В любом случае, я сейчас здесь, жизнь продолжается, цель в ней есть, и нечего себя жалеть. А что сердце каждый раз болезненно сжимается, стоит вспомнить серьёзного демона со змеиными глазами… у всех есть свои проблемы в жизни, и эта отнюдь не самая страшная. Я именно здесь и сейчас на своём месте, - там, где должна быть и хочу быть. И ни на какие красоты другого мира, ни на какого мужчину не променяла бы вот эту ночь, чернильное небо, высокую свечку ракеты, пробирающий до костей низкий гул и пронзительное, ни с чем не сравнимое чувство сопричастности чему‑то великому и настоящему.
Нельзя менять смысл своей жизни и мечту даже на очень сильную любовь. Потому что без последней больно и грустно, но без первых двух ты перестанешь быть собой. И когда позади меня распахнулась дверь, и Сергей бодро сообщил "первая ступень отделилась, полёт продолжается в штатном режиме", меня вместе с тревогой об успехе нынешнего мероприятия неожиданно начала потихоньку отпускать и боль потери. Всё идёт правильно, естественным путём. А что мне сейчас плохо… Как говорили древние, "всё проходит, и это тоже пройдёт".
В общем, домой я возвращалась не сказать, чтобы в приподнятом настроении, но в гораздо лучшем, чем уезжала. Безмятежно - философском и настолько спокойном, что ощущала себя скалистым утёсом. Ни волокита на досмотре, ни задержанный на пять часов из‑за снегопада на принимающей стороне рейс, ни болтанка по дороге, ни даже посадка со второй попытки при сильном боковом ветре не выбили из колеи. Кажется, я постигла дзен.
Позвонив сестре сразу после посадки, я выяснила, что та уже на месте и вся извелась от ожидания, - Сонька ещё сильнее меня не любит сидеть на месте, - я получила свой багаж в виде небольшой сумки и, повесив её на свободное плечо (на втором путешествовала сумка с верным ноутбуком), в том же непрошибаемом спокойном состоянии двинулась на выход.
Первой меня заметила, конечно, Славка, и тут же сделала всё, чтобы и я её увидела. То есть, со звонким радостным воплем "мамка!" кинулась ко мне. Пришлось срочно избавляться от сумок и освобождать руки для объятий.
- Мама, ну ты куда, поставь, ну тебе нельзя тяжести поднимать! - захихикала она, повисая на моей шее, когда я выпрямилась, держа её в охапке.
- Какая ты тяжесть, - отмахнулась я. - Признавайся, опять бабушка не знала, чем тебя кормить? Сонь, она что, все три недели голодала? - уточнила я у подошедшей сестры.
- Поставь ребёнка на место, - насмешливо фыркнула та.
- И ты туда же, - вздохнула я, всё‑таки опуская дочь на пол. Мирослава тут же подхватила обеими руками самое ценное - ноутбук; знает же, что там есть несколько её игрушек. Я даже на пару мгновений засомневалась, по мне она сильнее соскучилась или по ним. - Тебе что бабушка сказала? Если я хорошо…
- Зай, я, если ты помнишь, тоже врач, хоть и по другой специальности, и тоже могу всякого наговорить, - ехидно возразила та, коротко меня обняла и, отстранившись, с явным предвкушением и откровенным злорадством (я тут же заподозрила какую‑то подставу) продолжила. - Но сейчас я ради исключения не во имя твоего здоровья беспокоюсь. Тут с тобой ещё кое‑кто поздороваться хотел, - она кивнула в сторону, я обернулась…
- Привет, - неуверенно улыбнулся мужчина. А я не знала, за что хвататься - за сердце, за голову, за воздух или за живот, в который меня бодро (и, кстати, очень больно) пнули изнутри.
В классическом чёрном пальто, с букетом золотых георгин (я даже знаю, кто подсказал), без рогов, с незнакомыми карими глазами, но, определённо, это был Гер.
Видимо, я как‑то очень характерно переменилась в лице, потому что мужчина поспешил подхватить меня под локоть, а потом и вовсе осторожно обнял.
- Это ты? - наконец, не слишком умно поинтересовалась я.
- Я, - кивнул он, не отрывая от меня взгляда.
- Но ты же… Как же…
- Божественное вмешательство, - улыбнулся он, крепко прижав меня к себе. Я ответила на объятья, закрыла глаза, уткнулась лицом в колючий шарф. Воротник пальто под моей щекой был мокрым, от демона пахло растаявшим снегом и, - совсем слегка, - каким‑то парфюмом. Гер сейчас был настолько реальный, настолько живой и совершенно неотличимый от человека, что мне было трудно поверить в реальность происходящего. Хотелось не то заплакать, не то - засмеяться, не то просто протереть глаза и ущипнуть себя. Но вместо всего этого я просто тихо уточнила:
- Аэрьи всё‑таки сподобился?
- Не совсем он, - хмыкнул мужчина. - Но сподобился, да. Так что я теперь человек. Даже с биографией и с работой.
- И с квартирой, - захихикала рядом Сонька, которой явно надоело стоять столбом. - Слушай, завидный жених, ты цветы‑то невесте подари, и пойдём, дома намилуетесь. Ну, или пока в пробке будем стоять, мне навигатор и так рисовал до дома три часа при наилучшем раскладе, там снега по уши навалило и продолжает подсыпать, никакая техника не справляется, авария на аварии. Я вообще не знаю, как вас приняли, чёрт знает что на улице творится, катаклизм. Короче, пойдём, мне сейчас ещё машину полчаса откапывать. Ты мне вот что скажи, герой - любовник; что главному передать? У тебя завтра плановые есть, или я так и передаю, что встретил женщину своей мечты и временно не способен вернуться в реальность?
- Передавай, - с задумчивой улыбкой кивнул тот, забирая у меня обе сумки, но вручая цветы, которые были переданы по цепочке радостной Мирославе - у меня были заняты руки. Одна дочерью, вторая - Гером.
На улице действительно мела пурга, пришлось надвинуть поглубже шапку и поднять воротник, чтобы за него не заметало снег. Одна радость, машину сестрёнка умудрилась приткнуть на ближайшей парковке, и идти было недалеко. Да и копать не пришлось, ветер справился с этим занятием самостоятельно.
- То есть, вы теперь вместе работаете что ли? - растерянно уточнила я, пока мы шли. - И как оно?
- Не знаю, что у твоего благоверного врождённое, а что - благоприобретённое, но руки у него точно золотые, - беспечно фыркнула сестра. - И голова тоже. Наш главврач писал кипятком от радости, когда такое чудо на работу принимал; не знаю уж, кто ему такую биографию нарисовал, но расстарался от души. А уж как женская часть коллектива зашевелилась, я вообще молчу! Штампа в паспорте‑то нет.
- Погоди, - оборвала я её, сообразив, что меня зацепило в сказанном. - И давно он у вас работает?
- Да вот как ты улетела, буквально на следующий день и появился, - ехидно сообщила сестра.
- И вы молчали? - вытаращилась я на Соню.
- А что бы мы тебе сказали? И даже если бы рассказали всё, ты бы всё равно не прилетела, правильно? Ну и работала себе спокойно. А то извелась бы за три недели в конец, оно тебе надо было?
- Нет, я не о том, спасибо вам большое, я полностью одобряю. Но как вы умудрились не проболтаться? - захихикала я, пристёгивая Славку к детскому креслу и усаживаясь рядом. На заднем сиденье втроём мы разместились довольно плотно, но у Соньки машина просторная, влезли все. Особенно удобно стало, когда мой демон меня обнял одной рукой, прижавшись лбом к моему виску, а я обеими ладонями вцепилась во вторую его руку. Тёплую. Живую. Настоящую. Со знакомыми длинными музыкальными пальцами и неожиданно грубой кожей…
- Можем, когда захотим, - отмахнулась она. - И ты шефу своему сообщи, что завтра не придёшь, а то знаю я тебя!
- Да у меня всё равно командировка до послезавтра, - пожала плечами я. - Позвоню, скажу, что нормально села, и ладно. А то он волноваться будет.
- Нет, всё‑таки бестолковая ты женщина, Зая, - укоризненно качнула головой сестра, бросив на меня взгляд в зеркало заднего вида. В твоём состоянии по командировкам мотаться - грех!
- Что‑то случилось? - настороженно уточнил Гер.
- Вы и ему не всё рассказали, да? - насмешливо уточнила я.
- А что, только тебе сюрпризы получать? - ехидно фыркнула сестрёнка. - Готовься, Игорёк, к роли заботливого папаши, сестрёнку ты нам вернул с ценным грузом. Пропала она с одним ребёнком, вернулась - с двумя.
Мужчина вместо ответа крепко прижал меня обеими руками, что‑то пробормотав себе под нос.
- А? - уточнила я, не расслышав.
- Я говорю, что он, сволочь, не мог не знать, и тоже ничего не сказал, и я мог всего этого лишиться, - проворчал Гер. Обиженная вниманием Славка потянула меня за руку, так что пришлось срочно обнимать её. Удовлетворённая дочь через десяток секунд уснула, и разговор продолжился на пониженных тонах.
- Кто - он? - машинально полюбопытствовала я.
- Цай, - отмахнулся бывший демон.
- Вы с ним познакомились?! - озадаченно хмыкнула я. А после сообщения подробностей и известия, с кем именно я перешучивалась по дороге к демонам, вообще на несколько секунд потеряла дар речи. Потом, правда, пришлось уже мне пояснять, откуда я его знаю и как это получилось.
- То есть, твой оператор оказался самым крутым богом что ли? - поинтересовалась с переднего сиденья Сонька, даже не пытавшаяся сделать вид, что не слушает. - И это из‑за него Славка похожа на эльфа?
- Очень может быть. Только непонятно, зачем ему этопонадобилось, - пожал плечами Гер.
Игорь. Надо, наверное, привыкать. Или не надо?
- Значит, тебя теперь зовут Игорем? - задумчиво проговорила я.
- Бери выше, - фыркнула сестрёнка. - Он ещё и наш однофамилец. Ты вообще чуешь, на что тебе божественная воля намекнула?
- В смысле?
- В смысле, дочь у тебя как Игоревна записана, - рассмеялась Соня. - Так что считай блудный папаша нашёлся.
- Надо сначала у потенциального папаши спросить и у ребёнка, - насмешливо хмыкнула я.
- Надеюсь, что ты сейчас пошутила, - раздражённо фыркнул Гер почти мне в ухо, при этом вновь крепко прижимая к себе.
- Почему?
- Потому что… Не могло же тебе на полном серьёзе прийти в голову, что я, сменив ради вас мир, жизнь и даже собственную сущность, соберусь по доброй воле от вас отказаться?
- Пошутила, - поспешила согласиться я. Соврала, конечно, но сейчас ложь была явно во спасение; не признаваться же, что до сих пор не могу поверить в собственное счастье. - Но Славка…
- Твоя дочь уже всему классу растрепала, что лично знакома с добрым волшебником Дедом Морозом, и он реально существует, потому что она попросила у него вполне конкретного папу, и тот выполнил заказ в точности.
- Хм. Теперь будем знать, что она Дику сказала, - усмехнулся Гер.
- А почему она назвала его Дедом Морозом? - растерянно уточнила я.
- Наверное, потому, что твой демон явился через три дня после Нового года, а с логикой у этого ребёнка всё хорошо, - весело фыркнула Сонька, осведомлённая о моих приключениях во всех подробностях.
- Пожалуй, - вынужденно согласилась я. - А что тут у вас вообще интересного происходило, пока меня не было? Ну, не считая Гера.
- Спецагент твой всё‑таки объявился, - хихикнула сестра. - Интересный парень, кстати, спасибо. Грозится в отпуск приехать, будем знакомиться, - задумчиво добавила она.
И я, устроив голову на плече любимого мужчины, с наслаждением впитывая подзабытое уже ощущение спокойного уюта, искренне, от всей души пожелала, чтобы у них всё сладилось; если, конечно, судьба. А проклятье…
Глупости. Нет никакого проклятья. Если бы что‑то такое было, Гер наверняка заметил бы, и непременно снял. Просто слабые мужчины боятся сильных женщин, как было с нашим дедушкой. Или любовь оказывается ненастоящей, как было у меня с Витькой. Или недостаточно сильной, чтобы победить смерть, как было с нашим отцом; сейчас мне казалось, что мама не очень‑то о нём горевала.
Этот мужчина ради меня преодолел границу миров и волю судьбы. Теперь только от меня зависит, окажется ли этот поступок напрасным. И сделать так, чтобы короткая человеческая жизнь оказалась интересней и осмысленней вечности, и была прожита не зря, по силам только нам, вместе. Наших вершин за нас никто не достигнет, никто не вырастит наших детей и никто не дотянется до далёких звёзд.
Проклятье же - просто отговорка и оправдание собственной слабости. Такое же неубедительное, как случайно постиранная тетрадь с контрольной работой.
Эпилог
Эта комната выглядела точно так же, как выглядела многими веками раньше. Полукруглые стены с разнокалиберными экранами, пульты и удобное кресло для единственного оператора. И оператор этот за последние тысячелетия не изменился; те же очки, та же линялая футболка, уже не помнившая, какой рисунок раньше был у неё на груди.
Странностей было две. Во - первых, оператор сейчас сидел, бесцеремонно закинув ноги пульт, и с интересом разглядывал картинку, демонстрируемую одним из экранов, потягивая из высокого пластикового стакана минеральную воду. А, во - вторых, происходящее на экране сейчас кардинально отличалось от привычных схем и графиков. И отсутствие звукового сопровождения оператора явно не беспокоило.
Больше всего это напоминало финальную сцену из какого‑то героического фильма. Центральным персонажем сцены был молодой темноволосый мужчина, одетый в военную форму. Невысокий, худощавый, крепкий. Нельзя сказать, что красивый, но и не так чтобы отталкивающий. Обыкновенный, таких во всех мирах миллионы. Внимания в нём заслуживала разве что улыбка - сияющая, счастливая, солнечная, на которую так и подмывало улыбнуться в ответ.
Улыбались вообще все. Улыбалась, - правда, сквозь слёзы, - обнимавшая его сбоку красивая женщина с припорошенными сединой тёмными волосами, собранными в длинную косу. Улыбалась, обнимая главного героя сцены с другой стороны, молодая ослепительно красивая светловолосая женщина с яркими голубыми глазами и необычными чуть заострёнными на кончиках ушами. Улыбался, обнимая всех троих, интеллигентный лысеющий мужчина в строгом чёрном костюме. И люди вокруг улыбались. Даже те, кто держал снимающие происходящее камеры, и те, кто торопливо говорил что‑то в микрофоны.
Даже молодой человек в линялой футболке, наблюдавший за происходящим, улыбался. Правда, лишь уголками губ, чуть иронично, но - по - доброму.
- Привет, Цай. В честь чего ты такой неприлично довольный? - нарушил тишину помещения бархатистый женский голос. Гостья, - статная светловолосая красавица в строгом трикотажном платье, - подошла ближе к оператору и облокотилась обеими руками о спинку кресла.
- Привет, Тель. Как твой воспитуемый? - полюбопытствовал парень в линялой футболке, не отводя взгляда от экрана.
- Потихоньку воспитывается, - хмыкнула она. - Ещё пара - тройка тысячелетий, и есть шанс получить что‑то стоящее. Что это за пастораль?
- Но - но, без сарказма, - с той же улыбкой на губах, но явно совершенно серьёзно возразил Цай. - Это, между прочим, исторический момент; первый человек на Марсе, Андрей Игоревич Верещагин, вернулся домой.
- А ты‑то чему радуешься? - весело фыркнула женщина. - Твой план же провалился.
- Эх ты! Учишь тебя, учишь… Мой план, как это всегда бывает, сработал безукоризненно.
- Вот сейчас не поняла, - она озадаченно вскинула светлые брови. - Ты же хотел сделать из этого недодемона настоящего демиурга, а он, как я погляжу, смертный?
- Вот именно, Тель, вот именно. Смертный. Человеческая жизнь хоть и короткая, а отпечаток на душу накладывает серьёзный. Вот представь, если бы он вдруг согласился, когда я это предлагал. Представила? Ну, не встретил бы он эту свою девочку, единственную на всю вселенную, и согласился. Несчастный, уставший от жизни циничный и безразличный демон, которого тошнит и от этой жизни, и от этой ответственности, и заодно от всех богов сразу. Каким бы он стал творцом? Правильно, х… не слишком‑то хорошим. А теперь посмотри на этого человека. Сотни жизней, спасённые им, гениальным хирургом, - раз. Настоящая любовь и женщина, которая сумела эту любовь сохранить, - два. Достойные уважения и даже восхищения дети, - три. Да он уже сейчас без двух минут демиург, хотя сам искренне уверен, что моё предложение он отклонил! Ты на его душу посмотри; ты действительно полагаешь, что такое сияние можно потерять или не заметить? Ещё одно - два правильных перерождения, буквально - пара веков, и я получу себе такого сменщика, о котором можно только мечтать. И наконец‑то возьму отпуск!
И демиург в линялой футболке, закинув руки за голову, мечтательно возвёл глаза к потолку, довольно улыбаясь. Проспать пару - тройку тысячелетий; что ещё нужно для счастья?