- Не пытайся меня обвести вокруг пальца. - Девушка достает из кармана пять двадцатидолларовых купюр и хлопает рукой по столу с такой силой, что стаканы подскакивают и сок проливается на скатерть. - Ставлю сто баксов, что Лила Захарова и Грег Хармсфорд это сделали. Какие шансы?
Лила не знает, что Грег больше в Уоллингфорд не вернется, а его бывшая девушка ее люто ненавидит. Я машинально оглядываюсь на стол, за которым он обычно сидел. Надеюсь, Одри не слышала наш разговор.
- Шансы неплохие. Очень хорошие шансы.
- Ну, хоть денег заработаю.
Лила встает и, высоко подняв голову, выходит из столовой.
А я ложусь лбом прямо на стол. Нет, сегодня ничего не получается.
- Но ты же те деньги не взял, - недоумевает Сэм. - Почему не сказал ей?
- Кое-что взял. Не хотел, чтобы Лила узнала про ставки, и поэтому, не глядя, брал любые конверты, если она в тот момент оказывалась рядом. И ставки, кто мастер, а кто нет, я принимал. Думал, так будет правильно. Может, она и права, и я просто трус.
- Я тоже их принимал. И ты был прав. Мы сумели сохранить контроль.
Сосед говорит твердо и решительно, хотя я сам уже ни в чем не уверен.
- Кассель, погоди-ка минуточку, - вмешивается Даника, голос у нее странный.
- Что? - Я поднимаю голову.
- Лила ведь теоретически не может так с тобой общаться. Она же только что тебя разнесла в пух и прах.
- Когда любишь кого-то, можно и поругаться...
И тут я замолкаю. Ведь настоящая любовь и проклятие - разные вещи. Когда любишь, все равно воспринимаешь человека таким, какой он есть. А заклятие делает чувства тошнотворно простыми, однобокими. Удивленно смотрю вслед Лиле.
- Даника, думаешь, она... ей уже лучше? Заклятие спало?
Пышно расцветает надежда, пугающая меня самого.
Быть может. Быть может, действие колдовства ослабнет, а Лила меня не возненавидит. Быть может, даже простит. Быть может.
Идем вместе с Сэмом в общежитие. Я улыбаюсь во весь рот, хотя не стоит радоваться раньше времени - знаю же, как мне обычно "везет". Но нет, предаюсь мечтам, воображаю, как, такой хитрый и предусмотрительный, сумею выпутаться изо всех передряг. Подобные глупые мечты обожают использовать мошенники, когда подлавливают простачков.
- Слушай. - Сэм переходит на шепот. - Ты так всегда? Ну, когда применяешь магию трансформации?
Все случилось вчера, а кажется, прошла целая вечность. Вспоминаю, как валялся на полу, а у соседа в глазах плескался ужас. Содрогаюсь при мысли об отдаче. Не хочу вспоминать. Тогда я чувствовал себя совершенно беззащитным, как будто без одежды остался, вывернулся наизнанку.
- Да, всегда.
В полумраке над тропинкой кружатся мотыльки. Светит тоненький ломтик месяца.
- Почти всегда. Вчера было хуже обычного, потому что я дважды за ночь превращался.
- А где ты был? Что произошло?
Не знаю, что ему ответить.
- Кассель, только скажи - все нормально или что-то плохое случилось.
- Я был в комнате у Лилы.
- Так это ты ей окно разбил?
Ну конечно, по школе уже наверняка ходят слухи, и все знают и про камень, и про записку с угрозой.
- Нет. Тот, кто это сделал, не знал, что я там буду.
Сосед внимательно на меня смотрит и хмурится, между бровями на переносице пролегла глубокая морщина.
- Значит, ты знаешь, кто разбил окно?
Молча киваю. Не надо упоминать Одри,
Сэм, конечно, не Норткатт, но все равно - я ведь обещал никому не говорить.
- Да уж, беда не приходит одна, - сокрушается Сэм.
Подходим к общежитию. В кармане звенит мобильник. Открываю его одной рукой и прикладываю к уху.
- Алло?
- Кассель? - тихо спрашивает Лила.
- Привет.
Сэм бросает понимающий взгляд и уходит, а я остаюсь сидеть на ступеньках, ведущих на второй этаж.
- Прости, что накричала на тебя.
- Простить? - повторяю я упавшим голосом.
- Да. Я поняла, почему ты принимал ставки. Не могу сказать, что мне все это нравится, но я понимаю. И больше не злюсь.
- Ясно.
- Наверное, просто нервы сдали. После прошлой ночи. Я не хочу, чтобы наши отношения были только для виду, - едва слышно говорит девушка.
- А они и не для виду. - Я выдавливаю слова через силу, такое впечатление, что они с мясом выдираются из груди. - Это всегда было всерьез.
Лила молчит, а потом снова называет меня по имени. Она улыбается - я точно знаю.
- Кассель, я рассчитываю на выигрыш. Сладкими речами ты меня не обведешь вокруг пальца.
- Как всегда - безжалостная и беспощадная. - Я тоже улыбаюсь.
К ступеньке прилипла жевательная резинка - кто-то на нее наступил, и получилась грязная розовая клякса.
Какой же я дурак!
- Я люблю тебя.
Решение принято. Теперь ничто не имеет значения, теперь я могу все ей сказать, вреда не будет. Лила не успевает ответить - сбрасываю вызов.
Прислоняюсь лбом к холодным железным перилам. Проклятие, может, и ослабнет со временем, но я никогда не буду знать наверняка. Пока я нравлюсь Лиле - невозможно определить, настоящее чувство или нет. Колдовство - хитрая штука. Конечно же, магическое воздействие не может длиться вечно, но как удостовериться? Мне нужно знать точно, а точно я не буду знать никогда.
Разные возможности, но всегда плохие.
Звоню агенту Джонсу. Визитки у меня нет, поэтому набираю основной номер отделения ФБР в Трентоне. Секретарь переводит меня на другую линию, и я надиктовываю сообщение на автоответчик. Говорю, что мне требуется еще немного времени, всего пара дней, в понедельник я назову им имя убийцы.
* * *
Когда принимаешь тяжелое решение, пусть и отвратительное, обычно чувствуешь нечто вроде облегчения. Ведь гораздо проще действовать, а не выжидать.
Чем больше вариантов я перебираю в голове, тем безнадежнее кажется ситуация.
Нужно принять все, как есть.
Я плохой человек.
Сотворил много плохого.
И сам не остановлюсь. А кто меня остановит? Лила не может. Захаров не хочет. Есть только один человек, который на это способен, очень ненадежный человек.
Сэм листает "Отелло". Из колонок, к которым подсоединен айпод, так громко вопит "Магия смерти", что стекла в окнах дребезжат.
- Ты как? - кричит сосед.
- Сэм, помнишь, ты в начале семестра рассказывал, как вы скупили половину магазина для спецэффектов? Что, мол, теперь ко всему готов?
- Ну да, - осторожно отвечает тот.
- Я хочу кое-кого подставить; нужно свалить на этого человека убийство брата.
- На кого свалить? - Сэм убавляет звук, совершенно не удивляется - наверное, привык уже к моим безумным просьбам. - И зачем?
Набираю в грудь побольше воздуха.
Существуют определенные правила.
Для грамотной подставы необходимо найти того, кто с легкостью сойдет за злодея. Лучше всего, если он уже сделал что-нибудь плохое, и совсем хорошо, если действительно виноват в случившемся.
Тогда и совесть не так будет мучить.
История должна получиться правдоподобной. В простую ложь все поверят. В простую ложь люди верят гораздо охотнее, чем в правду. Правда зачастую бывает запутанной, грубой, неприятной. Но разве я могу кого-то осуждать? Пускай верят в правдоподобную ложь.
Особенно если мне это на руку.
- Бетенни Томас.
- Погоди, кто это такая? - хмурится Сэм.
- Подружка убитого гангстера. С двумя большими пуделями. Бегунья в спортивном костюме. - Вспоминаю про тело Янссена в морозильнике (надеюсь, он бы порадовался). - Она заказала своего любовника, так что отчасти виновна.
- И откуда ты об этом узнал?
Я очень стараюсь быть честным, но не рассказывать же Сэму все. А если все не рассказывать, получается какая-то чушь.
- Она сама мне сказала. В парке.
- Ну да, - закатывает глаза сосед. - В доверительной дружеской беседе, то-то она от тебя припустила.
- Просто приняла за другого. - Голос у меня злобный и угрожающий, как у Филипа; жутко-то как, ведь я изо всех сил стараюсь не походить на брата.
- За кого? - и глазом не моргнув, интересуется Сэм.
Усилием воли заставляю себя успокоиться.
- За убийцу.
- Кассель, - стонет он. - Ладно, не волнуйся, вопросов больше не буду задавать. Знать ничего не хочу. Какой у тебя план?
Уф, слава богу. Усаживаюсь на кровать. Вряд ли я способен сейчас на очередное откровение, хотя Сэм и половины не знает.
В детстве мне случалось сидеть вместе с отцом в засаде - мы прятались возле дома, который он собирался ограбить, и наблюдали. Какое у обитателей расписание, когда они уходят на работу, когда возвращаются, в каких ресторанах ужинают, ложатся ли спать в одно и то же время. Если аккуратно все записать - ограбление пройдет легко и просто.
Очень хорошо помню, как мы подолгу сидели в машине и слушали радио. Окна нельзя было открывать, несмотря на духоту, только чуть-чуть. Из минералки выветривались пузырьки. Мне в конце концов приходилось писать в бутылку. Но было в таких засадах и кое-что хорошее: во-первых, папа разрешал выбрать в супермаркете любое лакомство; а во-вторых, учил меня играть в карты: покер, "выбери карту", слэп-джек, восьмерки.
У Сэма хорошо получается. Всю ночь с пятницы на субботу мы следим за квартирой Бетенни и играем в карты на сырные чипсы. Когда никого нет поблизости, консьерж, накачанный бугай, отлучается покурить. На наших глазах он прогоняет бродяжку, который клянчит у жильцов мелочь. Вечером Бетенни выходит на пробежку вместе с собаками, потом еще два раза их выгуливает и уходит куда-то на всю ночь. На рассвете консьерж сменяется, вместо него заступает какой-то тощий парень. Он съедает два пончика и успевает прочесть газету. Жильцы просыпаются и начинают выходить из дома. Утром в субботу мы сворачиваемся и уезжаем, Бетенни так и не вернулась.
Часов в одиннадцать высаживаю Сэма около дома и еду на нашу помойку, немного поспать. Просыпаюсь от телефонного звонка. Совсем забыл, что в прошлый раз снял трубку с зарядки и принес в комнату. Откапываю ее из-под одеяла.
- Алло?
- Могу я услышать Касселя Шарпа? - бодро и жизнерадостно интересуется мать.
- Мам, это я.
- Милый, не узнала тебя, - голос у нее по- настоящему счастливый, впервые за долгое время.
- Спал просто, - усаживаюсь на кровати. - Все в порядке? Ты где?
Я, как обычно, готов к самому худшему: у нее неприятности? Может, федералам надоело ждать и они ее повязали?
- В полном порядке. Зайчик, я по тебе скучала, - смеется мать. - Столько всего случилось. Я познакомилась с такими замечательными людьми.
Плечом прижимаю трубку к уху. Наверное, я должен устыдиться - ведь напрасно считал ее убийцей, но получается скорее наоборот: угрызения совести из-за отсутствия положенных угрызений совести.
- Давно видела Баррона?
Надеюсь, она не знает, что брат меня шантажирует. Знакомые звуки - щелкает зажигалка, мать затягивается.
- Недели две назад. Сказал, у него наклевывается большое дело. Но я хотела с тобой поговорить. Приходи повидаться, познакомлю тебя с губернатором. В воскресенье будет званый обед - тебе понравится. У женщин такие драгоценности, а столовое серебро самое настоя-я-я-щее, - она растягивает слог - словно собаку подзывает полакомиться костью.
- С губернатором Паттоном? Нет уж, спасибо. Я охотнее бы яду наелся, чем сел с ним за один стол.
Спускаюсь на кухню и выплескиваю из кофеварки старый кофе. Засыпаю зерна, наливаю воду. На часах три пополудни. Времени мало.
- Ну что ты, зайчик.
- Как ты можешь сидеть и слушать, как он распинается о второй поправке? Ладно, признаю, простачок из него отличный бы вышел. С удовольствием посмотрел бы, как его кто-нибудь обдурит. Но дело того не стоит. Мам, это очень опасно. Малейшая ошибка...
- Твоя мама не совершает ошибок. - Она опять затягивается. - Детка, я знаю, что делаю.
В кофеварке подогрелась вода, идет пар. Сажусь за кухонный стол. Стараюсь не вспоминать, какая мама была раньше - в моем детстве; как она сидела на этом самом месте, смеялась над шутками Филипа, трепала меня по затылку, готовила завтрак, а папа в это время учил Баррона показывать фокус с монеткой. Вспоминаю запах сигарильо и подгоревшего бекона. В глазах стоят слезы.
- Зато я больше не знаю, что делаю.
Я, наверное, спятил, раз такое ей говорю, но она ведь моя мать.
- Зайчик, что случилось? - От неподдельной тревоги в ее голосе сердце обливается кровью.
Не могу ничего рассказать. Просто не могу. Ни про Баррона, ни про федералов, ни про свои подозрения. И уж конечно, ни про Лилу. Закрываю лицо рукой.
- Проблемы в школе. Слишком много всего.
- Детка, - хрипло шепчет мать, - в мире полно людей, которые захотят тебя сломать. Им нужно, чтобы ты себя чувствовал ничтожеством, тогда они сами смогут ощутить себя всемогущими. Пусть думают, что хотят, но ты все равно должен получить свое. Слышишь; свое.
Какой-то мужской голос в трубке. А мама, интересно, сейчас вообще обо мне говорила?
- У тебя там кто-то есть?
- Да, - воркует она. - Приезжай в воскресенье. Давай, я тебе адрес продиктую?
Притворяюсь, что записываю адрес ресторана, где пройдет этот дурацкий прием, а сам в это время наливаю себе кофе.
ГЛАВА 15
Когда спишь днем, всегда потом странно себя чувствуешь - будто выпал из обычного течения времени. За окном почему-то ярко светит солнце, тело словно чужое.
Заезжаю в магазин - купить кофе и кое-какую бутафорию, потом еду к Данике. Лужайка зеленая, кусты аккуратно подстрижены, дверь недавно покрасили - прямо не дом, а картинка. Открывает Крис:
- Чего тебе?
На мальчишке шорты, огромная рубаха и шлепанцы. В таком наряде он кажется еще младше. Волосы испачканы чем-то синим.
- Можно войти?
- Входи, мне-то что.
В коридоре витает лимонный запах мастики. В гостиной пылесосит какая-то девушка. Никогда раньше не задумывался: а Даника ведь, наверно, с детства привыкла к горничным.
- А миссис Вассерман дома?
Девушка вытаскивает наушники из ушей и приветливо улыбается:
- Что такое?
- Извините. Просто хотел спросить, дома ли миссис Вассерман.
- Думаю, она в кабинете.
Иду через комнаты, увешанные картинами и уставленные старинными серебряными безделушками. Стучусь в застекленную дверь, мама Даники открывает. Кудряшки у нее на голове стянуты в импровизированный пучок, из которого торчит карандаш, домашние штаны заляпаны краской, а в руках - кружка чая.
- Кассель?
Протягиваю букетик фиалок, который купил по дороге. В цветах я не очень разбираюсь, но мне понравились бархатистые лепестки.
- Хотел вас поблагодарить. За тот совет.
Подарок - важный для мошенника инструмент. Даришь что-нибудь, и человек чувствует себя в долгу; неприятное, тревожное чувство - хочется поскорее избавиться от него, отплатить дарителю. Зачастую люди готовы отдать намного больше, чем получили. Угощаешь кого-нибудь чашкой кофе, и этот кто-то покорно выслушивает целую лекцию на какую-нибудь совершенно неинтересную ему тему (про религию, например) только лишь потому, что чувствует себя обязанным. Один хиленький цветочек - и вот он уже готов сделать одолжение, пойти против собственных убеждений. Подарок налагает тяжелые обязательства, от них не избавиться так просто - даже если его выкинуть. Пусть вы терпеть не можете кофе и ненавидите цветы - приняв что-то в дар, нужно отдать что-нибудь взамен. Чтобы избавиться от обязательства.
- Спасибо. - Мама Даники, похоже, удивилась, но фиалки ей понравились. - Кассель, совершенно не за что, мне было несложно. Ты всегда можешь ко мне обратиться.
- Правда? - Я пру напролом, но мне нужно немного ее подтолкнуть, предоставить возможность отплатить за букет. К тому же я хорошо знаю, как миссис Вассерман любит безнадежные случаи.
- Конечно, правда, Кассель. Обращайся, если что.
Бинго.
Наверное, она расщедрилась из-за цветов, но я никогда не узнаю наверняка. Когда не доверяешь людям - всегда сталкиваешься с дилеммой: помогли они по доброй воле или из-за твоих манипуляций.
Даника работает за компьютером в своей комнате. Она удивленно глядит на меня.
- Привет, меня твой младший брат впустил.
Я слукавил - умолчал о разговоре с ее матерью, но больше врать не буду. И так погано себя чувствую, не хватало еще обманывать не многочисленных друзей.
- Крис мне не брат, я даже не уверена, законно ли он у нас живет.
Точно так и представлял себе ее комнату: на кровати батиковое покрывало, разрисованное серебряными дисками; льняные занавески с бахромой; на стенах - плакаты с фолк-музыкантами, листочки со стихами и большой флаг общества защиты прав мастеров; на книжной полке рядом с Гинзбергом, Керуаком и "Справочником активиста" выстроились рядком игрушечные лошадки - белые, коричневые, в яблоках, черные.
Прислоняюсь к дверному косяку.
- Как скажешь. Какой-то пацан, который вечено ошивается в вашем доме, меня впустил. И не очень-то вежливо, надо сказать, себя вел.
Даника улыбается краешком губ. На мониторе видны маленькие черные букашки буковок - ее сочинение.
Кассель, ты зачем пришел?
Сажусь на кровать и глубоко вздыхаю. Если это получится - то все остальное и подавно.
- Надо, чтобы ты поработала над Лилой, - слова легко слетают с губ, но в груди все болезненно сжимается. - Сделала так, чтобы она меня больше не любила.
- Убирайся.
- Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста. Пожалуйста, выслушай.
Я так боюсь, что голос меня выдаст, что она догадается, как мне больно.
- Кассель, мне плевать на твои доводы. Нельзя лишать человека свободы воли и права выбора.
- Но ее уже лишили! Помнишь, я говорил, что стараюсь держаться подальше? Так вот, я больше не могу. Веский довод?
Даника мне не верит; конечно - я и сам себе не верю. В ее глазах неприкрытое отвращение.
- Ты же знаешь, я ничего не могу сделать. Не могу снять с нее проклятие.
- Сделай так, чтобы она ничего ко мне не чувствовала. - Перед глазами все плывет, и я сердито смахиваю непрошеные слезы. - Пускай не чувствует ничего. Пожалуйста.
Теперь Даника смотрит на меня с изумлением.
- Я думала, заклятие ослабло. Может, оно вообще уже прошло.
- Нет, ведь я все еще ей нравлюсь.
- Кассель, может, ты ей действительно нравишься. Без магии.
- Нет.
Повисает длинная пауза.
- А как же ты? Что с тобой будет, когда она?..
- Неважно. Единственный для Лилы способ удостовериться, вообще единственный способ удостовериться - это если она перестанет меня любить.
- Но...
Если я такое переживу, мне больше ничего не будет страшно. Я все смогу.