- Я человек лишь на треть. - Он смотрит на меня, словно пронизывая взглядом, изучая мою человечность. - А это довольно небольшой кусок пирога. Почему это должно определять меня?
Я скрещиваю руки на груди, дрожа, хотя в помещении тепло. - Джеффри, - тихо говорю я. - Мы не можем просто убегать от проблем.
Его передергивает, и он устремляется к двери. - Было ошибкой, прийти сюда, - ворчит он, а я думаю: "Зачем он пришел? Почему решил увидеться со мной?"
- Постой. - Я иду за ним, хватаю его за руку.
- Клара, отпусти. Мне надоели эти игры. Я покончил со всем этим. Я не хочу, чтобы еще кто-то снова указывал мне, что делать. Я буду делать то, что посчитаю нужным.
- Прости меня! - я останавливаюсь, делаю вдох. - Прости меня, - снова пытаюсь я, уже спокойнее. - Ты прав. Я не могу тобой командовать. Я не…
"Мама", - думаю я, но не мог это произнести. Я отпускаю его руку и делаю пару шагов назад. - Мама знала, - наконец говорит он. - Она знала, что я собирался сбежать. - Я удивленно смотрю на него. - Откуда?
Он усмехается. - Она сказала, птичка на хвосте принесла.
Это звучит точно так, как сказала бы мама. - Она была немного раздражающей, да?
- Да уж, этакая всезнайка. - Он улыбается, но в улыбке проскальзывает боль. Это разбивает мне сердце. - Джеффри… - мне хочется рассказать ему про небеса, что я видела маму, но он не дает.
- Суть в том, что она знала, - говорит он. - Она даже немного подготовила меня к этому.
- Но, может, я могла бы…
- Нет, мне не нужно, чтобы ты снова рушила мою жизнь. - Он выглядит смущенным, словно только что понял, как грубо это прозвучало. - То есть, я должен справиться сам, Клара. Ладно? Но я в порядке. Я пришел, чтобы сказать тебе это. Не стоит волноваться. Все хорошо.
- Окей, - бормочу я, голос становится глухим. Я прочищаю горло, беру себя в руки. - Джеффри…
- Мне пора возвращаться, - говорит он.
Я киваю, как будто это совершенно очевидно, что в пять утра ему куда-то нужно. - Тебе нужны деньги?
- Нет, - говорит он, но ждет, пока я бегу в комнату за кошельком и берет все, что я протягиваю.
- Звони, если тебе что-то понадобится, - говорю я командным тоном. - Я серьезно. Звони.
- Зачем? Чтобы ты могла мной командовать? - говорит он, но это звучит по-доброму.
Я провожаю его до входной двери. На улице свежо. Я беспокоюсь, что он без пальто. Я беспокоюсь, что сорока двух долларов, которые я ему дала, не хватит, чтобы обеспечить ему пищу и безопасность. Я беспокоюсь, что никогда больше его не увижу.
- Осталось только отпустить мою руку, - говорит он. Я разжимаю пальцы. - Джеффри, подожди, - говорю я ему вслед.
Он не останавливается и не оборачивается. - Клара, я позвоню тебе.
- Только попробуй не позвонить, - кричу я.
Он заворачивает за угол здания. Я жду всего три секунды прежде, чем побежать за ним, но, когда я сказываюсь на месте, он уже исчез.
Эта дурацкая ворона наблюдает за мной на уроке счастья, расположившись на ветке прямо напротив окна. Я сейчас должна медитировать, что значит мне приходится сидеть и выглядеть так, словно я расслабляюсь вместе с еще шестью десятками студентов, застывших на полу в различных позах, и избавляюсь ото всех мыслей, что не соответствует действительности, потому что в таком случае я начну светиться, как та штука в солярии. Мои глаза должны быть закрыты, но я открываю их, чтобы убедиться, что птица все еще здесь, и каждый раз, когда я проверяю, она смотрит сквозь стекло прямо на меня своими насмешливыми желтыми глазами, словно спрашивая: Ну, и что ты теперь будешь делать?
"Это совпадение", - думаю я. Это не та же самая птица. Не может быть. Она выглядит в точности как та, но не все ли вороны одинаковы? Что ей надо?
Это определенно добавляет еще одну помеху на пути к моему душевному равновесию.
- Прекрасная работа, друзья, - говорит доктор Велч, поднимая руки над головой. - У вас есть несколько минут, чтобы оставить комментарии в наших журналах благодарности, а затем мы начнем обсуждение.
"Пошла прочь, - думаю я на птицу. - Окажись не Черным Крылом. Будь просто глупой птицей. Я не хочу сталкиваться с Черным Крылом прямо сейчас".
Она задирает на меня голову, каркает и улетает.
Я делаю глубокий вдох и выдыхаю. Это паранойя, повторяю я себе. Это всего лишь птица. Это всего лишь птица. Хватит себя накручивать.
"Я благодарна, что медитации закончились", - пишу я в своем журнале. Просто чтобы поворчать.
Парень рядом со мной заглядывает мне в тетрадь, видит, что я нацарапала и фыркает.
- Мне это тоже не очень удается, - говорит он. Знал бы он. Но я улыбаюсь и киваю.
- Ты Клара, да? - шепчет он. - Я помню тебя с той идиотской игры для знакомства, в которую мы играли в первый день.
Доктор Велч прочищает горло и многозначительно смотрит на нас, что значит, сейчас вы должны благодарить, а не болтать.
Парень ухмыляется и слегка разворачивает тетрадь, чтобы я могла прочесть, что он пишет. "Меня зовут Томас. Я благодарен, что это занятие прошло/провалилось".
Я улыбаюсь и снова киваю. Я уже знала, как его зовут. Про себя я назвала его Сомневающимся Томасом, потому что у него возникают вопросы по поводу всего, что говорит доктор Велч. Например, на прошлой неделе доктор Велч сказал, что мы должны перестать гоняться за материальным, а работать над тем, чтобы быть довольными собой, Томас поднял руку и сказал что-то вроде: - Но если мы удовлетворимся тем, что у нас есть сейчас, никто не будет стремиться к большему. Конечно, я хочу быть счастливым, но я пришел в Стэнфорд не за счастьем. Я пришел, потому что хочу стать лучшим.
Такой скромный парень.
Мой сотовый вибрирует и доктор Велч снова на меня смотрит. Я жду несколько минут и лезу в карман. Это смс от Анжелы, она просит меня прийти к Мемориальной Церкви.
После занятий я спешу к главной лестнице библиотеки Мейер, где проходят уроки счастья, Томас кричит мне вслед. - Эй, Клара, стой! - У меня нет на это времени, но я останавливаюсь. Я нервно сканирую небо на наличие загадочной вороны, но не нахожу ничего необычного.
- Эээ, ты не…, - теперь, когда мое внимание приковано к нему, Томас медлит, словно забыл, что хотел сказать. - Не хочешь перекусить? За Трессидером есть место, где готовят прекрасные куриные буритос. Они добавляют туда рис и picodegallo…
- Я не могу. Мне нужно кое с кем встретиться, - перебиваю я прежде, чем он начнет разглагольствовать о буритос, которые невероятно вкусные - это правда. Но мне нужно кое с кем встретиться, кроме того, мне ужасно не хочется никуда идти с Сомневающимся Томасом. Это точно.
Он мрачнеет. - Ну, тогда в другой раз, - говорит он и пожимает одним плечом, мол, не очень-то и хотелось, но я чувствую исходящие от него уколы задетого самолюбия и вибрации в духе "что она о себе возомнила", благодаря которым я уже не чувствую себя такой виноватой из-за отказа.
Смс Анжелы - "Встретимся в мем. Цер. В 5.30. Важно" - вынуждает меня бежать через арочные своды аркады, мои шаги эхом отражаются от каменного пола. Ее видение показывает Стэнфорд, в конце концов, это главная причина, почему мы все здесь, так что важно может быть невероятно значимо. Я смотрю на часы - пять тридцать пять - и несусь через двор, не замедляясь, чтобы по обыкновению посмотреть на церковь, переливающуюся золотой мозаикой на фронтоне и кельтский крест, венчающий купол. Плечом я толкаю тяжелую деревянную дверь и захожу внутрь, останавливаюсь в вестибюле, давая глазам привыкнуть к царящему внутри полумраку.
Я не сразу нахожу Анжелу в толпе студентов, большинство из которых медленно прохаживаются перед неприметным узором на передней части алтаря. Я прохожу вперед через неф, устланный красным ковром, мимо рядов коричневых скамей, кожу покалывает от изображенных повсюду ангелов: на каменно-стеклянных окнах, на мозаике по обе стороны от меня, в проемах между арками на потолке: отовсюду ангелы смотрят вниз, всегда с расправленными за спиной крыльями. Возможно, Майкл один из них, думаю я. Все, что мне нужно, чтобы увидеть отца - это пойти в церковь.
Я нахожу Анжелу. Она, как и другие, поднимается в круг наверху лестницы в передней части. На полу выложено что-то, напоминающее гигантский ковер глубокого синего цвета, украшенный белыми узорами, похожими на петляющую тропинку. Она не видит меня. Ее губы сосредоточенно сжаты и двигаются, словно она что-то говорит, но из-за звука шагов множества людей и шелеста их одежды, я не слышу ни слова. Она останавливается в центре круга, на мгновение наклоняет голову, ее волосы падают на лицо, затем поднимает глаза и начинает медленно идти, слегка покачивая руками.
Моя эмпатия оживает. Я чувствую их всех, каждого конкретного человека внутри круга. Девушка слева от меня тоскует по дому. Она скучает по большому городу, по дому ее семьи, в котором не было лифта, по двум сестрам. Парень, остановившийся в центре, страстно хочет сдать свой первый экзамен по математике. Другой парень размышляет о блондинке с занятий по искусству кино, кажется ли ей, что у него хороший вкус на фильмы, и чувство вины от того, что он думает об этом в церкви. Их эмоции и запутанные мысли бьют меня, как порывы ветра в тишине этого места - горечь и холодность, страх и одиночество, надежа и счастье - но мне кажется, что они пустеют, словно суматоху их мыслей медленно засасывает в круг, закручивая, как воду в раковине.
И поверх их остатков, я чувствую Анжелу. Она сосредоточена. Наполнена своим предназначением. Решительна. Она ищет правду с упорством наведенной ракеты.
Я занимаю переднюю скамью и жду, встав на колени и закрыв глаза. Внезапно я вспоминаю маленького Джеффри, однажды мы были в церкви, и он уснул в самый разгар церемонии. Нам с мамой пришлось туго, стараясь не смеяться над ним, но затем он начал храпеть и мама пихнула его под ребра, заставив встряхнуться.
- Что? - Прошептал он. - Я молился.
Меня душит смех от этих воспоминаний. Я молился. Классика.
Я открываю глаза. Кто-то сидит рядом со мной, надевая ботинки: черные, поношенные с тоненькими шнурками. Анжела. Я поднимаю на нее глаза. На ней черная мешковатая толстовка и фиолетовые легинсы, немного неряшливее, чем обычно, ни грамма косметики, нет даже привычной черной подводки вокруг глаз. У нее тот же взгляд, что и в прошлом году, когда она пыталась выяснить, в какой колледж поступать: смесь отчаяния и восторга.
- Привет, - начинаю я, но она шикает на меня, указывая на дверь. Я иду за ней на выход их церкви, приятно чувствовать на лице свежий воздух, неожиданное солнышко, видеть, как ветер шевелит листья пальм у края двора.
- Ты долго добиралась, - говорит Анжела. - Что это вообще такое было в церкви?
- Это лабиринт. Просто подделка. Он нарисован на виниле, так что они могут его просто свернуть и перенести. Он срисован с огромных каменных лабиринтов, которые есть в европейских церквях. Идея в том, что хождение по кругу помогает освободить разум перед молитвой.
Я поднимаю бровь.
- Я думала о своем предназначении, - говорит она.
- И как? Сработало? Освободила разум?
Она пожимает плечами. - Сначала это показалось мне бессмысленным, но в последнее время у меня проблемы с концентрацией. - Она прочищает горло. - Так что попробовала и через некоторое время увидела все очень ясно. Это странно. Оно просто пробирается через тебя. Затем я поняла, что могу вызывать видения.
- Вызывать видения? О предназначении?
Она усмехается. - Конечно, о предназначении.
Эта информация вызывает во мне желание немедленно вернуться внутрь и попробовать самой. Может, я увижу больше, чем маленький клочок темноты. Может, пойму, о чем мое видение. Но другая часть меня вздрагивает от перспективы оказаться в этой непроглядно-черной комнате по собственной воле.
- Вот. Поэтому я тебе написала, - говорит Анжела, ее плечи напряжены. - У меня есть слова. - Я удивленно смотрю на нее. Она вскидывает руки в раздраженном жесте.
- Слова! Слова! Все это время, Клара, годами, я вижу это место и знаю, что должна кому-то что-то сказать, но ни разу не слышала, что именно. Это сводило меня с ума, особенно теперь, когда я здесь, и знаю, что это должно произойти довольно скоро, думаю, в течение нескольких лет. Я должна стать посланником, как мне кажется, но до сих пор я не знала, чего. - Она делает вдох, затем выдыхает. Закрывает глаза. - Слова.
- И какие же?
Она распахивает глаза, ее радужка сияет золотом. - Наш - седьмой, - говорит она.
Окей. - И что это означает?
Ее лицо мрачнеет, словно она ожидала, что буду знать ответ и поделюсь с ней. - Ну, я знаю, что число семь - самое значимое из всех чисел.
- Почему? Потому что в неделе семь дней?
- Да, - говорит она с непроницаемым лицом. - Семь дней в неделе. Семь нот. Семь цветов радуги.
Это действительно ее поглотило. Но, думаю, это не так уж неожиданно. Это же Анжела.
- Хм. Итак, твое видение показывает нам число семь, - шучу я. Почему-то это напоминает мне Улицу Сезам. Этот эпизод показывает нам номер двенадцать и букву З.
- Клар, это серьезно, - говорит она. - Семь - это число совершенства и божественной завершенности. Это божественное число.
- Божественное число, - повторяю я. - Но, Анжи, что это значит? "Наш - седьмой"?
- Не знаю, - хмуро признает она. - Я подумала, что это может быть какой-то объект. Или дата. Но… - она хватает меня за руку. - Иди за мной.
Она снова тащит меня через двор, повторяя маршрут, по которому я пришла, мы проходим под аркадой, к группе черных скульптур, репродукции роденовских Граждан Кале: шесть угрюмых мужчин с веревками вокруг шеи. Я не знаю историю того, какая и ожидает судьба, но ясно, что они идут на смерть. Мне всегда казалось странным ставить такую скульптуру посреди оживленного Стэнфордского кампуса. Нагоняет тоску.
- Я вижу их в видениях. - Анжела тащит меня мимо граждан, пока мы не оказываемся на вершине лестницы, глядя на овальную площадь и "Палм драйв" - длинную улицу, вдоль которой высятся огромные пальмы и где начинается официальный вход в университет. Солнце садится. Студенты играют на траве в фрисби, на большинстве надеты шорты, майки, солнечные очки и сланцы. Другие учат, растянувшись под деревьями. Поют птицы, проносятся велосипеды. Машина с серфингом на крыше пытается проехать через эту суматоху.
Дамы и господа, думаю я, Октябрь в Калифорнии.
- Все происходит здесь. - Анжела останавливается и топает ногой. - Прямо тут. - Я смотрю вниз. - Что, то есть где мы сейчас стоим?
Она кивает. - Я прихожу с той стороны. - Она указывает вправо. - Поднимаюсь по этим пяти ступеням, и меня здесь уже кто-то ждет.
- Человек в сером костюме. - Она мне уже рассказывала.
- Да. И я говорю ему "Наш - седьмой".
- Ты знаешь кто он?
Она издает сердитый горловой звук, будто я порчу ее историю "смотри, какая я крутая", спрашивая о том, чего она не знает.
- Я чувствую, что знаю его, но он стоит спиной ко мне. Я даже лица не вижу.
- Ааа, одно из таких. - Я вспоминаю то время, когда у меня было первое видение: лесной пожар, смотрящий на него парень, и то, что я не могла разглядеть его лицо ужасно разочаровывало. Понадобилось время, чтобы после всего привыкнуть смотреть на Кристиана спереди.
- Очевидно, скоро я это выясню, - говорит она, будто это не так уж важно. - Но это случится. Прямо здесь. На этом самом месте.
- Очень впечатляюще, - говорю я, потому что это то, что она хочет слышать.
Она кивает, но лицо выражает беспокойство. Она кусает губу, затем вздыхает.
- Ты в порядке? - спрашиваю я.
Она берет себя в руки. - Прямо здесь, - повторяет она, словно у этого места появились магические способности.
- Прямо здесь, - соглашаюсь я.
- Наш - седьмой, - шепчет она.
Возвращаясь в общежитие, мы срезаем путь через сад скульптур Папуа Новая Гвинея. Среди высоких деревьев расставлено множество скульптурных деревянных кольев и больших камней с резьбой в этническом стиле. Мои глаза останавливаются на примитивной версии "Мыслителя", согнувшийся мужчина, подпирающий руками голову, созерцающий мир. Прямо у него на голове примостился огромный черный ворон. Когда мы подходим, он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Каркает.
Я останавливаюсь.
- Что такое? - спрашивает Анжела.
- Птица, - говорю я, голос подрагивает от смущения от того, как глупо это звучит. - С тех пор, как я здесь, я вижу ее уже в четвертый раз. Думаю, она следит за мной. - Она бросает взгляд на птицу через плечо.
- Откуда ты знаешь, что это одна и та же птица? - спрашивает она. - Клар, тут много птиц, а рядом с нами они начинают вести себя странно. Это уже данность.
- Не знаю. Думаю, это просто ощущения.
Ее глаза слегка расширяются. - "Думаешь, Семъйяза мог тебя выследить?" - молча спрашивает она, и это пугает меня. Я забыла, что она умеет мысленно разговаривать. –" Ты чувствуешь скорбь?"
И я тут же чувствую себя глупо, потому что даже не задумывалась об этом раньше. Обычно меня просто переполняет скорбь, доводя до изнеможения, если Сэм рядом. Я поднимаю глаза на птицу, медленно открываю дверцу в свой разум, ожидая почувствовать грусть, сладкое отчаяние. Но прежде чем я успеваю рассмотреть что-либо, кроме собственного страха, птица почти насмешливо вскрикивает и скрывается в гуще деревьев.
Мы с Анжелой провожаем ее взглядами.
- Наверное, это просто птица, - говорю я. Меня пробирает дрожь.
- Конечно, - говорит она голосом, доказывающим, что она не верит мне ни на миг. - Ладно, ничего не поделаешь. Уверена, если это Черное Крыло, ты скоро об этом узнаешь.
Думаю, так и будет.
- Надо сказать об этом Билли, - говорит Анжела. - Вдруг у нее есть, ну, не знаю, совет для тебя. Может, какое-нибудь средство от птиц.
Хочется рассмеяться ее выбору слов, но почему-то это не кажется мне смешным. Я киваю. - Да, я позвоню Билли, - говорю я. - Мы уже давно не созванивались.
Ненавижу это.
Я сижу на краю кровати с зажатым в руке сотовым. Не знаю, как Билли отреагирует на новость, что я могла видеть Черное Крыло, но с огромной вероятностью она скажет, что мне нужно бежать - это то, что делает каждый, когда видит Черное Крыло, нас постоянно этому учили. Ты убегаешь. Идешь в любое освященное место. Прячешься. С ними не сражаются. Они слишком сильны. Непобедимы. В прошлом году, когда Семъйяза начал появляться неподалеку от школы, взрослые стали охранять нас. Они испугались.
Это значит, что, возможно, мне придется покинуть Стэнфорд.
Я сжимаю челюсти. Мне надоело все время бояться. Черное Крыло, видения, неудачи. Тошнит от этого.
Это напоминает мне детство, когда мне было шесть или семь, у меня был период боязни темноты. Я лежала с одеялом, натянутым до подбородка, уверенная, что в каждой тени прячется монстр: инопланетяне пришли, чтобы похитить меня, вампир или приведение, готовое положит мне в руки свою отрезанную голову. Я сказала маме, что хочу спать со светом. Она позабавилась над этим и позволила мне спать в ее постели, свернувшись рядом с ее теплым телом, пахнущим ванилью, пока страх не проходил, но через какое-то время она сказала: