* * *
- Теперь нам можно подняться наверх? - спросил Джордан, когда его дыхание выровнялось. Он поднял голову. - Ты, наверное, вся в синяках. Пол тут чертовски жесткий.
Марианна ошеломленно посмотрела на него. Он все еще оставался в ней: ей казалось, что он был там всегда, был ее частью.
- Я… не думаю. - Может, у нее и есть синяки, но это неважно. Это пустяковая плата за то, что произошло. - Это было… - Она замолчала. Никакими словами не описать того, что она чувствовала.
- Я рад, что твой первый раз не стал для тебя разочарованием. - Он нежно прикоснулся губами к ее лбу, а потом приподнялся и поправил свою одежду. - Но теперь пора ложиться в постель. - Он встал и подал ей руку. - Готова?
Страшная слабость вдруг охватила ее - она покачнулась. Джордан поймал ее и подхватил на руки.
Марианна взглянула на кресло - и, как ни странно, в ней снова слабо шевельнулось желание.
- О нет! - Поймав ее взгляд, Джордан покачал головой. - Я начинаю жалеть, что рассказал тебе об этом видении. Нам следует идти вперед медленно. - Выйдя из мастерской, он начал подниматься по лестнице, перешагивая через ступеньку. - Все в свое время.
Марианна вдруг ощутила, что полностью обнажена, а он - одет. От этого в ней возникло чувство беспокойства и неуверенности, немного рассеявшее сладостное блаженство.
- Куда ты меня несешь?
Ногой распахнув какую-то дверь, он внес ее в комнату.
- Ваша спальня, миледи. Я решил, что тебе будет приятнее у себя. - Положив ее на кровать, он отвернулся. Огонь в камине давно погас, оставив только слабо тлеющие угли, и Джордан двигался по комнате в темноте. - Новые ощущения легче принимать в привычной обстановке.
"О чем он?" - полусонно подумала Марианна.
- По-моему, ты немного опоздал. Я уже познакомилась с новыми ощущениями.
- Не совсем.
Внезапно он скользнул к ней в постель и притянул ее к себе.
Крепкая теплая плоть. Обнаженная плоть.
Марианна сразу же отпрянула от него.
- Тише. - Он начал нежно гладить ее волосы. - Ты привыкнешь разделять со мной постель. Это всего лишь следующий шаг.
- У тебя есть твоя собственная спальня, - чопорно сказала она. - Тебе ни к чему быть здесь со мной. Дороти говорит, что даже в браке джентльмены обычно только навещают своих жен, чтобы удовлетворить похоть или зачать детей.
- Откровенно говоря, такое желание возникло у меня впервые. Так что для меня это тоже новое ощущение.
- Оставь меня одну, - попросила она. - Мне хочется спать, а я ни за что не усну рядом с тобой.
- Скажи, а твой отец тоже только навещал постель твоей матери?
- Нет. Но ведь дом у нас был очень маленький.
- А он бы занял отдельную комнату, если бы у него было жилище вроде Камбарона?
- Нет. - Марианна немного помолчала. - Но это совсем другое дело. Между ними была не похоть, а настоящее чувство.
Он поцеловал ее в висок.
- А между нами нет чувства?
- Любви - нет, - прошептала она. - Ты меня не любишь, и я тебя не люблю. Что-то есть… Но не то, что было у них.
- Может, это что-то гораздо более интересное. Я заметил, что то, что люди называют любовью, обычно вырождается в слюнявую чувствительность. - Он властно обнял ее. - По крайней мере, я намерен остаться здесь, с тобой. Привыкни к этой мысли.
В комнате было тихо, темнота успокаивала. Марианна снова начала засыпать, когда Джордан чуть слышно спросил:
- Я не был с тобой зверем?
- Что?!
- Я… хотел быть нежным, - неуверенно проговорил он. - Я боялся, что напомню тебе то, что случилось с твоей матерью.
Он говорил о той жуткой ночи, о тех подонках, которые насиловали и пытали ее маму. Странно, но она даже мысленно не связала эти две вещи. Желание ее было настолько сильным, что даже если здесь и присутствовала жестокость, то это она ее спровоцировала.
- Ты был совсем не такой, как они.
- Ты все видела?
- Нет. Когда показались солдаты, мама велела мне взять Алекса и через заднюю дверь убежать в лес. Она сказала, что мой долг - позаботиться о нем, что мне нельзя возвращаться, пока солдаты не уйдут. - Марианна проглотила ставший в горле ком. Почему она ему это рассказывает? Она не хочет вспоминать о той ночи. Но слова все звучали, рвались в темноту, резкие, обжигающие. - Я их не видела, но я все слышала. Я оставалась неподалеку, потому что хотела найти способ - любой способ - помочь ей. Я не могла оставить Алекса. Она заставила меня пообещать. Мне пришлось слушать… Я не могла оставить Алекса. Он все время был со мной. С той ночи он боится проклятий и крика.
- Боже!
Джордан крепче прижал ее к себе, и слезы градом покатились на его теплое плечо.
- Я сдержала обещание и не возвращалась, пока они не ушли. Они сделали с ней… ужасное. Они решили, что она умерла, но она была еще жива. Она умерла только на следующее утро. - Марианна закрыла глаза. - Я не могла остаться. Я обещала ей… Я пошла к дому священника и оставила на ступеньках записку о том, что они сделали с мамой. Я даже не знаю, где ее похоронили. Я попросила, чтобы ее похоронили рядом с папой. Как ты думаешь, они это сделали?
- Уверен, что сделали.
- Мама умерла у меня на глазах. Я сидела рядом и держала ее за руку, но ее уже не было. Она куда-то ушла.
- Твоя мама была очень мужественная.
- Да. - Она помолчала. - Я никогда не говорила о той ночи. Это причиняло мне невыносимую боль. Даже думать о ней было мучительно. Я все время гнала от себя эти мысли. Не понимаю, почему теперь…
- Может, потому, что пришло время примириться.
- Примириться? С чем?
- Чувство вины. Тебе пришлось сделать выбор между твоей матерью и обещанием спасти Алекса, которое ты ей дала. Ты любила ее и хотела помочь ей - но осталась в стороне и позволила ей умереть. - Он резко сказал: - Черт подери, такой выбор не должен вставать ни перед одним человеком! Никто не должен жить с таким бременем на душе.
Странно, но Марианне никогда не приходило в голову, что это терзающее ее душу воспоминание усиливалось чувством собственной вины.
- Я должна была что-то придумать!
- Что бы ты могла сделать против отряда солдат? Ты бы умерла, и Алекс бы умер - и твоя мать все равно умерла бы. Ты сделала единственное, что можно было сделать.
- Она не должна была умереть. Нужно было что-нибудь придумать!
- Ш-ш! - Он прижал ее лицо к своему. - Все уже в прошлом, и на тебе нет никакой вины. Поверь мне.
Она прерывисто вздохнула.
- Почему я должна тебе верить? Ты что - священник, дающий мне отпущение грехов?
- Священник? Боже правый, за эту неделю ты должна была бы убедиться, как мало я похож на священника! - Он хохотнул. - Но после того, как Грегор столько лет пытался выбить из меня мои пороки, я стал неплохо разбираться в чувстве раскаяния и вины. - Он прикоснулся губами к ее щеке. - Тебе - не в чем себя упрекнуть.
Если бы она могла поверить ему! Но все-таки на душе у нее стало немного легче. Может быть, в словах Джордана есть доля истины? Он умен и необыкновенно проницателен - и, как никто другой, знаком с бесчисленными проявлениями греховности.
- А теперь изволь засыпать - и я тоже засну. - Он поцеловал ее в висок. - Ты меня совершенно выжала: и физически, и эмоционально. Я никогда не думал, что сегодня от меня потребуется что-то сверх услуги жеребца. Ты никогда не перестанешь изумлять меня, Марианна.
А он никогда не перестанет изумлять ее, подумала она, закрывая глаза. Обольститель, негодяй, мужчина, сломивший ее волю и подчинивший себе ее тело. Но вот и сегодня он преподнес ей удивительный дар: он подарил ей веру в себя…
* * *
Марианна спала крепко, как измученное дитя.
За каким чертом его понесло к ней в постель? - удивлялся Джордан. Желание ласкать ее возникло внезапно, неожиданно, и он подчинился ему, как привык подчиняться своим желаниям. И все же это было странно. Обычно после момента близости Джордан предпочитал держаться на расстоянии. Почему же сейчас ему было настолько важно остаться рядом с Марианной, что он даже спорил с ней?
Джордан отодвинулся от нее, глядя в темноту.
После трех лет битва закончилась - и победа досталась ему. Конечно, ее результат был заранее предрешен и сомнений не вызывал. Он продуманно обольщал ее и был слишком опытен, чтобы невинное существо могло устоять. Она вынуждена была бороться не только с ним, но и с собой, так что ее неизбежное поражение было всего лишь вопросом времени.
Победа досталась ему. Так почему же он не испытывает удовлетворения?
Желание? Он захотел ее снова почти сразу же, как их тела расстались, но дело было не только в страсти.
Он глубоко вздохнул и заставил себя подняться с кровати. Это просто сказывается усталость, то нервное напряжение, которое не отпускало его всю неделю. Сейчас он вернется к себе в комнату, и с завтрашнего дня жизнь войдет в обычную колею. Он поймет, что его беспокойство - всего лишь временное помрачение рассудка. Теперь, когда его тело получило удовлетворение, ум, несомненно, прояснится и он сможет сосредоточиться на том, как убедить ее дать ему Джедалар.
Уже оказавшись у двери, он заметил, что в камине гаснут последние угли. Не будет вреда, если он положит в камин дров, чтобы она проснулась в тепле. Опустившись на колени, он разжег огонь, задумчиво глядя на язычки пламени, разгоравшегося все сильнее.
Прежде, стоило ему добиться женщины, он испытывал чувство торжества, которое почти сразу же сменялось первыми признаками скуки и недовольства. Сейчас он не испытывал ничего подобного и подсознательно боялся определить, что же именно ощущает.
Он оглянулся через плечо на женщину, спавшую в кровати.
Нет, не просто на женщину. На Марианну.
Он медленно поднялся на ноги и подошел поближе. Ее золотые волосы шелковым облаком разметались по подушке, губы были мягкими и ранимыми. Боже, ему это совсем не нужно! Ему только хотелось освободиться от страсти. Он хотел относиться к ней как к любимой женщине, которую можно получить - и отбросить. Он не подозревал, что попадется в ловушку, которой боялся больше всего.
Привязанность. Обладание. Зависимость.
10.
Марианна открыла глаза и увидела стоящего у окна обнаженного Джордана, который смотрел на предрассветное небо.
У нее перехватило дыхание! Невероятно! Потрясающе! Она никогда не думала, что мужское тело может быть столь прекрасным. Даже на картинах великих мастеров Возрождения она не встречала подобного совершенства. Скульптуры Микеланджело, считающиеся эталоном мужской красоты, всегда казались ей немного тяжеловесными. А стройное, подтянутое тело Джордана, сильное и в то же время изящное, было полно неизъяснимой грации.
Наверное, она пошевелилась - он повернулся и посмотрел на нее:
- Доброе утро.
Он ничуть не смущался своей наготы. Как бы ей хотелось так же владеть собой!
- Доброе утро, - прошептала она.
Он пристально посмотрел на нее, и ей почему-то показалось, что он сердится. Но это впечатление почти сразу же рассеялось: на губах его появилась такая знакомая ей чувственная, немного насмешливая улыбка.
- Какие у тебя испуганные глаза! Неужели я кажусь таким страшным?
- Нет. - К собственному изумлению, Марианна услышала, что говорит правду: - На самом деле я думала, что ты совершенно великолепен. Гораздо красивее, чем та знаменитая статуя Давида Микеланджело.
- Премного благодарен. - Он поклонился, сумев каким-то образом сделать это движение изящным, несмотря на наготу. - Кажется, меня еще никто не сравнивал с библейским персонажем. А тем более со статуей. Как правило, сравнения бывали более приземленными. - Он направился к кровати. - Как ты себя чувствуешь? Не болит?
- Нет. - Она ощущала небольшое жжение между ног, но ни за что на свете не призналась бы ему в этом. Он и так обнаружил слишком много ее слабостей. Она никогда не думала, что, уступив ему, настолько с ним сблизится. Ах, почему бы ей не сказать себе честно: она вообще ни о чем не думала! Ее несло к нему так же неудержимо, как лист, подхваченный стремительным потоком, и ей хотелось только утоления жажды, которое он ей обещал. Она села в постели, укутавшись в одеяло. - Я в полном порядке.
- Прекрасно. - Он уселся рядом с ней. - Тогда мы можем идти дальше.
Ее охватила тревога:
- Я не говорила; что хочу… Я не уверена… Это нехорошо.
- Это очень хорошо. Я так и думал, что сегодня ты начнешь жалеть о случившемся. Дороти слишком хорошо поработала.
Он медленно стянул одеяло ей до талии, не сводя взгляда с ее обнажившейся груди.
- Всегда полезно после первого урока сразу же снова садиться верхом. Иначе можно потерять ритм движения.
Это напомнило ей его эротический рассказ о жеребце и кобыле, и она почувствовала, как мышцы ее живота напрягаются от возбуждения.
Джордан заметил ее реакцию и посмотрел ей в лицо. Голос его внезапно осел:
- Я хочу тебя. Я уже давно стою у окна и жду, чтобы ты проснулась. Ты примешь меня, Марианна?
И вновь ее подхватила горячая волна страсти. Почему это не кончается? Она надеялась, что, когда она уступит желанию, оно исчезнет. А оказалось, что сегодня она жаждет Джордана так же сильно, как и накануне ночью.
Он нагнулся, и губы его оказались у самой ее груди.
- Я обещаю, что если ты это сделаешь, я тебя вознагражу.
Когда его теплый язык прикоснулся к ее соску, она невольно ахнула.
- Я уже говорила, что мне не нужны награды.
Он раздвинул ей ноги и медленно вошел в нее, и сама эта неспешность еще сильнее раздразнила ее желание.
- Эту награду ты захочешь. Но сначала мы проверим, не обманула ли ты меня насчет боли. - И он начал двигаться, сначала нежно, потом сильнее. - Потом мы перейдем ко второму уроку… и награде.
Неистовое желание пронзило ее, она крепко обхватила ногами его бедра, дыхание у нее сбилось, пальцы впились в простыни…
- Что ты…
Его руки нашли ее, и она выгнулась навстречу им, позабыв обо всем, оборвав себя на полуслове.
Но Джордан ответил на ее вопрос. Он нагнулся ближе, зарывшись в ее волосах, и зашептал ей на ухо…
* * *
- Хватит на сегодня! Ты уже достаточно поработала. Мне начинает казаться, что меня совсем забыли. - Джордан откинулся на спинку кресла. - Посмотри, какая ты бледная. Я уверен, что тебе надо подышать свежим воздухом. Пойдем погуляем.
Он просто ищет предлог увести ее из мастерской, возмущенно подумала Марианна.
- За последние четыре дня я почти ничего не сделала. Я хочу закончить этот витраж.
- Какая ты упрямица! - Он беспокойно пошевелился. - Можно подумать, тебе нужен этот проклятый витраж! Грегор говорит, что в кладовой при конюшне уже целая стопка не понравившихся тебе работ.
Она перевела взгляд на тюльпан, который начала вырезать,
- Как я могу знать заранее, удастся работа или нет? Но в любом случае на красоту время тратится не зря.
- Это правда, - засмеялся он. - Но я предпочитаю живую красоту. - Он замолчал. - Особенно когда ты демонстрируешь ее в постели. - Голос у него стал низким и чувственным. - Иди сюда.
- Нет. - Она постаралась скрыть вспыхнувший в крови, ставший уже привычным жар желания. - Я хочу закончить этот витраж до того, как мы завтра поедем навестить Алекса.
Джордан застыл:
- Алекса?
Она повернулась и посмотрела на него:
- Ты мне обещал.
- Бога ради! - резко сказал он. - Ты же знаешь, что с ним ничего не случилось. И ты не можешь притворяться, что оказалась в моей постели ради него.
- Да, я не ради него позволила тебе… - Она оборвала фразу и устало сказала: - Я ничего не могу поделать. Это - словно болезнь.
В нем снова вспыхнул гнев:
- Видит Бог, если это болезнь, то ты ею наслаждаешься!
Да, этого она не могла отрицать. Последние четыре дня Марианна провела в тумане чувственной любви. Они соединялись так часто и по-разному, что невозможно было пересчитать, но этого всегда было мало. Ее тело отвечало на каждый его взгляд, на каждое, даже небрежное, прикосновение.
А он старался прикасаться к ней как можно чаще.
Марианна постепенно поняла, что он пользуется этим не только для того, чтобы пробудить в ней желание, но и чтобы лишний раз подчеркнуть свою власть. Он мог поднести ее руку к губам посреди разговора, а потом продолжать его, словно этой ласки и не было, он рассеянно поглаживал ее плечи, когда она садилась у его ног перед камином, он расчесывал ей волосы перед сном, болтая о пустяках, перебирая пальцами пряди.
Каждое движение, каждое слово, каждый поступок все прочнее привязывали ее к нему, опутывая сетью близости.
Он улыбнулся, и лицо его осветилось очарованием.
- Наслаждение - это не болезнь, а радость, - тихо сказал он. - Тебе нравится все, что я делаю. Признайся, Марианна.