- Хорошо. Со мной все хорошо.
- Ракель, скажи правду. Эрик преследовал тебя в лесу... ты вся дрожишь!
Кожа ее покрылась липким потом, но Ракель продолжала пронзительным голосом утверждать:
- Все хорошо!
Мы молча посмотрели друг на друга, потом она шепотом добавила:
- Бьянка, пожалуйста. Он меня не тронул. Так что со мной все хорошо.
Когда-нибудь она сможет мне обо всем рассказать, но не сегодня. Сегодня ее нужно уводить отсюда, причем быстро.
- Ладно, - сказала я. - Давай вернемся в школу.
- В жизни не думала, что буду рада возвращению в "Вечную ночь"! - Ракель рассмеялась каким-то ломким, прерывающимся смехом. Мы уже тронулись с места, но тут она остановилась. - Разве ты не собираешься позвонить в полицию, или учителям, или кому-нибудь?
- Мы все расскажем миссис Бетани, когда вернемся.
- Я могу позвонить прямо отсюда, у меня с собой мобильник. В городе он работал...
- Мы уже давно не в городе. Ты же знаешь, здесь нет сети.
- До чего глупо! - Она так дрожала, что ее зубы стучали. - Почему эти богатенькие сучки не велят своим мамочкам и папочкам заплатить за вышку?
"Потому что большинство из них не привыкли даже к обычным городским телефонам", - подумала я.
- Ну все, пойдем.
Ракель не дала мне обнять себя за плечи, пока мы шли в школу по замерзшему лесу, и все время крутила и крутила свой кожаный браслет.
Ночью, после того как она легла спать, я пошла к миссис Бетани в ее кабинет в каретном сарае. Учитывая ее пренебрежительное ко мне отношение, я предполагала, что директриса начнет сомневаться в моих словах, но этого не произошло.
- Мы об этом позаботимся, - сказала она. - Можете идти.
Я замялась:
- И это все?
- А вы думаете, что вам позволят обсуждать наказание? Может быть, самой его назначить? - Она выгнула бровь. - Я знаю, как поддерживать дисциплину в моей собственной школе, мисс Оливьер. Или вам хочется написать еще одно эссе, чтобы вспомнить?
- Я просто имела в виду... а что мы будем говорить остальным? Они захотят узнать, что случилось с Ракель. - Я уже видела красивое лицо Лукаса и слышала его вопросы о тех странностях, что происходят в "Вечной ночи". - Ведь она расскажет, что это был Эрик. Наверное, нам придется говорить, что это был грубый розыгрыш или что-нибудь в этом роде, да?
- Это звучит разумно. - Почему у нее такой веселый вид? Я поняла, в чем дело, как только миссис Бетани добавила: - Вы становитесь специалистом по обману, мисс Оливьер. Наконец-то прогресс.
Боюсь, что она не ошибалась.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Первый снегопад нас разочаровал - снега выпало всего полтора дюйма, он быстро растаял, а потом замерз, и все дорожки обледенели. Округа выглядела пятнистой и скучной, а желто-бурые холмы были увенчаны водянистыми слипшимися снежными глыбами. Чешуя и крылья у горгульи за окном моей спальни в башне украсились бисеринками льда.
- Меня это устраивает, - сказала Патрис, искусно заматывая шею ядовито-зеленым теплым шарфом. - И я так рада, что теперь чаще светит солнце!
- Ты хочешь сказать, что снова можешь на него выходить? - Перед Осенним балом меня ужасно раздражала бесконечная "диета" Патрис и остальных: как все вампиры, отказывающиеся от крови, они похудели и стали выглядеть более вампирически.
Кортни и вся клика ее обожателей много времени проводили на солнце; это ничуть не мешает сытому вампиру, но очень мучительно для голодного. Мне пришлось мириться с тем, что Патрис долгие часы проводила перед зеркалом, пытаясь разглядеть себя в нем, потому что ее отражение выцветало и выцветало, став почти невидимым. Мне показалось, что все они тогда стали гораздо стервознее, но с этой компанией толком и не поймешь.
Патрис догадалась, о чем я, и покачала головой, словно я ее раздражаю.
- Я прекрасно себя чувствовала после бала. И это стоило нескольких недель голодовки и необходимости прятаться в тени! Раньше или позже ты тоже поймешь, в чем прелесть самоограничения. - На ее круглых щеках появились веселые ямочки. - Но только не с Лукасом, да?
Мы долго смеялись над нашей общей шуткой. Я искренне радовалась, что мы с Патрис неплохо поладили, потому что, разрываясь между неприятностями, случившимися с Ракель, и грядущими экзаменами, я меньше всего нуждалась в дополнительных стрессах.
Экзамены нам предстояли жестокие. Я этого ожидала, но все равно сочинения для миссис Бетани не писались сами собой, а экзамен по тригонометрии не становился проще. Мама неожиданно проявила садистские наклонности, заставив нас вспомнить каждую мелочь, когда-либо упомянутую ею в классе; к счастью, мы сумели угадать, что темой основного эссе будет Миссурийский компромисс, потому что мама начала слегка подпрыгивать. "Надо полагать, Балтазар неплохо справится", - думала я, строча в тетрадке с такой скоростью, что пальцы сводило судорогой. Хотела бы я написать хотя бы вполовину так же хорошо, как он.
В эти последние недели я с головой окунулась в учебу не только из-за сложности экзаменов, но и потому, что занятия помогали отвлечься. Заставляя Ракель постоянно задавать мне вопросы, я отвлекала ее от мыслей о том, что едва не произошло тогда в лесу. Очень помогало и то, что миссис Бетани наказала Эрика: он буквально каждую свободную минуту проводил, оттирая щеткой коридоры, и при любой возможности кидал на меня разъяренные взгляды.
- Я не доверяю этому парню, - сказал однажды Лукас, когда мы проходили мимо Эрика.
- Тебе просто не нравится его характер. - В общем и целом я сказала правду, хотя мне были известны более основательные причины для того, чтобы не доверять Эрику.
Как мы ни старались отвлечь Ракель делом, она по-прежнему выглядела затравленной. Все ее прежние страхи усилились после нападения Эрика. Глядя на темные круги у нее под глазами, я понимала, что она не спит ночами, а однажды Ракель явилась в библиотеку с только что подстриженными волосами, причем было очевидно, что стриглась она сама, и весьма неаккуратно. Пытаясь вести себя тактично, я сдвинула учебники на край стола, чтобы дать ей место, и произнесла:
- Знаешь, в моем родном городе я часто стригла своих друзей...
- Я знаю, что эта стрижка выглядит отвратительно. - Не глядя на меня, Ракель бухнула свой рюкзак на пол. - И нет, я не хочу, чтобы ты или еще кто-то мне ее поправлял. Очень надеюсь, что она выглядит безобразно. Может, тогда он перестанет на меня пялиться.
- Кто? Эрик? - мгновенно напрягся Лукас.
Ракель плюхнулась на стул.
- А кто еще? Конечно Эрик.
До этой минуты я не догадывалась, что Эрик пялится не только на меня. Я помешала ему во время охоты; он твердо решил напиться крови Ракель, может быть... может быть, даже нанести ей серьезный ущерб.
Большинство вампиров никогда не убивают, говорили мама с папой. А вдруг Эрик - исключение из правила?
"Наверняка нет, - думала я. - Миссис Бетани не допустила бы такого в "Вечную ночь"".
Лукас быстро сменил тему, попросив у Ракель материалы по биологии, которую преподавал мой отец. Я взглянула на него и снова ощутила вожделение - или чувство собственности, всегда возникающее у меня в его присутствии. "Мой, - думала я. - Я всегда буду желать, чтобы ты оставался моим".
До сих пор мне казалось, что это эмоции, но, может быть, за ними кроется что-нибудь еще. Может, такая потребность объявить кого-то своей собственностью - это часть вампирской натуры, и поэтому она намного сильнее, чем человеческие желания?
Разумеется, Эрик не влюблен в Ракель, но если он испытывает по отношению к ней хотя бы десятую долю того же чувства собственности, что я к Лукасу, он ни за что на свете от нее не отстанет.
Тем же вечером в умывальной я снова наткнулась на Ракель. Она вытряхивала на ладонь то самое снотворное, что я ей когда-то советовала, - четыре или пять таблеток.
- Осторожней, - сказала я. - Не нужно так много.
Ракель придала лицу непроницаемое выражение.
- Или я никогда не проснусь? По мне, то не так уж страшно, между прочим. - Она вздохнула. - Поверь, Бьянка, этого недостаточно, чтобы кого-нибудь убить.
- Но больше, чем нужно, чтобы заснуть.
- Не с этим шумом на крыше. - Она бросила таблетки в рот, наклонилась, чтобы сделать несколько глотков воды прямо из-под крана, и вытерла рот тыльной стороной руки. - Они все еще там. И теперь гораздо громче. Все время. И я это не придумала.
Мне не понравилось, как это прозвучало.
- Я тебе верю.
Вообще-то, я сказала это только для того, чтобы не молчать, но Ракель широко распахнула глаза.
- Правда? Ты не просто так говоришь?
- Правда. Я тебе верю.
К моему потрясению, глаза Ракель наполнились слезами. Она их быстро сморгнула, но я-то знаю, что видела.
- До сих пор мне никто не верил.
Я подошла поближе.
- Не верил про что?
Она замотала головой, отказываясь отвечать, но, проходя мимо меня, легко прикоснулась к моей руке - всего на мгновение, но когда речь шла о Ракель, это можно было считать медвежьими объятиями. Понятия не имею, что у нее случилось в прошлом, но Эрик действительно страшно напугал Ракель. Может, он и не хотел заставлять ее страдать, но я подозревала, что Эрик принадлежит к тем, кому доставляет удовольствие видеть, как люди боятся.
К счастью, тут я могла кое-что сделать.
Ближе к ночи, много позже отбоя, я встала, надела джинсы, кроссовки и теплый черный свитер. Черная вязаная шапочка надежно скрывала мои рыжие волосы. Я подумала, не нанести ли черные полосы на щеки и нос, как делают грабители в кино, но решила, что это уже перебор.
- Идешь перекусить? - пробормотала в подушку Патрис. - Белки уже в зимней спячке. Легкая добыча.
- Я просто прогуляться, - возразила я, но она уже снова заснула.
Я влезла на подоконник. Ночь была холодной, но перчатки и свитер сохраняли тепло, так что я не дрожала. Встав на сук дерева, я вытянула руки, чтобы ухватиться за верхние ветки, и уперлась ногами в шершавый ствол. Сучья под моим весом затрещали, но не сломались. Через несколько минут я уже была на крыше.
В смысле - на крыше нижней части здания. В нескольких футах от меня в ночное небо устремлялась южная башня. Если задрать голову, можно было даже увидеть темные окна родительской квартиры. Напротив нее находилась громадная северная башня, а между ними - крытая дранкой и черепицей крыша главного здания, но не ровная плоская поверхность, а изогнутая под различными углами. Школа строилась медленно, веками, и не каждая новая пристройка совпадала с предыдущими. Крыша, блестевшая в лунном свете темно-синим, немного походила на бурное море с волнами, вздымающимися вверх и падающими вниз.
Я стиснула зубы, вскарабкалась на ближайший скат и поползла, стараясь производить как можно меньше шума. Если кто-нибудь выбрался наружу перекусить, не важно, заметит ли он меня. Однако если кто-то окажется на крыше по другому поводу, нужно, чтобы у меня было преимущество.
Я боялась до полусмерти, хотя и старалась убедить себя в том, что оснований для страха нет. У меня нет опыта стычек; если мне бросают вызов, я сразу хочу свернуться в клубочек. Но все-таки кто-то должен заступиться за Ракель, и похоже, только одна я и могу. Поэтому, не обращая внимания на дрожь, я упорно пробиралась вперед, пытаясь сообразить, где находится спальня Ракель. Должно быть, дальше по коридору отсюда. Наша с Патрис комната размещалась в южной башне, но Ракель такая роскошь недоступна. И кто-то мог стоять прямо над ее спальней, в нескольких футах над головой.
Обдумав все это, я стала пробираться дальше. К счастью, крыша не обледенела, поэтому я не скользила и не падала, поднимаясь на фронтоны и спускаясь с них, кое-где становясь на четвереньки. И все время внимательно прислушивалась к каждому звуку, пытаясь уловить шаги, слово, хотя бы дыхание. Мысль об опасности разбудила все мои темные инстинкты и обострила чутье. Я была готова к чему угодно, по крайней мере, мне так казалось. Когда до комнаты Ракель оставалось всего несколько футов, я услышала, как по крыше чем-то водят - медленно, с растяжкой. Там кто-то был. Кто-то хотел, чтобы Ракель это слышала. Я осторожно подтянулась на очередном крутом скате. Там, скорчившись в тени, стоял Эрик. Он сжимал в руке сломанную ветку и водил ею по черепице.
- Ты, - негромко произнесла я.
Эрик рывком выпрямился, торопливо запахнув длинное пальто. Интересно, что он делал другой рукой?
Почувствовав омерзение, нервничая, я больше всего хотела оттуда убежать, но не сдвинулась с места.
- Попался.
- Теперь мы оба нарушаем правила, - пробормотал он, оглядываясь по сторонам. - Ты не можешь заложить меня, не заложив и себя тоже.
Я подошла так близко, что вполне могла к нему прикоснуться. Со своим узким лицом и заостренным носом сейчас он сильнее, чем когда-либо, походил на крысу.
- Значит... значит, я заложу нас обоих.
- Великое, к чертям собачьим, дело! Нарушение комендантского часа. Ну и что? Все его нарушают. Никого это особенно не волнует.
- Ты здесь не для того, чтобы поесть. Ты издеваешься над Ракель.
Эрик кинул на меня полный отвращения взгляд, будто это не я, а что-то, на что можно наступить на тротуаре.
- Не докажешь.
Во мне вспыхнул гнев, приглушив страх. Все мышцы напряглись, и резцы полезли наружу, превращаясь в клыки. Реагировать как вампир означает никогда не отступать.
- О, правда?
Я схватила его за руку и сильно укусила.
У крови вампира совершенно не такой вкус, как у человеческой или любого живого существа. Она не насыщает. Это не еда. Это информация. Вкус вампирской крови сообщает тебе, что вампир чувствует в этот самый миг; ты и сам это чувствуешь, и в твоем сознании вспыхивают образы, только что мелькавшие в сознании того вампира. Этому меня научили родители и даже разрешили мне несколько раз проверить это на них. Однажды я спросила, кусали ли они так друг друга, но они ужасно смутились и тут же начали интересоваться, сделала ли я уроки.
Пробуя кровь родителей, я чувствовала только любовь, удовлетворенность и видела себя ребенком, гораздо более симпатичным, чем являлась на самом деле, и очень любопытным. Кровь Эрика оказалась совсем другой. Ужасом.
У нее был вкус негодования, ярости и невыносимой тяги отнять человеческую жизнь. Она была настолько горячей, что обжигала, и настолько злобной, что желудок у меня вывернулся наизнанку, отвергая и кровь, и Эрика. И в сознании возникла картинка, разраставшаяся с каждой секундой, как разгорается вышедший из-под контроля огонь: Ракель, какой ее хотел видеть Эрик - распростертая на своей постели, с разорванным горлом, пытающаяся сделать свой последний вдох.
- Ай! - Эрик отдернул руку. - Ты что делаешь?
- Ты хочешь ее погубить. - Меня трясло от увиденной жестокости, я с трудом сдерживалась. - Ты хочешь убить ее!
- Хотеть и сделать - разные вещи, - парировал он. - Думаешь, я здесь один такой, кому иногда хочется вонзить зубы в свежее мясо? Черта с два ты добьешься для меня наказания за это!
- Убирайся с крыши к черту. Ты сейчас уйдешь и никогда, никогда больше сюда не вернешься, а иначе я все расскажу миссис Бетани. Она мне поверит, и ты вылетишь из школы.
- Да пожалуйста! Меня от нее уже тошнит. Но перед уходом я заслуживаю хорошего обеда, тебе не кажется?
Эрик захохотал мне в лицо, и на один ужасающий миг я решила, что он кинется в драку. Но он спрыгнул с крыши, даже не схватившись за ветку дерева.
Никогда раньше я не испытывала такой тошнотворной ярости и надеялась, что больше никогда и не испытаю. При всей низости и мрачности "Вечной ночи" мне казалось, что я впервые увидела здесь настоящее зло.
"Ты веришь в зло?" - однажды спросила меня Ракель. Я сказала, что верю, да только до сих пор не знала, что это такое. Все еще дрожа, я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь взять себя в руки. Нужно хорошенько подумать обо всем, что здесь сейчас произошло, но пока я хотела только одного - убраться отсюда подальше.
Сделав несколько шагов, я съехала вниз по дальнему скату, вглядываясь в то место, куда спрыгнул Эрик. Нужно было убедиться, что он и в самом деле ушел. Но уже начав спускаться, я вдруг заметила чьи-то очертания в темноте - как тень под глубокой водой. Может быть, Эрик приходил не один?
- Стой! - воскликнула я. - Кто там?
Фигура медленно выпрямилась, и в лунном свете я увидела Лукаса.
- Лукас? Что ты тут делаешь?
Сказав это, я почувствовала себя полной дурой. Он пришел с той же целью, что и я, - проверить, не Эрик ли пугает Ракель.
Лукас ничего не ответил. Он смотрел на меня так, словно никогда не видел, а потом сделал шаг назад.
- Лукас?
Сначала я не поняла, но тут меня озарило. У меня все еще торчали клыки, а рот был окровавлен. Если он прятался там давно, то слышал, как я разговаривала с Эриком, и видел, как я его укусила...
Лукас знает, что я вампир.
В большинстве своем люди давно не верят в вампиров и не поверят, как бы сильно их ни убеждать. Но Лукаса не требовалось убеждать, потому что он смотрел прямо в лицо клыкастому вампиру с окровавленными губами. Он смотрел на меня как на незнакомку, нет, как на монстра.
Тайна, которую я хранила всю свою жизнь, раскрыта.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
- Подожди! - взмолилась я липкими от крови губами. - Не уходи. Я могу все объяснить!
- Не подходи ко мне! - Лукас стоял с белым лицом.
- Лукас... пожалуйста...
- Ты вампир!
Что еще я могла сказать? Мое новообретенное умение врать сейчас ничем не поможет. Лукас узнал правду, и скрывать ее я больше не могу.
Он пятился, спотыкаясь о черепицу, руки у него тряслись, хотя он пытался овладеть собой. Шок сделал его неуклюжим - это Лукаса-то, который всегда двигался четко и уверенно. Казалось, что он вдруг ослеп. Я хотела пойти за ним, чтобы не дать ему потерять равновесие и упасть, уж не говоря о других причинах. Но больше всего я хотела объясниться. Однако он не позволит помочь. Если я подойду, Лукас может запаниковать и убежать. Убежать от меня! Дрожа, я села на крышу, глядя, как он по ней пробирается. Он не осмеливался повернуться ко мне спиной до тех пор, пока не прошел половину пути до северной башни, к спальням мальчиков. Я обхватила себя руками, а по щекам текли слезы. Я боялась и стыдилась сильнее, чем когда-либо в своей жизни, даже сильнее, чем тогда, когда укусила его. Понял ли он уже, что в действительности произошло во время Осеннего бала и что именно я сделала ему больно? Если и нет, то скоро поймет.
И что мне теперь делать? Немедленно рассказать обо всем родителям? Они придут в бешенство, кроме того, им придется предпринять какие-то меры против Лукаса. Не знаю, что вампиры делают с людьми, узнавшими тайну "Вечной ночи", но подозреваю, что ничего хорошего. Сообщить миссис Бетани? Исключено. Можно попробовать разбудить Патрис и попросить совета у нее, но она, скорее всего, пожмет плечами, поправит свою атласную повязку на глазах и снова заснет.