Подумала, а действительно, все же у лошади четыре ноги и ходит она быстрее. Для обычной девки так-то путешествовать неприлично. Но я-то ведьма, у нас свои законы. Так и порешили. Только перед закатом выбрали себе полянку, да на ночлег устроились. Костер развели, лапника на постель натаскали.
Витязь откуда-то достал большой шмат сала и мне предложил. Глянула на него исподлобья, убрал и даже сам есть не стал. Кашей попросил поделиться. Наверное, чтобы мне обидно не было. Глупый, не обидчивая я. Но сало лучше при мне не есть.
Неспешно спустились на лес сумерки, а за ними и ночь пришла. Ухнула где-то сова, завел свою заунывную песнь шакал.
Хорошо. Лежу, смотрю на звезды.
Вдруг из чащи кто-то лезть к нам начал. Ломает ветки, ругается. Вскочили мы с солдатом. Он меч достал, я травки-помощники. Ждем, кто же выйдет, на наш веселый огонек.
И только приготовиться успели, как на полянку вывалилось чудище лохматое. Высокое, все в лохмотьях, да волосы в стороны торчат, на манер одуванчика. Насилу Забаву признала.
- Ты зачем здесь?
- Глашка! - со слезами на глазах кинулась она мне на шею. - Родная-я-я! Думала не найду вас, погибну в лесу-у-у!
- Говорила глупой, дома сиди, - строго так с ней разговариваю, а сама по спине плачущую девчушку глажу. - Лучше расскажи, почему в таком виде.
- Глаша-а-а, - девушка разрыдалась еще сильнее. - Ты уехала, а там Терентий за углом меня поджидает. Затащил в ближайший сарай и начал приставать. "Ты Забава девка ничейная и никому нужна не будешь. Тебе терять нечего. Давай Забава позабавимся", - говорит. Насилу ноги унесла. На его коня вскочила и за вами, а конь по дороге в кусты сбросил. Вас догнать не успела. А потом пешком шла. Назад боюсь и вас не встретить - тоже бою-ю-юсь.
Последние слова с трудом разобрала за непрестанными всхлипами.
- Служивый, тащи воду скорее, - говорю, а самой кровавая пелена перед глазами. Я когда в Трясуны от бабушки перебралась, сразу предупредила деревенских, что бесчинствовать не позволю. Каждого накажу, так что век помнить будут. Для нас ведьм закон не писан, мы сами закон творим.
За семь лет, что у них живу, все спокойно было. А только стоило отлучиться, как в разгул пошли.
Ну, Терешка, вернусь я! Земля гореть под ногами будет!
- Глаш, ты чего, - испуганно спросила Забава, забыв, что еще пару секунд назад рыдала у меня на плече.
Встряхнулась, как собака, сбрасывая с себя огненные искры, отпуская злость и усмиряя силу. Пугать обычных людей не стоит, взбешенная ведьма зрелище не для слабаков.
- На, - говорит солдат, и вместо Забавы мне водицу протягивает.
Посмотрела на сиротку и впрямь мне сейчас вода нужнее.
Поседели у костра немного, и спать легли, завтра дорога дальняя будет. На коне втроем сильно не поездишь.
Так неспешным ходом на третьи сутки дошли до Молнеграда. За последние дни каша так приелась, что смотреть в ее сторону стало тошно, не то, что есть. Одна радость: то там, то тут попадались ягоды ежевики, голубики, заросли кизила. Хоть Любава и не советовала, но все равно добавляла в кашу, чтобы с тоски ночами не выть.
А еще на второй день догнала меня Охта и больше не покидала, то седлая мое плечо, то носясь под небесами. Верность спасенной птицы растрогала до слез, и теперь время от времени я поглаживала ее по лапкам и жестким перышкам крыла.
Каким бы не был долгим путь, у всего есть начало и конец. Вот и мы чуть за полдень попали в Молнеград. Белокаменной скалой возвышавшийся над раскинувшимися в обе стороны золотыми полями.
Подошли к воротам, а там два стражника стоят, скучают. От полуденного солнца в крепостной тени прячутся. Увидели нас, подобрались. В глазах алчный огонек зажегся. Еще бы, нежданная прибыль в ручки-то плывет.
Подошли ближе. Солдат откуда-то из-за пазухи вытащил странную бляшку и стражникам показывает. Скуксились оба. Как будто из воздушного шара воздух выкачали. Но пропустили нас, пошлины не взяв.
Усмехнулась. Считайте, повезло, что у меня вымогать деньги не начали. А то вместе с деньгами и руки отсохнуть могли бы. Что-то настроение плохое последние дни. Может, заболела?
Пустынный город Молнеград в послеобеденный час. Никому не охота жариться на солнцепеке. Даже куры по траве возле заборов прячутся.
- В царицыны палаты направо, - говорит солдат.
- Э, не, - отвечаю. - К царице мы завтра с утра пойдем. Негоже с дороги пред светлые ее очи являться.
А мысленно добавляю. Негоже незнамо, что за дела творятся, идти к царице на поклон.
- Ты пока комнату нам в Петушке сними, - бывала я здесь раньше, все таверны приличные знаю. А не приличные нам и не надобны. - Да, водицы чтобы помыться накажи согреть. А мы с Забавой на рынок сходим, одежку, какую подберем.
На том и порешили.
Мы налево отправились, служивый прямо пошел.
- Глаш, - протянула Забава, стоило нам шагов на сто отойти, - а у меня денег нету.
- Зато у меня есть столько, что мне и тебе хватит и еще останется. -
Отмахиваюсь. Вот еще сиротку в лохмотьях заставлять ходить.
А рынок в столице знатный. Раскинулся он, сколько хватает глаз во все стороны. Здесь вам и суконный ряд, и ювелирный. Покупай, не хочу. Только животными торгуют на выезде, указом царицы, чтобы в городе вонь не разводить.
- Ой, Глашка, смотри, смотри! Калачами торгуют, - подпрыгивая на месте и дергая за рукав, воскликнула Забава.
Ой, дите малое, только, что с виду взрослая.
- Идем, - тяну ее за руку. Не отвяжется же, пока не купим.
Подошли к лоточнице, а каких только у нее кренделей нету! И с творогом и с фруктами, и пирожки различные. Только и успевай есть. И все такое румяное, наливное. А как пахнет, слюнки так и текут.
Зажмурилась, чтобы на всю эту красоту не смотреть. Полезла в кошель за медяками.
- Выбирай скорее, - говорю Забаве, а у самой настроение портится, того и гляди, кидаться на людей начну. Точно, заболела! Надо бы травок заварить, чтобы с простудой на чужой сторонушке не слечь.
И тут вспомнила я, что про Еремея спросить хотела, да слухи местные разузнать.
- А ты красавица не будешь? - удивленно спрашивает дородная баба продающая крендельки.
- Не хочется что-то сейчас, - полу правдиво отвечаю.
- Так давай я тебе с собой заверну, - обрадовалась она в ответ.
С тоской посмотрела, как порхают руки женщины, над прилавком заворачивая в серую бумагу несколько ароматных пирожков и большой сладкий калач.
- Скажите, а вы купца Еремея Кудрявцева, что торгует заморскими диковинками, знаете? - спрашиваю, а сама стараюсь на довольную мордашку жующей Забавы не смотреть. Даже бочком повернулась и будто бы ряды лавок рассматриваю.
- Как не знать? Его каждый в стольном граде, знает, - отвечает мне баба и сверток промасленный протягивает. - А вам зачем?
- Так знакомец он наш, хотели зайти поздороваться, да гостинцев передать, - а сама на ногу Забаве наступаю, чтобы та не сболтнула чего лишнего.
- Ну, тогда вам нужно прямо пойти, до последних рядов, - женщина махнула в нужную сторону, - а потом направо. Магазины смотрите. Сегодня Еремей пробегал, так что застать должны.
На том и расстались. Мы пошли Еремея искать, а баба зазывать новых покупателей стала.
Пробираясь между рядов то и дело останавливались, спрашивали то одну вещицу, то другую. Слушали, что рассказывает словоохотливый торговый люд и шли дальше.
Так, некоторое время спустя, Забава разжилась: белоснежной рубашкой, зеленым сарафаном с обережной вышивкой, чудесными сапожками и лентой для волос. Столько радости я давно не видела. Сиротка обнимала сверток с покупками и иногда кидалась, чтобы меня расцеловать.
Только обиделась, когда я сразу переодеться не дала. Негоже на грязное тело обновки одевать.
- Где же лавка Еремея? - задумчиво вопрошала я еще час спустя. Вроде весь рынок исходили, а магазина заморских диковинок так и не увидели.
- Так вот же он, - ткнул за спину мне скучающий рядом торговец.
Повернулась сзади только магазин "Дамская услада".
- Уважаемый, а вы уверены, что именно этот магазин Еремея, может у вас еще какой Еремей имеется?
- Правду говорят, что если девка хороша собой, то мозгов не надобно. - Обиделся торговец. - Говорю тебе это магазин Еремея.
Пожала плечами. Зайду в магазин, за спрос денег не берут.
Зашла и потерялась! Зачем сюда заглянула, забыла! Чего тут только нет. И перья разноцветные, словно радуга переливающиеся, и хрустальные, словно девичья слеза бокалы, и самоцветы разные. Но больше всего мне понравились книги. Толстенькие, что пирожки Игнатьевны, обтянутые кожей и все еще пахнущие краской. Так бы все и утащила домой. Потянулась рукой, погладила корешок одной.
- Чего угодно, госпоже? - как черт из коробки, выскочил паренек. И так низко кланяется. А у меня сердце захолонуло от неожиданности.
Отдышалась, говорю.
- Еремея мне.
А парень удивленно на меня смотрит, будто не понимает.
- Это Еремея Кудрявцева магазин? - видя, что толку не будет, уточняю.
- Да, - обрадовался продавец, поняв, наконец, что я от него хочу, - только его нету. Ушел уже. Завтра обещал с утра быть.
Задумалась и уточняю:
- Где живет, знаешь?
- Нет, - и для пущей верности головой помотал. - Покупать, что будете?
- Ничего не будем. - Честно отвечаю. - Лучше скажи. Записку передать сможешь?
- Могу, - вроде и улыбается, а по глазам видно злиться, что без навара остался. Ничего с него не убудет.
Написала я записку Еремею. Так, мол, и так. В столице, остановились в Петушке, нужно срочно встретиться. Повезет, сегодня записку передадут. Нет - завтра свидимся.
А в Петушке творилось что-то невероятное.
Стоило нам дверь открыть, как лавиной накрыл гомон множества голосов. Первая мысль - драка. Но нет. Все чин чином. Люди за столами сидят, каждый своим делом занятый. Кто ест, кто пьет, а кто просто так лясы точит.
- Что здесь твориться? - спрашиваю у служивого, с трудом пробравшись к занятому им столу.
- Говорят, сам князь Ольгред Зареченский пожаловал, да здесь свиту разместил, Только - то одна комната свободной и осталась, - а сам смотрит на меня виновато-виновато. - Да и говорят в Молнеграде нынче нет пустых дворов, все желающими найти царевну забито.
- Царевну? - переспрашиваю. Много слышала сегодня, но вот про царевну ни словечка.
- Так пропала, четыре седмицы назад, - удивленно солдат отвечает. - Неужто не слыхала?
- Откуда? Будто бы дел у меня больше нет, как царские сплетни собирать.
А сама думаю. Вот она причина. Век не вспоминала о ведьмах царица, а тут-то вспомнила. Я все голову ломала, а ответ-то словно былинка, на воде плавал.
- Так что с комнатой-то делать будем? - все также виновато спрашивает спутник.
- Я могу и на сеновале ночь провести, а вы поместитесь?
- Поместимся, - отмахнулась от него. - Хозяина тюфяк попросим выдать, чтобы и ты поместился.
- Но как же с незамужними девками негоже!
- Негоже, мне тебя потом лечить или руки распускать, - рыкнула в ответ. А у самой мысли уже по залу плавают, кто что кушает, проверяют.
Разозлилась на себя и так резко встала, что стул неловко обронила. Хорошо, что в общем гаме звук потонул, лишь ближние соседи укоризненно посмотрели.
- Вы ешьте, а я мыться пошла.
Уходя, заметила два сочувствующих взгляда, раззадоривших не хуже красной тряпки для быка. Еще чего меня жалеть вздумали!
Взлетела, словно птичка по ступеням, да не рассчитала - налетела на кого-то и вместе с ним в полутемный коридор рухнула. Он, сильно ударившись затылком, ну, а я мягонько сверху.
- Я, конечно, еще полежать могу, но людям ходить мешать будем, - услышала ворчание своей негаданной перины.
Что за день-то такой?!
Стала сползать, да ногами в юбках запуталась и вместо того чтобы встать носом в широкую грудь уткнулась. Хорошо пахнет, не пойму чем, но о море напоминает. Была я как-то, раз на морском берегу. Век помнить буду!
И этот запах, словно по волшебству, успокоил меня. Как будто дождь прошел и оставил после себя ласково припекающее солнышко. Аж сама не поверила. Только встала я уже без смущения и без злости, клокотавшей в груди минуту назад.
- Прости, добрый молодец, - кланяюсь, а сама украдкой рассматриваю.
Высокий, на голову Забаву выше, а она у нас в деревне самая высокая девка. Плечистый, про таких говорят, и дом срубит, и поле спашет. А вот дальше - сплошное разочарование.
Чернявый. Волосы короткие, так в разные стороны и торчат, а мне по нраву, когда колечками на плечи ложатся. Да и цвета русого привычнее. Глаза голубые, скулы широкие, да маленькая ямочка на подбородку. А вот губы мне нравятся. Не большие и не маленькие, не пухлые и не тонкие, такие как я люблю.
- Нравлюсь? - насмешливо спрашивает. Паршивец, заметил мой интерес.
- Нравишься, - вздыхаю. - Только надо что-то с волосами сделать. Да цвет глаз поменять. А еще роста, чуток поубавить и почти мой идеал получится.
Пока говорила, лицо богатыря на глазах менялось, а под конец так перекосило, что я бояться начала. Почти.
- Ведьма! - зло бросил богатырь. Вижу, добавить что-то хочет, но молчит, лишь руки в кулаки сжал, да зубы сцепил.
- Да я и не отказывалась, - отвечаю.
- А смысл отказываться. Сразу видно: ни воспитания, ни фигуры. Один гонор, что на десятерых хватит.
Теперь уж я, руки в кулаки сжимаю, да гневно смотрю. От былого спокойствия и следа не осталось.
- Уж, не со своего ли лика, портрет писал? - уточняю, а сама бочком по над стеночкой, в сторону вожделенной двери пробираюсь. - Может тебе травки, какой заварить? Хотя нет, травками воспитание не восполнишь. И вежливость не заменишь, - и не важно, что это я на него упала. Главное он не извинился!
Не знаю как в столице, а в деревне злой мужик и в глаз дать может. Я-то своих сразу отучила, а заезжие иногда пытаются. Постоять-то смогу. Магия в обиду не даст, а вот лечить потом не хочется.
Пока богатырь пыхтел, пытаясь, ответ умный сказать, я и нырнула в комнату, отгородившись от всего света дверью. Повезло, что наша комната первая слева была.
Думала, что ломиться станет, честь свою поруганную отстаивать начнет. Потому и запор на дверь накинула сразу. Вот только богатырь все же о воспитании вспомнил и в чужую опочивальню без разрешения не полез. Так что, простояв, прислушиваясь с минуту, полезла купаться в еще обжигающе горячую воду уже дожидавшуюся нас.
- Глаша, - робко позвала меня Злата, из-за двери вырывая из сладостной дремы. И когда только успела в нее провалиться?
Позвала домового, попросила открыть дверь девушке, пока сама вылезаю из корыта, да одеваюсь.
- На кухне каша закончилась. Только завтра привезут крупу, и у нас ничего не осталось, - а голосок то совсем расстроенный. - Вот овощи варенные передали. И мясо варенное, специально для тебя готовила. Жена трактирщика просила кланяться и передать, что от них тоже худеется хорошо. Главное сладости, да выпечку не есть, - удивленно смотрю на сиротку. - Может, попробуешь?
- А трактирщица, она какая? - осторожно так спрашиваю.
- Красивая, - отвечает забава, а сама поднос на столик ставит. - Правда волос седой попадается.
- А похудеть ей не надобно? - уточняю для непонятливых. Сколько видела трактирщиц, все в теле были. А здесь хозяин еще два года назад вдовцом был. Видно новую жену в дом взял.
- Нет, вроде, - задумавшись, отвечает.
- Тогда давай свои овощи, милостиво отвечаю, а у самой от нетерпения руки подрагивают. Я же мяско люблю!
Хорошо жить, когда сыт! Даже если булочек не дали. И мир как-то добрее сразу становится и кровать в таверне мягче.
Даже похрапывающий солдат на тюфяке в ногах не мешает.
Проворочалась несколько часов, уснуть пытаясь, а потом тихонько оделась, накинула плащ, выскочила во двор, чтобы соседям по комнате не мешать. Только хотела присесть на ступеньки как на улицу вывалилась пьяная компания. Тут посидеть спокойно не дадут. А мне подумать о многом надо.
Может лошадок проведать?
С детства люблю лошадей. В бабушкиной деревне, Листяках, конезавод есть. Знатных вороных коней, с длинной мягкой шерсткой, в нем выращивают. Мало кому по карману эти красавцы, но дед Микай, главный конюх, часто меня тайком на них верхом катал.
Вернулась в таверну, попросила у уставшего хозяина яблок и сбежала на конюшню. А здесь тоже не протолкнуться. Все денники заняты, да еще несколько верховых, нераседланных у коновязи снаружи стоят.
Прошла по проходу, будто купец, рассматривая местное население. Хорошие лошади холенные, явно хозяевами не обделенные. Только наша сиротливо в последнем стойле приютилось и грустно смотрит на своих более родовитых товарищей. Погладила ее звездочку на лбу, а она носом тычется, почуяв лакомство. Отдала одно яблоко ей, второе себе оставила. На всякий случай. Хоть и нельзя, а то, что есть душу греет.
Решила прогуляться в другую сторону денников, посмотреть коней по правую руку от входа что стоят.
Тут-то меня и заметил конюх. Лицо заспанное, волосы взъерошенные.
- Глашка, ты что ли?
- Я, - отвечаю. Лет пять назад приятель мой из Листяков в столицу на заработки подался, да так тут и осел.
- Тебе чего здесь?
- Царица к себе позвала, - равнодушно отвечаю и яблоко из руки в руку перекидываю.
С улицы послышался топот копыт.
- Я щас, а ты тут поосторожнее. Князь Ольгред не любит, когда возле его коней чужие крутятся.
Мысленно пожала плечами. А кому понравится? Свести животинку не хитрое дело, а вот вырастить такую, чтобы тебя с полуслова понимала целое искусство. Унесся конюх встречать приезжих, а я пошла в ту часть конюшни, то хуже была освещена. Оно и понятно. Не гоже всякому прохожему показывать, что за сокровища здесь стоят.
Красивые рыже-белые красавцы с гривой и хвостом пола касающимися. Такие же длинношерстные, статные. С умными глазами, только и провожают меня взглядом. А я иду и даже руку ни к кому не протягиваю, чтобы погладить. Настолько меня восторг охватил. Одно такое животное полцарства стоить будет.
Почти дошла до конца, как на меня пес выскочил. Огромный, лохматый и такой же пятнистый. Начал зубы скалить, да шум поднимать.
- Кыш, бестолковый, - топнула ногой. Я лесная ведьма. Меня животные слушаются. А этот пуще прежнего заливается.
Пожала плечами, пусть лает, если хочется, и пошла дальше.
А в последнем стойле красавец стоит. Даже из здешних лошадей выделяется, чего уж говорить о виденных мною. Подняла щеколду, скользнула в стойло, чуть дверью псу нос не прищемила. Будет знать, как ругаться на ведьму.
Всхрапнул конь и за яблоком потянулся. Наглый, какой не успели познакомиться, а уже лакомство отобрать пытается. Кого-то он мне напоминает?
Увернулась ловко и рукой провела по мягкой, словно шелк, шерстке. Чистый, только купаный, еще немного влажный на ощупь.
А конь постоял мгновение, давая себя рассмотреть и потрогать, а потом снова за яблоком полез.
- Держи, - рассмеялась, протягивая краснобокое угощение и продолжая гладить крутую шею.