- Приятно было с вами обоими познакомиться, - произнес Алек довольно натянуто, но улыбнулся при этом искренне. - Охраняйте пленницу, ладно? - Он показал, и Мириам, испуганно нахмурившись, увидела под скамейкой куклу.
Я поняла, что Алеку и в самом деле понравились Мириам и Нед. Так странно думать, что все эти люди, которых общество поместило в три разные коробки, могли бы стать друзьями, сложись обстоятельства чуть по-другому. И если бы Алек не был проклят укусом оборотня.
Мириам и Нед попрощались, и мы отправились обратно вглубь корабля. К счастью, пока мы оставались на палубе F. На лице Алека отражалась лишь тень того напряжения, которое он наверняка испытывал, но я его искала и поэтому видела. Когда мы оказались в коридоре, снова одни, он сказал:
- Я провел там больше времени, чем следовало.
Наши взгляды встретились, я поняла, почему он так задержался, и почувствовала, как что-то глубоко в душе затрепетало.
Мы рука об руку прошли назад весь прежний путь из третьего класса в первый, от смеха и солнца к ожидавшей его ночи страданий. Я думала об этом с тех пор, как узнала его тайну, и сейчас решилась спросить прямо.
- Это больно? - негромко произнесла я, пока мы шли по коридору.
- Как будто тебя разрывает на части, - так буднично ответил Алек, что я невольно вздрогнула. - Но, превратившись, я уже не могу об этом думать, поэтому все расплывчато.
- Что значит "не могу об этом думать"?
- Когда я волк, мое сознание… оно другое. Став человеком, я не слишком хорошо все помню. - (Ну конечно. Он очень удивился, когда увидел меня вчера утром в турецких банях.) - Не знаю, сколько человеческого от меня остается. Если вообще остается.
- Не говорите так.
- Не нужно отрицать, что я собой представляю. - Он заговорил резче, в голосе прорезался… мне показалось, гнев, но нет. Солнце уже почти село. Волк был близко.
И я испугалась, что мне придется увидеть, как он меняется, но при этом я испытывала возбуждение.
Алек продолжал, уже спокойнее:
- Возвращаться обратно не так больно, скорее, чувствуешь, что все идет так, как должно быть. И я должен это запомнить. Каждую секунду.
Он потянулся, расправил плечи. Его движения становились свободнее, не такими скованными. Он даже шагал быстрее, и мне пришлось торопиться, чтобы поспевать за ним. Я была не против. Что-то во мне вообще хотело пуститься бежать, чтобы Алек смог побежать вместе со мной. Я хотела, чтобы высвободилась его безумная энергия.
Открыв дверь моим ключом, мы прошли в первый класс и направились к турецким баням. Их опять заперли на ночь, но Алек мог войти внутрь.
- А откуда у вас ключ к баням? - спросила я.
Он пожал плечами:
- Отец попросил. Обычно пассажирам первого класса мало в чем отказывают, нужно только спросить.
Да, так и у меня оказался ключ, благодаря известному имени Лайлов.
- Должно быть, это здорово.
- Во всяком случае, в моем положении.
Я огляделась, вспомнив, как нас заперли тут вместе в первый раз:
- А Михаил не…
- Вчера ночью он оставил меня тут одного, - сказал Алек. Свет в коридоре окрасил его волосы рыжим и углубил тени на лице. Он дышал более поверхностно, почти прерывисто. - Тебя он не беспокоил, нет?
- Только чтобы напугать. - Наверное, стоило рассказать Алеку про записку, но днем, когда светило солнце, я искренне считала, что она написана, только чтобы испугать и затравить меня. - Пока он думает, что я слишком напугана и не выдам его Лайлам, думаю… думаю, со мной все будет в порядке.
- Но тебе нельзя оставаться одной! - Алек взял мои руки в свои, притянул меня к себе. Голос его сделался хриплым, взгляд напряженным. - Пообещай мне, Тесс.
- Обещаю.
Между нами оставалось всего несколько дюймов. Алек прошептал:
- С тобой… с тобой я снова чувствую себя почти человеком.
Он медленно наклонился ко мне. Я закрыла глаза.
Когда его губы прижались к моим, поцелуй не был нежным. Алек показался мне почти отчаявшимся - то, как он стискивал меня, то, как упивался мной. "Волк, - подумала я. - Волк, живущий в нем, уже близко, совсем близко".
Так почему я с таким же отчаянием целовала его в ответ?
Наши губы разъединились. Я дрожала, Алек прерывисто дышал.
- Ты должна уходить, - сказал он.
- Знаю.
Но ни один из нас не отпускал другого.
- Пожалуйста, Тесс! - Алек умолял меня проявить силу воли, отказавшую ему. - Я уже недолго останусь собой!
Я вспомнила рыжего волка… ужас, испытанный мною две ночи назад… и, хотя тот страх не возвращался, воспоминание о нем заставило меня отступить назад. Алек отпустил мои руки, издал негромкий досадливый звук. Мы оба хотели большего.
- Я ухожу.
- Иди. - Алек распахнул дверь, наружу вырвались клубы пара. - Я знаю, что… ради твоего блага… я не должен больше с тобой видеться. Но мысль о том, что мы больше не увидимся, непереносима.
- До конца плавания я буду с Лайлами. - Мой голосок звучал очень жалко.
Он закрыл глаза, сражаясь с чем-то.
- Будь оно все проклято! Будь проклято, дай мне еще пять минут! - Он разговаривал с волком, не со мной.
Напряженная, как струна, рука Алека прикоснулась к моей щеке. Он снова притянул меня к себе и поцеловал - на этот раз поцелуй длился короткую голодную секунду. Затем он вошел в бани и захлопнул за собой дверь. Вместо "прощай" я услышала, как щелкнул замок.
Как в тумане, я побрела обратно в третий класс. Не знаю, чувствовала я себя ликующей или раздавленной, - я могла думать только о вкусе поцелуя Алека на своих губах.
Обхватив себя за плечи, я сообразила, что на мне все еще пиджак Алека. Конечно, можно отдать его стюарду, чтобы тот отнес пиджак в каюту Марлоу. Наверное, мне так и следовало поступить, но это был повод снова увидеться с Алеком - если мне требовался повод.
А он мне требовался.
Я закуталась в пиджак. Алек такой широкоплечий и мускулистый, что его пиджак окутывал меня всю, несмотря на мой высокий рост. И казался мне в некотором роде трофеем. Гордая, все еще чувствуя, как от поцелуев кружится голова, я подняла воротник, чтобы вдыхать запах Алека, и сунула руки в карманы, чтобы ощущать его тепло и вспоминать, как он ко мне прикасался.
В одном кармане я нащупала какую-то бумагу.
Вытащила ее, подумав, что это туристская карта, завернутая в обрывок газеты. Любопытство заставило меня посмотреть на карту, увидеть, что именно Алек находит интересным, - и тут сердце мое упало. Это была открытка в серебристых тонах, изображавшая красивую женщину в оперном или балетном костюме, таком восточном наряде. Безупречная фигура; профиль, вылепленный, как на греческих мраморных скульптурах, стоявших в садовой часовне Морклиффа. Белые буквы внизу открытки сообщали, что это Габриэль Дюмон.
Актриса из Парижа. Та самая, про которую сплетничала леди Регина, видимо возлюбленная Алека. Леди Регина утверждала, что их роман закончился плохо, но он все еще носит с собой ее портрет. Значит ли это, что он по-прежнему ее любит? Но если Алек любит эту женщину, как же он мог вот так целовать меня?
И он так виновато оправдывался насчет разбитого сердца!
Смятый обрывок газеты выпал из моих пальцев и медленно полетел на пол, но я поймала его, прежде чем он упал. Не знаю, что я рассчитывала в нем прочитать, но уж точно не то, что прочитала.
Это была вырезка из "Таймс", сообщавшая об ужасной гибели актрисы Габриэль Дюмон две недели назад в Париже.
Самая жуткая деталь заключалась в том, как она умерла. "Ее разорвала на части стая собак" на улице перед собственным домом, хотя жила она в самом центре Парижа. Никто не видел нападения, но ошибиться в том, что с ней произошло, было невозможно.
Ее разорвала на части стая собак.
Или волков.
Алек говорил, что из Парижа они уезжали в спешке. Он сказал, что теперь ему придется жить в лесу, как можно дальше от людей. Он несет бремя вины, которое в любой миг может разрастись и захлестнуть его. Только сейчас я поняла почему.
Он убил Габриэль.
Глава 14
- Ты уверена, что с тобой все хорошо? - спросил Нед, набив рот цыпленком.
- Все прекрасно.
- Что-то непохоже. Ты говоришь, как ходячий мертвец.
- А как они говорят? - вмешалась Мириам. - Ты же знать не знаешь.
- Ладно-ладно, только не откусывай мне голову.
Шум, стоявший в третьем классе, почти целиком заглушил ее слова. Или это только мне так кажется? Мир вокруг стал очень далеким.
Вырезка из газеты и открытка по-прежнему лежали в кармане пиджака, а пиджак оставался у меня на плечах. Я все еще чувствовала на себе руки Алека, но теперь это казалось не объятием, а хваткой.
Ее разорвала на части стая собак.
Рыжий и черный волки, грызущие друг друга в стремлении добраться до меня.
Несколько человек сзади запели "Сияй, луна урожая" скорее для собственного удовольствия, чем для развлечения попутчиков. Нед нахмурился и сделал еще одну попытку. Я понимаю, он хотел как лучше, просто не знал, когда нужно остановиться.
- Ты волнуешься из-за леди Регины? Конечно, утром она будет злющая, как медведица, но если честно, то хуже она уже ничего не сделает. Ты выдержишь - всегда выдерживаешь.
- Вовсе я не волнуюсь из-за леди Регины.
Раньше я и представить себе не могла, что она окажется самой пустяковой из всех моих проблем.
Нед спросил:
- Так, может, у тебя морская болезнь?
- Может быть. - Я готова была согласиться с чем угодно, лишь бы Нед перестал задавать вопросы.
Я понимала, что у него самые лучшие намерения, но мне хотелось отгородиться от всех и попытаться примириться с тем, что я только что узнала.
Мириам начала расспрашивать Неда про жизнь в услужении, и я даже вовремя смеялась над его лучшими историями про пьяные выходки Лейтона, но при этом толком их не слышала. И Мириам тоже, она просто отвлекала Неда ради меня. Весь ужин я ощущала на себе ее внимательный взгляд.
Когда все поели, мы с Мириам отказались остаться на танцы, и, когда шли обратно в каюту, Мириам только спросила:
- Алек тебя как-то обидел? Мне он показался приятным, но… твое лицо сегодня вечером…
- Нет. Я не хочу об этом говорить. - Я взяла Мириам за руку. Мне вовсе не хотелось, чтобы она решила, будто я просто отталкиваю ее. - Только… не оставляй меня одну, ладно?
Она медленно кивнула:
- Как хочешь.
И мы провели остаток вечера в каюте. Мириам рассказывала мне про свою жизнь в Ливане. Кое-что казалось мне восхитительно-экзотическим - оливковые деревья, морское побережье, - но в основном все было достаточно знакомым. Люди везде стригут овец и прядут шерсть. Матери везде готовят большие кастрюли супа, а потом зовут детей обедать. Дети везде не хотят уходить из дому, но знают, что придется.
Старушки-норвежки (мы решили, что их зовут Инга и Ильза, но не знали, кто есть кто) вернулись с танцев очень поздно и долго хихикали. Я предположила, что они хлебнули пива. Я обменяла их серьги на свой кошелек с благодарными улыбками, но больше всего мне хотелось скорее положить кошелек на место. Тяжесть монет в руке или толстый сверток под подушкой для меня как залог новой жизни.
Я старалась не смотреть на дверь и не думать, не стоит ли с другой стороны Михаил. В основном мне это удавалось. Я старалась не думать о том, через что сейчас проходит Алек, и о том, что он наделал. Это удавалось хуже. Но этой ночью, в первый раз, как я ступила на борт "Титаника", мне удалось уснуть крепким, глубоким сном.
13 апреля 1912 г.
Следующим утром я надела свою униформу, чувствуя свинцовую тяжесть в желудке. Я убеждала себя, что Нед прав, хуже быть не может: Лайлы урезали мне жалованье, а все остальное не имеет никакого значения. Все равно я собираюсь через несколько дней уволиться, так какая мне разница, если леди Регина будет злиться из-за моих вчерашних приключений с Алеком? И почему я должна беспокоиться, если она меня уволит?
Кроме того, она уже сказала, что не уволит, а я твердо решила доработать до конца плавания, потому что не хочу, чтобы жалованье урезали еще сильнее. А это значит, что мне придется смириться с ее злобой и язвительностью, но прямо сейчас, пока мое сердце ныло из-за того, что Алек оказался убийцей, я не знала, сумею ли это выдержать.
"Выдержу, - сказала я себе. - Должна выдержать".
Однако леди Регина - это не самое страшное.
Я буквально на цыпочках вошла в каюту Лайлов, но семья еще толком не проснулась. Впрочем, Беатрис уже завывала, а Хорн пыталась ее успокоить. Держа сложенное розовое платье под мышкой, я вошла в комнату Ирен.
Ирен уже встала. Как обычно, она сидела в ночной рубашке, а ее волосы висели вдоль лица. Под глазами лежали темные круги, и в первый раз за все время она не улыбнулась мне.
- Доброе утро, Тесс, - произнесла Ирен вежливо, как всегда, но выглядела при этом так, словно собиралась разразиться слезами.
Вот оно, самое страшное, - понимать, что ты обидела единственного члена семейства Лайл, всегда бывшего к тебе добрым.
- Мисс Ирен, мне так жаль, - начала я. - Я вовсе не собиралась вас конфузить. Вы ведь это знаете, правда?
- Мы с мистером Марлоу не интересуем друг друга. - Ее губы изогнулись в некоем подобии улыбки. - Я не смогла убедить в этом маму, поэтому решила, что лучше это сделать тебе.
- Между мной и мистером Марлоу ничего нет! Вы же понимаете, что это невозможно. Для меня это была всего лишь возможность провести день на шлюпочной палубе и для разнообразия надеть что-нибудь красивое. А для него… думаю, просто небольшое развлечение богатого мужчины. И больше ничего.
За вчерашним приключением скрывалось куда большее, но я твердо решила, что буду все отрицать, как ради нее, так и ради себя самой.
Ирен положила ладонь мне на руку. У нее по-настоящему красивые руки - узкие, с длинными пальцами, жемчужно-белые, с такой нежной кожей, какой может позавидовать любая аристократка.
- Только не позволяй ему воспользоваться тобой, Тесс. Ты заслуживаешь большего.
Я едва не расплакалась:
- Не нужно быть ко мне такой доброй! Из-за меня ваша мать на вас рассердилась.
- Мама всегда на меня сердится и всегда будет сердиться. - Ирен откинулась к стене головой, словно та вдруг стала чересчур тяжелой.
И до меня дошло: ее западня намного прочнее моей. Во всяком случае, я могу в любой момент уволиться и перестать быть их прислугой, а Ирен даже не может уйти из дому и найти себе работу, потому что они как следует постарались и добились того, что она абсолютно беспомощна. За всю свою жизнь она ни разу не вымыла за собой тарелку и не зашила распоровшийся шов. Могу поспорить, она даже волосы сама себе никогда не расчесывала. Она играет на пианино, рисует расплывчатые акварели, немного говорит по-французски, но сама признается, что очень плохо. Ей остается только одно - выйти за кого-нибудь замуж, но даже мужа она себе выбрать не может.
Я протянула ей розовое платье. Ирен бросила его себе на колени:
- Пусть побудет у меня. Я подозреваю, что мама непременно про него спросит. Но когда мы доплывем до Нью-Йорка… Тесс, я собираюсь вернуть его тебе.
- Нет, мисс. Вы не должны так рисковать.
- Оно твое, - настойчиво повторила Ирен. - И ты не должна его лишаться только потому, что мама повела себя низко, а ты всего лишь захотела провести день на палубе.
Мы посмотрели друг на друга, и дистанция между аристократкой и прислугой вдруг заметно сократилась. В эту минуту я почти поверила, что мы друзья.
- Я знаю, что это такое - мечтать хотя бы об одном дне свободы.
Я кивнула, давая Ирен знать, что все понимаю. Она снова похлопала меня по руке, и мне показалось, что она готова меня обнять. Я бы не возражала.
Но тут вошла леди Регина.
- Ты, - бросила она, - приступай к работе. Что это ты себе позволяешь - явиться утром после такого возмутительного представления да еще и бездельничать?
Я потянулась за серебряной щеткой для волос, лежавшей на туалетном столике, и начала причесывать мисс Ирен.
Слова леди Регины словно хлестали меня по спине:
- Ты такая же, как твоя сестра, верно? Потаскушка без нравственности и приличий. Смотри, как бы тебе не оказаться в той же ловушке, моя дорогая. Или тебя уже поздно предупреждать, как и многих других?
Моя сестра, мать ее внука! Во мне вскипал жаркий гнев, и я чувствовала, что сейчас не выдержу и закричу.
Но закричала Ирен.
- Ирен?! - Леди Регина уставилась на нее. Должно быть, так громко Ирен не кричала с тех пор, как родилась. - Что это на тебя нашло?
- Оставь Тесс в покое! Оставь меня в покое! Убирайся из моей комнаты! Я тебя видеть не могу!
Ирен походила на сумасшедшую. Она схватила небольшой кувшин с водой, стоявший на тумбочке у кровати, и швырнула его в леди Регину. Кувшин ударился в стену, вода выплеснулась из него и примяла пышную прическу матери. Не будь я настолько поражена, начала бы аплодировать.
Леди Регина даже глазом не моргнула.
- Тесс, оставь нас одних! - скомандовала она. - Иди помоги Хорн. От нее сегодня нет никакого толку, она не справляется с Беатрис.
Я повиновалась, хотя предпочла бы остаться, чтобы не пропустить ни словечка.
Дверь комнаты Ирен закрылась, я направилась в детскую, но мне перегородили дорогу. Лейтон.
Он выглядел хуже, чем обычно. Светлые волосы были зализаны назад, и теперь стало особенно заметно, как сильно он похудел. Должно быть, Нед причесал его так специально. Но больше всего меня поразили бледность и одутловатость его лица. Он всегда пил много, но, похоже, последние два дня буквально не просыхал. Благодаря Михаилу, сообразила я. Не я одна пешка в играх богатых людей.
Лейтон смотрел мимо меня на закрытую дверь спальни Ирен. Скандал между матерью и дочерью слышался оттуда приглушенно, но, когда они начинали кричать, он мог разобрать каждое слово. Я сообразила, что он чем-то сильно расстроен, и, думаю, поняла, чем именно. Я застала его в минуту слабости, а через несколько дней я просто уйду и больше никогда не увижу Лейтона Лайла, и если я хочу ему что-нибудь сказать, то это был самый подходящий момент.
- Значит, мою сестру уже поздно предупреждать, да? - спросила я. - Сэр.
Он мог бы начать надо мной презрительно насмехаться, или сказать, что я все придумала, или просто уволить меня. Я до такой степени разозлилась, что мне было плевать на все.
Он придвинулся ко мне - от него ощутимо несло спиртным. Или еще не выветрились следы ночной попойки, или он начал пить уже за завтраком. Думаю, скорее, последнее.
- Я не собирался… не думал… э-э-э… что все так обернется.
Он не собирался? Еще как, черт побери, собирался сделать то, от чего моя сестра забеременела!
- Могли бы заступиться за нее.
- Что? И повести ее к алтарю? Устроить большую церемонию с епископом в Солсберийском соборе? - Вот теперь Лейтон насмехался, но запавшие бледные глаза его выдавали. Он не получал удовольствия от своих колкостей. - Неужели ты такая простота, что думаешь, будто это возможно?
- Я знаю, как устроен мир, сэр. Но вы могли бы о ней позаботиться. Могли бы повести себя порядочно, а не заставлять ее голодать.