Каменная химера заурчала, заворочалась, принимая первую кровавую жертву, просыпаясь. По каменной плите побежала едва различимая глазом паутина трещин – доказательство пробуждения этого темного дома. Но пробуждения никто, кроме Августа, не заметил. Слуги испуганно толпились вдоль стен. Капитан в растерянности переминался с ноги на ногу, на лице его читалось замешательство. Нянька стояла бездушным истуканом, дожидалась распоряжения хозяина, а Эмма Витольдовна, успевшая спуститься обратно в холл, уже хлопотала над прокушенной рукой, стирала кровь батистовым платочком. На ввалившихся щеках ее полыхал девичий румянец.
– Оставьте! – Злотников отмахнулся от ее назойливой заботы. – У щенка еще не отросли зубы, чтобы он мог причинить настоящую боль. – В голосе его не было злости, скорее даже гордость за отпрыска. – Мастер Берг, – он обернулся к Августу, – готовы показать нам свое творение?
Каменная химера снова шевельнулась, покачнулись гобелены на стенах, и в движении этом Августу почудилось неудовольствие. Дом не желал, чтобы люди нарушали его покой.
– Я расскажу вам об архитектурных особенностях, если пожелаете.
Да, он расскажет обо всем, кроме потайных дверей, замурованных в стены ходов, подземелье, серебряном сердце и тайнике с зеркалами. Об этом не знает никто, кроме Августа и просыпающейся каменной химеры.
– Внутреннее устройство замка лучше других знаю я. – Пани Вершинской так хотелось привлечь внимание хозяина, что она отважилась вмешаться в мужской разговор. – Я вложила в этот дом душу.
Не вложила. У дома уже имелась своя собственная душа, она родилась той ночью, когда на маяке впервые зажегся свет. Он осветил и путь, и двери между мирами, сделал ткань бытия тонкой, полупрозрачной. Этот мир покинули светлые души, а вот что пришло взамен, никому не дано знать наверняка. А что-то ведь пришло, затаилось, задремало, до поры до времени притворяясь домом…
Осмотр начали с первого этажа. Гостиная, столовая, каминный зал. В камине спрятан тайный ход, может, и бесполезный, если камин будут часто использовать по назначению, но идея эта показалась Августу занимательной, и он снабдил каминное нутро поворотным механизмом, позволяющим переместиться из комнаты в стену замка всего за пару мгновений. В библиотеке дремали в дубовых шкафах книги. Было жаль, что они так и останутся лишь доказательством респектабельности и элементом убранства. Насколько помнил Август, ни Злотников, ни Мари чтением не увлекались. Волчонка книги точно не заинтересуют. В библиотеке не было тайных ходов, но имелось спрятанное под потолком слуховое окошко. Быть может, пригодится.
Кухню, людскую и хозяйственные помещения обошли стороной. Ну и правильно, не было в них ничего интересного. А на стенах галереи второго этажа висели портреты каких-то вельможных особ. Вероятно, пани Вершинская решила, что так замок будет больше похож на родовое гнездо. С портретами чужих, незнакомых людей, пусть даже и вельможных. Впрочем, на самом почетном месте находился портрет узнаваемой личности. Злотников долго рассматривал своего живописного двойника и, кажется, остался доволен.
– Начало положено, Сергей Дмитриевич, – сказала пани Вершинская и присела в нелепом реверансе, а Август с ней мысленно согласился: да, начало положено, но начало не долгой и счастливой жизни в родовом гнезде, а чего-то куда более значимого. И каменная химера вздохнула, соглашаясь. Эхо этого вздоха разнеслось по галерее, качнуло тяжелые портьеры.
На втором этаже было неинтересно: комнаты, комнаты, комнаты… Августа заинтересовал лишь кабинет Злотникова. Он располагался рядом с каморой, в которой они с Федором устроили потайную дверь. Когда это было? Кажется, в прошлой жизни. Или просто в жизни, ведь сейчас Берг и не живет вовсе, а так… влачит существование.
А Злотникову все нравилось, и азартный огонь в глазах не гас. Мимо супружеской спальни он прошел равнодушно, а вот в кабинете задержался, уселся в удобное, на заказ сделанное кресло, погладил зеленое сукно стола, полюбовался открывающим из окна видом и, поймав наконец внемлющий взгляд пани Вершинской, сказал:
– Я очень доволен вашей работой, Эмма.
Он обратился к ней не официально, а по-свойски – лишь по имени. И от свойскости этой пани Вершинская зарделась, что маков цвет.
Пока осматривали второй этаж, восточную башню и хозяйственные постройки, в столовой накрыли на стол. Сервировка была тщательная: кузнецовский фарфор и до блеска начищенное серебро, которое запросто могло сойти за фамильное, заставляли забыть, что у хозяина всего этого великолепия нет ни роду, ни племени.
Обедали впятером: Злотников, Август, пани Вершинская, капитан, который отрекомендовался Тарасом Павловичем Пономаренко, и Мари. К обеду Мари спустилась уже в новом наряде, с тщательно уложенной прической и улыбкой на лице. Она уселась по правую руку от Злотникова, осмотрела стол критическим взглядом и одобрительно кивнула экономке.
– Велите подавать, Эмма Витольдовна, – сказала хрипловатым, выдающим тщательно скрываемое волнение голосом.
Ох, не была счастлива в браке Мари Злотникова, и несчастьем этим бабьим расплачивалась за свои грехи. Вот только Августу плата эта казалась ничтожной. За свои злодеяния Мари заслужила куда более строгое наказание. И наказание ее настигнет, дайте только срок.
Что подавали на том обеде, Август не запомнил. Чревоугодие с некоторых пор перестало быть одной из его слабостей. А вот кроваво-красное вино какого-то изысканного сорта, специально привезенное из Франции, он пил много, поддерживал реноме пьянчужки. Ведь никто не знает, что отныне даже хмельное забытье ему недоступно. Вот пусть и дальше остаются в неведении.
За столом большей частью говорил Злотников, делился впечатлениями от Европы и планами на будущее. А планы эти были грандиозны. В металлургическом деле Злотников преуспел, доставшиеся с приданым жены капиталы приумножил, но, по всей вероятности, подмять все под себя таки не сумел. А иначе отчего до сих пор живет с нелюбимой Мари, отчего не разведется? Ведь очевидно же, что супруге своей он изменяет, и даже до свадьбы, когда клялся в вечной любви и преданности, тоже изменял. Мальчонка – наилучшее тому доказательство. Непонятно одно, зачем Злотникову брать в дом бастарда, отчего не завел наследника в браке? Не получилось? Мари не способна стать матерью? Скорее всего так. Искупление для нее уже началось, вот только поняла ли она, что это искупление?
После обеда Злотников пожелал осмотреть маяк и потребовал, чтобы отыскали мальчонку.
– Хватит уже по темным углам отсиживаться, что крысенышу, пусть смотрит, запоминает.
После сытной еды он стал добрым, вальяжным, но и доброта, и вальяжность эти были показными. Август в этом не сомневался.
Мальчонка спрятался хорошо, искать пришлось долго, и с каждой потраченной на его поиски минутой Злотников мрачнел все сильнее. И куда подевалась его доброта?.. Беглеца нашли в конюшне, в стойле черного ретивого жеребца. Жеребец мотал головой, скалил крепкие зубы и к забившемуся в дальний угол ребенку никого не подпускал. Даже конюха. Но разве ж Злотникова когда-нибудь останавливала чужая ретивость? Он шагнул к жеребцу, крепкой рукой ухватил за гриву, потянул, заставляя подчиниться. И тот подчинился, признавая в человеке хозяина.
– Иди сюда! – На сына Злотников не смотрел, любовался жеребцом, ласково гладил по нервно подрагивающему крупу.
Мальчонка не послушался, лишь оскалился в ответ, ну точно звереныш. Где он жил все это время? Ясно ведь, что не с отцом. А Злотников больше тратить слова не стал, в мгновение ока он оказался перед волчонком, схватил за шкирки, дернул вверх, отрывая от земли. Поднял высоко, так, что синеющее от удушья лицо мальчонки оказалось прямо перед его лицом. Август подумал, что с таким отцом и враги не нужны. Пожалуй, Злотников своими руками под корень изведет собственный пока еще хилый род. И не понадобится ему вмешиваться, принимать пусть и очевидное, но все равно нелегкое решение. Убить ребенка не так и просто, пусть даже в жилах у него течет гнилая кровь. Может, и не придется.
– Когда я говорю, ты делаешь. – Голос Злотникова звучал ровно. – Ты меня слышишь? Если слышишь, кивни.
Не кивнул, вместо этого лягнул Злотникова ногой из последних своих угасающих сил и тут же снова отлетел в угол стойла. Там и затих, но сознание не потерял, смотрел на собравшихся с конюшне людей с лютой ненавистью.
– Хотел с собой взять. – Злотников потрепал снова разволновавшегося жеребца по холке. – Думал, маяк показать, а оно вот как получается. Вот что делает с ребенком отсутствие мужского воспитания. Ну ничего, перевоспитаем, вышибем дурь, если потребуется.
Как бы не вышиб дурь вместе с духом. Мальчонка-то совсем хилый. Впрочем, не Августа это дело.
– Забери. – Злотников обернулся к няньке. – Да запри где-нибудь до моего распоряжения.
Выполнять распоряжение Раиса не спешила, опасливо косилась на жеребца. Злотников все понял правильно, как и прежде, за шкирку, выволок брыкающегося мальчонку из стойла, велел пани Вершинской:
– Подберите комнату, чтобы запиралась на ключ. И не кормите. Не заслужил он обед.
Эмма Витольдовна молча кивнула, поманила няньку за собой.
– А сейчас мы с вами, Август Адамович, прогуляемся. – Злотников хлопнул в ладоши. – Вы же не возражаете против пешей прогулки? Покажете мне, как оно теперь на острове, расскажете, что случилось в мое отсутствие. А то рассказы до меня доходили престранные, – сказал и сжал руку Берга с такой силой, словно тот собирался сбежать.
Не собирался. Некуда ему бежать, да и незачем. Здесь, на Стражевом Камне, отныне его дом.
Шли медленно. Злотников подстраивался под суетливый шаг Августа, молчал, пока парадное крыльцо дома не скрылось из виду.
– Ну-с, рассказывайте, – велел, глядя на архитектора сверху вниз. И по взгляду этому было не понять, злится он или, наоборот, веселится.
Впрочем, Август ждал этого разговора и готовился, за обедом вон выпил целую бутылку вина, даром что вкуса не почувствовал, но ведь всем известно, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Или, как любил говаривать Злотников, пьяный старатель – болтливый старатель…
– Так о чем вы желаете узнать?
– Начните с Сиротина. Куда вдруг подевался мой управляющий? Что еще за темная история?
– А на этом острове все истории темные, вам ли не знать. – Август икнул и рукавом стер со лба пот.
– Дерзите, мастер Берг?
– И не думал даже, Сергей Демидович. Я уже не мальчик, чтобы дерзить. Да и не в том я нынче положении.
– Про положение это вы верно подметили. – Злотников усмехнулся. – Нынче вся ваша жалкая жизнь зависит исключительно от моего к вам расположения.
– Значит ли это, что правду вам говорить опасно?
– А это смотря какую правду. Куда подевался Сиротка?
– Пропал. – Август пожал плечами. – Может, сбежал, может, озерный змей его к себе прибрал, а может, зарыл его кто-нибудь на острове.
– Про змея вы мне байки не рассказывайте, я в них все равно не верю.
– А зря, Сергей Демидович, очень зря! Я же говорю, места здесь темные.
– Не темнее человеческой души, мастер Берг.
Фальшивая аллея закончилась круглой площадкой. Для чего и кто ее придумал, Август не знал и знать не желал. От площадки уходили две тропы, одна из них вела к маяку.
– Непорядок. – Злотников ступил на тропу. – Аллею надо продлить, чтобы соединяла маяк с замком. Что еще за глупость такая!
– Не моя глупость.
Август снова пожал плечами. Уж он-то дом с маяком соединил. Только не по земле, а под ней. Иногда ему хотелось спуститься в подземную пещеру, посмотреть, что стало с серебряным сердцем, не бьется ли. Теперь он не боялся ни подземелий, ни чудищ, в них обитающих. И сил, чтобы разбить замурованный вход, хватило бы. В пещеру с сердцем можно было зайти не из маяка, а по подземному переходу со стороны замка. Но что-то его останавливало. Нет, не трусость, а разумные опасения. Не стоит тревожить то, что с таким трудом, такой ценой удалось усмирить. Если понадобится, он сделает еще один подземный ход к башне. Есть у него такая возможность. И карта подземных дорог и подземных же пещер тоже имеется. У него нынче много удивительных вещей и удивительных знаний. Жаль, поделиться не с кем. Виктор скоро уедет, а Кайсы это неинтересно.
– Эй, – бесцеремонный шлепок по плечу вывел его из задумчивости, – кто его в землю закопал?
– Кого? – Как удобно, оказывается, быть пьянчужкой! Никто не воспринимает тебя всерьез. Даже твой заклятый враг.
– Сиротку. – Злотников улыбался, но улыбка его была настороженная. Все-таки что-то чуял.
– Был тут один татарин. – Тайбек бы его понял и простил. Никто лучше его не понимал Августа, его боль и его желание отомстить. Тайбек сам был таким же. – Говорили, что Сиротка со своими подручными убил его семью, жену и малолетних детей. – Сказал и замолчал.
А Злотников не удивился. Видно, многое знал о своем управляющем.
– Он и здесь лютовал. – А сейчас нужно сказать правду. Правда бывает полезнее лжи, прячет то, что нужно спрятать. – Я думаю, это он мою… Это он убил Евдокию. – Август замолчал. – Я почти уверен. Он ей угрожал.
– Так, может, это вы, мастер Берг, его в землю зарыли? – спросил Злотников, и в голосе его была насмешка.
– Зарыл бы. Если бы хватило духу. – Еще одна правда. Или полуправда? Сиротка, конечно, сволочь, но он исполнял приказы вот этого человека, который смотрит очень внимательно, кажется, даже с пониманием. – Но я всего лишь художник, а татарин тот хорошо с ножом управлялся. К слову, он тоже исчез почти сразу за Сироткой. Тут многие исчезли. Место такое…
– Я уже слышал про место. Достаточно! Если напугать меня думаете, так не трудитесь. Это мой остров. И править здесь будет не озерный змей, не мертвецы, здесь оставшиеся, а я!
– Змей уснул. – Август остановился, всматриваясь в серебряную полосу озерной воды. – Спокойно нынче на озере. Того, что еще совсем недавно творилось, больше нет.
– И с чего бы это он вдруг уснул? – Злотников тоже всматривался в даль, но смотрел не на воду, а на возвышающуюся над островом башню. Выражение лица у него было восторженное, как у мальчишки. Он думал сейчас не о приключившихся на Стражевом Камне смертях и бедах, а о своем великолепном будущем. Ну что ж, пусть…
– Отчего уснул? – переспросил Август. – Так не знает никто. Может, натешился, наигрался.
– Людскими жизнями? – На Августа Злотников глянул в жалостью, так, что сразу стало ясно – добровольно от такой власти не откажется ни один гад. Ни ползучий, ни тот, что о двух ногах. – Ответьте мне, мастер Берг, где Сироткины люди? – Злотников передернул плечами, словно стряхивая наваждение, пошагал к маяку.
– Кто где. Кто сбежал. Кто пропал. А кто и умом тронулся. Видели в конюшне рыжего бугая? Вот он повстречался с озерным змеем лицом к лицу, увидел, как тот его товарища под воду утащил, и все… тронулся умом.
– Мастер Берг, – Злотников обернулся, – поражаете вы меня своими рассказами. Ведь вы умный, образованный человек, а несете всякую чушь.
– Был. – Август улыбнулся. – И образованным, и умным, и неверующим, а теперь вот изменился. Страшно, знаете ли, стало жить.
– Оттого и пьете беспробудно?
– Пью. – Что ж отрицать очевидное? – Удивительный это остров, Сергей Демидович. Он одновременно и пугает, и притягивает.
А ведь Злотников его понял. Понял и согласился, хоть виду и не подал, а вслух сказал:
– Если хотите, чтобы я позволил вам остаться на острове, пить прекращайте.
– Так ведь я и раньше пил. Не мешало вам тогда мое пьянство.
– Пили. – Злотников кивнул. – Да вот только изменилось в вас что-то, мастер Берг, сломалось. А мне поломанные вещи ни к чему. Вы уж не обессудьте.
Вещи. Вот кто для него люди – всего лишь вещи. И если какая-то вещь сломается или перестанет приносить пользу, от нее избавятся, не задумываясь. Как избавились от Евдокии…
Кровь отхлынула от лица, а в сердце выкристаллизовалась холодная ярость. Злотников своим звериным чутьем снова что-то почуял, вот только понял неправильно.
– Не нужно так волноваться, мастер Берг, – сказал он с притворным участием. – А то вон аж испариной покрылись. Вас я ценю и таланты ваши очень уважаю. Даже дерзость вашу давнюю готов забыть, потому как кто не без греха? Так уж получилось, что я один у вас остался. Один-единственный. Вы только не разочаровывайте меня. Я страсть как не люблю разочаровываться.
– Как в Марии Саввишне? – спросил Август и чуть язык свой длинный не откусил.
Но Злотников не разозлился, лишь усмехнулся невесело:
– А вы людей видите насквозь.
– Было время, когда я верил, что вы ее любите.
– Верили? А я вот не верю в любовь. Нет ничего подобного, люди сами все придумали. Людям нравится обманываться. Вот вы, мастер Берг, разве любили Евдокию? Вы в работу влюблены, в башни свои, а женщина… С ней удобно. Гении, знаете ли, тоже хотят и еды вкусной, и одежи чистой, и бабьей ласки, коль уж на то пошло. Вот по этому всему вы скорбите, а не по жене. Тут я даже честнее вас, не корчу из себя ничего этакого. Мари моя жена, и факт этот я признаю, но закрыть глаза на ее женскую несостоятельность я не могу.
Разговор у них получался задушевный. Раньше-то Злотников делиться семейными тайнами не спешил. Накипело? Устал жить с нелюбимой женой? А впрочем, он ведь не верит в любовь.
– Мне нужен наследник, а она не может родить. – Злотников сжал и снова разжал кулаки. – К такой малости оказалась неспособная. Другие-то бабы как кошки плодятся, а моя…
– Мальчик…
– Да вы и сами догадались, что он мой сын. Да, незаконный, да, ублюдок, но мой. Кровь от крови… С матерью его у меня и амуров особых не было, так… пару раз всего. А она, гляди, понесла. И мне не призналась, побоялась, что заставлю от ребенка избавиться. Я бы и заставил. У меня тогда как раз на Мари виды появились. Зачем мне байстрюк! – Он посмотрел на Августа, словно ища у него понимания, и тот кивнул. – Думал, сладится все с кутасовской дочкой и стану я кум королям. Нарожает она мне детей. Ничего, что собой страшна, моя кровь сильная, горячая. А тут вот как все вышло. Богом данная жена – пустоцвет, а случайная девка от одного раза забрюхатела. Я, когда узнал, не поверил, но пришел на ублюдка посмотреть.
– Он на вас похож.
– Похож. – Злотников кивнул. – Оттого и не придушил прямо в колыбели, пожалел.
Пожалел ли? Разве знакома этому зверю жалость? Анечку он в озеро на верную погибель швырнул прямо на глазах у матери и не дрогнул. А тут жалость…
– Небось, думаете, чего это я с вами разоткровенничался? А потому, что вы должны понимать, с кем имеете дело, и если подлость какую за моей спиной удумаете, чтобы эти мои слова вспомнили. Если я младенца не пожалел, думаете, вас пожалею? Да и не поверит вам никто, коли вздумаете болтать. Я нынче человек уважаемый, а вы всего лишь никчемный пьяница.
– Не поверит, – согласился Август, и Злотников усмехнулся, ободряюще похлопал его по плечу.
– Но мы с вами не допустим никаких недоразумений. Ведь так? Сказать по правде, привязался я к вам. Кругом одни лгуны и лизоблюды, а вы можете и правду-матку в глаза. Иногда бывает полезно знать, что о тебе думают. Так что убивать мне вас не с руки, живым мне от вас больше проку.