22
Старший
Дверь шлюза захлопывается. За спиной у меня тихо, лихорадочно перешептываются Док со Старейшиной.
- Думаешь, это…?
- Невозможно.
- Он знает?
Пауза.
- Естественно, нет.
- Ты…?
- Естественно, нет.
Но я не в силах думать ни о чем, кроме звезд. Словно я когда-то потерял часть души, и там была пустота, а сейчас она заполнилась светом миллиона звезд.
Всю жизнь я грезил только ими; и все же не ожидал того, что увижу.
Как я вообще мог хоть на секунду подумать, что лампочки в Большом зале - звезды?
Я изменился, изменился навсегда.
Я видел звезды.
Настоящие звезды.
23
Эми
Прижимаюсь лицом к металлической поверхности, вдыхая пыль, которая осела на рядах заклепок вдоль вогнутой стены. В глазах жжет, я ничего не вижу, кроме серости стального мира вокруг.
Что-то внутри меня ломается.
Я. Не могу. Этого выдержать. Не могу. Это слишком. Все… все это… существование… я не могу. Просто не могу. Пожертвовать всем и получить взамен один только холодный металл…
Сползаю вниз по чуть вогнутой стене, оставляя на ней след из пота, слез и соплей, но мне все равно. Влажная земля тут же отпечатывает на коленях брюк влажные круги. Сжимаю горсти в кулаках. Чувствую кожей - это земля, реальная, настоящая земля.
Но это фальшивка.
- С тобой все нормально?
На тропе, соединяющей Больницу с большим кирпичным зданием дальше по улице, стоит человек.
Когда я поднимаю измазанные руки, с них комьями падает грязь. Пытаюсь вытереть с лица слезы и сопли, но, скорее всего, бесполезно - становится только хуже.
Чтобы встать, приходится опереться о стену.
- Вы, наверно, думаете, что я спятила, - всхлипываю я, пытаясь выдавить подобие смешка.
- Я думаю, ты очень расстроилась, - отвечает он, помогая мне подняться, - но не спятила. Что-то не так?
- Все, - фыркаю я.
- Не может же все быть так плохо.
- Поверьте мне, может.
Он словно не замечает, что я совсем измазала ему рукав грязью.
- Кстати, я Эми.
- Орион.
- Очень приятно, - произнося это, я вдруг понимаю, что не кривлю душой. Это первый человек на корабле, который меня не пугает, не угрожает убить или то и другое сразу. Он намного старше, почти ровесник папы, и, хоть эта мысль и впивается мне в сердце занозой, все же она и успокаивает немного.
Орион ведет меня в сторону кирпичного здания, прочь от Больницы.
- Перед тем как отправить обратно, тебя надо привести в порядок. Что ты вообще делала у этой стены?
- Искала, как выбраться с корабля, - бормочу я.
Орион смеется искренним, здоровым смехом, от которого я тоже начинаю улыбаться. В глазах его загорается огонек, который напоминает мне Старшего. Это не из-за внешности - они здесь все выглядят родственниками из-за одинакового цвета кожи и волос. Нет - о Старшем мне напоминает доброта в его глазах.
На крыльце кирпичного здания я останавливаюсь. Большие белые буквы гласят "Регистратека". Рядом со входом висит портрет Старейшины. Холодный взгляд следит за тем, как я поднимаюсь по ступеням, но я стараюсь не смотреть на портрет. Орион спешит внутрь, на ходу что-то говоря о полотенце.
Я открываю дверь, и приходится подождать мгновение, чтобы глаза привыкли к тусклому свету.
А потом я вижу ее.
Землю.
Не настоящую Землю, конечно, просто большую глиняную модель.
Я бросаюсь вперед, протягивая руки к огромному глиняному земному шару, висящему в центре гигантских размеров холла. Вот Америка, вот Флорида, где я родилась, а вот Колорадо - там я встретила Джейсона. Ладони дрожат, отчаянно пытаясь дотянуться до пыльной, неровной глины, но она слишком высоко.
Орион хватает меня за руки и растирает горячим, немного влажным полотенцем. Такое ощущение, словно он хочет стереть с них кожу. Отбираю у него руки - они красные, но чистые. Не давая мне сказать ни слова, Орион сует мне полотенце в лицо и начинает тереть. Он смеется, и я тоже - уже очень давно со мной не обращались, как с измазавшимся в грязи несмышленышем.
- Ну вот, чисто! - весело объявляет он, бросая полотенце куда-то за спину. Потом протягивает мне стакан холодной воды, которую я тут же жадно выпиваю. Мышцы расслабляются, и, кажется, я потихоньку успокаиваюсь.
- Что, - кивает Орион в сторону модели, - нашла наш макет Сол-Земли?
Видимо, под Сол-Землей он имеет в виду мою Землю.
- А вот, - добавляет он, - "Годспид".
А я и не заметила маленькую модель корабля, которая словно бы вылетела с Земли. Она размером примерно с мою голову, а Земля такая большая, что я не смогла бы даже обхватить ее руками.
Слегка толкаю кораблик. Сбившись с курса, он хаотически качается на своем проводе, но потом успокаивается, словно ничего не случилось. Это же просто корабль. Ему на все плевать.
- Теперь лучше? - спрашивает Орион, словно теплым полотенцем можно решить любую проблему.
- Да, все нормально, - говорю я, но мы оба знаем, что я лгу.
24
Старший
- Идем, - приказывает Старейшина, и по его тону - такому, каким хозяин говорит с рабом - я понимаю, что он обращается ко мне, а не к Доку. Оторвав взгляд от закрытой двери шлюза, следую за ним. Док тоже идет, но не торопясь, и звук его размеренных шагов похож на зловещий барабанный бой.
Дойдя меж рядов криокамер до стола у дальней стены, Старейшина останавливается и выжидающе смотрит на меня. Мой взгляд прикован к столу - я вспоминаю, как на его холодной металлической поверхности, свернувшись клубочком, лежала Эми, а я ничем не мог ей помочь.
- Ну? - отрывисто рявкает Старейшина.
- Что?
- Будь ты главным, что бы ты сделал в такой ситуации?
- Эээ… - протягиваю я, сбитый с толку. Это так похоже на Старейшину. Вечно он начинает свои педагогические штучки, когда я меньше всего к этому готов.
- "Эээ", тоже мне! - передразнивает Старейшина. - Будь лидером! Что нам делать?
- Ну… надо посмотреть записи видеонаблюдения. И, - добавляю я, видя, что Старейшина опять собирается начать издеваться, - карту вай-комов тоже надо проверить.
Старейшина хмыкает, но не отпускает колких замечаний по поводу моего плана, а просто протягивает мне пленку. Прижимаю палец к панели регистрации, и экран загорается. Ввожу одну задругой несколько команд, разыскивая видеозаписи криоуровня. Но на них ничего нет - все черное.
- Что-то случилось с камерами. - Я пытаюсь снова, но снова вижу лишь черный экран.
Старейшина хмыкает.
- В первый раз их тоже вывели из строя. Я думал, что устранил проблему, но, видимо, он снова нашел способ. Попробуй вай-комы.
Снова ввожу команды, на этот раз мне нужен доступ к карте "Годспида". На экране мерцают сотни точек: по одной на каждого человека, каждая обозначает вай-ком. Я раньше уже делал так - очень помогает жульничать в прятки, Харли понадобилось полгода, чтобы понять, как это я всегда его нахожу - но больше ни для чего я эту карту не использовал. Теперь я знаю, что искать: на четвертом этаже Больницы светится кнопка перехода. Нажимаю ее, и на экране открывается криоуровень. Сейчас на нем мигают три точки - мой вай-ком, Дока и Старейшины. Накрываю пальцем ползунок и отматываю время на час назад. На карте пусто, один только…
- Док, - объявляю я, вручая пленку Старейшине, чтобы убедился. - Здесь был только Док.
- Во второй лаборатории со мной было несколько ученых. Они тоже могли спуститься. Легко. Я не провожал их до дверей. Любой из них мог побывать здесь утром, - бесстрастный голос Дока звучит задумчиво. - Я знаю, о чем ты думаешь, Старейшина, но ты зациклился на этом. Сюда мог спуститься кто угодно. У них у всех есть доступ на уровень, все знают, для чего нужны криокамеры и как они работают.
- Или это мог быть он.
Лицо Дока становится словно вырезанным изо льда.
- Он умер, - в голосе его звучит такая завершенность, что, о ком бы Док не ни говорил, я уверен: он в самом деле мертв.
- Он умер, - рычит Старейшина, прожигая Дока тяжелым взглядом. - Но вот его влияние…
Док стискивает челюсти, сдерживая то лишнее, что чуть было не ляпнул Старейшине.
- В любом случае, - начинает тот, - нужно придумать, как починить камеры. А что до вай-комов… - он умолкает на полуслове, склонив голову, прислушиваясь к своему коммуникатору.
А через несколько мгновений я слышу его тихое рычание:
- Что она делает?
25
Эми
Вернувшись в Больницу, я наконец вздыхаю полной грудью. Сильный, резкий запах дезинфицирующих средств почти успокаивает - по крайней мере, хоть чем-то воздух в помещении отличается от уличного.
Прохожу мимо семейной пары, которая регистрирует пожилого мужчину - наверное, отца. Старик что-то бормочет себе под нос, слишком тихо и неразборчиво - мне не понять из-за говора, но все же ясно, что он расстроен.
- Что с ним? - слышу я скучающий голос медсестры, вызывая лифт.
- У него появились какие-то странные воспоминания, - бесстрастно и монотонно отвечает ей молодая женщина. Я останавливаюсь и с удивлением смотрю на них. Если бы моему отцу понадобился врач, я бы, наверное, переживала посильнее.
Медсестра делает пометку на тонком прямоугольнике из чего-то вроде пластмассы.
- Да, последнее время у стариков это часто бывает.
Мужчина кивает.
- Пришло их время.
Дверь лифта открывается, но я все стою и пялюсь на пару. Он что, имеет в виду время умирать? Нет, быть не может.
- Пойдем со мной, - говорит медсестра старику. Он опирается на ее руку и дает увести себя к лифту. Супруги оставляют его, даже не попрощавшись.
- Подержи лифт, пожалуйста, - говорит медсестра. Я прихожу в себя и протягиваю руку, придерживая дверь.
- У нее странные волосы, - говорит старик. Он глядит на меня пристально, но в голосе не слышно ни следа эмоций.
- Да, правда, - отзывается сестра, заходя в лифт и бросая на меня взгляд. - Док предупреждал, что в Больницу поступила необычная девушка.
- Ну, да. - Как на такое отвечать? Нажимаю кнопку третьего этажа - там моя комната.
- Четвертый, пожалуйста, - медсестра бросает взгляд на светящийся экран на стене лифта. - Скоро наступит время принимать лекарства; если поторопимся, успеем обустроиться в новой комнате, - добавляет она, похлопывая старика по руке.
На третьем этаже лифт открывается, и я выхожу, радуясь возможности сбежать от них. Старику, кажется, давно уже пора было поселиться в доме для престарелых, хоть очень старым он и не выглядит. Но глаза его пусты, на лице отсутствующее выражение. Прямо как у бабушки, когда болезнь Альцгеймера настолько прогрессировала, что маме пришлось отдать бабушку в дом престарелых. Мы навещали ее в последнюю Пасху перед тем, как она умерла, и она подарила мне крашеное яйцо. Правда, она назвала меня маминым именем и не помнила, где находится, но все же подарила мне то яйцо.
Я слабо улыбаюсь старику - в этой улыбке больше от извинения.
Когда я уходила, в комнате для отдыха был только один человек - тот, высокий. Но, как было сказано, пришло время принимать лекарства. В комнате полно людей, а между ними, раздавая бело-голубые пилюли, ходят две медсестры. По неуютной тишине понятно, что только что комната была полна шума и движения - в воздухе дрожат замирающие отзвуки гитары - но я словно бы нажала на паузу. Все замерли, обернувшись ко мне.
- Да, - дружелюбно усмехается какой-то парень, - сейчас будет весело.
За ним, опершись на стекло большого окна, стоит тот самый высокий парень, которого я видела утром. Губы его растягиваются в ухмылке куда более зловещей, чем у первого.
Под прицелом враждебных взглядов я делаю несколько шагов вглубь комнаты.
- Я - Харли, - представляется первый парень. - Так это ты, наверное, новая пациентка!
Одна из медсестер торопливо сует ему три таблетки - одну большую, бело-голубую, и две поменьше, зеленую и розовую. Он глотает их все зараз и, обойдя медсестру, направляется ко мне. Улыбка его становится еще шире.
- Что с вами, народ? - бросает он через плечо. - Это новенькая, Старший мне про нее говорил!
Стоящие возле лифта девушки что-то нервно бормочут, потом начинают переговариваться. По толпе пробегает волна шепота. Большую часть я совсем не понимаю - этот их говор слишком неразборчивый. Но нетрудно догадаться, о чем они говорят. Ощущения точно как у новичка в старших классах: ты видишь, как все пялятся, слышишь, как все шепчутся, и знаешь, что пялятся на тебя и обсуждают тебя.
- Что с ней случилось? - раздается шепот неподалеку.
- Ничего со мной не случилось, - громко говорю я.
- Волосы… - произносит кто-то у меня за спиной. Я резко оборачиваюсь, так, что волосы взметаются позади. Кто говорил, понять нельзя, но они все смотрят на меня - смотрят карими глазами на смуглых лицах, обрамленных темпами волосами.
Высокий облизывает губы. Он даже не скрывает, что пялится.
- Рад познакомиться! - говорит Харли, прерывая неловкое молчание. От его рукопожатия у меня на ладони остается яркое пятно краски. Харли худой и долговязый, волосы у него непослушные, несколько прядей испачкано в краске. Лицо открытое и симпатичное. Этим он немного напоминает Старшего.
- Народ, это новенькая. Она - знакомая Старшего. Новенькая, это народ, - несколько человек учтиво поднимают глаза, пара-тройка человек даже улыбаются. Большинство, однако, глядит в лучшем случае с недоверием, в худшем - с отвращением. Ближайшая ко мне медсестра стучит пальцем за ухом и начинает что-то шептать в пустоту.
- Что это с ней? - спрашиваю я у Харли, идя за ним к его столу.
- Не бери в голову, мы тут все двинутые.
Я хихикаю, в основном от нервов.
- Хорошо, что я читала "Алису в стране чудес". Это определенно самая настоящая кроличья нора.
- Что ты читала?
- Неважно. - Все следят за каждым моим движением.
- Слушайте, - начинаю я громко. - Я знаю, я выгляжу необычно. Но я точно такой же человек, как и вы. - Не опуская голову, я гляжу им в глаза и пытаюсь не отводить взгляд, сколько могу.
- Ну, конечно, - говорит Харли с улыбкой Чеширского кота.
- Откуда ты взялась? - спрашивает высокий, все еще сверля меня взглядом и ухмыляясь.
- Тебя как зовут? - раздраженно перебиваю я.
- Лют, - отвечает он тихим, скрипучим голосом.
- Так кончай на меня пялиться, Лют, - скрещиваю я руки на груди. Лют ухмыляется шире и не отводит взгляд.
- Так откуда ты взялась? - спрашивает женщина рядом с Харли.
У меня вырывается вздох. Какой смысл требовать, чтобы Лют перестал смотреть на меня? Все равно они все смотрят.
- С Земли, - отвечаю я. - Это было очень давно.
Некоторые глядят с недоверием - ну, ладно, большинство - но у некоторых в глазах загорается свет, и я понимаю: эти люди часто вспоминают, что их небо - это крашеный металлический потолок.
- Расскажешь нам о ней? - просит Харли.
И я сажусь на предложенный им стул, не обращая внимания на то, как удирает девушка, сидевшая ближе всех. Что рассказать им о Земле? Как описать, что воздух пахнет по-другому, что почва кажется жирнее, что ты сам кажешься себе другим, потому что знаешь - в твоем распоряжении весь мир? Может, начать с гор, вечно укутанных облаками и снегом… они вообще знают, что это такое: "облако", "снег", "гора"? Или я могла бы рассказать о разных видах дождя: о проливном, из-за которого хочется остаться дома и посмотреть фильм или почитать книжку; о мороси, которая словно пронизывает кожу иголками; о теплом летнем ливне, от которого еще слаще делается первый поцелуй первой любви.
Они смотрят на меня, горя нетерпением услышать о планете, которую я зову домом.
Я начинаю с неба.
26
Старший
Проклятая девчонка сидит в Палате и рассказывает всем о Сол-Земле, - рычит Старейшина, - Мы же ее предупредили, что будет, если она будет создавать проблемы? Предупредили же?
- Спокойно, Старейшина, - увещевает Док. - Сезон вот-вот начнется. Он всех отвлечет, они и не вспомнят, что она там говорила.
Старейшина пинает ногой дверь ближайшей криокамеры. Я предусмотрительно отскакиваю назад - мало ли, что или кого он выберет следующим.
- Хорошо. - Старейшина останавливает горящий взгляд на мне. - Первая причина разлада?
Проверка домашнего задания? Самое время.
- Различия.
- Именно. Разлад потянется за ней, куда бы она ни пошла, как грязные следы по полу за ребенком. А вторая причина - отсутствие централизованного командования. Когда различия порождают разлад, парень, единственный способ сохранить контроль - быть лидером. Смотри и запоминай.
Он нажимает кнопку вай-кома.
- Общий вызов.
- Старейшина, что ты делаешь? - спрашиваю я, слыша в ухе знакомое "бип, бип-бип".
- Внимание всем жителям "Годспида". Очень важное объявление.
Внутри у меня все падает. Старейшина соединился с каждым вай-комом на корабле. И кажется, я знаю, что он собирается сказать. Мысли скачут. Он ни за что не расскажет всем про криоуровень, про замороженных, про то, откуда Эми на самом деле появилась. Он не скажет.
- Не надо, - говорю я.
Он пропускает мимо ушей.
- Некоторые из вас, особенно те, кто сегодня был в районе Больницы на уровне фермеров, должно быть, заметили на борту нечто необычное.
- Перестань, - бросаюсь я к Старейшине. Мне так надоела его ложь.
Док тянет меня назад, хватая длинными пальцами за руки. Пытаюсь стряхнуть его руки, но он сильнее.
- Новый обитатель корабля - молодая девушка с ненормально бледной кожей и рыжими волосами. Она - результат научного эксперимента, направленного на развитие человеческого организма для приспособления к возможно неблагоприятной биосфере Центавра-Земли. Она не опасна, но умственно неполноценна и склонна ко лжи. Она мало приспособлена к логическому мышлению и труду, поэтому останется жить в Палате. Вступления с ней в контакт я от вас не требую и не ожидаю. Это - аномалия, и отношение к ней должно быть соответствующим.
Ладони непроизвольно сжимаются в кулаки. Аномалия, это она-то? Результат какого-то чертова научного эксперимента? Да, звучит правдоподобно - ученые на корабле вечно заняты тем, что выдумывают то одно, то другое, чтобы обеспечить нас защитой, какой бы ни оказалась биосфера Центавра-Земли. Ясное дело, Старейшина хочет сохранить в тайне происхождение Эми и отрезать ее от общения с остальными.
Когда Док разжимает пальцы, я просто трясусь от гнева. Но что это изменит? Старейшина уже закончил говорить. Отвернувшись от них, я иду назад, к лифту - назад, к Эми.