Но Афина… Он все еще не знал, что пошло не так, где он совершил ошибку. Близнецы были созданы с предельной осторожностью, их гены изменили и улучшили, когда поместили в матку Глории, все изъяны были удалены.
Или он верил в это. Пока ум Афины медленно, спокойно и безвозвратно не слетел с катушек. Параноидная шизофрения. Непредвиденный недостаток.
Сев в комфортное и потертое кожаное кресло, Уэллс поставил бутылку коньяка на стол и взял копию диска, который сейчас смотрела дочь.
Фина снова смотрит его. Она наслаждается.
Афина не была одинока в этом; Уэллс тоже пересматривал его множество раз. Но не наслаждался; это не подходящее слово. Нет. Лучшее, более точное слово - боялся. Оно пугало и воодушевляло его. Но не доставляло наслаждения. Он вставил диск в дисковод.
Сделав еще глоток коньяка, Уэллс нажал кнопку воспроизведения. На мониторе появился коридор в тусклом зеленом свете ночного видения. В поле зрения появилась фигура - длинные темные волосы до талии извивались в воздухе, словно черные водоросли, пойманные в водный поток. Его крылья, черные и гладкие, изогнулись позади, полусложенные, когда он встал на колени и дотянулся до одной из фигур, съежившихся вместе на полу.
Голос, исходивший из компьютерных колонок, был низким и глубоким, с едва заметным европейским акцентом. Но точно так же, как и в первый раз, когда он слышал его, слова льдом прошлись по позвоночнику.
- Отомсти за свою мать. И за себя.
И С освобождается из рук говорившего, поднимается с пола, купаясь в тускло-красном свете аварийной лампочки, его тело напряжено, его захватывающее дух лицо измазано в крови. Он поднимается, словно бог из пепла, пылающий, прекрасный, ужасающий бог.
Уэллс нажал на паузу и налил себе еще алкоголя. Пока он не посмотрел диск, он считал покойного Элроя Джордана - психопата, сексуального садиста и серийного убийцу - самым большим успехом Плохого Семени. Но не теперь.
Красивый мальчик, который поднялся с пола на мониторе, затмил Джордана.
Улыбаясь, Уэллс налил еще выпить.
Глава 10
Голоса
Дамаск, Орегон
22 марта
- Эта больная старая корова все еще дышит? - спросила Афина.
Она сидела на диване, скрестив ноги, и смотрела в ноутбук, покоящийся на ее коленях. Лабораторный халат, надетый поверх джинсов, был измазан и забрызган кровью и другими жидкостями.
- Мать все еще дышит, да, - ответил Алекс, пинком закрыв за собой дверь, и поставил поднос с ночными лекарствами сестры на загроможденный кофейный столик.
- Хорошо. Я не хочу, чтобы она умерла до того, как я смогу убить ее.
- Вот это дух.
В комнате пахло смесью нагретой электросети и корицы, но под этим Алекс уловил запах чего-то, что воняло тухлыми яйцами и жжеными волосами. Он доносился из исследовательской лаборатории Афины.
- Как прошел твой эксперимент?
- Неудачно, - пробормотала Афина. - Мне нужно больше материала.
- Ладно, я позабочусь об этом. - Алекс сел на диван рядом с ней. - Что еще ты сегодня делала?
- Изучала кое-что. - Она рассматривала картинки на мониторе, переводя взгляд то вправо, то влево.
Было понятно, что она изучала Данте, вновь просматривая запись из медсанчасти. Он вздохнул:
- Нам надо поговорить.
- О чем? - Афина подняла взгляд. Искусственное освещение мерцало в ее глазах, как солнечный свет на глади воды, и на мгновение они показались полупрозрачными, цвета океана.
- О том, что будет дальше.
- Я слушаю, - сказала она, возвращая взгляд к монитору.
Алекс захлопнул ноутбук.
- Достаточно. Пора перестать изучать его. - Он забрал ноутбук, несмотря на сопротивление, и поставил его на кофейный столик.
- Но мне нужно его понять, - начала протестовать она. - Когда я смотрю, я ничего не вижу, кроме него, и я не знаю, что это значит.
- Ты устала, это все, - сказал Алекс. - Тебе нужно отдохнуть.
Темные синяки под глазами служили тому подтверждением и говорили о беспокойных ночах, проведенных ею без сна. Но ее видения всегда были правдивы, несмотря на то, спала она или нет, принимала лекарства или нет.
Видения, о которых Отец ничего не знал.
- Я должна выяснить, как распутать программирование Данте.
- Ты сможешь позаботиться об этом после того, как я привезу Данте домой. Давай, на свежий воздух. Лекарства. Двигай задницей.
Алекс схватил Афину за руку и резко поставил на ноги. Он провел ее через кухню и вывел через заднюю дверь. Он выпустил ее руку, только когда она села на качели на крыльце, затем сел рядом, дерево под ним уютно скрипнуло. Ее теплые и жесткие пальцы снова сплелись с его пальцами.
Алекс сделал глубокий вдох влажного воздуха соснового бора.
- Намного лучше.
- Если ты так говоришь.
Он заметил тень улыбки, промелькнувшую на губах его близняшки, и тоже улыбнулся.
- ТО, возможно, планирует убить Отца, - сказал Алекс, глядя в небо. Он наблюдал, как звезды зажигались одна за другой, как свечи в церкви. - Черт возьми, Бюро могло утвердить это уже после провала с Мур.
- А они знают, что Отец тот, кто дал Ронину наводку на Плохое Семя?
- Сомневаюсь. Это потребовало бы настоящей интеллектуальной работы.
- Что если они убьют Отца до того, как он научит тебя, как использовать Данте?
- Мы должны надеяться, что этого не случится, - сказал Алекс. Я вооружил отца, и уровень защиты высок, но… - он пожал плечами, - профессионал сможет обойти все это. Я много раз пытался заставить Отца уйти в подполье.
- Может быть, они отправят неумелого любителя или плохого стрелка вместо профессионала. Не похоже, что это мафия. Это правительство.
Алекс рассмеялся. Он наклонился и прижался лбом ко лбу сестры. Услышал ее тихие, непрерывные мысли: Видит ли Отец сейчас сны? О могуществе и богах? О том, кем ему никогда не стать. И о том, чего он никогда не должен иметь.
Мозг Афины отказывался молчать, отказывался отдыхать.
Алекс выпрямился, откинулся на качелях и стал раскачиваться назад и вперед, назад и вперед. Дерево скрипело, заглушая голоса в мыслях Афины. Ему не нужно было смотреть на нее, чтобы знать, что ее губам требуется делать усилие, чтобы поспевать за потоком в ее голове.
- Я думаю, что Данте не знает о роли Отца в его обработке, - сказала Афина. - Я думаю, что он не знает об Отце, пока.
- Это хорошо. Тогда он не будет ожидать нас.
- Что будет дальше?
- Я поеду в Сиэтл, - сказал Алекс. - Пробужу Данте, одурманю его, когда он закончит делать то, что должен, а затем привезу домой.
- Как ты собираешься подобраться к нему достаточно близко, чтобы ввести наркотик? - Афина посмотрела на него, ее светлые локоны упали на лицо, и она автоматически отбросила их назад.
- Выстрелю в него с дистанции. Предпочтительно в спину.
Алекс обдумал все, что прочитал о Данте, воспроизвел в сознании кадры, которые с одержимостью рассматривала его сестра.
Данте держит лицо Мур в ладонях. Его руки дрожат. Свечение синего цвета. Его волосы взвиваются, потрескивая от электричества.
Опасный.
- Аминь, брат, - прошептала Афина. - Но скоро он станет одним из нас. Мы дадим ему поиграть с Отцом, после того как восстановим воспоминания.
- Мы можем это сделать? Восстановить его воспоминания?
- Я не знаю, но должен быть выход…
- Если повреждения не слишком серьезны, - закончил Алекс.
- Зеленые воды воспоминаний, - голос Афины был низким и монотонным, ее пророческий голос. - Ему понадобятся зеленые воды.
Кожу Алекса стало покалывать, когда взгляд близняшки ушел в себя в поисках цели.
- Зеленые воды? Для Данте? Что ты имеешь в виду?
- Зеленый, зеленый, зеленый.
- Что еще ты видишь?
- Время старой коровы почти истекло, - пробормотала она.
- Ты это видишь? Смерть матери?
Афина засмеялась.
- Да, видение события ближайшего будущего. Я вижу подушку на ее лице и мои руки на подушке.
- Передозировка была бы проще, не так подозрительно.
- Ах, но и не так весело, Ксандр, и мне осталось так мало.
Алекс сжал руку своей близняшки и прослушал ее вертящиеся мысли: Подушка на ее лице, мое колено и руки на подушке. Добро пожаловать в ад, Корова. Позволь мне быть твоим провожатым.
Зови меня Аид.
Сумасшествие или божественность? Есть ли между ними разница?
Отец повозился с его генами и генами Афины, когда они были еще в утробе. Он хотел богов. Но поверил в свою неудачу.
Он ошибся. У него были его боги. Просто не такие, каких он планировал. Данте был не единственным, кто хранил секреты. Отец спроектировал Алексу и Афине дар телепатии, но ничего не знал об их других дарах.
- Да, да и да, - прошептала Афина. - Секреты. Божества. Вместе с Данте мы составим идеальную троицу - Сокрушитель, Советник и Создатель. Мы начнем новый век. После того как покараем грешников, конечно.
- Само собой, - согласился Алекс. - Не является ли это первым правилом руководства по Божествам и Небесным созданиям для Чайников?
- Болван.
- Спасибо, что сообщила.
Афина сжала его руку. Как всегда, ее прикосновение как-то дополняло его, замыкало круг. Он делился с ней тишиной, пока они качались вперед и назад.
Но для нее это не было настоящей тишиной. Нет.
Если бы только отец посвятил свои медицинские и исследовательские навыки тому, чтобы помочь Афине, вместо того чтобы сливать их в канализационную трубу, которой была его умирающая жена. Если бы только он не рассматривал Афину как испорченный проект, вместо того чтобы видеть в ней дочь.
Дочь, которая нуждалась в нем. Когда-то. Но не теперь.
Алекс сжал ее руку, затем отпустил.
- Время для твоих лекарств, - сказал он, вставая.
Все еще нашептывая, Афина встала на ноги. Ее взгляд был обращен в себя, потерянный в мыслях. Алекс открыл сетчатую дверь и повел свою близняшку в дом, провел ее в гостиную. Продолжая шептать, она опустилась на софу, автоматически скрестив под собой ноги.
Присев рядом с кофейным столиком, Алекс взял маленький бумажный стаканчик с лекарствами Афины - нейролептики, успокоительные, транквилизаторы - и аккуратно вложил ей в руку.
- Положи в рот и проглоти.
Афина поднесла стаканчик к губам, опрокинула в себя пилюли. Алекс вложил ей в руку бутылку с водой, и она покорно выпила. Он поднял шприц со снотворным.
Алекс посмотрел на сестру. Послушал ее пророчествующий шепот и задумался: сможет ли он удержать Афину под контролем, пока не прибудет Данте? Сможет ли сохранить ее баланс и спокойствие еще несколько дней? Она спала глубже во время безумия, и его ужасала мысль, что она может так глубоко погрузиться в бездну, что он больше не сумеет ее отыскать, не сумеет вернуть ее.
Засучив рукав на левой руке Афины, Алекс провел по месту для укола ватой, смоченной спиртом. Его нос сморщился от резкого запаха.
- Холоднохолоднохолодно, - шептала Афина.
- Прости. Я должен был предупредить тебя.
Еще несколько дней он сможет это делать - сохранять ее спокойствие. Он обязан - для них обоих. И достанет больше материала для ее экспериментов.
- Мне нужно, чтобы ты оставалась здесь, пока меня не будет, - сказал он. - Не ходи в основной дом и избегай Отца. Мне кажется, агенты ТО будут целиться только в него, но сопутствующий ущерб, как правило, допустим, если необходимо.
- Дадада.
- Если бы ты могла снова стать здоровой, - голос Алекса был низким и резким. - Если бы могла вернуться к карьере и всему, что пришлось оставить, ты бы сделала это?
- Ксандр.
Алекс посмотрел в глаза Афины. Ее взгляд казался более здравомыслящим, чем в последние годы.
- Я не больная, - сказала она мягко. - Я вижу гораздо четче, чем когда-либо. Меня не нужно лечить.
Что-то туго сжалось в груди Алекса. Он кивнул и, введя иглу в кожу сестры, нажал на поршень.
- Я никогда не покину тебя. Я обещаю, - прошептала Афина.
Алекс наклонился и коснулся губами лба близняшки. Она сказала слова, которые он жаждал услышать, но вместо радости, которую представлял - круг снова замкнулся, внутриутробная связь, которую она разрушила пять лет назад, чтобы защитить его, наконец, восстановилась - почувствовал только сильное отчаяние.
Ее обещание было пустым и за гранью ее возможностей.
Связь никогда не восстановится. Круг никогда не замкнется, не закроется в бесконечную петлю. Нет, пока Данте не починит ее неработающие нервные клетки и не успокоит грозовой шторм в ее гиперактивном мозгу.
Афина наклонила голову так, будто бы слушала - и Алекс знал, что так и есть - все идеи и мысли, гудящие в своем никогда не замолкающем разуме; она расцепила свои и его мысли.
- Есть еще что-нибудь, что нужно достать для тебя, пока буду вне дома?
От улыбки на щеках Афины появились ямочки.
- Мой Ксандр, - сказала она, затем хихикнула. Звук, который Алекс не слышал от нее в течение многих лет, девчачий, светлый и счастливый; он завертелся, словно колесо обозрения, в его сердце.
- Что смешного? - спросил он, ухмыльнувшись.
- Можешь найти копию руководства по Божествам и Небесным созданиям для Чайников?
Алекс рассмеялся.
- Вперед, давай наденем на тебя пижаму и отправим в кровать.
Он поднял ее с софы и взял на руки. Внезапный приступ скорби напал на него, когда она обвила рукой его шею. Она была слишком легкой, его богиня мудрости, жизнерадостная и дальновидная, непривязанная к земле. Он представил ее уплывающей от него, поднимающейся все выше и выше к полночному небу до тех пор, пока не исчезнет из виду.
Когда Алекс нес сестру в ванную комнату, шепот Афины, похожий на гуляющий в соснах ветер, наполнил коридор и уголки его сердца.
Глава 11
Хрупкое
Сиэтл, Вашингтон
22 марта
Энни нацелилась на помятые коробки, подписанные "ШЕННОН УОЛЛЕС". Она бы вышвырнула чертовы вещи из столовой, из вселенной, гребаный хоумран. Она замахнулась ломом, вкладывая в кусок стали каждую унцию своей силы, каждую грязную, гниющую частичку ненависти.
Краем глаза она уловила размытое движение и сильно ударила ломом, попав в плоть вместо картона. Из-за столкновения ее руки и плечи задрожали. Она полетела вперед, ударившись бедром о край стола, лом вырвали из рук. Ее взгляд упал на фотографии, разложенные веером на гладкой деревянной поверхности. Она посмотрела в невидящие глаза матери. На нее мертвую, свернувшуюся на земле, как какой-то гребаный отравленный Raid'ом таракан.
Твоя мать погибла в автокатастрофе. Она не вернется домой.
С гортанным криком Энни, бросившись на стол, смела все вниз - фотографии, бумаги, скатерть. Схватив одну из коробок с надписью: "ШЕННОН УОЛЛЕС", швырнула ее вместе с содержимым. Коробка ударилась о стену. Стекло разбилось вдребезги. Твердые как сталь пальцы схватили ее за плечо и развернули.
Черные волосы. Солнцезащитные очки. Белая кожа и горячие руки - одна держит лом, другая ее.
- Кто разозлил тебя, p’tite? - спросил Данте, бросив лом через комнату в открытое окно.
Отхаркнув, Энни плюнула в него. Плевок мерцал на его бледной коже. Подняв руку, он вытер лицо затянутым в латекс плечом. Усмешка искривила один уголок его рта.
- Хороший выстрел.
- Клянусь гребаным богом, я убью тебя, если не отпустишь!
- Тогда, полагаю, ты должна меня убить, потому что я не отпущу.
Энни, целясь кулаком в великолепное лицо Данте, ударяла вправо-влево- вправо, но каждый раз промазывала. Затем подняла колено, стараясь попасть в пах, но снова промахнулась.
- Черт побери, - прорычала она, - хватит двигаться!
Не в силах освободиться от хватки Данте, она решила изменить тактику и обмякла, упав в обморок на пол. Его пальцы соскользнула с нее, когда она падала.
Энни перевернулась на ковре, схватила острый кусок стекла и встала на колени. Она резанула осколком по испещренному шрамами запястью. Хлынула темная и густая кровь. Заметив сбоку какое-то движение, она взмахнула стеклом. Почувствовала, как обломок глубоко вошел в плоть, и ощутила медный запах крови. Было слышно, как Данте сделал глубокий вдох. Внезапно он упал перед ней на колени, его бледное лицо было напряжено, темный взгляд выражал решимость. Увернувшись, она попыталась подняться на ноги, но он предсказывал каждое ее движение. Она снова и снова махала стеклянным осколком, но тот только со свистом резал пустой воздух, выглядело так, словно Данте просто исчезал.
Затем его пальцы обхватили ее запястья, дернули, притягивая ближе. Осколок стекла наконец выпал из скользких от крови пальцев, и он крепко сжал ее. Энни ощутила, как мышцы свело от мощной хватки, и уступила. Ее ноги подкосились, а когда она рухнула в объятия Данте, то почувствовала себя легче воздуха, поддерживаемая успокаивающей магией текилы и кислорода, но она никогда не смогла бы взлететь достаточно высоко.
Кожа и латекс скрипнули, когда Данте сел на пол, укачивая ее на своих коленях.
- Я чертовски ненавижу ее, - прошептала она, свернувшись рядом с ним, рядом с его жаром.
- Я понял, - прошептал он.
- Я рада, что она мертва, - сумела произнести Энни сквозь сжатое горло. Ее сердце напоминало раскаленный узел в груди, сжигающий изнутри; огонь, который невозможно потушить, узел, который нет сил распутать.
Данте убрал волосы с ее лица.
- Хочешь рассказать мне почему?
- Нет. Тебя я тоже ненавижу.
- T’es sûr de sa?
Его запах окутывал ее, словно осень, словно Хэллоуин, - горящие листья, замерзшая земля и спелые яблоки.
- Что это значит?
- Это значит: ты уверена насчет этого?
- О. Ага, я уверена, что ненавижу тебя. Типа того.
- Хорошо, - сказал он. Затем начал петь своим мягким, хриплым и сексуальным голосом: - Laissez-faire, laissez-faire, ma jolie, bons temps rouler, allons danser, toute la nuit…
Энни не была уверена, пел ли он на французском или испанском, или гребаном каджуне, но мелодия успокаивала так же, как рука, поглаживающая ее волосы.
Закрывая глаза, она подумала, что мельком увидела черные крылья, выгибающиеся высоко позади Данте, низ которых мерцал темно-синим оттенком. Находясь в руках этого темного ангела, она слушала песню, и его голос обрушивался прохладным водопадом на ее гнев, тянул, словно ловкими пальцами, запутанный узел в ее сердце.
Энни открыла глаза и коснулась окровавленными пальцами бледного лица Данте. Кровь текла из одной ноздри, значит, один из ее ударов в конце концов достиг цели. Его кожа, казалось, горела. Она очертила его губы. Он вздрогнул и закрыл глаза, но продолжал петь.
- Si toi t’es presse et occupe, mon ami, courir ici, courir la-bas…
- Поцелуй меня.