настроение было испорчено настолько, что он проклинал даже бритвенные лезвия!
Прошла неделя с момента начала в печати шквала статей и многочисленных комментариев, заявлений, более или менее серьезных, и заметок, претендующих на долю юмора. Все эти публикации описывали Брюса Мелвина и его изобретение.
- Ну а теперь? Что ты теперь будешь делать? - взяла за обыкновение интересоваться ее мама.
Заслышав этот вопрос, Джойс просто пожимала плечами. Да и что она могла ответить?
Но Сильвия Пауэр, как правило, не сдавалась.
- Та и сама этого не знаешь, не так ли? - настаивала она.
- Нет.
- Но в этом случае, будь я на твоем месте, - продолжала миссис Пауэр, - я бы все-таки, наверное, предпочла принять предложение сэра Патрика Ригана.
- Ну и что бы я выиграла от этого? Наверное, в этом случае Брюс оказался бы втянутым в судебный процесс, связанный с коммерческими тайнами.
- Но сэр Патрик уверяет, что и ты, со своей стороны, можешь подать в суд, обвинив Брюса Мелвина в клевете. Настоящий джентльмен не должен допускать, чтобы его слова и поступки могли истолковываться превратно и каким-либо образом затрагивать доброе имя женщины.
- Ой, не надо, мама. Брюс просто отплатил мне той же монетой за все… Я сама виновата в случившемся.
Джойс подумала, что если бы в день их совместного посещения клуба не произошло этой глупой ссоры, если бы Брюс не сбил с ног швейцара, то все, наверное, осталось бы по-прежнему. Однако внезапно появившаяся в самый неподходящий для того момент в сопровождении газетчиков полиция в процессе выяснения обстоятельств случившегося вынудила ее в присутствии Брюса назвать место своей работы. Естественно, для него услышанное было сильнейшим ударом. Может быть, подсознательно он и подозревал нечто в этом духе, однако спасительный инстинкт самосохранения берег его от серьезного отношения к подобной возможности. В результате неожиданное откровение стало для него тем более сильным ударом. Можно представить себе, насколько болезненным оказалось для молодого человека случайно сделанное открытие…
Как ни странно, Джойс после посещения полицейского участка испытывала определенное облегчение. Наконец-то все разрешилось само собой. Теперь не было необходимости лгать и изворачиваться. Брюс узнал, кто она и чем занимается. Все было кончено. Все миновало. Теперь ей требовалось лишь некоторое время, дабы прошла боль потери. А в том, что Брюс окончательно и навсегда потерян для нее, Джойс не сомневалась ни минуты.
- Джойс, милая, послушай. Ты можешь, не прерывая, выслушать меня?
- Ах мама, и ты туда же?..
- Это просто невозможно! Я не могу не видеть, что после возвращения из нашего городка ты очень изменилась, что ты уже не та, что прежде. Не знаю, что там случилось, но эти перемены должны иметь какое-то объяснение, какую-то причину…
- Ну хорошо, мама, предположим, они имеют объяснение. Ну и что с того?..
Подобного рода разговоры происходили по нескольку раз в день. В конце концов, однажды утром после очередного ни к чему не ведущего разговора Сильвия Пауэр, помолчав немного, грустно заметила:
- Я думаю, все объясняется очень просто. Все дело в том, что ты влюблена. Влюблена в Брюса Мелвина.
И видя эту наивность своей матери, слыша умиротворенный тон ее голоса, Джойс не удержалась и глубоко вздохнула, прежде чем воскликнуть:
- О-о мама!
- Наверное, я права, не так ли? - спросила Сильвия Пауэр, ласково глядя на дочь, которая низко опустила голову. - И ты сама понимаешь это?
- По правде говоря, я уже давно отдаю себе в этом отчет. А ты, мама?
- Я тоже поняла это не сегодня.
- Ах мама, мама! Ты, по всей видимости, полагаешь, не будь я влюблена, так и не пошла бы на все это, рискуя сломать себе шею? Ты думаешь, я не стала бы встречаться с ним в прошлый раз, зная, чем может завершиться наша встреча?
- О-о! - вздохнула Сильвия Пауэр, глядя на возбужденно рассуждающую дочь.
- И знаешь, почему я вела себя таким образом? Да потому, что мне хотелось заставить его проглотить все те отвратительные намеки, которые он все это время позволял себе делать. И если Брюс наконец-то прекратил злословить в адрес журналистов, которые честно трудятся, зарабатывая свой нелегкий хлеб, то, как он сам признает, это явилось заслугой одной журналистки, которая смогла не только обмануть, но и пленить его… И правда заключается в том, что, помимо лести, эти слова содержат и долю истины. Да, я действительно смогла обмануть его. Это правда. Но так же правда и то, что он далеко не пленен мною…
- Может быть, тебе стоит объясниться с ним…
- Ах нет, мама, нет!
Как это стало в последнее время правилом, после звонка трубку сняла не дочь, а мать. Выслушав, она, не задумываясь, бросила:
- Сожалею, но Джойс Пауэр нет дома.
- Внезапно выражение ее лица разительно изменилось, ее глаза вопрошающе устремились в сторону дочери, которая, заслышав телефон, едва повернула голову и теперь недовольно прислушивалась к разговору.
- Что вы? Ах да, это Сильвия, да. Но она… В данный момент…
Прикрыв трубку рукой, Сильвия Пауэр начала взывать к помощи дочери.
- Это он, Джойс, это он! - шепотом восклицала она.
- Так скажи, чтобы он убирался к дьяволу!
- Что вы говорите, Брюс? - снова сняла руку с трубки старшая Пауэр. - Что вы? Уже услышали ее голос? Но это… Как вы сказали? Ах, ну да, подождите секунду…
Бедная женщина, не зная уже, что и предпринять, была вынуждена обратиться к помощи дочери еще раз.
- Послушай, Джойс! Он говорит, что приедет сюда, если ты не возьмешь трубку. Поговори с ним. Ну что тебе стоит?
- В том-то и дело, что это стоит мне очень многого! - чуть не плача, воскликнула Джойс.
Несмотря на явное нежелание общаться с Брюсом, она все-таки встала с кресла, глубоко вздохнула и после этого взяла трубку.
- Что тебе нужно? - агрессивно спросила она.
- Послушай, детка! Мне очень хотелось бы сказать тебе ряд вещей… В конце концов, нам просто нужно объясниться! Мне следует многое рассказать тебе.
- Ну и дела… Как раз это мне только что говорила моя мама, только наоборот. Она считает, что мне следует кое-что объяснить тебе.
- Ну вот и отлично. Тогда дадим друг другу объяснения при встрече. Ну как?
- Видишь ли, у меня сложилось впечатление, что в последнее время все наши встречи имели этакий налет взаимного неудовольствия. Разговоры кончались довольно бурно и при пристальном внимании окружающих. Сознаюсь, это не доставляло мне особого удовольствия…
- Джойс! Как раз об этом я и хотел бы поговорить с тобой. Мне известно, что тебя навещал Риган, и что он сделал тебе кое-какие предложения. Он изрядная свинья…
- Ну да, он свинья. А ты, конечно, ангел.
- Ну подожди, Джойс, подожди! Не спеши, детка. Я выезжаю к тебе. Буду ждать тебя за углом твоего дома. Мне меньше всего хотелось бы иметь на хвосте журналистов или просто любопытствующих. Ведь после всего того, что говорилось…
- Прости, после всего, что говорил ты, - перебила его Джойс.
- Нет-нет, не я начал всю эту историю, Джойс. Постарайся быть объективной. Все началось с того, что ты вскарабкалась на стену моего парка, удобно оседлала ее и даже не особенно беспокоилась, что собаки могут отгрызть тебе ногу. К счастью, единственной потерей была твоя туфелька.
- Но ведь это же моя работа! - воскликнула Джойс.
- Так почему ты не сказала мне об этом?
- Не смей кричать на меня!
- Ты права, Джойс. Прости. Мне пора выезжать. Я буду на месте через десять минут. Договорились?
- Хорошо, - подтвердила Джойс.
Повесив трубку, Джойс медленно выпрямилась. Она не могла сдержать нервной дрожи. Обхватив себя руками, она внимательно поглядела на мать.
Вздохнув, Сильвия Пауэр посоветовала:
- Надень бирюзовый костюм с белым воротником. Мне кажется, он особенно идет тебе.
- Хотела бы я знать, что ты сейчас думаешь, мама…
- Будь что будет… Ты уж прости, но мне кажется, ты не много потеряешь, если будешь выглядеть как можно более привлекательной.
- Ты полагаешь, он собирается просить у тебя моей руки? Или у тебя есть еще какие-нибудь соображения на сей счет?
- Если он настоящий джентльмен, - заметила Сильвия Пауэр, - а он таковым скорее всего и является, то после всех намеков, которые он делал…
- Да не интересует меня - джентльмен он или нет! Не касается меня все это! Не хочу!
Пока она одевалась и приводила себя в порядок, ей удалось немного успокоиться.
Естественно, Джойс последовала совету своей матери и надела бирюзовый костюм. В нем она действительно выглядела еще более стройной и грациозной.
Джойс понимала, насколько она привлекательна, и это доставляло ей особое удовольствие, поскольку она чувствовала себя влюбленной. Когда Сильвия Пауэр провожала дочь, она увидела все это в ее глазах.
21
Брюс, не выходя из автомобиля, открыл переднюю дверцу, завидев приближающуюся Джойс. Она, не задерживаясь, села в машину.
Как только захлопнулась дверца, Брюс Мелвин сразу же резко тронулся с места и выехал на проезжую часть улицы, быстро набирая скорость.
- Будем надеяться, журналисты еще не получили новых поводов написать что-нибудь о нас, - пробормотал он.
- Ты уже не называешь всех журналистов свиньями? - поинтересовалась Джойс.
- Нет. С тех самых пор как я узнал о твоей настоящей профессии, мне пришлось срочно изменить манеру изъясняться по поводу журналистов. Более того, я даже изменил свое мнение о некоторых из них. Вот о тебе, кстати, я никогда бы не мог подумать плохо.
- С чего бы это?
- Мне казалось, ты знаешь, или хотя бы догадываешься. - Он выразительно посмотрел на Джойс. - А кроме того, ты очень умная девушка. Тебе удалось ввести в заблуждение даже меня. Хотя, откровенно говоря, у меня были кое-какие подозрения… В то же время я не мог и предположить, что все это делалось тобой по собственному разумению.
- Все это делалось исключительно в интересах моего журнала. И я не скрываю этого.
- Да, знаю. Но видишь ли, я полагал… Уж и не знаю, но я думал, что твое знакомство со мной использовал, возможно, один из твоих друзей или твой жених, а может быть, любовник.
- А даже если это было и так? Какая разница?
- Разница есть, - глухо ответил Брюс.
Джойс взглянула в его лицо и увидела невыразимую боль в глазах. Это потрясло ее. Оказывается, он тоже что-то испытывает к ней. Конечно же, это не может быть любовью. Не такой он человек. Но определенно он страдает.
- С тех пор как ты уехала из Дарлингтона, я все время думаю о тебе, - вполголоса, словно боясь своих слов, снова заговорил Брюс. - Сначала я не мог понять, почему я так волнуюсь о тебе, ты ведь даже не давала о себе знать. Я не представлял, где ты, что с тобой. Потом, когда появились эти чертовы публикации обо мне и Риганах, я страшно разозлился, потому что почти сразу догадался, чьих рук это дело. Но спустя какое-то время я вдруг понял, что совсем не сержусь на тебя. Все это - открытие, пусть скандальная, но слава, деньги - вдруг стало незначительным по сравнению с тем, что тебя я, возможно, потерял навсегда. Я не мог понять себя. Ни к чему не обязывающий флирт, роман, каких в моей жизни было множество.
Джойс возмущенно хмыкнула, услышав эти слова.
- Да, - встрепенулся Брюс, - я думал, что этот роман пройдет, как все предыдущие. Но это оказалось гораздо большим.
Он вдруг замолчал.
- Я хочу, чтобы мы были вместе, - выдохнул он.
Джойс смотрела на него растерянно. Она, втайне так ждавшая этих слов, вдруг почувствовала себя не готовой к такому объяснению.