- Я подумываю об ужине и кино, - говорит он.
- Ужин и кино - с удовольствием.
И мы не знаем, что еще сказать друг другу, мое сердце так быстро бьется, а мужчины засыпают последний слой земли на могилу Уолтера Прескотта.
- Мне бы хотелось…, - я указываю вверх по холму, на могилу моей собственной матери, на простое мраморное надгробие под осинами.
Кристиан кивает, засовывает руки в карманы и идет вниз к своему грузовику. Я смотрю, как он уезжает. Когда Кристиан исчезает с поля зрения, я поднимаюсь на холм, останавливаюсь на бетонной лестнице, которую так часто видела в моих видениях в прошлом году. В снегу кладбище выглядит по-другому: уродливее, холоднее, такое серое, пустынное место.
Я стою в течение нескольких минут, глядя на могилу моей мамы. Там пятна грязи в верхнем углу надгробия, которые я пытаюсь вытереть перчаткой, но у меня не получается их полностью стереть.
Некоторые люди приходят на кладбище, чтобы поговорить с человеком, который умер. Мне бы тоже хотелось это сделать, но как только я говорю "Привет, мама", чувствую себя так глупо. Она не здесь. Ее тело - возможно, но мне действительно не хочется думать о ее теле здесь, под землей и снегом. Я знаю, где она сейчас. Я видела ее в том месте, идущую в солнечном свете своей дорогой от внешнего края неба. Она не здесь, не в этой коробке, не под землей.
Интересно, когда я умру, меня тоже здесь похоронят.
Я иду к сетчатому забору на краю кладбища, сквозь него смотрю на заполненный снегом лес. И я чувствую, что что-то изменилось, знакомая грусть, и я знаю, кто присоединился ко мне.
- Выходи, - говорю я, - Я знаю, что ты там.
Некоторое время стоит тишина, прежде чем я слышу шаги по снегу. Семъйяза выходит из-за деревьев. Он останавливается в нескольких шагах от забора, и я чувствую дежавю. Я ставлю ментальную стену между нами, чтобы он не мог забраться ко мне в голову. Мы уставились друг на друга.
- Что ты здесь делаешь, Сэм? - спрашиваю я. - Чего ты хочешь?
Он негромко откашлялся. Держит руку в кармане длинного кожаного плаща, и я задаюсь вопросом, не теребит ли он браслет, который я дала ему, браслет моей матери, единственное, что у него осталось от нее.
- Зачем ты отдала мне его? - после долгой паузы спрашивает он. - Она тебя попросила?
- Она просила одеть их на похороны.
Он наклонил голову. - Впервые это было во Франции, - сказал он. - Она когда-нибудь рассказывала тебе? - Он улыбнулся, посмотрел вверх, и что-то живое было в его взгляде. - Она работала в больнице. В тот момент, когда я увидел ее, то уже знал, что она нечто особенное. Она была божественна во всем.
Что ж, вот оно. Он хочет рассказать мне о моей маме. Я должна была бы остановить его, сказать, что мне не интересно, но это не так. Мне любопытно узнать, что тогда произошло.
Он приблизился к забору, и я услышала слабое потрескивание его серого электричества, проходящего через метал. - Однажды, она с другими медсестрами пошла к пруду на краю города, чтобы можно было поплавать в нижнем белье. Она смеялась над чем-то, что сказала одна из девушек, но почувствовав мой взгляд - посмотрела на меня. Увидев меня, другие девушки кинулись к своей одежде, но она осталась на месте. В то время, у нее были каштановые волосы, потому что она их перекрасила, а длина была короткой, как для женщины, волосы касались подбородка, но мне нравилось, так как я мог любоваться ее шеей. Она подошла ко мне. Я помню, что от нее шел аромат небес и роз. Я не мог пошевелиться, веришь, так странно себя чувствовал, а она ухмыльнулась и полезла в мой передний карман, где у меня всегда была пачка сигарет, для виду, она взяла одну и вернула пачку на место, сказав: "Эй, мистер, можешь быть полезным и дать мне огоньку?" Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что она хочет, чтобы я помог поджечь сигарету, но у меня, конечно же, не было зажигалки, о чем я ей и сказал, на что она ответила: "Ну, тогда всего тебе хорошего, не так ли?" Развернулась и оставила меня одного.
Похоже, он был очарован воспоминаниями о ней, но мне это не нравилось. Это не была мама, которую я знаю, это была дерзкая брюнетка, курившая сигареты, и которой он был так увлечен.
- Это было задолго до того, как она опять со мной заговорила. И еще спустя какое-то время, прежде чем она позволила себя поцеловать….
- Почему ты вдруг решил, что мне интересно все это слушать, - прервала я его.
Уголок его рта приподнялся в хитрой улыбке. - Я думаю, что ты очень на нее похожа.
Холодный воздух скользнул вверх по моему рукаву, прошелся вдоль моей руки, и я плотнее закуталась в свое пальто. По эту сторону забора я в безопасности. На освященной земле. Но когда-то мне придется уйти отсюда.
- Расскажи мне историю о ней, - говорит он. - Что-то небольшое. - Он спокойно смотрит на меня своими золотыми глазами. - Что-то новое.
Я нервно вздыхаю. - Вот почему ты преследуешь меня? Из-за историй?
- Расскажи мне, - говорит он.
Мои мысли мечутся, пытаясь определить, что же ему предложить. Конечно, у меня много воспоминаний о моей маме, случайных и глупых: временами, когда я была сердита на нее, за то, что она резко переставала быть моим лучшим другом и становилась моей матерью, устанавливала границы, наказывала меня, когда я их нарушала, были и нежные моменты, когда я знала, что она меня любит больше всего на свете. Но ни одним из них я не хотела делиться с ним. Наши истории не принадлежат ему.
Я качаю головой: - Ничего не приходит в голову.
Его взгляд темнеет.
Он не может тронуть меня здесь, говорю я себе. Он не может тронуть меня. Но, я все еще дрожу.
- Все в порядке, - говорит он, как будто я поступаю эгоистично, но это ничего не меняет; в конце концов, я всего лишь человек. Его тон меняется, становится небрежным. - Может быть, у тебя появится желание пообщаться в другой раз.
Я серьезно сомневаюсь в этом.
- Ты узнала о тайне? Чтобы это ни было, твоя мама хранила ее от тебя? - спросил Сэм, как будто мы говорили о погоде.
Я старалась, чтобы мое лицо ничего не выражало, чтобы мои мысли остались неизвестными, мой тон же был таким же небрежным, как и его, когда я говорила:
- Я не знаю, о чем ты говоришь.
Он улыбнулся. - Ты знаешь, - сказал Сэм, - В противном случае, ты бы так не старалась держать меня на расстоянии.
Значит, он знал, что я его блокирую. И все же, мне интересно, может ли он узнать, о чем я думаю, в любом случае, Сэм может слышать бешеный ритм моего сердца, мое учащенное дыхание, мой страх, который как кислый запах сочиться из моей кожи.
Я беспомощно качаю головой. Начать с ним разговор было плохой идеей. Почему я вдруг решила, что могу с ним справиться?
Я повернулась, чтобы уйти.
- Подожди, - говорит он прежде, чем я делаю пару шагов. - Тебе не нужно меня бояться, пташка, - сказал он, подходя настолько близко, насколько позволяла решетка. - Я не причиню тебе вреда.
Я стояла спиной к нему. - Ты же лидер Смотрителей, да? Разве это не входит в твои обязанности - причинять мне боль?
- Больше нет, - отвечает он. - Если тебе так интересно, то я был… понижен, если это можно так назвать.
- Почему? - спрашиваю я.
- Мы с братом разошлись во мнениях, - говорит он осторожно, - относительно твоей матери.
- Твой брат?
- Он тот, кого ты действительно должна бояться.
- Кто он? - спрашиваю я.
- Азаэль.
Имя звучит знакомо. Кажется, Билли как-то его упоминала.
- Азаэль ищет Триплов, - продолжает Семъйяза. - Он всегда воображал себя коллекционером красивых женщин и сильных мужчин с ангельской кровью, особенно тех, у кого была особо высокая концентрация этой крови. Он считает, что тот, кто сможет контролировать Триплов, получит больше шансов победить в грядущей войне, и таким образом - он хочет владеть ими всеми. Если он узнает, кто ты на самом деле, то он не успокоится, пока не подчинит тебя своей воле, или же он просто тебя уничтожит.
Я поворачиваюсь, слова, если он узнает, кто ты на самом деле резонируют в моей голове. - Это все очень занимательно, Сэм, но я понятия не имею, о чем ты говоришь. Секрет моей матери, - я заставила себя посмотреть ему в глаза, - был в том, что она умирает. И это уже не новость.
При слове умирает, даже через эмоциональную стену, что я воздвигла между нами, я почувствовала исходящий от него импульс отчаяния, но его поведение при этом не изменилось. Вообще-то, он улыбался.
- Ох, какую запутанную паутину мы ткем, когда только начинаем практиковаться в искусстве лжи, - говорит Сэм. - В любом случае….
Я понимаю, что нахожусь в безысходном положении сейчас. Я не могу уехать. Приехав сюда с Билли, я намеревалась улететь отсюда, но он всегда может превратиться в птицу и последовать за мной.
- Конечно, у меня с самого начала возникли подозрения по поводу тебя, - спокойно продолжал он, словно я не пыталась его блокировать. - Я никак не мог понять, что же тогда произошло в лесу. Ты сопротивлялась мне дольше, чем была на то способна. Непонятно как, но ты выпрыгнула из ада на землю. Ты вызвала сияние. Превзошла меня. - Он качает головой, как будто я дерзкая, но очаровательная маленькая девочка.
- Это сделала моя мама, - отвечаю я, надеясь, что он поверит.
- Твоя мама могла делать многие вещи, - говорит он. - Она была красива, сильна, она была полна огня и жизни, но при всем этом, она была простым Димидиусом. Она не могла пересекать миры. Только Трипл способен на это.
- Ты ошибаешься, - я пыталась, но так и не смогла избавиться от дрожи в моем голосе.
- Я не ошибаюсь, - говорит он тихо, - Майкл твой отец, не так ли? Счастливый ублюдок.
Он просто продолжал говорить, и чем больше он лепетал, тем больше я рисковала все ему рассказать.
- Ладно, хорошо, это было действительно замечательно, но я замерзла и у меня еще есть дела, - опять отворачиваюсь от него, и иду вглубь кладбища.
- Где сейчас твой брат, Клара? - зовет он меня. - Знает ли он, что у него настолько хорошая родословная?
- Не смей говорить о моем брате. Оставь его в покое. Клянусь …
- Тебе не нужно клясться, дорогая. Я не интересуюсь парнем. Но, как я сказал, есть другие, которых может заинтересовать его увлекательное происхождение.
Мне кажется, что он пытается меня шантажировать. Я останавливаюсь.
- Что ты имеешь в виду? - я бросаю на него взгляд через плечо.
- Я хочу, чтобы ты рассказала мне историю.
Он сумасшедший. Я разочарованно вскидываю руки, и пробираюсь дальше сквозь снег.
- Все в порядке, - говорит он, посмеиваясь, - В другой раз.
Мне даже не нужно было оборачиваться, я и так знала, что он превратился в птицу.
- Кар, - говорит он мне, насмешливо, проверяя.
Сумасшедшие долбанные ангелы! Чувствую, как я расстроена, сейчас расплачусь. Я пинаю снег под ногами, отбрасывая клочок мокрой, черной земли, хвои, гнилых листьев, сухой травы, кусочков щебня. Я наклоняюсь и поднимаю небольшой камень, гладкий и темный, как будто он лежал где-то на дне реки. Я верчу его в руках.
- Кар, - говорит Семъйяза в облике ворона.
Я швыряю камень в него.
И это хороший бросок, из тех, за которые берут в женскую сборную по софтболу в Стэнфорде. Этот бросок не был человеческим. Он рассекает воздух, как пуля, летит над забором, прямо в назойливое Черное Крыло. Моя цель достигнута.
Но бросок не навредил ему.
Камень попал в ветку, которая сейчас была пуста, и тихо упал в снег на травяном покрове. Я снова одна.
Пока.
Я с нетерпением жду, когда смогу разжечь огромный огонь в камине, приготовить что-нибудь поесть для меня и Билли, и, может быть, повесить некоторые рождественские украшения, позвонить Венди, узнать, может быть, она хочет пойти в кино или что-то в этом роде. Мне нужно немного нормальности. Но, сначала я останавливаюсь в продуктовом магазине.
Именно там, посреди стеллажей с выпечкой, я сталкиваюсь с Такером.
- Привет, - выдохнула я. Я проклинаю свое глупое сердце, за то, что оно так стучит, когда я вижу его, стоящего там в белой футболке и дырявых джинсах, держащего в руках корзину с зелеными яблоками, лимоном, упаковкой масла и пакетом сахара. Его мама будет печь пирог.
Он с минуту смотрит на меня, как бы решая, стоит ли говорить со мной, или нет.
- Ты ужасно одета, - в конце концов, говорит он, осматривая мое пальто и черное платье, высокие черные ботинки, то, как мои волосы собраны в аккуратный шиньон на моей макушке. На его лице появляется насмешливая улыбка. - Дай-ка угадаю: ты магически телепортировалась с некой причудливой Стэнфордской вечеринки и не можешь вернуться обратно?
- Я вернулась с похорон, - отвечаю я жестко, - С Аспен-Хилл.
Он сразу же берет себя в руки. - Чьих?
- Уолтера Прескотта.
Он кивает. - Я слышал об этом. Инсульт, ведь так?
Я не отвечаю.
- Или не инсульт, - предполагает он, - Он был одним из твоих людей.
Моих людей. Мило. Я начинаю уходить, потому что это мудрый поступок - просто уйти, не цепляться к нему, - но потом я останавливаюсь, оборачиваюсь. Ничего не могу с собой поделать.
- Не делай этого, - говорю я.
- Не делать чего?
- Я знаю, ты злишься на меня, я понимаю, почему все именно так, я понимаю, правда, но тебе не обязательно быть таким. Ты был добрейшим, самым милым и порядочным человеком, которого я когда-либо знала. Не будь придурком из-за меня.
Он смотрит в пол, тяжело сглатывает. - Клара…
- Прости, Так, я знаю, мне не стоило этого говорить, но мне правда жаль. За все, - я развернулась, чтобы уйти. - Буду держаться от тебя подальше.
- Ты не позвонила, - говорит он прежде, чем я успела убежать.
Пораженная, смотрю на него. - О чем ты?
- Этим летом. Когда ты вернулась из Италии, перед поездкой в Калифорнию. Ты была дома в течение двух недель, не так ли? И ты не позвонила. Ни разу, - с осуждением в голосе говорил он.
Из-за этого он расстроен?
- Я хотела, - говорю я, потому что это правда. - Я была занята, - добавляю я, так как это ложь.
Он улыбается, гнев исчезает с его лица, становится своего рода разочарованным.
- Мы могли бы поболтать, прежде чем ты уехала.
- Прости, - бормочу я снова, так как не знаю, что еще сказать.
- Это просто… Я подумал, может быть, мы бы могли быть…., - он прочищает горло, прежде чем говорит это слово, - Друзьями.
Такер Эйвери хочет быть моим другом.
Сейчас он выглядит таким уязвимым, глядя на свои ботинки, из-за загара его уши слегка покраснели, а плечи напряжены. Я хочу подойти и положить руку ему на плечо. Хочу улыбнуться и сказать: Конечно. Давай будем друзьями. Я хочу быть твоим другом.
Но, я должна быть сильной. В первую очередь, я должна помнить, почему мы расстались: чтобы у него была жизнь, в которой он бы не подвергался нападению падших ангелов в конце свидания, где бы он мог целовать свою девушку без ее буквального зажжения, как бенгальского огня на четвертое июля, где бы он оставался в неведении. Ему нужен кто-то нормальный. Кто-то, кто будет вместе с ним стареть. Кто-то, кого бы он мог защитить так, как мужчина защищает женщину, а не наоборот. Кто-то, но не я.
В смысле, еще пять минут назад меня шантажировало Черное Крыло, Ради Бога. На меня охотится падший ангел, который хочет добавить меня в "коллекцию". Я собираюсь сражаться. Возможно, умру.
Делаю глубокий вдох. - Не думаю, что это хорошая идея.
Он смотрит на меня. - Ты не хочешь быть друзьями?
Я стараюсь не встречаться с ним взглядом. - Нет. Не хочу.
На этот раз, я рада, что он не может прочитать мои мысли, как это делает Кристиан. Он не знает, как много я думаю о нем, как мечтаю о нем, даже несмотря на все это время - мое сердце все еще болит при виде него, как хочу коснуться его, услышать голос. Он не видит, что мы не можем быть друзьями. Он не видит, что каждую минуту, которую я провожу с ним, мне бы хотелось, чтобы он меня обнимал. Я помню его губы на моих.
Я никогда, никогда не смогу относиться к нему, как к другу.
Я все делаю правильно, говорю я себе. Я все делаю правильно. Я все делаю правильно. Он должен жить своей жизнью, а я своей.
Его челюсть сжимается. - Все в порядке, - говорит он, - я понял. Между нами все кончено. Ты движешься дальше.
"Да" - так я должна ответить ему. Но я не могу заставить себя выговорить это слово.
Он кивает, сжимает руки так, как будто в них ковбойская шляпа, которой у него сейчас нет. - Я должен идти, - говорит он. - У меня еще осталась работа на ранчо.
Он идет к концу прохода, потом останавливается. Есть что-то еще, что он хочет мне сказать. Я задерживаю дыхание.
- Пусть у тебя будет прекрасная жизнь, Клара, - говорит он. - Ты этого заслуживаешь.
Мои руки сжимаются в кулаки, и я смотрю, как он уходит.
Как и ты, думаю я. Как и ты.
ГЛАВА 9. БЕГИ, БЕГИ, ТЫ - ДЕМОН
- Ты отвлекаешься, Клара, - говорит папа. - Тебе нужно сосредоточиться.
Я опускаю свою часть метлы, тяжело дыша. Мое плечо болит в том месте, куда меня только что ударил Кристиан. Мы тренировались на моем заднем дворе в Джексоне по щиколотку в снегу последние полчаса, и до сих пор это было неплохо. Я ударила его, он ударил меня. Хотя его последний удар был ошеломляющим.
Кристиан посмотрел на меня с чувством вины, которое засело в его золотых в крапинку глазах.
- Ты в порядке? - тихо спросил он. - Мне очень жаль.
- Все хорошо. Мы договорились, что не будем буксировать наши удары, я оставила себя открытой, так что ты должен был этим воспользоваться, - я подвигала рукой, поморщившись, а затем повернула голову вправо-влево, растягивая.
- Мы можем прерваться на минуту? Мне нужна передышка.
Папа нахмурился. - У нас нет на это времени. Ты должна тренироваться.
Это уже пятый раз, когда мы занимаемся вместе - я, папа и Кристиан - и с каждым разом папа становится все напряженней, словно у нас нет никакого прогресса. Он работал с нами как сумасшедший всю неделю, но зимние каникулы почти закончились, и у нас не будет столько свободного времени на тренировки, когда мы вернемся в школу. Для начала, мы должны перестать работать с метлами и швабрами. Пришло время заняться чем-то стоящим.
- Я думала, для тебя не существует такого понятия как время. - Я старалась не ныть. - Пойдем. Мне нужен горячий шоколад. Мои ноги замерзли.
Папа вздыхает и пересекает двор, становясь между мной и Кристианом. Он положил руки мне на затылок, прямо под волосами, затем, проделал тоже самое с Кристианом. У меня даже не было возможности спросить, что он делает, прежде, чем я почувствовала толчок в животе и мир растворился в ярко-белом свете, а когда он исчезает, мы оказываемся на пляже. Он выглядит, как какой-нибудь необитаемый остров из фильма: идеальный белый песок и голубая вода, никого вокруг, только несколько любопытных чаек.
- Святое дерьмо, папа, - я с трудом дышала. - В следующий раз попробуй сначала предупредить.
- А сейчас, - говорит он, хлопая в ладоши. - Снова.