Слышала ли она когда-нибудь о Джозефе Элстоне? Что-то связанное с Южной Каролиной, думала она. Значит, политик. У него был напыщенный вид, и он выглядел высокомерным и лишенным чувства юмора Он был среднего роста и весьма упитанным, что никак не мог скрыть его яркий, цвета сливы костюм, казавшийся набитым до такой степени, что готов был лопнуть вдоль широкой спины. У него были черные волосы, коротко подстриженные под Брута. Тео сразу же представила себе бюст императора Тиберия который однажды видела в одной гостиной в Филадельфии: такая же толстая шея, низкий лоб и полный, презрительный рот.
Элстон надменно рассматривал собравшихся, в то время как Аарон приветствовал его с подчеркнутой сердечностью и потом подвел к Теодосии.
– Мистер Элстон, могу я представить вас моей дочери, мисс Бэрр?
Теодосия изобразила реверанс, а молодой человек поклонился.
– Приятно познакомиться, мадам, – произнес он протяжно с томной неразборчивостью в согласных, которая, насколько ей было известно, была характерна для жителей южных штатов.
– Добро пожаловать в Ричмонд-Хилл, – пролепетала она, весело улыбаясь ему принятой в таких случаях улыбкой, и отвернулась к группе гостей, стоявших за ее спиной, сгорая от нетерпения присоединиться к их разговору.
– Тео… – Это был голос Аарона, и, тонко чувствуя его малейшие интонации, она поняла по одному этому слову, что он был недоволен ею. – Мистер Элстон совсем недавно приехал в Нью-Йорк. Если бы ты рассказала ему о том, что происходит в городе в это время года, о балах и о театре, это бы его развлекло. Он будет ухаживать за тобой во время обеда.
Она широко открыла глаза. Это расстраивало все ее планы. Было условлено, что сегодня вечером ее, как хозяйку и почетную гостью одновременно, должны сопровождать приглашенные мужчины самого высокого ранга: генерал Гамильтон, мистер Ливингстон или, возможно, граф. Но она была слишком хорошо обучена, чтобы показать свое удивление, и ее рука покорно скользнула под руку молчаливого молодого человека.
– В самом деле, сэр, вам нравится наш город? Вы приехали из Каролины? Такое долгое путешествие – вы, должно быть, утомились.
Она рассматривала его с бесцеремонным интересом. Он казался чрезвычайно скучным джентльменом, но ее отец никогда не ошибался, и, если он пожелал оказать мистеру Элстону необычный почет, у него должна быть очень основательная причина.
Аарон предложил свою руку миссис Джэй, и все они двинулись в столовую.
Невероятных размеров стол легко вместил тридцать человек.
Он весь был заставлен блюдами: черепаший суп, вареные омары, доставленные на сторожевом корабле из Массачусетса, три больших пирога с устрицами, по обеим сторонам которых расположились внушительных размеров мясные туши, одна говяжья, другая баранья. Между ними рассыпались пунктиром, подобно мелким островам архипелага, фаршированные фазаны и утки. Также были овощи: вареный лук, крохотные свежие свеклы и поджаренный картофель.
Гостей обслуживал Алексис и целое войско официантов. Поскольку это был официальный обед, у каждого была отдельная вилка, но большая часть общества презирала эту французскую утонченность и искусно пользовалась ножом, чтобы положить себе что-нибудь на тарелку.
Тео вела беседу с мистером Элстоном, используя всю свою тактичность, чтобы втянуть его в разговор, как требовал взгляд ее отца. Это было нелегко. Его ответы были медленными и скучными, поэтому ее острый ум, прежде чем он заканчивал фразу, опережал его на ярды.
Ирене Дюпон сидел слева от нее, и время от времени она поворачивалась к нему с благодарностью, наслаждаясь как изяществом его блестящего французского, так и собственным знанием этого языка.
Собравшееся за столом общество было двуязычным, и разговор, начатый Натали и графом де Жольетом в центре стола, постепенно превратился в беседу на французском. Все они оживленно болтали до тех пор, пока Тео не заметила неодобрительного взгляда своего отца. Она вздрогнула, осознав, что мистер Элстон сидел рядом с ней в глубоком молчании, потягивая красное вино в мрачном раздражении.
– Вероятно, вы не говорите по-французски, – нерешительно сказала она.
Элстон вытер рот.
– Нет, мадам. Там, откуда мы, нам не нравится иностранная болтовня.
"Боже милосердный! – думала Тео. – Какой невоспитанный человек. Представьте себе образованного мужчину, который не говорил бы немного по-французски".
Ирене Дюпон с интересом наблюдал за этим маленьким затруднением. Потом он заговорил, снимая общее замешательство.
– Со мной произошел смешной, как вы говорите, случай сегодня утром. Я охотился на бекаса с Тусаром у реки; мы израсходовали весь наш порох, не убили ни одной птицы. Но нам стыдно идти домой ни с чем. Софи будет смеяться над нами. – Он поклонился своей улыбающейся жене.
– Поэтому мы нашли маленький магазин и купили еще пороху. Мы видим каких-то птиц, мы целимся, мы стреляем, – он выдержал драматическую паузу, – и оба наших ружья взрываются одновременно. Грохот! Трах! Бум! Вот так. Все на маленькие куски!
– Ну, сэр! – воскликнула миссис Джей, наклонившись вперед. – Я не вижу в этом ничего смешного. Разве вы не поранили себе руки?
Дюпон встряхнул обеими руками.
– Нет, мы быстро бросили ружья. У меня есть идея. Я очень восхищаюсь вашей замечательной страной, одно лишь плохо. Вы делаете плохой порох. Поэтому я сказал себе, что кто-то должен делать хороший порох, и почему бы не мы? Папа, Виктор и я. Мы откроем где-нибудь завод, чтобы его делать.
Он посмотрел вокруг, ожидая одобрения, и Аарон искренне сказал:
– Блестящая идея, сэр. Давайте выпьем за Дюпонов и их пороховой завод.
Бокалы были вежливо поднесены к губам, и общий разговор возобновился вновь.
Обед продолжался долго. Потом принесли сладкое, фрукты и сыры, полдюжины пудингов и огромный серебряный поднос с быстро тающим ванильным мороженым.
По другую сторону от Элстона сидела маленькая Кэти Браун, чьи соблазнительные ямочки на щеках обычно разрушали мужественные сердца. В отчаянии, Тео тайно подавала ей знаки, чтобы она помогла развлечь тяжелого молодого человека, который сидел между ними, но в ответ Кэти лишь выразительно вращала глазами и пожимала плечами. У нее не было времени на неуклюжего человека, который отвечал скучным взглядом на ее самые остроумные реплики.
– Невозможный, – изрекла Кэти, обращаясь к Тео, которая была полностью согласна с ней. Но Аарон все же не спускал с нее глаз, следя и повелевая. И она удвоила свои усилия, решив отказаться от утонченности.
– Мы вам не нравимся, мистер Элстон? – спросила она мелодично. – Вы ни разу не улыбнулись с тех пор, как сели за стол. Плохо приготовлена еда, или общество вам не по вкусу?
Элстон поднял взгляд от тарелки, и она заметила удивление на его тяжелом лице.
– Почему, еда хорошая, мадам, – сказал он медленно, – и общество довольно приятное. Я не улыбаюсь, если не вижу ничего достойного улыбки, а это случается не часто.
Конечно, подумала Тео.
– А в Южной Каролине… – настаивала она.
– Когда вы в обществе молодых леди, разве вы не говорите приятных любезностей и не шутите немного? Или юные леди в вашей стране намного очаровательнее бедняжек из Нью-Йорка? – Она лукаво посмотрела на него сквозь ресницы, мало заботясь о том, посчитает ли он ее развязной.
К ее разочарованию, он отодвинул свою тарелку и задумался над ее вопросом так серьезно, будто она задала ему теорему Эвклида.
– Что ж, молодые леди Южной Каролины очень хороши, на самом деле очень хороши. Возможно, в них немного больше благовоспитанной бледности и нежности, чем в здешних, но здешние тоже кажутся любезными и приятными. – Его выпуклые глаза изучали ее вспыхнувшее лицо с первым замеченным ею проблеском интереса.
– В самом деле, мисс Бэрр, – продолжал он серьезно. – Я нахожу, что ваша внешность не хуже некоторых наших царствующих красоток. Не сомневайтесь в этом.
– О, большое спасибо вам, мистер Элстон! – Ее голос дрожал, и она не решалась взглянуть на Кэти, которая тряслась от подавляемого с трудом хихиканья.
К счастью, пришло время убирать со стола. Слуги сменили скатерть и тарелки с фруктами и орехами, прежде чем поставить рядом с каждым джентльменом чистый бокал для вина.
Тео встала, и вместе с ней поднялись остальные леди. С вежливым шепотом, шелестя надушенными шелками, они покинули гостиную, в то время как мужчины придвинулись ближе к хозяину и приготовились к серьезному занятию – провозглашению послеобеденных тостов.
Алексис внес поднос с гаванскими сигарами и нюхательным табаком. Джозеф Элстон взял сигару, понюхал ее презрительно и заменил на другую из своего кармана.
Аарон разглядывал его с интересом. Теперь он точно определил характер молодого человека. Эти состоятельные Каролинские плантаторы воспитывались как правители, имея неограниченную власть над сотнями черных душ, так же как и многих белых. Фактически, они и были повелителями, и их царственные манеры проявлялись естественно. То, что они были ограниченными и недалекими и не имели интересов вне их собственного, чутко оберегаемого общества, тоже было естественным. Но в этом особом экземпляре за бесцеремонной и раздражительной манерой поведения он уловил внутреннюю нерешительность. Мистер Элстон чувствовал себя неловко в незнакомой ему атмосфере и поэтому был настроен несколько враждебно. Умелое обращение изменит его. Кроме того, Тео уже произвела на него сильное впечатление, гораздо большее, чем она сама себе представляла. Ее живость заинтриговала Элстона, хотя он и не осознал этого. Аарон был вполне удовлетворен.
Он поднял рюмку и улыбнулся теплой улыбкой, которая всегда была рассчитана на то, чтобы убедить любого в особом к нему расположении полковника Бэрра, вот и сейчас все отреагировали, кроме одного.
– Джентльмены, я хочу предложить несколько тостов. Первый – за здоровье нашего прославленного президента, мистера Джона Адамса.
Рюмки зазвенели, и они выпили. Гамильтон посмотрел на Бэрра и криво усмехнулся. Аарон продолжал.
– За здоровье нашего следующего президента, великого и прославленного… – Он сделал паузу, и вспышка злонамеренного веселья пробежала по его лицу. Мужчины удивленно смотрели. Принимая во внимание партийную принадлежность Бэрра, имя Джефферсона было единственным, которое могло последовать.
Аарон начал снова с неторопливым удовольствием:
– За нашего следующего президента, великого и прославленного неизвестного. – Он открыто посмотрел на Гамильтона, который задыхался от гнева, думая, что Бэрр проделывает все это с обычным своим лицемерием.
Замена на "неизвестного" была принята остальными гостями как деликатный комплимент по отношению к единственному кандидату федералистов, но Гамильтон очень, хорошо понимал, что подразумевал хозяин, "великий и прославленный Аарон Бэрр". Это был вызов, конечно, утонченный, как любое из действий этого интригана, но все-таки вызов.
Аарона забавляло раздражение его оппонента. Он любил состязаться в остроумии так же сильно, как ненавидел это Гамильтон, и не осознавал его глубокой враждебности. Сам Гамильтон не мог бы объяснить той постоянной неприязни, которую он испытывал по отношению к Бэрру со времени их первого сближения, когда они были молодыми офицерами военного содружества генерала Вашингтона. Хотя его возмущало сходство их характеров и амбиций, а также контраст между его тусклым отрочеством в Западной Индиане и аристократическим происхождением Бэрра с его богатством, образованием и респектабельностью, эта нелюбовь была глубже.
Аарон, стоя, предложил еще один тост.
– А сейчас, джентльмены, я представляю вам одного из нашей компании… молодого человека с большим положением и древней родословной, образованного и знающего джентльмена, который, определенно, назначен самой судьбой для того, чтобы его имя было выгравировано на скрижалях истории нашей страны. Я представляю вам мистера Джозефа Элстона.
Так, думал Гамильтон, вставая вместе со всеми, вот куда прыгнул этот кот. И для чего Бэрр льстит этому неотесанному плантатору, который, очевидно, достоин того, чтобы его имя было выгравировано на чем-то столь же долговечном, как его рисовые поля? Его размышления на этот счет остались безрезультатными.
В промежутках между следующими тостами Аарону удалось разговорить Джозефа Элстона и очень простым способом: начав беседу о нем самом.
Молодой плантатор расслабился, попыхивая сигарой. Полковник Бэрр считал его удивительным патриотом и, кажется, обнаружил в нем глубокое понимание нужд страны. Джозеф осмелился сделать несколько замечаний и посчитал, что он проявил редкую политическую проницательность. Пораженный этим новым открытием своих способностей, он внезапно осознал, что никто иной, а именно полковник Бэрр впервые оценил в нем его истинные достоинства. Неясный свет доброжелательности поборол его привычную агрессивность. Он выпил несколько рюмок мадеры, прежде чем Аарон, который сделал лишь несколько глотков из своей рюмки, отодвинул свое кресло.
– Как насчет того, чтобы сыграть в мушку, вист или кости? Хотя мне кажется, что те из нас, кто помоложе, предпочли бы потанцевать. В любом случае, давайте присоединимся к милым, очаровательным созданиям, которые ожидают нас, я надеюсь, с нетерпением.
В гостиной дамы после обеда разделились, естественно, на две группы. В одном конце, около камина замужние женщины собрались вокруг миссис Гамильтон и увлеченно обсуждали трудности родов. Даже миссис Джей наклонила свою величественную голову и высказала мнение о том, что немного настойки опия дозволяется в подобных случаях.
– Хотя, знаете, я не одобряю неженок. Наш создатель сотворил женщину для страдания и дал нам силы, чтобы выдержать его.
Софи Дюпон издала легкий приглушенный звук.
– Это так тяжело? – прошептала она.
Леди посмотрела на ее испуганное лицо, и миссис Гамильтон быстро и мягко подбодрила ее.
– Мое милое дитя, я не поняла. Как неразумно с моей стороны так говорить. Нет, конечно, это не так тяжело.
Софи старалась улыбнуться.
– Но я не так уж молода для первого. Двадцать пять.
Леди испуганно закудахтали, все они уже нянчили детей в этом возрасте. Все же миссис Гамильтон начала давать подробные советы, поскольку, благодаря своим нескольким беременностям, она считалась знатоком. Софи слушала с уважением.
В другом конце длинной комнаты девушки щебетали, как скворцы. Они пытались сыграть на великолепном, новом пианино Тео недавно привезенную из-за границы песню. Анжелика Гамильтон и Тео пели дуэтом. Но Анжелика была не просто одаренной, а почти гениальной музыканткой, и Тео не смогла не поддержать прекрасное исполнение девушки. Поэтому они прекратили пение. Анжелика играла для себя, в то время как другие предпочли музыке более волнующие темы.
– Ну! – закричала шаловливо Кэти, – сегодня вечером я наблюдала такие интересные сцены! Натали строила глазки графу, а наша Тео решительно набросилась на мистера все-равно-как-его-звать из Каролины. Я краснела за тебя, моя кошечка, – правда.
– Я не набрасывалась на него! – кричала возмущенно Тео. – Я просто была вежливой.
Натали закивала, ее простое, маленькое лицо выражало раздражение.
– Ты не должна говорить такие глупости, Кэти. Я только мило разговаривала с графом де Жольетом, чтобы он не чувствовал себя неловко, а Тео делала то же самое с мистером Элстоном. – Она открыла свой ридикюль и, достав вышиваемый ею носовой платок, вдела в иглу длинную шелковую нитку. Руки Натали никогда не бездельничали.
Кэти встряхнула своими желтыми кудрями.
– О, конечно, я пошутила. Все же было крайне интересно наблюдать за Тео. – Она захихикала, опустив уголки рта и подражая напыщенной речи Элстона. – На самом деле, мисс Бэрр, я нахожу вашу внешность не хуже некоторых наших царствующих красоток. Что за комплимент! На твоем месте я бы дала ему пощечину.
Тео засмеялась.
– Я чуть было не сделала этого. Все же, без сомнения, очень хорошо, что мое тщеславие было остановлено.
Вдруг успокоившись, Кэти дотронулась до руки Тео.
– Ты не тщеславная. Ты такая красивая и совершенная, и у тебя так много всего.
– Так много? – повторила медленно Тео, пожимая в ответ руку Кэти. Она никогда не задумывалась и не сравнивала свое материальное благополучие с положением Кэти, которая жила над магазином на Пел-стрит с капризной бабушкой и, смеясь, признавалась, что месяцами копит деньги, чтобы купить ткань для нового платья.
Тео всегда принимала все, что ей принадлежало, как само собой разумеющееся: лошадей и слуг, изобилие на столе, это новое пианино, весь блеск роскоши, из которого состоял Ричмонд-Хилл. Точно так же сегодняшнее новое платье – оно стоило двадцать фунтов – и прекрасное ожерелье. Это были частицы той надежной, приятной жизни, частицы нежной заботы ее отца.
Но если бы она была лишена всего материального, это не имело бы для нее большого значения, думала Тео. Она и ее отец могли бы видеть друг друга чаще, если бы обходились без этих сложных жизненных атрибутов. Она представила себя и Аарона у полуразвалившейся лесной избушки. Как она готовила бы ему пищу на загадочно потрескивающем огне; окружила бы такой заботой и уютом, который не смогли дать ему все служанки, вместе взятые. Она видела себя занятой работой, счастливой и нужной ему.
Но вообразить Аарона в лесу? Чем он будет там заниматься? Невозможно представить, чтобы он носил простую суконную одежду, а тем более, чтобы рубил дрова или таскал воду. Так что ее мечты были очень далеки от реальности.
В задумчивости она неосознанно улыбнулась, и Кэти залилась смехом.
– Бьюсь об заклад, ты думаешь о Джоне Вандерлине. По крайней мере, он без ума от твоей красоты и всегда смотрит на тебя с вожделением.
– Действительно? – удивилась она. – Что-то я не замечала.
– Хм! – Кэти аж открыла рот от удивления. – Нетрудно поверить, что не замечала. Ты такая странная. Тихо! Сейчас сюда придут мужчины.
Она выпрямилась в своем кресле, скрестив ноги с притворной скромностью, и, раскрыв веер из слоновой кости, стала кокетливо им обмахиваться.
Натали поправила свою и без того аккуратную прическу и поспешно засунула вышивку в ридикюль. Нехорошо, чтобы джентльмен видел даму за домашней работой, это не совсем благопристойно и напоминает что-то ужасно буржуазное.
Анжелика Гамильтон прервала игру на пианино, развернулась на стуле, выражая всем своим видом недовольство, что ей не удалось подольше поиграть. Остальные женщины, включая даже замужних, приняли невозмутимые позы. И только Тео, вопреки всеобщему оживлению, никак не отреагировала на приближение мужчин.
Она смотрела на всех с отрешенностью и немного с завистью. Ведь все они, даже Натали, находились в состоянии приятного возбуждения, в предвкушении флирта сегодня вечером. И лишь для нее все выглядело мрачным. Всего четыре года назад Тео в приподнятом настроении входила в комнату и вся светилась от радости. Но сейчас ей было грустно, не хватало чего-то такого, что обычно ее радовало.
Она вздохнула, в глубине души желая, чтобы все поскорее разошлись по домам. И тогда она смогла бы поболтать перед сном с Аароном, который снова рассмешит ее своими острыми и едкими шуточками в адрес гостей.
Впереди мужчин шествовал квартет: два скрипача, арфист и пианист. Музыканты горячо о чем-то дискутировали, но Аарон успокоил их.