Ужасно трудно сосредоточиться, ведь она стоит посреди комнаты полуобнаженная, без майки.
Старательно отвожу взгляд и озираюсь: деваться некуда. Под кроватью или в шкафу прятаться бессмысленно - сразу же найдут, дело ведь не ограничится простой формальной проверкой.
Единственное, что приходит в голову - трансформация.
Никогда не работал над собой, только однажды с рукой немного поколдовал. Но нас же обоих выгонят из школы! Ужас помогает сконцентрироваться. Быстро накладываю заклинание. Получается все лучше и лучше - на этот раз магия действует мгновенно. Падаю и приземляюсь на четыре лапы. Рвущийся из груди крик превращается в громкое завывание.
- Черный кот? - фыркает Лила.
Потом наклоняется и берет меня на руки. Хорошо, потому что от перемены точки зрения у меня кружится голова и с кошачьими лапами пока не очень получается управляться.
Кто-то барабанит в дверь; наверное, комендант.
- Что происходит? Мисс Захарова, немедленно откройте дверь!
Лила высовывается из окна, держа меня на вытянутых руках. Хвост принимается дергаться из стороны в сторону: высоко.
- Слишком высоко, - вторит моим мыслям девушка. - Ты поранишься и...
Забыла, что через мгновение я уже не буду похож на нормального кота? Извиваюсь, словно уж, и кусаю ее за руку. Лила вскрикивает и отпускает меня.
Воздух свистит в ушах, не успеваю даже мяукнуть. Стараюсь расслабить лапы, не сгруппировываться, но все равно изо всей силы ударяюсь оземь, так что дух вышибло.
Едва успеваю доползти до кустов - и тут настигает отдача.
Все тело страшно болит. Поднимаю голову. Из-за деревьев льется розоватый свет - утро.
Я в зверином облике.
В маленьком теле отдача ощущается еще ужаснее, еще нереальнее: руки, ноги, зрение - все совсем чужое.
Очень дико после такого очнуться котом.
Чувства невероятно обострились. Слышу, как ползают по траве букашки, осязаю скребущихся в норках мышей. Мне очень страшно, я такой маленький.
Идти-то смогу? Заставляю себя подняться - сначала одна лапа, потом другая. Пошатываясь, нащупываю равновесие. Одна лапа, потом другая - медленно хромаю через залитый первыми утренними лучами двор.
Дорога к общежитию кажется бесконечной - будто прошли часы, а не минуты. Я так устал. Окно осталось приоткрытым, самую чуточку: Сэм вряд ли проснулся посреди ночи от сквозняка.
Громко и требовательно мяукаю, но соседа, конечно же, не добудиться.
Закрываю глаза, содрогаясь в ожидании грядущего приступа, и заставляю себя трансформироваться обратно. Очень больно - тело еще не отошло после предыдущего превращения. Запрыгиваю в комнату и с грохотом падаю прямо на пол.
Сэм бурчит спросонья и переворачивается на бок.
- Помоги, - хватаюсь за край его кровати. - Пожалуйста, помоги. Сейчас начнется отдача. Мне нельзя громко шуметь.
Сосед изумленно вытаращил глаза. Мои пальцы начинают изгибаться, словно стебли вьюнка, ноги трясутся.
- Больно.
Стыдно слушать собственное хныканье. Сэм вскакивает и набрасывает на меня свое одеяло. Потом, когда начинается агония, обкладывает мою голову подушками. Он уже совсем проснулся, в его глазах плещется неприкрытый ужас.
- Прости, -- это последнее, что я успеваю сказать, а потом язык превращается в кусок дерева.
Кто-то пихает меня в бок. Поворачиваюсь, превозмогая оцепенение, моргаю спросонья. Пасколи.
- Мистер Шарп, вставайте. А то опоздаете на уроки.
- Он болен, - говорит Сэм.
Лежу, завернувшись в одеяла. Невероятно трудно шевелиться - как будто сам воздух в комнате сгустился. Со стоном закрываю глаза. В жизни не чувствовал себя таким вымотанным. Даже не представлял, что могут сотворить со мной две отдачи подряд.
- Почему он на полу? Мистер Шарп, у вас похмелье?
- Я болен, у меня, наверное, температура, - бормочу я.
Приходится подыгрывать Сэму - сам я сейчас не в состоянии выдумать ничего путного.
- Тогда вам надо к медсестре. Завтрак уже почти закончился.
- Я его отведу.
- Мистер Шарп, занесите мне копию справки. Очень надеюсь, что вам ее выдадут. Потому что, если я узнаю, что вы пили или употребляли наркотики, - мигом вылетите из общежития. И мне все равно, какие у вас там семейные проблемы. Ясно?
- Да.
Согласился бы с чем угодно, пусть только он поскорее уйдет.
- Давай-ка. - Сэм помогает мне подняться и усаживает на кровать.
Даже сидеть невероятно трудно. Голова кружится. В полубессознательном состоянии натягиваю джинсы и перчатки, ботинки даже не пытаюсь зашнуровать. Пасколи уходит.
- Может, позвонить кому-нибудь? - шепчет сосед. - Например, миссис Вассерман?
- Ты о чем? - Я сосредоточенно хмурюсь.
- Ночью ты выглядел неважно. А сегодня вообще полный кошмар.
- Устал, только и всего.
- Никогда не видел ничего подобного, и...
- Отдача, - торопливо перебиваю я - не очень хочется выслушивать подробный отчет о собственных превращениях. - Не волнуйся.
Встаю, Сэм смотрит, недоверчиво прищурившись. Идем через кампус - я, волоча ноги, тащусь впереди.
- Мне кое-что нужно. Когда доберемся до медпункта.
- Конечно, старик, - но в голосе у соседа нет особого рвения; он и так здорово психанул.
- В медпункте у меня случится страшный приступ кашля, и ты вызовешься принести стакан воды. Но воду принесешь горячую - как можно горячее. Понял?
- А зачем?
- Самый простой способ изобразить температуру, - вымученно улыбаюсь я.
Даже в таком состоянии все еще могу мошенничать.
Просыпаюсь через час в процедурной, в медпункте, вся подушка мокрая от слюны. Как же хочется есть! Встаю. Я, оказывается, заснул прямо в ботинках. Завязываю шнурки и ковыляю в приемную.
Наша пожилая пухленькая медсестра, мисс Козиль, снует по кабинету, увешанному разными анатомическими плакатами. Она твердо верит, что любой недуг можно запросто излечить, если (а) уложить пациента на койку в процедурной, (б) скормить ему или ей две таблетки аспирина, (в) выписать антибиотик и наложить повязку. Мне, к счастью, такого лечения вполне достаточно.
- Гораздо лучше себя чувствую. Можно вернуться в комнату?
Мисс Козиль как раз потчует аспирином Уиллоу Дэвис.
- Кассель, вы лучше сядьте. Нужно померить температуру. У вас был сильный жар.
- Хорошо. - Я неуклюже плюхаюсь в кресло.
Дэвис послушно запивает таблетки водой из бумажного стаканчика, а медсестра достает из шкафчика градусник.
- А вы, Уиллоу, лучше идите полежите в процедурной, пока лекарство не подействует. Я к вам зайду через минуту.
- У меня жуткое похмелье, - тихонько шепчет Дэвис.
Я улыбаюсь ей заговорщической улыбкой - конечно, в медпункте можно запросто отоспаться после бурной ночи.
Уиллоу уходит, а я меряю температуру и размышляю о Лиле - о том, что с нами случилось и чего не случилось.
Всего лишь вопрос времени.
Я уверен в этом, даже теперь, при свете дня.
Необоримое искушение. Мне нравятся новенький "Мерседес" и ужины в дорогом частном клубе в обществе главы криминального клана. Я хочу стряхнуть с хвоста федералов и защитить маму. Мне нравится, когда Лила целует меня и так произносит мое имя, словно я для нее самый важный на свете человек, словно у нас может быть общее будущее.
Я, пожалуй, пойду ради этого на что угодно.
Забуду, что девушка на самом деле меня не любит. Убью собственного брата. Стану наемным убийцей. Что угодно.
Раньше думал: никогда не предам семью, никогда не наложу проклятие на любимого человека, не буду убивать, не пойду по стопам Филипа. Но с каждым днем я становлюсь все больше и больше похож на брата. А жизнь беспрестанно подкидывает новые возможности - приятный, но порочный выбор. Стоит один раз согласиться, и дальше все катится по наклонной.
ГЛАВА 14
Когда сидишь на больничном, смыться из школы проще простого. Замечательно. Взять машину? Но кто-нибудь может заметить, как я выезжаю с парковки. Нет, ничего нельзя пускать на самотек.
К тому же в таком состоянии лучше не садиться за руль.
Я принял твердое решение: не буду больше рисковать без нужды, не буду подставляться, предоставлять дело случаю, никаких больше "если". Отхожу на безопасное расстояние от кампуса и вызываю по мобильнику такси.
Баррону, конечно же, не хочется идти к федералам. Расскажи он им правду - нечего будет потом предлагать Бреннанам. Но если я буду упорствовать и не уступлю, он все равно может меня сдать. Поэтому, пока братец в раздумьях, нужно своевременно обо всем позаботиться. Он-то не знает, но в старом доме остались улики не только против меня, но еще и против мамы.
Сначала нужно избавиться от них.
Она моя мать, я должен ее защищать.
Жду такси на подъездной аллее возле уютных аккуратных домиков - ухоженные дворики, качели. Пожилая дама выходит забрать газеты из начищенного почтового ящика и приветливо мне улыбается. В ушах у нее большие жемчужные серьги.
Непроизвольно улыбаюсь в ответ. Держу пари, жемчуг настоящий. Наверное, если попросить - она пустит меня на крыльцо подождать машину и даже, возможно, угостит бутербродом.
В желудке громко урчит, но я не обращаю внимания. Старушка уходит, дверь в кухню захлопывается, ладно - обойдемся без обеда.
Внезапный порыв ветра срывает с деревьев кленовые листья. Один, кружась, падает прямо мне на ботинок. Осенние листья - мертвые, хоть и зеленые еще.
Подъезжает машина. При виде меня водитель хмурится: конечно, подросток вызывает такси посреди бела дня и притом в двух шагах от школы. Залезаю на заднее сиденье и диктую адрес. Слава богу, вопросов он не задает, возил, наверное, клиентов и похуже.
Выхожу возле нашего помоечного дома, расплачиваюсь наличными - недавние ставки: приходится тратиться, а денег-то особо и нет. В случае чьего-нибудь неожиданного выигрыша я останусь вообще без средств.
Поднимаюсь на холм. Старый дом кажется мрачным и зловещим даже при свете солнца.
Доски посерели, окно на втором этаже (мамина комната) разбито и заклеено полиэтиленовым пакетом.
Баррон должен был предвидеть мой визит. Сам мне сказал про труп - ясно же, что я захочу перепрятать тело. Но кухня выглядит точно так, как я ее оставил в воскресенье - будто брат сюда и не заходил. В раковине стоит недопитая чашка кофе; по-моему, там плесень уже успела появиться.
Плащ и пистолет тоже на месте - лежат в глубине шкафа. Опускаюсь на колени и достаю их, чтобы лишний раз удостовериться.
Пытаюсь представить, как все произошло: мама направляет дуло на Филипа, спускает курок. Брат, наверное, не поверил, что она выстрелит в собственного сына, в первенца, засмеялся. Или наоборот - может, он как раз знал мать гораздо лучше меня и сразу же прочел в ее глазах приговор: свобода для нее гораздо важнее любви.
Почему-то вместо убийства Филипа в голове упорно возникает другая картина: мама направляет оружие на меня, ее напомаженные губы кривятся. Меня передергивает.
Заставляю себя подняться. Достаю из-под раковины в кухне полиэтиленовый пакет, беру со стола нож. Все, хватит думать. Отрезаю от плаща пуговицы. Сам плащ я сожгу, а пуговицы, крючки и все остальное положу вместе с пистолетом в мешок, набью его камнями и утоплю в водохранилище Раунд Валли. Дедушка как-то рассказывал, что каждый второй преступник в Нью-Джерси что-нибудь да топил в этом озере - оно ведь самое глубокое в штате.
Выворачиваю карманы - не завалялось ли чего.
На пол выпадают красные кожаные перчатки. И что-то еще, маленькое и тяжелое.
Знакомый талисман, только расколотый напополам. Теперь я знаю, кто убил Филипа. Кусочки головоломки становятся на свои места. Надо менять план.
Боже, какой я идиот.
Звоню ей с телефона-автомата, как мама учила.
- Ты должна была мне сказать.
Но я, конечно же, прекрасно понимаю, почему не сказала.
Вызываю такси - добраться до школы. По дороге на мобильник приходит сообщение от Одри.
Вспоминаю, как когда-то давно, в прошлом, волновался и радовался, получая от нее эсэмэски. Со вздохом открываю мобильник: "Взаимоуничтожение. Встретимся завтра около библиотеки, в обед".
У меня было столько неотложных дел, я даже не подумал - кому рассказать и рассказывать ли кому-нибудь вообще о поступке Одри.
Это же она швырнула камень в Лилино окно. "Взаимоуничтожение" - любопытный ход. Донесу на Одри, а она донесет, что я был ночью у Лилы в комнате. Какое правонарушение, интересно, больше взбесит администрацию? Не хотелось бы вылетать из Уоллингфорда в выпускном классе, даже если вылечу не один.
К тому же неизвестно, кому Норткатт поверит.
Пишу ответ: "Хорошо, завтра".
Как же я вымотался. Обессиленно доползаю до комнаты и доедаю остатки Сэмовых пирожных-полуфабрикатов, а потом ложусь поверх покрывала и засыпаю прямо в одежде. Снова забыл ботинки снять.
В среду в обед встречаюсь с Одри. Девушка ждет меня, сидя на ступеньках перед библиотекой. Сцепила на коленях руки, затянутые в ярко-зеленые перчатки, рыжие волосы раздувает ветерок.
В голове крутятся разные неприятные мысли: вспоминаю историю Захарова про Дженни Тальбот, вспоминаю записку с угрозой и осколки стекла на полу.
- Как ты мог? - выпаливает Одри при виде меня.
Ничего себе. Как будто не я должен на нее злиться, а наоборот.
- Это же ты швырнула камень...
- Ну и что? Лила все у меня отняла. Все! - Шея у девушки покрывается красными пятнами. - А ты был в ее комнате, ночью, и плевать хотел на правила. Как ты мог после того, как она... Она...
- Что? Что она сделала?
Но Одри только молча качает головой, по щекам катятся слезы.
Вздыхаю и усаживаюсь возле нее на ступеньку, потом полуобнимаю, притягиваю ближе. Одри, вздрагивая от рыданий, склоняет голову мне на плечо. Такой знакомый цветочный аромат шампуня. Узнай она, кто я на самом деле - наверняка сразу же возненавидела бы. Но мы же когда-то встречались, не могу я вот так ее бросить.
- Ну, - шепчу бессмысленные утешения, - тихо, все в порядке. Все будет хорошо.
- Нет, не будет. Я ее ненавижу. Ненавижу! Вот бы тот камень ей попал в лицо.
- Ты же этого не хочешь.
- Из-за нее Грега отстранили от занятий. И родители выгнали его из дома, - всхлипывает девушка. - Они увидели те дурацкие фотографии, которые твои друзья наснимали. Ему пришлось умолять свою мать, сидя перед запертой дверью, умолять хотя бы его выслушать.
Одри плачет и плачет; ей все труднее говорить.
- В конце концов, они его заставили пройти тест. А когда результат оказался отрицательным - перевели в академию Саутвик.
Девушка замолкает. Она в отчаянии, сама не своя.
Академия Саутвик знаменита отрицательным отношением к мастерам. Это во Флориде, недалеко от границы с Джорджией. Все студенты, чтобы туда поступить, должны в обязательном порядке предъявить справку с результатами теста - доказать отсутствие магических способностей. А после поступления их заставляют еще раз его пройти в школьном медпункте.
Посылая сына в Саутвик, родители Грега спасают его и свою репутацию. Особых угрызений совести я не испытываю: Хармсфорду там наверняка понравится, среди единомышленников.
- До выпуска год остался, даже меньше. Ты снова его увидишь.
Одри поднимает на меня покрасневшие от слез глаза и качает головой:
- Перед отъездом он рассказал про Лилу. Как изменил мне. Она колдовством заставила...
- Неправда.
Девушка глубоко и прерывисто вздыхает, а потом вытирает мокрые щеки зеленой перчаткой.
- Еще хуже. Ты на нее запал, он на нее запал, и никакой магии, а она такая противная.
- Это Грег противный.
- Он не был противным. Со мной не был, когда мы оставались наедине. Но, думаю, теперь это ничего не значит. И виновата Лила.
- Нет, Лила не виновата. - Я встаю. - Слушай, понимаю, почему ты разозлилась. Почему разбила окно. Но хватит, довольно. Никаких больше камней и угроз.
- Она и тебя обманула.
Молча качаю головой.
- Ладно. - Девушка тоже встает, отряхивает юбку. - Ты никому не говоришь про меня, я никому не говорю про тебя.
- И оставишь Лилу в покое?
- Я не выдам твою тайну. На этот раз. Больше ничего не обещаю.
Одри спускается по ступенькам и уходит, высоко подняв голову, ни разу не оглянувшись.
Рубашка на груди промокла от ее слез.
Занятия идут своим чередом, но я никак не могу сосредоточиться. Эмма Бовари и ее корзинка с абрикосами, асимметрия, неполные рынки - все сливается у меня в голове. Закрываю глаза на одном уроке, а открываю уже на другом.
Иду в столовую. Сегодня на ужин энчиладос с курицей и соусом сальса. Я такой голодный, что от запаха еды сводит желудок. Рано пришел, почти никого еще нет. В одиночестве сажусь за столик и набрасываюсь на свою порцию.
Вскоре ко мне присоединяется улыбающийся Сэм.
- Ты вроде раздумал помирать.
Фыркаю с набитым ртом и, не отрываясь, слежу за Лилой: как она подходит к стойке, берет поднос. От воспоминаний я краснею. Одновременно и стыдно за себя, и снова хочется до нее дотронуться.
Вместе с Даникой они садятся за наш стол. Даника оглядывается на Сэма, но тот уткнулся в тарелку.
- Привет, - стараюсь говорить обычным голосом.
- Тут про тебя пошел слух. - Лила нацеливает на меня вилку.
- Какой?
Она шутит или серьезно говорит? Не улыбается.
- Я слышала, ты на меня принимаешь ставки.
Затянутой в перчатку рукой Лила убирает челку со лба. Вид у нее усталый; наверное, прошлой ночью не спала.
- Про меня и Грега, про то, сбежала я из психушки или московской тюрьмы.
Сосед делает удивленное лицо. Сэм помогает мне вести дела еще с прошлого семестра, так что ему отлично известно про все ставки. Он видит - нас поймали с поличным.
- Я их не потому принимал, что мне так хотелось. Я боялся. Если бы отказался - люди бы стали делать выводы. Ну, в смысле обычно же я принимаю любые ставки.
- Например, кто мастер, а кто нет? Ты и на этом руки нагрел?
- Кассель, это правда? - Даника смотрит на меня, злобно прищурившись.
- Вы не понимаете, начни я вдруг выбирать, какие принимать ставки, - они решат, что мне что-то известно и я кого-то выгораживаю. Мы сидим вместе в столовой, все подумают, я защищаю кого-то из вас. И вдобавок прекратят делиться слухами - я перестану получать информацию и сам не смогу распускать нужные сплетни. Перестану быть полезным.
- Да, и придется тогда отстаивать свою позицию. Возможно, тебя самого заподозрят. Я же знаю, как ты боишься прослыть мастером.
- Лила... Клянусь тебе, про каждого новичка в школе ходят идиотские слухи. Им никто не верит. Если бы я не принял ставки, то тем самым явно бы дал всем понять, что ты и Грег... - замолкаю, не находя слов; не хочу, чтобы она еще больше разозлилась. - Все бы решили, что это правда.
- А мне плевать. Ты из меня посмешище сделал.
- Прости...