Содержание:
1. Волчонок 1
2. Глаза цвета солнца и мёда 4
3. Родина-мать 7
4. Тяжелый день 8
5. Другая сторона власти 10
6. Правила игры 13
7. Чудовище из мрака 16
8. Тот, кто рядом 19
9. Красный песок 20
10. Приговоренные 22
11. Смута 26
12. Перед рассветом 29
13. Сначала 34
14. Уйти, чтобы вернуться 38
15. Вместе 43
Дэви Дэви
Дети надежды
На Ильме занималось утро.
Он приподнялся на локте. Осторожно, чтобы не потревожить спящего рядом… Огромное - во всю стену - окно смотрело в сторону рассвета. Туда, где вставало над морем солнце - словно выныривало из глубины, рассыпая золотые и бирюзовые брызги по водной глади.
Пошел дождь. Нет, дождик - легкий, теплый. Капли воды, попадая на совершенно прозрачное оконное стекло, казалось, повисали в воздухе сияющей бриллиантовой крошкой.
С высокого холма, на котором стоял дом, был виден берег, где местные рыбаки неспешно снаряжали свои суда для очередного выхода в море. Рядом крутились неугомонными стайками их дети, чинно прохаживались огромные лохматые собаки. И детвора, и животные постоянно попадали под ноги рыбакам, должно быть, изрядно отвлекая их. Но труженики моря и не думали сердиться, занимаясь своим делом неторопливо и без лишней суеты. Как и все в этом тихом и неспешном мире.
Утро Ильма. Золото и бирюза. Запах моря, дождя и мокрой травы, покрывающей холмы. Чувство тепла и уюта. И спокойное дыхание рядом…
Как будто и не было никогда в его жизни другого утра, другого дождя… В другом мире…
1. Волчонок
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.(М. Семенова)
Серое дождливое утро, холодное и промозглое. Таким же будет день. И вечер, и ночь. На Элпис время суток - вещь условная, как, впрочем, и время года. Сейчас вот условное утро условной весны. Хотя, с таким же успехом, это мог быть вечер осени или день зимы. А условное солнце Элпис вполне могло бы именоваться как-нибудь… по-другому. Но первые поселенцы почему-то решили назвать бледное, грязно-серое светило, кое-как обогревавшее их новый дом, именно Солнцем. Впрочем, так поступали в большинстве колоний - сказывалась тоска по Изначальной и желание сделать свой мир хоть отчасти похожим на тот, навсегда утраченный…
… Все личные вещи, которые им разрешили забрать, уместились в четыре коробки. Остальное - то, что можно было быстро продать - конфисковали за долги. Мать Яромира спокойно смотрела, как судебные исполнители упаковывали в казенные пакеты её красивые платья ("Всё равно, я их почти не носила"), как погрузчик подцепил их скромное средство передвижения - маленький серебристый электрокар ("Всё равно, мы в ближайшее время не смогли бы его содержать"). Когда в пакет с печатью отправилась любимая игрушка Яромира - боевой робот-трансформер, мать прижала мальчика к себе, зашептала, торопливо успокаивая:
- Ничего, ничего… Мы скоро вернемся сюда… Купим тебе нового, ещё лучше.
И Яромир был спокоен, потому что верил - да, так и будет, они обязательно вернутся, и ему купят новые игрушки. Родители никогда не обманывали его…
Только один раз за то утро мать потеряла самообладание. Когда приставы подошли к отцу и потребовали освободить инвалидную коляску. Мать тут же оказалась рядом, разведя руки, заслонила сидящего в коляске отца. Её красивые каштановые брови сошлись на переносице, глаза гневно сверкали - Яромир никогда ещё не видел маму такой.
- Вы не имеете права! - звенел её голос. - За коляску плачено наличными…
- Это не имеет значения, шаида Шоно, - холодно оборвал её старший пристав. - У нас приказ: изымать всё, что представляет рыночную ценность.
- Но… как же… Как же ему теперь передвигаться? - мать притихла, было похоже, что спокойный и бесстрастный тон чиновника каким-то образом лишил её воли к сопротивлению.
- У нас приказ, - повторил пристав, не глядя не неё. - Ничем не можем вам помочь. Лучше отойдите, шаида, иначе нам придется применить силу.
И мать отошла. Она снова прижала к себе Яромира, только теперь молча. И руки у неё дрожали.
Потом отцу сунули на подпись какие-то бумаги, а после им приказали вместе с вещами сесть в полицейский кар. Соседи, спешившие по своим делам, старательно отводили глаза и держались подальше. Будто несчастье может быть заразным…
… Район шестой категории. Ещё не самое дно, но очень близко к нему. Последняя категория - последняя граница между жизнью и существованием, последний шаг к краю, за которым уже не будет никакой надежды. Единственная оставшаяся возможность…
Но всего этого маленький Яромир ещё не понимал. Новое место жительства ему не понравилось: безликий обшарпанный дом на узкой грязной улочке. В их комнате тоже было грязно и тесно, облупившиеся стены, пол с выбоинами, трещины на давно не мытых стеклах заделаны клеенкой. Из мебели - старенький диван, железная кровать, стол и два стула из пластика. Кухня, душевая и туалет были общими на пять квартир.
- Ничего, - мама ласково потрепала по волосам пришедшего в уныние Яромира. - Это же ненадолго. Мы скоро вернемся обратно, домой. Нужно только потерпеть немного.
Это было вовсе не трудно - потерпеть, Яромиру приходилось терпеть и раньше, как и родителям, как и всем, кого он знал. Они и раньше не жили в роскоши, и во многом себе отказывали, потребности всегда соотносили с возможностями, а капризное "Я хочу!" из уст даже самого маленького ребенка считалось недопустимым.
Однако, было в этой новой жизни кое-что, что требовало от Яромира настоящего мужества. Дело в том, что он очень боялся темноты, до ужаса, до тошноты. А уж спать в темноте… Яромир почему-то был уверен, что во мраке прячутся чудовища, и, стоит ему уснуть, какое-нибудь из них обязательно заберется Яромиру внутрь, а потом завладеет его телом и будет медленно пожирать его душу… Родители никогда не выключали свет в его комнате. Но так было прежде, а теперь у них не хватило денег, чтобы оплатить электричество. И в первую же ночь на новом месте, когда сон, наконец, преодолел отчаянное сопротивление Яромира, чудовище поселилось в нем. Наутро ничего, вроде, не изменилось, но мальчик знал - ОНО там, внутри, лязгает зубами, глаза горят жадным огнем. ОНО ждет…
… Через месяц отец проиграл тяжбу с металлургической компанией, в которой проработал двадцать лет и, в результате, остался калекой. Юристы компании ссылались на договор найма, в котором не было сказано ни слова о том, что наниматель должен за свой счет восстанавливать здоровье работника. "Следовательно, - говорили они, - весь риск работник берёт на себя". Новые законы о труде, принятые год назад, также отменяли все прежние положения об ответственности работодателей. В общем, в компенсации отцу отказали. Сохранялась ещё надежда на пересмотр дела, ведь договор отец подписывал, когда действовали старые законы, и в них были указаны выплаты за потерю здоровья. Но юрист, к которому они обратились, оказался честным человеком и не стал брать у них деньги. "Нет ни единого шанса" - сказал он.
- Я пойду работать, - твердо заявила мать, когда они вернулись домой.
- Нет! - отрезал отец. - У меня ещё есть здоровые органы, можно продать… Этого хватит на какое-то время…
Мать посмотрела на него с нежностью, потом покачала головой.
- Я пойду работать, - повторила она. - Мы ведь хотим выбраться отсюда, так? Возможно, нам удастся накопить денег на операцию, тогда ты снова будешь здоров, сможешь найти приличную работу - ты ведь ещё молод. И мы заживем, как прежде…
Мать говорила ещё долго, ласково, терпеливо, как с ребенком. И отец, похоже, понимал, что выбора нет, лицо его каменело. Ведь единственная работа, которую может получить женщина на Элпис, - это работа в квартале развлечений.
Агенты из многочисленных увеселительных заведений приходили к ним ещё до переезда. Яромир смотрел на них во все глаза: изящные существа в красивой одежде и с певучими голосами, раньше он видел таких только по телевизору или в журналах. Маме не нравились их визиты, мальчик слышал, как она, провожая странных гостей за порог, просила их больше не приходить. Но они приходили опять. Даже в день переезда. Тогда мама накричала на них, Яромир думал - обидятся или разозлятся, но они лишь рассмеялись глубоким мелодичным смехом.
- Должно быть, Вы вышли замуж по любви, прекрасная шаида? - спросил один из агентов. И продолжил, не дожидаясь ответа, - Я о таком только в книжках читал. Как романтично!
- И как трогательно, - добавил второй. - Но чувства, увы, не обладают надежностью крыши над головой. Вы поймете это, шаида, но в кварталах шестой категории Вам уже не предложат тех условий, что у нас…
… Она могла бы остаться, и даже значительно повысить свой уровень жизни. Женщин на Элпис было в десятки раз меньше, чем мужчин, и, поселись она в развеселом квартале Флорес, материальное благополучие ей было бы гарантировано. Но она не захотела бросить двух своих любимых мужчин - мужа и сына…
… Здешние агенты были не похожи на прежних. Они имели тот же вид, что и местные кварталы Флорес, - яркие, но грязноватые и неухоженные. И каждый из кожи вон лез, чтобы заполучить мать Яромира, они льстили, уговаривали, сулили всяческие блага, расхваливая свои заведения. Ещё бы! В местном Флорес всего-то не более десятка настоящих женщин работало, и то - большинство из них уже в возрасте, да и внешность… Что поделать, алкоголь, наркотики, причем, далеко не лучшего качества, были неотъемлемой частью жизни Флорес, особенно, если учесть, что основными потребителями развлечений в районе шестой категории были разнокалиберные преступники. И экология, опять же, отвратительная… А тут - молодая красивая женщина, только что переехавшая из благополучного района, здоровая, свеженькая, ухоженная. Естественно, держатели заведений наперебой зазывали её к себе, предвкушая наплыв денежных клиентов.
Уже через неделю после суда мать приняла предложение одного из агентов - беловолосого размалеванного типа неопределенного возраста, отец на правах законного мужа подписал контракт. Он не сказал при этом ни слова, лицо у него было всё такое же каменное, неживое… В тот вечер он в первый раз приложился к бутылке, после того, как мать ушла на работу…
Разговаривать отец с тех пор практически перестал. Даже когда мать купила ему новую инвалидную коляску - он и тогда не проронил ни звука, и в лице не изменился. А мать не подала виду, что её это огорчило, она накупила всякой вкусной еды, она была нарочито веселой, снова, обнимая Яромира, говорила о том, что скоро они выберутся отсюда, что отцу сделают операцию, он будет здоров и пойдет работать, что у них опять будет хороший дом, что Яромиру купят много игрушек, что всё будет по-прежнему… Яромир верил, конечно, он верил, как можно не верить маме…
По ночам, когда мать отправлялась работать, а отец - пропивать заработанные ею деньги, Яромиру становилось совсем невмоготу. Он не мог заснуть, он слушал, как ворочается внутри него чудовище из мрака. И в какой-то момент Яромир перестал его бояться. Наоборот, вдвоем с чудовищем - уже не так одиноко.
* * *
… Школа в этом районе была всего одна, да и та, как говорили, "паршивого качества и несусветно дорогая". Учеников там было немного - у большинства местных жителей и на еду-то денег не всегда хватало. Однако, когда Яромиру исполнилось семь, мама всё-таки отвела его в школу. Они ведь собирались вернуться обратно, к нормальной жизни…
… Обучающая программа закончила работу. Яромир снял наушники. Мысль о том, что учиться нужно будет каждый день, была для мальчика тоскливой. Яромир рос настоящим непоседой, любил бегать, играть, а тут - надо долго сидеть на одном месте, внимательно слушать, смотреть на экран. Такая скукотища!
- Привет! А ты новенький, да? Давай знакомиться! - раздался тоненький голосок у него над ухом.
Это было так неожиданно, что Яромир сразу вскочил. Ростом мальчишка и до плеча ему не доставал, как, впрочем, и остальные его сверстники в этой школе. Яромир был слишком высоким и крепким для своих лет - наследственность тут сыграла свою роль, но, главным образом, это было действие "ф-про" - физио-программы, - которую оплатили его родители в расчете на то, что мальчик, когда подрастет, займет в компании место отца.
- Ты такой большо-о-о-ой! - глядя на него снизу вверх, восторженно протянул мальчишка. - А меня зовут Тимо. Ты ведь переехал из другого района? А я здесь родился, и нигде больше не был. Расскажешь про твой прежний дом?
Яромир на это только кивал и мычал что-то невразумительное. Ему было неловко. Не из-за того, что Тимо все время тараторил, нет, а потому, что мальчишка явно кокетничал с ним - стрелял круглыми глазками, взмахивал длинными светлыми кудряшками. Яромир и раньше видел что-то подобное, но это были взрослые, и то - родители говорили ему, что так вести себя неприлично. Но Яромиру так хотелось, чтобы у него были друзья, как в той, прежней жизни. Пусть даже такие странные… А Тимо, видя его смущение, осмелел совсем, взял Яромира за руку, стал прижиматься к нему ненароком и не умолкал при этом ни на секунду.
- Я могу показать тебе школу… Здесь есть кое-что интересное… А говорят, твоя мама живет с вами? У тебя, значит, настоящая семья? Здорово, наверное, да? Повезло тебе… В этой школе ни у кого нет настоящей семьи. А моя мама вообще во Флорес живет, и я её даже не вижу…
Что-то нехорошее сейчас было в голосе у Тимо. Яромиру показалось, что мальчишка будто бы обвиняет его в чем-то. Но Тимо тут же сменил тон, снова заулыбался.
- Хочешь, я познакомлю тебя со своими друзьями? Они настоящие крутые парни, они тебе понравятся.
Яромир закивал. Он, правда, не знал, что такое крутые парни, но, наверное, с ними весело.
Они вышли на улицу. Но… Утром Яромир заходил вовсе не здесь. Это был какой-то глухой двор, узкий, темный, жутко воняло мочой и помоями. А ещё там были другие мальчишки, постарше, лет одиннадцати, их было трое, и ухмылки у них были гнусными.
- Эй, мы зачем сюда пришли? - он повернулся к Тимо, но мальчишка, хихикая и кривляясь, подбежал к тому, кто явно был в этой троице главным.
- Я же говорил, что приведу его, - верещал Тимо, при этом он ластился к старшему мальчишке, заглядывал в глаза…
Яромиру противно было на это смотреть. Отец говорил - так ведут себя шлюхи из Флорес. Но ведь мама теперь тоже во Флорес… Значит, и она… так же, как этот Тимо?..
А трое придвинулись ближе, разглядывая его, всё с теми же гнусными улыбками. И никто не отвечал на его вопрос. Яромиру стало страшно.
- Как думаешь, сколько нам Шкраб за него отвалит? - спросил тот, что был справа.
Вожак снова окинул Яромира оценивающим взглядом.
- За такое добро я со старого жадины стольник сдеру, не меньше. Но сначала, - он вплотную придвинулся к Яромиру, - сначала я сам им попользуюсь.
Что они такое говорят? Они ведь шутят, правда?.. Яромир завертелся, всматриваясь в их лица, отчаянно надеясь, что вот сейчас они засмеются, радуясь, что так удачно пошутили, что смогли напугать его. А он напуган, да, это стыдно, но он, правда, боится. Он чувствует, как, несмотря на холодную промозглость, весь покрылся противным липким потом, даже ладошки вспотели, а сердце так ухает в груди, вот-вот ребра выломает… Он так напуган, что сейчас описается… А они не смеются, только Тимо гаденько хихикает.
Яромир пятится назад, но вожак хватает его за руки, притискивает к себе, громко причмокивая, облизывает его щеку… Запах дешевого табака изо рта… противно до тошноты! Яромир никогда не дрался раньше, ему не нужно было драться, он и не умеет, он просто пытается вырваться… Он оттолкнул вожака.
Оплачивая "ф-про", родители Яромира хотели, чтобы он вырос очень сильным, чтобы в металлургической компании у него были хорошие заработки. Планы родителей уже не сбудутся, а сила мальчику пригодилась - вожак хищной троицы отлетел на несколько шагов, плюхнулся задом в зловонную лужу.
- Ну, ни хера себе! Во мелкота дает! - это тот, что справа. Он издает смешок, но тут же замолкает - вожак уже не похож не то, что на ребенка, а и вовсе на человека. Маленький монстр, он шипит, медленно поднимаясь:
- Ах ты, выблядок! Сучонка мелкая! Да я тебя… Порву на хуй! Наизнанку выверну!
- Но Шкраб тогда… - недовольно бурчит тот, что справа.
- По херу Шкраб! В лабораторию сдадим. Или на органы. Но своё я с него сейчас получу!
Страх превращается в ужас, Яромир бежит назад, но спасительный выход загородил третий… Яромир прижимается к стене, взгляд падает на Тимо, у которого в глазах - жестокое любопытство… Не будет ни пощады, ни помощи…
Яромир хочет закричать, но крик застревает у него в горле…
…потому, что где-то глубоко внутри раздается утробное рычание чудовища. Порождение мрака хватает зубами страх Яромира, пережевывает, двигая мощными челюстями, и выплевывает…
…злость. Злобу. Он видит надвигающееся на него мерзкое лицо, вспоминает, как только что мерзкие руки шарили по его телу, мерзкий язык лизал его щеку… Волна гнева накрывает его с головой. Эта гадина больше не посмеет прикоснуться к нему!
…Чудовище обнажило клыки, оно жаждет крови. "Накорми меня, Яромир, накорми меня!"
Яромир нашарил за спиной какие-то палки, обломки столов, стульев… нет, не то… железный штырь - то, что надо!
…Чудовище изготовилось к прыжку.
Пальцы Яромира крепко сжимают случайное оружие. Мир сузился внезапно до размеров грязного вонючего двора. А взгляд Яромира, уже не детский взгляд зеленых прищуренных глаз…
… это чудовище смотрит его глазами…
… видит только мерзкое ненавистное лицо. Лицо врага. "Уничтожить!" - кровью стучит в висках. И Яромир бьет. Железной палкой прямо в лицо.
… Это… так легко оказалось…
Брызги крови, крик, переходящий в вой, враг отшатывается, ладонями закрывая то, что осталось от лица. Не выпуская штырь из рук, Яромир разворачивается к выходу, и видит другие лица, растерянные, побелевшие… От страха? Они боятся его, Яромира?! Он замахивается - ему освобождают выход. И Яромир бежит, бежит по коридорам школы. От него шарахаются в стороны - мальчишка с окровавленной железкой в руках и безумными глазами…
Где-то на улице он выбрасывает, наконец, штырь. Он вбегает в дом… Нет, в комнату нельзя, там отец, и мама ещё не на работе… Прямо по коридору, в туалет… только бы не занято было… чтоб никто не заметил…
Его рвет, спазмы сотрясают все тело. Но рвота быстро проходит - у него сильный организм. Яромир смотрит в зеркало, на лице и рубашке - брызги крови. Чужой крови. Он умывается, трет лицо, застирывает рубашку… Вот, теперь не видно, ничего не видно…
- Это не я, - говорит он своему отражению в зеркале. - Это всё оно, чудовище!