Новую книгу английской писательницы С. Ховач составили романы, в которых тесно переплелись вымысел и реальность. Здесь читатель встретится с самим дьяволом в обличьи красавца-мужчины, с магами и ясновидцами, пользующимися услугами темных сил, с молодой привлекательной колдуньей, живущей на грани двух миров. А ещё в этой книге - страстная, непобедимая любовь, загадочные убийства, жутковатые образы.
Содержание:
Глава первая 1
Глава вторая 6
Глава третья 11
Глава четвертая 16
Глава пятая 20
Глава шестая 24
Глава седьмая 26
Глава восьмая 30
Примечания 32
Сьюзан Ховач
Дом под саваном
Глава первая
Нам было по семнадцать лет, когда умерли наши родители. Алекзендер находился в этот момент в Хэрроу, а у меня начинался последний семестр - я училась в школе мисс Шеринг в Челтенхэме. В тот день отцу необычайно повезло на скачках, он выпил слишком много виски, забрал у кучера вожжи и помчался во весь опор по Эпсом-Даунс. На повороте карета опрокинулась. Мать, находившаяся с ним, погибла немедленно, отец прожил еще семь часов. Трагедия привлекла внимание общества, поскольку отец был влиятельным членом парламента, владел поместьем в Ланкашире и значительным состоянием, вложенным в манчестерские мануфактуры, в то время как мать была эмигранткой, бежавшей от кровопролития французской революции, дочерью аристократа, гильотинированного Робеспьером.
Мы с Алекзендером не сразу поняли, что остались без гроша. О том, что деньги и недвижимость отца, включая лондонский дом, где мы всегда жили с нашей матерью, достанутся законной жене отца, проживавшей в Манчестере, нам сообщил старый друг отца, сэр Чарльз Стоуэлл. Мой отец был настолько легкомыслен, что не потрудился составить завещание и обеспечить свою любовницу и близнецов, которых она ему родила. Я почти слышала его голос: "Завещание? Что за мрачная тема! Кто собирается умирать?" Он и дальше жил бы подобным образом, не задумываясь о том, что будет после его смерти.
Зато меня это очень волновало. Я думала об этом, возвращаясь из школы мисс Шеринг. Думала во время остановок, когда мы ели и меняли лошадей. Думала, когда мы ехали под октябрьским дождем по разбитым дорогам. Думала, оказавшись дома, в Сохо, в красивом особняке, купленном отцом для моей матери, но так и не подаренном ей. Думала, глядя на слуг, нанятых им для нас. Думала, видя тысячу вещей, принадлежавших теперь пожилой вдове из Ланкашира. Мысли о будущем беспокоили меня, когда мы с Алекзендером ехали в отель "Линкольн" к Чарльзу Стоуэллу, когда сидели в его кабинете, заставленном полками с юридической литературой, и видели за окнами лужайки, усыпанные осенними листьями.
- Но кто будет платить за мое обучение в Хэрроу? - растерянно спросил Алекзендер сэра Чарльза. - Мне осталось провести там еще год.
- Дорогой мой, - сказал сэр Чарльз - вежливый, очаровательный и весьма практичный адвокат, - боюсь, вам не придется вернуться в Хэрроу.
Алекзендер не сразу понял смысл этих слов.
- Но я хочу поступить в Оксфорд, - заявил он.
Я уловила дрожь в его голосе; Алекзендер явно испугался.
- Что будет с моим образованием?
- Я сочувствую вам, - ласковым тоном произнес сэр Чарльз, - но поскольку мы вполне откровенны друг с другом, позвольте мне сказать следующее: вам повезло, что вы успели получить хоть какое-то образование. Вы могли оказаться в значительно худшей ситуации. К счастью, ваша сестра проучилась пять лет в превосходном заведении для молодых леди в Челтенхэме и сможет найти для себя место гувернантки. Как старый друг вашего отца, я, конечно, употреблю свое влияние, чтобы помочь вам в поисках работы, но, надеюсь, мисс, - он посмотрел на меня, - вы понимаете, что ваше социальное положение смутит любую приличную семью. Однако существуют богатые купеческие семьи, готовые нанять девушку с хорошим воспитанием. Думаю, нам удастся выбрать нечто подходящее. Что касается вас, сэр, я рекомендую службу в армии, поскольку вы слишком молоды для должности воспитателя и не владеете какой-то профессией.
- Я не хочу идти в армию, - сказал Алекзендер. Он явно перепугался, лицо его побелело. - Не хочу становиться солдатом.
Во взгляде сэра Чарльза читалось: "Нищим не приходится выбирать". Слава богу, он не произнес это вслух. Сочувственно улыбнувшись, он махнул рукой и воздержался от комментариев.
- Можно задать вам вопрос, сэр Чарльз? - сказала я.
- Конечно.
Он посмотрел на меня глазами юриста. Они были темными и блестящими. Его взгляд задержался на моих губах. Наконец наши глаза встретились.
Я почти услышала презрительный голос матери: "В таких женщинах, как ты или я, мужчин интересует только одно. И чем лучше воспитан и более добродетелен мужчина, тем сильнее этот его интерес. Не заблуждайся на сей счет".
- Какой суммой денег мы сейчас располагаем? - вежливо спросила я сэра Чарльза.
- Среди вещей твоей матери обнаружили двадцать пять фунтов. Вам принадлежат также ее драгоценности, гардероб и другие предметы, подаренные ей вашим отцом. Дом, разумеется, является собственностью миссис Кавендиш. Она имеет право рассчитать и уволить слуг при продаже особняка.
- Значит, у нас есть немного денег.
- Их хватит, - сказал сэр Чарльз, - чтобы прожить до того момента, когда вы подыщете себе место. Это верно.
- Спасибо, - сказала я. - И когда мы должны освободить дом?
- Миссис Кавендиш просит вас сделать это как можно скорее. Ее старший сын, наследник вашего отца, мистер Майкл Кавендиш, выехал в Лондон из Манчестера, чтобы уладить здесь дела погибшего. Полагаю, он займется продажей дома.
- Понятно.
Отец говорил нам о Майкле: "Такая же зануда, как его мать, и вдвое более чопорный". Его любимцем был второй сын, Ричард. Еще он имел четырех дочерей, все они были старше нас, поскольку наши родители познакомились после рождения последнего ребенка миссис Кавендиш. Нам было трудно представить себе наших сводных братьев и сестер, которых мы никогда не видели. Еще труднее нам было представить первый дом отца. Он всегда казался полностью принадлежавшим нам, мысль о том, что мы делим его с кем-то, казалась абсурдной. Лишь однажды я столкнулась с реальностью, о которой никогда не забывала моя мать. Это случилось давно, когда я еще ребенком вышла на цыпочках из моей спальни, чтобы проводить родителей, собиравшихся в Воксхолл. Они ссорились в прихожей на глазах у лакея. Я помню бедного лакея, покрасневшего от смущения; застыв возле двери, он делал вид, будто не слышит голоса матери: "Тебе не приходит в голову, что мне надоело посещать Воксхолл и слушать шепот великосветских лондонских сплетниц, мол - это Марк Кавендиш со своей французской любовницей-аристократкой? Ты не думаешь, что меня задевает изоляция от общества, в котором я была принята? Неужели ты, знаток лондонского света, не понимаешь, что значит быть не просто любовницей, а содержанкой с двумя внебрачными детьми?"
Моя мать всегда испытывала чувство горечи. Она слишком хорошо помнила свою жизнь в большом французском замке на берегу Луары, брак с блестящим герцогом де Флери. Это было перед революцией. Лондон конца века, в котором оказалась без денег молодая вдова спустя несколько лет, сильно отличался от привычного ей старого мира. "Эмигрантов было пруд пруди, - сказала она нам однажды. - Если ты не имел средств заплатить за жилье, никого не интересовало, какими угодьями владел когда-то твой отец во Франции. Титулы ничего не значили. Важны были только деньги, а их у нас не было. Можете ли вы, дети, понять это? Я никогда в жизни не прикасалась к наличным! Я, привыкшая к комфорту и роскоши, таскала воду в кувшине на мансарду и торговалась с мясником из-за жалкого куска мяса".
Она начала зарабатывать шитьем и познакомилась с Марком Кавендишем, когда переделывала вечернее платье для его жены. Через две недели она сбежала от своей мансарды и дешевого мяса. Ее всегда преследовал страх во второй раз потерять все и снова стать бедной.
В течение семнадцати лет, когда она была любовницей нашего отца, мать постоянно испытывала чувство неуверенности в завтрашнем дне.
- Все лучше, чем бедность, - повторяла она нам. - Все.
Бедность пугала ее больше, чем титул шлюхи Марка Кавендиша.
- Я понимаю вашего отца, - сказала она однажды. - Я не питаю иллюзий в отношении него или любого другого мужчины. У меня есть хороший дом, слуги, одежда, мои дети живут в тепле и заботе. Почему я должна жаловаться и сожалеть о чем-то? Марк щедр, весел, красив. Что еще можно требовать от мужчины?
Доброты, думала я. Участия, понимания. Но я молчала. Мне не следовало напоминать ей о жестокости отца, его любви к спиртному, азартным играм, скачкам. Бессердечные люди редко думают о других - не потому, что преднамеренно хотят быть эгоистами, а потому, что неспособны замечать чьи-либо чувства, кроме собственных. Моя мать могла обманывать себя, предпочитая не видеть правду, но я слишком ясно видела реальность - мать была для отца элементом комфорта, развлечением, к которому он мог обратиться, устав от политических интриг в Вестминстере, скачек в Эпсоме и друзей по картам из Мэйфера.
Я никогда его не любила.
Любопытно, однако, что именно ко мне он испытывал особую привязанность.
- Из всех моих детей, - сказал он мне однажды, - ты больше всего похожа на меня.
Я не воспринимала это как комплимент.
- Ну, мисс Флери, - сказал адвокат, возвращая меня в заставленную книгами комнату, за окнами которой зеленела лужайка, - если я могу чем-то еще помочь вам, пожалуйста, скажите мне. Если вам для поисков места гувернантки понадобится рекомендация…
- Спасибо, сэр Чарльз, - сказала я, - но я не собираюсь становиться гувернанткой.
Я встала, мужчины тоже поднялись, Алекзендер подвинул мой стул, чтобы я не зацепилась за него платьем и подал мне мою ротонду.
- Я весьма признательна вам за вашу заботу, - добавила я с очаровательной улыбкой. - Вы очень добры.
- Спасибо. Позвольте напомнить вам - в случае необходимости я всегда в вашем распоряжении.
Он улыбнулся, глядя мне в глаза. Смысл его слов был очевиден.
- Спасибо, - сказала я. - До свидания.
- Спасибо, сэр, - пробормотал Алекзендер и поспешил открыть для меня дверь.
Я вышла из комнаты, не оглядываясь. Клерк вскочил со стула, чтобы распахнуть дверь, которая вела на площадь.
Погода стояла прекрасная. Небо было голубым, безоблачным, легкий ветерок шевелил листья деревьев. Моя мать, ненавидевшая английский климат, сказала бы, что сегодняшняя погода напоминает ей о Франции и садах возле замка на Луаре.
- О боже, - произнес в отчаянии Алекзендер.
- Успокойся, - выпалила я, едва сдерживая слезы и не желая слушать его стенания. Нанятая карета ждала нас у ворот гостиницы; мы отправились домой в Сохо.
- Что ты собираешься делать? - спросил наконец Алекзендер.
- Не знаю.
Я разглядывала через окно грязные многолюдные улицы с нищими и проститутками.
- Я не хочу идти в армию, - сказал Алекзендер.
Я промолчала.
- Может быть, Майкл поможет нам. В конце концов, он наш сводный брат.
Я посмотрела на него. Он покраснел.
- Я… это была просто мысль…
- И весьма плохая.
Я снова уставилась в окно.
- К тому же абсолютно нереалистичная.
Через несколько мгновений Алекзендер произнес:
- Тебе не о чем волноваться. Ты скоро выйдешь замуж, и твои проблемы будут решены. А что делать мне? Как я буду зарабатывать на жизнь? Я не знаю, что мне делать.
- Хотела бы я знать, кто женится на внебрачной дочери английского джентльмена и французской эмигрантки без наследства и общественного положения, - сказала я ядовитым тоном. - Пожалуйста, говори разумные вещи, Алекзендер, или молчи.
Мы добрались до дома, не раскрывая ртов. Вскоре пришло время обеда; мы ели в тишине рыбу, курицу, баранину. Над камином в обшитой деревом столовой висел портрет улыбающегося отца; ироничная усмешка, тронувшая его губы, казалась сейчас более заметной, чем прежде.
- Возможно, завтра здесь уже будет Майкл, - сказал Алекзендер.
Я молчала.
- Возможно, он окажется славным малым.
Пробили часы, и все стихло.
- Возможно, я попрошу его помочь нам.
- Если ты еще раз произнесешь слово "возможно", Алекзендер…
Я замолчала - в комнату вошел лакей.
- Что такое, Джон?
- К вам пришел джентльмен, мисс. Он вручил мне свою визитку и письмо для вас. Я провел его в библиотеку.
Я взяла визитку и письмо с подноса.
- Майкл? - тотчас спросил Алекзендер.
- Нет, это не Майкл.
Я уставилась на визитку. Фамилия гостя ничего мне не говорила.
- Я никогда не слышала об этом джентльмене, Джон.
- Может быть, письмо, мисс…
- Не в моих правилах принимать незнакомцев, являющихся с рекомендательным письмом.
- Позволь мне увидеться с ним, - сказал Алекзендер, вставая. - Я узнаю, что ему нужно. Может быть, это кредитор.
- Извините, сэр, - смутился лакей, - он показался мне джентльменом.
- Тем не менее…
- Погоди, - сказала я и вскрыла письмо. На нем значился адрес: "Нью-Сквер, отель "Линкольн", сэр Чарльз Стоуэлл". Подпись, стоявшая внизу, принадлежала сэру Чарльзу Стоуэллу.
"Дорогая мисс Флери, - писал сэр Чарльз, - извините, что я лишь с помощью этого письма представляю вам моего уважаемого клиента, мистера Акселя Брэндсона. Мистер Брэндсон, проживающий в Вене, неоднократно посещал нашу страну и лично известен мне. Он также познакомился с вашим отцом во время своего предыдущего приезда в Лондон. Узнав о постигшем Вас несчастье, мистер Брэндсон пожелал принести свои соболезнования. Помня о Вашем теперешнем положении, я счел целесообразным организовать Вашу встречу. Я предложил выступить в качестве посредника, но ввиду большой занятости мистера Брэндсона нам не удалось найти более подходящее время. Надеюсь, что это письмо послужит достаточной рекомендацией. Заверяю Вас в прекрасном общественном статусе мистера Брэндсона и его безупречной репутации джентльмена. Остаюсь Вашим…"
Я подняла голову. Лакей все еще ждал.
- Передайте мистеру Брэндсону, Джон, что я встречусь с ним через несколько минут.
- Хорошо, мисс, - лакей удалился.
- Кто это? - тотчас спросил Алекзендер.
Я протянула письмо брату.
- Но что ему надо? - удивленно спросил он, прочитав послание. - Не понимаю.
Но я помнила выражение темных глаз сэра Чарльза, знавшего о моем теперешнем положении и социальном статусе, и решила, что все отлично понимаю. Я встала, стараясь сдержать злость. Сэр Чарльз, очевидно, действовал из лучших побуждений. Я сама сказала ему, что не намерена становиться гувернанткой, и он мог интерпретировать мои слова только одним образом. Что остается женщине в моем положении, если она не желает быть гувернанткой? Она может только выйти замуж. Однако судьба отказывала мне даже в этом - человек с положением не захочет взять меня в жены.
- Ты уверена, что готова встретиться с ним наедине? - с беспокойством в голосе спросил Алекзендер. - Лучше мне пойти с тобой. Этот человек - иностранец.
- Как и мама, - напомнила я брату, - и большинство ее друзей. Нет, я приму его одна.
- А это прилично?
- Вероятно, нет, но сейчас это не имеет для меня значения.
Я вышла в коридор. Я испытывала невольную злость, уязвленная гордость обжигала мне душу вопреки всем доводам рассудка. В момент ярости я пожелала, чтобы мистер Брэндсон и сэр Чарльз Стоуэлл провалились в ад. Я была полна решимости не повторять ошибку моей матери, в каких бы лондонских мансардах мне не пришлось жить.
Решительными шагами я пересекла холл, повернула ручку двери, ведущей в гостиную, и с высоко поднятой головой вошла в комнату. Мои щеки горели, кулаки были стиснуты, как перед схваткой.
- Мисс Флери? - сказал гость, резко повернувшись ко мне. - Здравствуйте.
Я представляла его совсем другим. Прочитав имя и фамилию на визитке, нарисовала себе белокурого гиганта. Но его волосы оказались гладкими, темными, ненапудренными; темные, с поволокой, как у сэра Чарльза Стоуэлла, глаза были ясными, выразительными, непроницаемыми. Он был одет неброско, но со вкусом. Темно-синее пальто и простые бриджи сидели на нем безупречно; его белый галстук был накрахмален и тщательно разглажен, сапоги отвечали самым высоким стандартам. Его английский звучал безукоризненно, не выдавая в госте иностранца; я почувствовала в облике мужчины нечто космополитическое. Когда он взял мою руку и поклонился, я заметила, что пальцы у него были длинными, тонкими, прохладными.
- Пожалуйста, садитесь, - вежливо сказала я, отдернув руку. - Я могу предложить вам спиртное?
- Спасибо, не надо.
Его голос был сдержанным. Отсутствие акцента делало его бесстрастным, холодным.
Мы сели друг напротив друга у камина. Я ждала, когда он начнет беседу.
Наконец он произнес:
- Вы, вероятно, гадаете, кто я такой и почему явился к вам с этим письмом. Извините, что нарушил ваш покой в столь поздний час. С вашей стороны было весьма любезно принять меня. Позвольте мне выразить мои соболезнования по поводу вашей утраты.
- Благодарю вас.
Возникла пауза. Он скрестил ноги, откинулся на спинку кресла и сплел кисти рук перед собой. Боковой свет падал на его скулы и глаза с поволокой.
- Я считаю себя австрийцем, поскольку большую часть жизни провел в Австрии, но по происхождению я наполовину англичанин. Мой отец был англичанином. Он умер десять месяцев тому назад.
Я подумала, следует ли мне что-то сказать. Прежде чем я приняла решение, он промолвил:
- Моя мать вернулась в Австрию незадолго до моего рождения; спустя пять лет она умерла, оставив мне собственность и доход в Вене. Я охотно оставался там, хотя образование получил в Англии и впоследствии часто возвращался сюда в связи с моим бизнесом; периодически я навещал отца в Суссексе. После смерти моей матери он снова женился и завел других сыновей.
Он замолчал. Я изобразила на лице понимание.
- Мой отец был богатым человеком. Он владел землей в Ромни Марш, его предки были влиятельными гражданами Пяти Портов. Я полагал, что после его смерти он оставит свой дом, не являющийся заповедной собственностью, и все состояние старшему сыну от второго брака, но я ошибся. Он все отписал мне. Дела не позволяли мне покинуть Вену и приехать сюда раньше, но сейчас я намерен посетить мое имение и повидаться с английскими родственниками.
- Понимаю, - сказала я.
- Вряд ли, - с иронией в голосе произнес он, - поскольку я еще не объяснил цель моего визита. Однако я ценю то внимание, с которым вы слушаете мою историю.