Женщина почти добралась до парка. Там под мерцающими фонарями прогуливается несколько человек, но они не хотят вмешиваться, да и беглянка не спешит просить их о помощи.
Ускоряюсь, почти догнал. Один пудель принимается лаять. Хватаю ее за капюшон розового плюшевого спортивного костюма.
Женщина спотыкается. Собаки словно с цепи сорвались. Никогда не думал, что из пуделей получаются такие отличные сторожевые псы. По-моему, они меня собираются загрызть.
- Погодите, пожалуйста. Я не причиню вам вреда.
Актриса поворачивается, между нами беснуются ее псы. Я примирительно поднимаю руки. В парке темно и тихо, но за ним виднеются освещенные магазинчики - если она снова побежит, а я буду ее преследовать, то кто-нибудь наверняка выскочит ей на помощь. Женщина смотрит мне в лицо.
- Чего тебе надо? Мы больше никаких дел не ведем. Все кончено. Я говорила Филипу, что больше никого из вас видеть не желаю.
Не было никакого кино. Конечно же. Жуть какая. Баррон, наверное, исправил одну маленькую деталь в воспоминании: сделал так, будто все случилось не взаправду, а в фильме. Так, видимо, проще, чем полностью стирать память. И я все забыл, как всегда обычно забываю детали дурацких полицейских сериалов.
- Я с вами уже расплатилась.
Вглядываюсь пристальнее, пытаюсь вспомнить, сосредотачиваюсь только на ней. Темные волосы собраны в хвост, на пухлых губах (точно силикон) блестит ярко-розовая помада, уголки глаз чуть загибаются кверху, из-за высоких бровей кажется, что на лице застыло удивленное выражение. Наверняка тут потрудился плстический хирург. Зато шея в морщинках. Красивая и немного ненастоящая; понятно, почему Баррон решил превратить ее в актрису.
- Больше платить не собираюсь. Вы не сможете меня шантажировать.
О чем она?
- Он меня обманул. Сказал, что женится. А потом, когда я узнала, что негодяй уже женат, начал меня бить. Но тебе-то что? У тебя у самого небось девчонка, которую ты поколачиваешь. Убирайся, мерзавец.
Я смотрю и все еще вижу перед собой женщину, за которую принял ее по ошибке. А она, интересно, кого видит перед собой? Дышит бегунья часто и прерывисто, на шее блестит капелька пота. Испугалась.
Убийцу она видит, вот кого.
- Так это вы заказчик. Вы заплатили Антону, чтобы убрать Янссена.
- У тебя микрофон с собой? - Женщина повышает голос и словно специально обращается к невидимому записывающему устройству. - Я никого не убивала. Я никого не заказывала.
Потом оглядывается на "Кипрские высоты": опять собралась, наверное, броситься наутек. Я снова поднимаю руки.
- Ладно-ладно. Глупо получилось.
- Да. Все выяснил?
Киваю, но вдруг вспоминаю еще кое про что.
- А где вы были во вторник вечером?
- Дома с собаками, у меня голова болела. А что?
- Моего брата застрелили.
- Я разве похожа на убийцу? - хмурится дамочка.
Нет, только заплатила наемникам, чтобы любовника укокошить. Мое молчание она расценивает в свою пользу и, бросив напоследок торжествующий взгляд, удаляется в сопровождении своих пуделей.
Иду назад к машине. Больно - натер на большом пальце мозоль. В этих ботинках за злодеями гоняться не очень удобно. Из подъехавшего "Мерседеса" высовывается Сэм.
- Кассель, что-нибудь узнал?
- Да. Она приняла меня за грабителя и собралась отбиваться.
- Я решил подъехать поближе, а то вдруг пришлось бы удирать. Она что, не в курсе, что грабители галстуков не носят?
Поправляю воротник пиджака.
- Я не просто какой-то там грабитель, я благородный вор и настоящий джентльмен.
Сэм за рулем. Мы возвращаемся в Уоллингфорд и по пути заезжаем купить кофе и картошки фри. Залезаем обратно в комнату через окно. От нас за милю несет жареной картошкой, так что приходится вылить на себя целых полбутылки освежителя.
- Прекратите курить в комнате, - ворчит комендант, когда наступает время отбоя. - Думаете, я не знаю, чем вы тут занимаетесь.
После его ухода мы принимаемся хохотать и долго не можем остановиться.
Первым уроком "развивающиеся страны и этика". В коридоре ко мне подбегает запыхавшийся Кевин Форд и сует в руки конверт.
- Сколько ставят на то, что Грег Хармсфорд затащил в постель Лилу Захарову?
- Что?
- Неужели я первый на это поставил? Эй, старик!
- Кевин, ты о чем?
С трудом сдерживаюсь, чтобы не ухватить его за плечи и не встряхнуть хорошенько, но голос у меня, похоже, срывается:
- Как я высчитаю вероятность, если вообще не понимаю, о чем ты?
- Я слышал, что они переспали вчера вечером в общей комнате. Грег хвастался. Кайлу, его соседу, пришлось отвлекать коменданта.
- Хорошо, - киваю, во рту все пересохло. - Я возьму деньги, но если больше никто не поставит, мне придется их вернуть.
Говорю все это почти на автомате, всегдашний мой ответ в подобных случаях.
Кевин убегает, а я, шатаясь, вваливаюсь в класс.
Хармсфорд сидит на обычном месте возле окна. Усаживаюсь напротив и принимаюсь сверлить взглядом его затылок, разминая затянутые в перчатку пальцы.
Льюис что-то тараторит про какие-то торговые соглашения, а я размышляю, как было бы здорово вонзить наточенный карандаш Грегу прямо в ухо. Всего лишь слухи, такие всегда распускают про новеньких девочек. Пустая болтовня и домыслы.
Урок окончен, выхожу из класса, минуя парту Хармсфорда. Он широко ухмыляется и вопросительно поднимает брови, словно бросает вызов.
Странное поведение.
- Эй, Кассель. - Его улыбка становится еще шире.
Прикусываю щеку и заставляю себя спокойно пройти мимо. Во рту металлический привкус крови. Иду и не останавливаюсь.
В кабинете статистики сталкиваюсь с нагруженной учебниками Даникой.
- Привет, не видела Лилу? - Слова даются с трудом.
- Вчера последний раз.
Кладу руку ей на плечо.
- У вас с ней есть общие предметы?
Даника останавливается и косо на меня смотрит.
- Ей приходится много наверстывать, часто ходит на дополнительные занятия и к репетиторам.
Конечно, три года в кошачьей шкуре - какая уж тут успеваемость. А я был слишком занят собой и не обратил внимания.
На статистике мне передают еще три конверта. Две ставки касаются Лилы и Грега. Я возвращаю их с таким выражением лица, что никто не решается ничего спросить.
На обед Лила не является. Отправляюсь в ее общежитие и поднимаюсь по лестнице. Поймают - выкручусь как-нибудь. Если тут та же планировка, что и в нашей общаге, то в каждой комнате должно быть по одному окну. Пересчитываю двери.
Стучу. Никто не отвечает.
Замок пустяковый. Сам регулярно взламываю такой на собственной двери, даже ключи поэтому редко с собой ношу. Немного пошуровать булавкой - и все.
Лила живет одна, без соседки; значит, ее отцу пришлось хорошенько раскошелиться и сделать солидное пожертвование для школы. Кровать передвинута к окну, на полу валяются смятые светло-зеленые простыни. Возле стены стоит битком набитый книгами шкафчик (с собой, видимо, привезла). На крышке большого чемодана пристроились электрический чайник (в общежитии такие держать строго запрещено) и крошечный зеленый айпод, подсоединенный к дорогущей аудиосистеме и наушникам. Там, где должен стоять письменный стол соседки, кра-суется туалетный столик с зеркалом, который Лила тоже прихватила из дома. Стены увешаны фотографиями голливудских кинозвезд: Бетти Дэвис, Грета Гарбо, Кэтрин Хепберн, Марлен Дитрих и Ингрид Бергман. Рядом с каждым снимком пришпилена цитата.
Около черно-белого дымчатого портрета Гарбо висит: "Я ничего не боюсь, кроме скуки".
Улыбаюсь.
Запираю за собой дверь комнаты и, уже поворачиваясь к лестнице, наконец-то замечаю приглушенный звук, который слышал все это время: в ванной комнате течет вода - работает душ.
Иду туда.
На стенах розовый кафель, сладко пахнет девчачьими фруктовыми шампунями. Если меня здесь застукают, я уж точно никак не смогу оправдаться.
- Лила?
Кто-то тихонько всхлипывает. Наплевать, пускай застукают.
Девушка сидит под душем, прямо в школьной форме. Одежда и волосы промокли насквозь. Кран открыт на полную катушку, как она еще дышать умудряется при таком напоре? По закрытым глазам, полураскрытому рту стекают ручейки. Губы посинели от холода.
- Лила?
Она открывает глаза.
Это все моя вина. Ведь раньше Лила всегда была бесстрашной и решительной.
Смотрит на меня и словно не верит, что я пришел.
- Кассель? Как ты узнал?.. - Она прикусывает губу.
- Что он с тобой сделал?
Меня трясет от ярости, собственной беспомощности, а еще от нестерпимой ревности.
- Ничего. - Такая привычная жестокая усмешка, только сейчас смеется она сама над собой. - То есть это я так захотела. Думала, может, проклятие сниму. Раньше я никогда... До превращения я была еще ребенком, вот и решила - если пересплю с кем-нибудь, вдруг поможет. Получается, не помогло.
Медленно сглатываю и говорю нарочито заботливым голосом:
- Давай-ка вылезай, надо просохнуть. Замерзнешь.
Совсем как те старушки из Карни: "Простудишься, заболеешь и умрешь".
Она уже выглядит не так жутко, улыбка уже меньше похожа на оскал.
- Ну, сначала-то вода была горячая.
Беру с ближайшей скамейки полотенце, тошнотворно розовое с большой фиолетовой рыбой. Наверняка не ее.
Лила медленно и неуклюже встает и выходит из душа. Заворачиваю ее в махровую ткань. На мгновение оказавшись в моих объятиях, она вздыхает и утыкается мне в плечо.
Идем по коридору к ее комнате. Лила садится на кровать, обхватывает себя руками и сжимается в комок. Вода с мокрой формы капает прямо на простыни.
- Ладно. Я выйду на минутку, а ты оденешься, а потом мы сбежим отсюда. Есть разные способы смыться из Уоллингфорда посреди учебного дня, опробуем один из них. Выпьем горячего шоколада. Или текилы. А потом можем вернуться сюда и убить Грега Хармсфорда, у меня давно уже руки чешутся.
Не улыбается в ответ, только еще крепче вцепилась в полотенце.
- Прости, я не очень хорошо справляюсь. С проклятием.
- Нет, - через силу и удушающее чувство вины выдавливаю я. - Ты не должна просить прощения. Не у меня.
- Сначала думала, что смогу просто не обращать внимания, но сейчас... Получилось, будто рана воспалилась и болит. А потом решила: приеду сюда, увижу тебя, и станет немного легче. Не стало. Что я ни делаю - ничего не помогает, становится только хуже.
Лила невидящим взглядом уставилась на разбросанные по полу учебники.
- Поэтому я хотела тебя кое о чем попросить. Понимаю, не очень по-честному, но тебе ничего не стоит, а для меня это очень важно. Будь моим парнем.
Не успеваю открыть рот, как она сразу же перебивает: заранее уверена в отказе.
- Пускай я тебе не нравлюсь по-настоящему, но это ненадолго. - Взгляд у нее тяжелый. - Ты же можешь притвориться. Я знаю, ты умеешь врать.
Не знаю, что ответить, цепляюсь за ее же собственные слова:
- Ты же сказала, ничего не помогает. Может, от этого тоже станет только хуже?
- Не знаю, - голос едва слышный.
Все это не по-настоящему, неправильно и нечестно, но я уже запутался окончательно.
- Хорошо. Давай встречаться. Но мы не будем... Ну, то есть только встречаться, и все. Я не переживу, если через полгода ты будешь вот так сидеть в душе из-за меня.
Я вознагражден: Лила бросается мне в объятия. Форма мокрая и холодная, а сама девушка горячая, словно у нее температура. Плечи облегченно обмякли, утыкается мне в грудь, и ее макушка упирается прямо в мой подбородок.
- Надеюсь... - Голос срывается, словно она всхлипывает. - Надеюсь, через полгода я вообще про тебя забуду.
Лила поднимает голову и улыбается. На целую минуту я лишаюсь дара речи.
Даже если парень липовый, он все равно на ужине должен сидеть рядом со своей девушкой. Поэтому я не удивляюсь, когда Лила ставит рядом свой поднос и кладет руку мне на плечо. А вот Даника сейчас лопнет от любопытства: сдерживается изо всех сил, чтобы ничего не спросить.
Подходит очередной желающий сделать ставку и сует конверт мне в сумку. Лила улыбается, прикрывшись бумажной салфеткой.
- Так ты букмекер? Я-то думала, ты хороший мальчик и в отличие от братьев грязными делишками не занимаешься.
- Я занимаюсь грязными делишками, зато умело. Из двух зол выбирай лучшее.
- Меньшее, - закатывает глаза Даника. - Из двух зол выбирай меньшее.
- А меня так учили, - ухмыляюсь я.
Сэм ставит свой поднос и ловит на лету яблоко, скатившееся со стола.
- Знаете мистера Найта? Того, который в старческий маразм впадает понемногу? Ну, например, иногда проходит мимо нужного кабинета, а потом возвращается, или свитер надевает поверх пальто.
Киваю. Я у Найта не занимаюсь, но пару раз видел его в коридоре: эдакий типичный пожилой английский профессор - твидовый пиджак, кожаные заплатки на локтях, из носа торчат седые волосы.
- Так вот, сегодня входит он в класс - а у него "молния" расстегнута на штанах. И не просто расстегнута: он забыл после туалета заправить назад свое хозяйство.
- Да ну, - не верю я.
Лила смеется.
- В том-то и дело, - продолжает сосед. - Кажется смешно, да? Но это сейчас, а тогда получилось просто ужасно. Мы только сидели, молча и в ужасе, и не знали, что сказать. Он угодил в такую нелепую ситуацию! А сам ничего не заметил. Стал как ни в чем не бывало рассказывать про Гамлета. Представьте, цитирует Шекспира, а мы в это время честно пытаемся не смотреть на его штаны.
- И никто ничего? - спрашивает Даника. - Никто даже не зубоскалил?
- В конце концов, Ким Ванг-Бо поднимает руку.
Качаю головой. Ким очень милая тихая ученица, наверняка поступит в самый лучший колледж.
Тут даже Даника не выдерживает и принимается хихикать:
- И что она сказала?
- "Мистер Найт, у вас "молния" на штанах расстегнулась". - Сэм тоже смеется. - Он опускает взгляд, провозглашает: "Да, нелегка ты, доля венценосца!", совершенно спокойно заправляет все в штаны и застегивается. Конец!
- Вы кому-нибудь скажете? - интересуется Даника.
- Нет. - Сэм открывает пакет с молоком. - И вы не говорите. Найт безобидный, он не нарочно. А если узнает Норткатт или кто-нибудь из родителей, у него будут неприятности.
- Все равно пронюхают, - качаю я головой. Интересно, когда начнут ставить на его увольнение? - В этой школе ничего невозможно скрыть.
- Ну, не знаю. - Даника хмуро на меня смотрит.
- Ты о чем? - сердито спрашивает Лила.
Но подруга Сэма не отвечает на вопрос, вместо этого она вдруг предлагает:
- Мы на выходных идем в кино. Хотите с нами? Устроим двойное свидание.
Сэм краснеет.
Лила неуверенно смотрит на меня, и я ей улыбаюсь.
- Конечно, Кассель, ты же не против?
- А фильм какой?
От Даники всего можно ожидать - потащит еще смотреть какие-нибудь документальные ужасы про зверские убийства маленьких тюленят.
- "Вторжение гигантских пауков", - успокаивает меня Сэм. - Они крутят старые фильмы. Классическая лента Билла Ребейна. Специалисты по спецэффектам сделали огромного паука из "Фольксвагена-Жука" - обклеили его искусственным мехом, а красные габаритные огни изображали светящиеся глаза.
- Что же может быть лучше "Вторжения гигантских пауков"? - восклицаю я.
Никто не находится с ответом.
Ночью во сне я вижу комнату, полную мертвецов. Трупы, наряженные в платья и накрашенные губной помадой, неподвижно сидят на кушетках. Через мгновение до меня доходит: это же мои бывшие девушки уставились на меня блестящими глазами, застывшие губы что- то шепчут, наверное, перечисляют мои прегрешения.
"Он целуется, как лягушка", - говорит Мичико Иши, моя подружка из детского сада. Мы встречались на площадке за большим дубом, а потом нас заложила одна девчонка. Труп Мичико - труп маленькой девочки, из-за неподвижных сверкающих глаз она похожа на куклу.
"Он заигрывал с моей подругой", - жалуется София Шпигель, она-то как раз нас и сдала, потому что тоже вроде как со мной встречалась.
"Он всегда врет", - вступает девчонка из Атлантик-Сити, та, в серебристом платье.
"Просто постоянно", - вторит моя подружка времен восьмого класса. Я ей не сказал, что собираюсь перейти в Уоллингфорд, понятно, почему она до сих пор злится.
"После вечеринки он сделал вид, что мы незнакомы". Честно говоря, Эмили Роджерс сама меня упорно игнорировала после той вечеринки у Харви Сильвермана в девятом классе, когда мы с ней всю ночь обжимались на сваленных в кучу пальто.
"Он взял мою машину и разбил ее вдребезги", - рассказывает Стефани Дуглас, девушка- мастер, ее я встретил в Карни тем летом, после того, как якобы убил Лилу. На два года меня старше, умела языком завязать в узел черенок от вишни.
"Он меня никогда не любил по-настоящему, - признается Одри. - Он вообще не знает, что такое любовь".
Просыпаюсь. На улице еще темно. Обратно не ложусь - принимаюсь вместо этого за домашнее задание: смертельно устал от гоняющихся по пятам мертвецов. Займусь лучше какой-нибудь насущной проблемой.
ГЛАВА 8
"Школа Уоллингфорд успешно готовит молодых людей не только к колледжу, но и к жизни в обществе и гордится этим. Поэтому ученики помимо посещения обязательных занятий должны выбрать себе два дополнительных развивающих факультатива". У меня этой осенью в качестве факультатива бег, а весной будет дискуссионный клуб. Люблю бегать, люблю ощущать прилив адреналина, слушать, как стучат по беговой дорожке подошвы кроссовок. Люблю сам решать, до какого предела себя загонять.
Хитростью убеждать кого-нибудь с собой согласиться я тоже люблю, но дискуссионный клуб начнется только весной.
На последнем круге замечаю, что к Марлину, нашему тренеру, подошли двое мужчин. Он машет мне рукой.
На улице жарко, но агент Джонс и агент Хант все равно нацепили темные костюмы, черные перчатки и зеркальные солнечные очки в придачу. Они что, нарочно так вырядились - чтобы все заметили?
- Добрый день, - делано улыбаюсь я.
- От тебя не поступало никаких известий, - говорит Джонс вместо приветствия. - Мы начали беспокоиться.
- Ну, сами понимаете, сначала похороны, потом скорбеть полагается. Очень плотное, знаете ли, расписание. Столько дел было со среды.
Стараюсь ухмыляться как обычно, будто невиновен и я вовсе не тот убийца, которого они разыскивают. Но на самом деле мне неуютно и жутко.
- Почему бы тебе не проехаться с нами? - вступает Хант. - Как раз все и расскажешь.
- Не очень хорошая идея. Мне нужно в душ, переодеться. Правда, куча дел. Но спасибо, что заглянули.
Марлин отошел поближе к беговой дорожке, где финишируют ученики, и, глядя на секундомер, выкрикивает время. Обо мне забыл или старательно делает вид, что забыл.
Джонс спускает черные очки на кончик носа.
- Мы слышали, твоя мать не расплатилась по счетам в одной гостинице в Принстоне.