Угостив меня голландским пивом с солеными орешками, он принялся весело рассказывать:
- Все идет о'кей, старичок. На главного там, - он ткнул пальцем в потолок, - уже косо смотрят. Это я в Москве постарался. Так что скоро он будет тут не руководить, а туалеты убирать.
- А кто станет руководить? - с деланным простодушием спросил я.
- Ваш покорный слуга! - Журавлев по-американски закинул ноги на стол. - Слушай, старичок, опять требуется твоя помощь. Во как требуется, - провел он ребром ладони по шее.
- А в чем дело?
- Намечается загранкомандировка в Швейцарию. Надо, чтобы ехал я, сам понимаешь.
- Так поговори с Бавариным.
- Может, ты поговоришь?
- Почему я? Какая разница?
- Большая, старичок, - хитро прищурился Журавлев. - Ты же ему теперь почти что сын.
- Откуда такая информация?
- Это ж провинция, старичок. Здесь всем все известно друг про друга.
Так как подобная просьба была мне только на руку, я, для вида поломавшись, согласился переговорить с Бавариным. После чего Журавлев перешел на свои любовные похождения в Москве.
- Если б ты только знал, старичок, с какой классной девчонкой я там познакомился!
- С девчонкой? Она что, несовершеннолетняя?
- Ну, не совсем, конечно, с девчонкой, - поправился он. - Ей лет тридцать пять. Но дело же не в этом, сам понимаешь. Мы с ней трое суток из кровати не вылезали.
Я тут же про себя отметил, что мой рекорд ему побить не удалось.
- А как же конференция?
- Эх, старичок, какая к черту конференция? Сколько нам еще осталось? Лет пятьдесят, не больше, И что мы будем вспоминать перед смертью? Вшивые конференции или тех прекрасных женщин, которые дарили нам свою любовь?
- Отлично сказано! - похвалил я.
- Такая женщина, - с удовольствием продолжал он предаваться воспоминаниям. - Просто мечта поэта. - На его губах блуждала мечтательная улыбка.
- Везет же тебе, Журавлев, - с притворной завистью сказал я.
- Чего ты теряешься, не пойму? Найди себе замужнюю бабу. Да наставь ее мужу рога.
- Тут надо все хорошенько обдумать. Как говорится, семь раз отмерь, один раз отрежь.
- Пока ты будешь семь раз мерить, другой отрежет и поминай как звали, - захохотал довольный Журавлев.
В общем, спустя два дня я попросил Баварина помочь Журавлеву. Баварин не отказал. И еще через день Журавлев жал мне руку и горячо благодарил. В Швейцарию посылали его.
- На две недели, - радостно сообщил он. - Представляешь, старичок, две недели в Женеве!
Две спокойные недели с Ириной, прикидывал я тем временем про себя. Не Бог весть сколько, конечно. Но все-таки…
31
- Подожди, Саша, - сказала мать, когда я уже собирался идти на свидание с Ириной. - Мне надо с тобой поговорить.
- Только покороче, - сразу же предупредил я. - А то я опаздываю.
- Видишь ли, в чем дело. - Она достала сигарету, сунула в рот и щелкнула зажигалкой. - Вчера ночью ко мне пришли сразу все покойные мужья.
- И позвали тебя с собой?
- Нет. Благословили.
- На что благословили?
- На новый брак.
- С кем? - спросил я, хотя можно было и не спрашивать. И так понятно.
- С Бавариным. А ты думал, еще с кем-нибудь?
- Ну, мать, ты даешь, - с восхищением произнес я. - А самого-то Баварина, надеюсь, обрадовала?
- Что значит, обрадовала? - передернула она плечами. - Он сделал мне официальное предложение.
- А как все это было?
- Мы сидели в уютном ресторанчике под названием "Тет-а-тет", - начала рассказывать мать. - И ко мне подбежала такса, миленькая такая. Она стала облизывать мои ноги. Я говорю Евгению в шутку: "Пожалуй, я тоже заведу себе таксу". А он так серьезно отвечает: "Хочешь, я буду твоей таксой?"
Она замолчала. Я ждал продолжения. Но, по-видимому, мать сказала все, что хотела.
Я был несколько обескуражен.
- И ты считаешь, что таким образом он сделал тебе предложение?
- А разве нет?
- Ну-у… не знаю.
- Зато я знаю, - уверенно отрезала мать. - По этой части у меня большой опыт.
С ней трудно было не согласиться. Чего-чего, а опыта матери не занимать.
- А как он еще должен был делать предложение? - продолжала она, выкинув окурок в пепельницу. - Сказать открытым текстом: "Выходи за меня замуж"? Женя никогда этого не скажет. Он все-таки творческая личность.
- А его жена? Ведь Баварин с ней, кажется, еще не развелся.
- Пустяки какие. Разведется.
- И потом, у него же здесь есть… э-э… - Я специально помедлил.
- Девица, что ли? Женя мне рассказывал. Пускай немного пострадает. Молодой девушке это полезно.
Мать закурила новую сигарету.
- Ты думаешь, Баварин тебя любит? - спросил я.
- Думаю, любит, - кивнула она. - Ты бы видел, как он за мной ухаживает, какие дарит цветы, какие говорит слова…
И еще в Баварине есть что-то от мужика, - принялась рассуждать мать. - А это большая редкость в мужчинах. Я не могу объяснить на словах. Вернее, могу, конечно, но выйдет не то. Я просто чувствую в нем мужика. По-звериному. Вот уж чего не было, того не было в моих покойных супругах, царство им всем небесное… Да, кстати, - резко перескочила она на другое, мы завтра с Женей едем в Москву, а оттуда летим в Канны.
- Ему дали первую премию?
- Пока еще не дали. Но фильм в явных фаворитах у прессы. Так что, возможно, и дадут. - Мать сжала пальцы в кулачки и, поднеся их к плечам, слегка потянулась. - Как все-таки приятно, когда у истории с плохим началом хороший конец.
Но на самом деле это был еще не конец. Вечером следующего дня в прихожей раздался звонок. Я открыл дверь.
На пороге стояла Ксения. Мне показалось, что я не видел ее лет триста.
С минуту мы молча смотрели друг на друга.
- Можно войти? - спросила она.
Я посторонился.
- Входи.
Она шагнула в квартиру. - Твоя мать дома? Ах, вот оно что…
- Нет.
- Ты не будешь возражать, если я ее подожду?
- Думаю, что ты ее не скоро дождешься. В последнее время она здесь редко появляется.
- Понятно, - мрачно усмехнулась Ксения.
Мы снова замолчали. Вроде как и говорить было не о чем.
- Хочешь кофе? - предложил я и, не дожидаясь ответа, ушел на кухню. - Проходи пока в комнату, - крикнул я оттуда.
Смолов немного кофейных зерен, я сварил кофе.
Когда я с двумя чашечками и легкой закуской на подносе вернулся в комнату, Ксения сидела на диване. В пепельнице лежал окурок.
- Я здесь курила. Ничего?
- Ничего, - ответил я, ставя поднос на журнальный столик. - Прошу.
Она взяла в руки чашку, но, не сделав и глотка, поставила ее обратно.
- Этот подлец изменил мне, - тихо проговорила она.
Подлецом был, разумеется, Баварин.
- Да-а, - изобразил я на лице изумление. - Надо же.
- И знаешь, с кем?
Я не знал.
- С твоей матерью.
- Что ты говоришь?! Не может быть!
- Перестань кривляться, - поморщилась Ксения.
- Надеюсь, ты пришла не за тем, чтобы придушить мою дорогую мамочку? - спросил я.
- Вот еще! Я просто хочу на нее посмотреть.
И тут, словно по заказу, раздался звонок в прихожей.
- Сейчас посмотришь.
32
Когда я, Баварин и мать вошли в комнату, Ксении там не оказалось. Не успел я удивиться этому обстоятельству, как она появилась из дверей другой комнаты. Не знаю, чего уж она хотела этим добиться. Во всяком случае, ее появление не произвело желаемого эффекта. Ни на Баварина, ни тем более на мать.
Мать встретила соперницу приветливой улыбкой.
- Вы Ксения? Очень приятно познакомиться. Евгений Петрович рассказывал о вас много хорошего… Поужинаете с нами?
К моему большому изумлению, Ксения согласилась.
И мы сели за стол, как одна дружная семья. За ужином Баварин не закрывал рта ни на минуту. Умудрился ухаживать за обеими дамами одновременно, осыпая их комплиментами порой весьма двусмысленного свойства.
Ксения молчала. Она вяло ковыряла вилкой в тарелке, едва приметным движением головы отказываясь от всего, что ей предлагали.
Мать взяла меня за руку и потянула к себе.
- Ты бы, Саша, присмотрел за ней, - прошептала она. - Как бы девица чего-нибудь с собой не сделала. А то потом разговоров не оберешься.
Баварин регулярно прикладывался к плоской фляжке, знакомой мне еще по поезду. ("Подарок Марлона Брандо", - с гордостью похвастался он, когда достал ее из кармана.) И доприкладывался. Глядя на нас хмельными глазами, вновь завел бодягу о своей неверной жене.
- …И тогда я нашел ее интимный дневник. И узнал про Джима. Это ж кем надо быть, чтобы перед негритосом…
Мать оборвала его.
- Вот что, милый, - твердо сказала она. - Хватит. Все это уже в прошлом. И твоя Инна, и ее приятель Джим.
Через час прибыло заказанное такси. И новоиспеченные жених с невестой укатили.
А мы с Ксенией остались сидеть за столом. В ее пальцах тлела сигарета. Уж не знаю - какая по счету.
В квартире было тихо. За окнами лил дождь.
- Ксения, - позвал я ее. - Ксения.
Она, ничего не ответив, резко встала и вышла в прихожую.
- Тебя проводить? - крикнул я, но с места не двинулся, понимая, каким будет ответ.
Громко хлопнула дверь. Я посмотрел в окно. Ксения шла медленным шагом, не обращая внимания на усилившийся дождь.
Дождь хлестал и весь следующий день. И только к вечеру прекратился. Прихватив с собой зонтик, я отправился к Сереге в кинотеатр.
Все та же кассирша все так же красила ногти.
- Дайте мне пять билетов, - сразу сказал я.
- А вам куда? - спросила она.
- То есть как - куда? В кино.
Кассирша макнула кисточку в пузырек с лаком.
- Опоздали, молодой человек, здесь уже не кинотеатр.
- А что?
- Дансинг-клуб.
"Надо же, - подумал я, - все-таки что-то в этом мире меняется".
- А вы не в курсе, Дерябин еще работает?
- Сергей?
- Да, Сергей.
- Нет, уволился. Он теперь в Парке культуры тиром заведует.
Я отправился в Парк культуры.
Последний раз меня сюда приводила мать лет двадцать назад. Как тогда все было легко и просто! Светило яркое солнце, играла веселая музыка, крутились карусели… Сначала я катался по кругу на деревянной белой лошадке, потом на рыжей лисичке, затем до упаду хохотал над собой и над мамой в "комнате смеха", ел невообразимо вкусное мороженое в вафельном стаканчике… Сотни милых сердцу мелочей припомнились из детства и закружились разноцветным калейдоскопом смеха, солнца и музыки.
Над головой три раза каркнула ворона, возвращая меня в реальность. Громко хлопая крыльями, ворона снялась с ветки. Ветка закачалась, сбросив мне на голову весь свой запас дождевых капель.
Тир представлял собой стилизацию под избушку на курьих ножках. Место Бабы-Яги замещал Дерябин.
- Привет, Серый, - сказал я.
- Здорово, Руднев. Хочешь пострелять?
- Конечно. - Я посмотрел на стенд. - Сколько у тебя мишеней?
- Да штук тридцать наберется, - прикинул Серега, тоже глянув на стенд.
- А если я их все собью?
- Получишь приз.
- Ага, - понимающе кивнул я и принялся ловко щелкать из воздушной винтовки одну мишень за другой. Последней нетронутой целью оставалась "музыкальная шкатулка" - красного цвета ящик с желтым кружком. В этот-то кружок и следовало попасть.
Бах!!
Цзинь!!!
- Есть контакт! - вскинул я винтовку над головой.
Магнитофон, спрятанный за белой занавеской и соединенный длинным шнуром с "музыкальной шкатулкой", тотчас запел знакомым голосом Фанни-Ольги:
Прощай!
Останется боль!
Затаится печаль тугая.
И мне о любви пропоет
Другая…
Другая…
И оборвалось…
Раскачивалась под ветром входная дверь в избушку. Шумела листва. Три десятка ни в чем не повинных жестяных зверюшек - зайцев, оленей, волков и прочих наших братьев меньших - безжизненно висели вниз головами.
- Получай приз, Руднев! - Серега протянул мне пузатую бутылку "Наполеона".
Я тут же ее открыл. Дерябин достал две стопки. Мы выпили.
- Рассказывай, что новенького, - предложил он.
И я рассказал ему о нашем прощальном ужине и об опасениях матери относительно Ксении. Да мне и самому за нее было немножко тревожно.
- Не комплексуй, Руднев. - Серега снова наполнил стопки. - Это только в романах прошлого века героини бросались в воду или лезли под паровоз. В наше время все гораздо проще.
- Это как?
- А так. Ксения благополучно вернулась к своему законному супругу.
- То есть к тебе?
- То есть ко мне. Се ля ви, как говорят в Рязани.
И уже Дерябин рассказал мне, как Ксения явилась домой поздно вечером, как против своего обыкновения не пошла к себе, а, раздевшись, юркнула к нему под одеяло, уткнувшись холодным носом в плечо, и как он утешил раскаявшуюся жену.
- Она очень быстро успокоилась, - сказал Серега. - А утром предложила мне пойти на компромисс. Она рожает от меня ребенка, и мы покупаем вторую квартиру. Таким образом, все проблемы решены. Я остаюсь при своем покое в новой квартире, а Ксения - при своей Лизочке. Или Ванечке. Это уж кто получится.
- Но где вы возьмете столько денег на вторую квартиру?
Ни слова не говоря, Дерябин расстегнул "молнию" на черной сумке. Она была набита долларами.
- Ничего себе, - присвистнул я. - Ты что, банк ограбил?
- Здесь двадцать тысяч баксов, - небрежно сообщил он. - Пятнадцать тысяч я взял у Пал Палыча. Родственников у него нет. Всю жизнь он любил мою бабку. Выходит, я прямой наследник. Ну, а другие пять Ксении подарил Баварин.
Я оторопело смотрел на Серегу.
- Она же должна была их отдать за разбитую машину.
- Ты, Руднев, доверчивый, как ребенок. Ничего она не должна. Ксения все выдумала.
- Постой, постой! - воскликнул я. - Что выдумала?! Миллионера с "кадиллаком"?!
- Да нет, миллионер как раз существует, - принялся объяснять Дерябин. - И Ксения каталась с его дочкой на "кадиллаке". Только ни в какую аварию они не попадали. И ни за какой ремонт, соответственно, платить не надо.
- Ничего не понимаю, - оторопело пробормотал я. - Для чего ей тогда понадобилось мне врать? - Я залпом осушил свою стопку.
- У женщин, Руднев, своя логика. Ксения хотела ребенка от любимого человека. То есть от меня, - не без удовольствия подчеркнул он. - Она своего добилась. В то же время и мне хорошо. Я буду приходить к ним в гости, гладить дочку по головке и говорить: "Растешь, дочурка? Ну расти, расти". А потом возвращаться в свою холостяцкую квартирку. Представляешь, Руднев, все прелести семьи и свобода одновременно. Совмещение несовместимого.
- Все равно ерунда какая-то получается, - не слушая его болтовню, бормотал я. Ровным счетом ничего не понимаю…
- И не надо ничего понимать. - Дерябин разлил по стопкам остатки коньяка. - Нам, мужикам, не дано понять, что творится в загадочной женской душе. Мы для этого слишком поверхностны. Давай лучше выпьем.
И мы выпили.
33
На потолке сидел солнечный зайчик. Увидев, что я проснулся, он спрыгнул на пол и робко приблизился к кровати. Я осторожно, чтобы не спугнуть, протянул руку и ласково погладил его по мягкой и теплой шерстке.
В ту же секунду я проснулся окончательно. Моя рука лежала на Иринином лобке.
- Солнечный зайчик, - произнес я.
Ирина открыла глаза.
- Что ты сказал? - улыбнулась она.
- Я говорю, что это - солнечный зайчик, - взъерошил я ее кучерявые волосики.
- А это - мой любимый, - поцеловала она уголок моих губ.
- Ты меня любишь? - спросил я, отвечая поцелуем на поцелуй.
- Конечно, люблю.
- А как ты меня любишь?
- Я так тебя люблю, что без тебя - черная тоска.
- А со мной?
- А с тобой блаже-е-нство, - нараспев сказала Ирина.
- Да? Интересно. А без меня чего?
- А без тебя - черная тоска.
- Интересно, интересно, - начинал я понемногу дурачиться. - А со мной-то чего?
- Ну, с тобой, - ответила Ирина, тоже вступая в игру. - С тобой, конечно, блаже-е-нство.
- Значит, со мной блаженство? - переспросил я.
- Да, а без тебя черная тоска.
- А со мной?
- С тобой сам знаешь что.
- Не знаю.
- Блаженство, что, - сказала Ирина.
- С кем блаженство?
- С тобой.
- А не со мной? - спросил я.
- Что не с тобой?
- Сама знаешь что.
Глаза ее озорно блеснули.
- Ам! - неожиданно укусила она меня за палец. - Получил?!
- Ах вот ты какая! - схватив подушку, я огрел ее по голове.
Ирина в долгу не осталась. Схватив вторую подушку, она принялась колотить меня куда попало. Как всегда, наша шутливая борьба плавно перешла в любовные ласки… И вот уже Ира, положив меня на обе лопатки, уселась сверху. Я принялся энергично подбрасывать Ирину, словно она скакала на норовистом жеребце (по большому счету, так оно и было).
В самый разгар наших скачек раздался телефонный звонок. Я даже вздрогнул от неожиданности. Очень вовремя, нечего сказать.
Проклятый телефон трезвонил как сумасшедший.
- По-моему, это междугородний, - сказала Ирина, сбавляя темп.
- Не обращай внимания.
- Нет, я так не могу. Он меня сбивает.
- Ну, елки-палки! - Я раздраженно соскочил с кровати и, подбежав к телефону, схватил трубку и рявкнул: - Слушаю!
- Привет, сынок. - Это был Баварин.
- Здравствуйте, Евгений Петрович, - ответил я несколько вежливее.
- Чего так тяжело дышишь? Трахаешься с кем-нибудь?
- Вы удивительно догадливы, - язвительно произнес я. - Из-за вашего звонка мне не удалось кончить.
Баварин громко захохотал в трубку.
- Сейчас я тебе такую новость сообщу, сынок, от которой ты сразу кончишь. Не отходя от телефона.
- Если вы хотите сказать, что ваш "Корабль" получил "Золотую пальмовую ветвь", то я уже в курсе. Слышал в программе новостей. - Поймав себя на бестактности, я быстро добавил: - Нет, конечно, я вас поздравляю и все такое… Получить главную награду Каннского фестиваля - это не хухры-мухры.
- Спасибо, сынок, тронут, - иронически ответил Баварин. - Но я бы все же предпочел "Оскара".
- Получите и "Оскара", не сомневайтесь, - заверил я его. - Какие ваши годы.
- А я и не сомневаюсь. Тем более, что меня пригласили поработать в Голливуде. Я уже подписал контракт. И знаешь, по чьему сценарию я буду снимать свой первый фильм в Штатах?.. - Он сделал эффектную паузу.
- По чьему? - с замиранием сердца спросил я.
- По твоему, сынок.
- Вы шутите. - У меня даже голос дрогнул.
- Какие могут быть шутки?! - весело закричал Баварин из Канн. - Вчера мы с продюсером обговорили сумму твоего гонорара и составили предварительный договор. Надеюсь, у тебя нет возражений?
Еще бы у меня были возражения!
- А сколько? - затаив дыхание, спросил я.
- Угадай, - начал выпендриваться Баварин.
- Двадцать тысяч! - с ходу сказал я. - Или меньше?
- Больше, больше, - посмеивался он.