Мальчишка, ни разу больше не оглянувшись, набирает скорость, оказавшись на ровной земле, он направляется к судну, которое качается на воде в дальнем краю причала. Ренни решает, что будет лучше, если она подоспеет туда одновременно с носильщиком. Ведь даже если он честен, то это вовсе не значит, что то же можно сказать о его приятелях, - вокруг них толпится ватага ребятишек, они бегут рядом с тачкой, выкрикивая непонятные слова и откровенно насмехаясь над тем, как она неловко пытается не отставать, отдуваясь от быстрого бега; поля соломенной шляпы хлопают ее по щекам, Ренни спешит вдогонку своей сумочке, словно боится, что та уплывет без нее. Ренни неловко пробирается через груды деревянных ящиков, мимо грузовиков, покрытых брезентом, то тут то там навалены кучи фруктов и диковинных овощей, отбросов. Напротив судна пацан останавливается, поджидая Ренни со странной улыбкой, которая настораживает ее, остальные ребята стоят поодаль, сбившись в кружок, оставляя Ренни место для прохода к судну. Он что, издевается над ней?
- Сколько с меня?
- Сколько дадите.
Конечно, она переплачивает, это видно по их ухмылкам, насмешливым, но довольным. Они хотят помочь ей погрузить вещи в лодку, хватаются за сумочку, за чехол от камеры, но Ренни отгоняет их, с нее довольно. Она ставит все вещи на причал, сама садится сверху, чувствуя себя наседкой. Естественно, теперь она не может никуда отойти, чтобы узнать насчет оплаты и времени отправления, а мальчишка уже укатил со своей тележкой.
Ренни теперь понимает причину его торопливости: он хочет сделать как можно больше ездок, пока судно не отчалит.
Ренни наконец переводит дух. Никто не видел ее, следовательно, она вне подозрений. Ей вспомнилось, как Джейка остановили за превышение скорости, а в бардачке у него был припрятан гашиш. "Веди себя спокойно", - успел он сказать, опуская стекло. Ренни потребовалось время, чтобы переварить его слова. Спокойно - для нее означало выскочить из машины и бежать куда глаза глядят, пока сил хватит. Но она продолжала сидеть в машине, не говоря ни единого слова, и это было вполне приемлемо, несмотря на то, что Ренни прямо кожей чувствовала, что вина окружает ее слепящим ореолом.
Так же и сейчас. Ренни решила вести себя как журналист, делающий свою работу и поглощенный исключительно своими проблемами. Если она будет вести себя как и подобает журналисту, то есть фотографировать, писать заметки, наброски к статьям, может, она и убедит себя. Все равно что корчить рожи: ее мать часто говорила, что гримасничать нехорошо, а то лицо состарится преждевременно.
"А, так вот что случилось с твоим", - пробурчала тринадцатилетняя Ренни, самый дерзкий возраст, по мнению ее матери. Правда, это было произнесено так тихо, что мать не услышала.
Ренни оглянулась, проверяя все ли на месте, взяла камеру, повертела в руках объектив. Вот к примеру лодка, она привязана к пирсу толстыми, в руку толщиной, канатами, - они завязаны на морские узлы. Когда-то корпус лодки был черного цвета, а теперь он весь изъеден коричневой ржавчиной в местах, где смылась краска. На носу можно различить выцветшее название "Память". У Ренни возникло сомнение, сродни тому, которое она испытала, впервые увидев самолет, доставивший ее в эти края: неужели ЭТО может держаться на воде? Но ведь эта посудина дважды в день совершала прогулочные рейсы в голубую даль. Наверное, никто не рискнул бы в нее сесть, если бы это было небезопасно.
Палуба представляет собой беспорядочное нагромождение корзин, чемоданов, узлов. Несколько человек забрасывают на борт картонные коробки и складывают их в открытый люк и под скамейки. Ренни удается сфотографировать их, поймав в объектив коробку, летящую в воздухе, и две пары протянутых к ней рук, бросавших и ловивших. Она надеется, что снимок получится броский и эффектный, хотя она по опыту знает, что когда специально пытаешься добиться эффекта, ничего не выходит. "Передержка", - говорит в таких случаях Джейк. На Святой Агате Ренни сфотографирует рестораны, если там таковые имеются, и старушек, чистящих на солнце омаров, или не омаров, а что придется. Ренни знает наверняка, что местные бабки непременно будут что-нибудь чистить, правда, она совсем не уверена, что это окажутся омары.
Чья-то рука ложится Ренни на плечо, и она холодеет от ужаса. Ее заметили, они все знают, за ней следили.
- Привет, и ты здесь, - раздается Лорин голос.
Лора в светло-вишневом наряде, украшенном голубыми орхидеями, улыбается как будто не ожидала, что встретит здесь Ренни.
Ренни поднимается со своего "насеста".
- Я думала, что ты на Святой Агате, - говорит она. Еще мгновение и она разразится гневом.
- Да, я собиралась, но меня задержали, - отвечает Лора. Она оглядывается по сторонам, она вот-вот уронит коробку, как бы невзначай. - Я опоздала на судно. Ну да все равно, Эльве уже стало лучше.
Они обе знают, что все от слова до слова ложь. Но что же ей теперь делать? Любой невинный с виду вопрос может выдать ее с головой. Ренни ни в коем случае не хочет, чтобы Лора поняла, что она, Ренни, знает, что находится в коробке, знает, что ее использовали. Чем меньше ей удастся выяснить, тем лучше. Когда люди играют с оружием, то рано или поздно такие игры заканчиваются тем, что игроков убирают, и Ренни хотелось бы в такой момент очутиться подальше отсюда.
Лора окидывает цепким взглядом пирс, как бы запоминая в лицо, находящихся там людей.
- Я смотрю, ты благополучно довезла Эльвину коробку, - говорит она.
- Да, без проблем, - дружелюбно отвечает Ренни, стараясь, чтобы ответ прозвучал как можно равнодушней. - Я думаю мы сможем поместить ее в трюм.
- Лучше оставь ее при себе. Здесь так легко потерять вещи. К тому же Эльва всегда ужасно трясется над своими шмотками, она терпеть не может, когда приходится ждать, пока происходит разгрузка. Она не выносит стояние на жаре.
Лора не предлагает взять на себя заботы о коробке. Однако она заносит ее на судно и заталкивает под сиденье. Сиденье Ренни - деревянная скамья вдоль борта.
- Садись снаружи с подветренной стороны. Так ты и не промокнешь, и вони будет поменьше. Никогда не занимай места в нижнем салоне, там дышать нечем. Если нам повезет, то они пойдут только под парусами.
- А где можно оплатить проезд?
- Они подойдут ко всем, когда соберется народ, - говорит Лора, опять оглядываясь на пирс.
Без всякого сигнала люди начинают грузиться на палубу. Как только лодка подходит поближе, они прыгают через узкую полоску воды, в прозрачной глади видно, как шевелятся водоросли, облепившие пирс. Они похожи на искусственные волосы. Когда подходит очередь Ренни, один из матросов не говоря ни слова, берет у нее из рук сумочку, потом схватив ее за руку, помогает преодолеть расстояние между пирсом и лодкой.
Палуба постепенно заполняется людьми, в основном темнокожими. Они рассаживаются по скамейкам, кому не хватило места, пристраиваются на мешках, узлах и прочем багаже. Ренни вспоминаются рассказы о том, как опрокидываются перегруженные суда. Появились две немки из отеля, они озираются в поисках свободных мест. На борт влезла несговорчивая американская пара в мешковато висящих шортах; они предпочли стоять. Как зачарованные они смотрят на небо.
- А что, здесь всегда такая прорва народу? - интересуется Ренни.
- Нет, сегодня что-то уж слишком. Торопятся проголосовать. Завтра выборы.
Отдают швартовы, над головой Ренни мелькают ноги, взлетают канаты. Розовощекий толстяк в засаленной белой шляпе и темно-синем пиджаке неожиданно возникает из люка, который уже собираются задраить. Он протискивается сквозь людскую толпу, наступая всем на ноги, лавируя среди разгоряченных тел - собирает плату за проезд. Хотя никто не слышал, чтобы раздавались какие-то команды, толстяк во всяком случае молчал, неизвестно откуда появились десять человек, которые занялись развязыванием узлов. У края пирса образовалась пробка из орущих людей. Но расстояние между ними и лодкой быстро увеличивается, образуя непреодолимую преграду для оставшихся.
На пирс медленно въезжает темно-бордовая машина и останавливается позади толпы. Из нее вылезает человек, за ним второй. Их глаза, скрытые зеркальными очками, обращены в сторону лодки. Лора наклоняется и трет колено.
- Проклятые шпики.
Мотор заводится, и салон немедленно наполняется дымом.
- Теперь тебе понятно? - замечает Лора.
Святая Агата смутно вырисовывается в голубоватой дымке моря, а может быть и неба; остров то появляется, то медленно исчезает из глаз, сначала он кажется просто неопределенным пятном, но силуэт постепенно становится все четче, сплошная линия суровых отвесных утесов, заросших кустарником и кажущихся невзрачными в сравнении с хрустальной искристостью волн на солнце. Здесь все не так, как на Святом Антонио, где все утопает в зелени. Этот остров кажется безжизненным, пораженным засухой.
Квинстаун окончательно теряется из виду в искристом воздухе. Продолговатое неприметное строение на холме Ренни принимает за промышленный форт. Отсюда вся местность выглядит как на открытке.
Мотор глохнет, они причаливают к берегу, три паруса надуваются на ветру как старые простыни на веревке, застиранные до дыр, латанные-перелатанные, таящие в себе множество секретов и тайн, тайн бессонных ночей, болезней и нищеты. Паруса напоминают Ренни нескончаемые веревки с бельем, развешанные вдоль дорог, которые бросались в глаза, когда она ездила поездом к родителям на Рождество во время учебы в университете, самолеты в Грисвольд не летали. Были изобретены сушильные аппараты, не потому, что они были проще, а потому что находились в частной собственности. Ренни думает о распухших от постоянной стирки суставах на красных материнских руках. Мать называла всякие сомнительные и непристойные сплетни "грязным бельем" - имея в виду что-то не подлежащее широкой огласке, "вывешиванию на публике". Руки распухали от того, что она все время возилась с бельем и зимой тоже, зато выстиранное ею белье всегда сверкало белизной.
Лора говорит, что им повезло, выдался хороший день, но Ренни жалуется на недомогание и сожалеет, что ей не пришло в голову захватить с собой таблетки. Тех, кто расположился с подветренной стороны, время от времени окатывает с головы до ног, когда лодка со скрипом делает крен в подножие волны.
Лора сидит рядом с Ренни; она достает из фиолетовой сумочки кусочек хлеба, разламывает его и отправляет в рот. На палубе у их ног удобно устроились четверо мужчин - облокотившись на укрытые брезентом чемоданы, они передают по кругу бутылку с ромом. Они уже сильно навеселе и хмелеют все больше, время от времени взрываясь беспричинным смехом. Пустая бутылка пролетает над головой Ренни и плюхается в воду, а те достают еще одну. Лора молча предлагает Ренни хлеб, но та вежливо отказывается.
- Возьми, тебе станет полегче. Я же вижу, что тебе не по себе. Только не смотри на воду, смотри на горизонт.
Рядом с ними на волнах, качается суденышко, не больше гребной шлюпки, под ярко-розовым парусом, в нем двое рыбаков ловят рыбу. Их посудина кренится в разные стороны, и кажется очень непрочной.
- На таких вельботах охотятся на китов, - говорит Лора.
- Ту шутишь, этого не может быть, - удивляется Ренни.
- Ничего подобного, - Лора невозмутимо отламывает кусок хлеба. - У них есть наблюдательный пункт, и как только они замечают кита, то как бешеные кидаются к своим лодкам и шлюпкам. Иногда они даже умудряются поймать кита, и тогда устраивают пиршество.
При упоминании о еде Ренни замутило.
Четверка подгулявших пассажиров уже разошлась вовсю. Хохот не смолкает. Один из них, Ренни только сейчас удается его разглядеть, глухонемой, остальные все время к нему цепляются. Через лоб у него тянется глубокий шрам, а что касается всего прочего, то он ничем не хуже своих собутыльников. Он пьян в доску и постоянно скалит беззубые десны.
Американская чета в развевающихся на ветру шортах осторожно переступает через их тела, прокладывая себе путь на корму.
- Не споткнись, мать, - говорит муж, поддерживая супругу за тощий веснушчатый локоть.
Им вслед несется хохот, алкаши потешаются над американскими ногами - те переставляют их как-то по-петушиному. Ренни одергивает юбку, стараясь прикрыть колени.
Вдруг из салона появляется Поль. Он тоже пытается пробраться через развалившихся выпивох. Он кивает Ренни и Лоре, но не подходит к ним. Неспешным шагом он направляется к корме, ныряя под натянутыми канатами. Ренни не заметила, когда он оказался на борту. Должно быть, он был внизу все то время, что лодка стояла у пирса.
Внезапно Ренни понимает, что голодна, в желудке появляется какое-то сосущее чувство, куда-то пропадает центр тяжести, именно это Ренни и принимает за чувство голода. Она никогда не любила "американские горки".
- Я, пожалуй, съем кусочек хлеба, - она смотрит на Лору.
- Да бери весь, - та протягивает остаток. - Он разбухнет внутри и тебе станет лучше.
Лора достает сигареты и закуривает, выкинув спичку за борт.
- Могу я тебя попросить кое о чем? - Ренни почти расправилась с хлебом. Ее и в самом деле отпустило.
- Конечно, что за вопрос, - в Лорином взгляде Ренни ясно читает изумление. - Тебя интересует, сплю ли я с Полем. Отвечаю, нет. Больше нет. Можно не церемониться, будь моей гостьей.
Ренни хотела спросить о другом, но она не оценила по достоинству великодушие Лоры; к тому же Поль - это не шкаф с посудой или пустая комната, "занято" или "свободно" в данном случае не имело значения.
- Я о другом, он работает на ЦРУ?
- ЦРУ? - переспросила Лора. - Он? - она расхохоталась, откинув голову, демонстрируя белоснежные зубы. - Ну ты даешь! Услышал бы он! Это он тебе сказал?
- Не совсем, - запинаясь выговорила Ренни, чувствуя себя полной идиоткой. Она отвернулась, уставившись на заросшие мхом и кустарником скалы, медленно проплывающие перед глазами.
- Послушай, если он тебе это сам сказал, что я могу возразить? Может, он хочет тебя таким образом увлечь, - Лора опять заливается смехом.
Ренни хочется взять ее и хорошенько встряхнуть. Вдруг Лора замолкает.
- Хочешь я покажу тебе цэреушников? Смотри сюда. - Лора показывает на американцев, стоящих на корме; совершенно невероятно, чтобы эти безобидные люди в шортах имели какое-то отношение к этой организации. - Они, - убежденно говорит Лора. - Оба.
- Это невозможно, в это нельзя поверить.
Американцы прямо-таки воплощение западной невинности и безмятежности, те должны выглядеть совсем по-другому. Хотя честно говоря, Ренни уже и сама не уверена, как должны выглядеть те. В конце концов, насчет Поля она сама себя убедила, что он из ЦРУ. А если он, то почему бы и не любой другой?
Лора опять смеется. Ее забавляет эта история, все происходящее представляется не более, чем шуткой.
- Потрясающе. Обожаю такие штучки. Насчет них не сомневайся, это всем давно известно. Принц всегда узнает тех, кто из ЦРУ. Когда занимаешься политикой приходится их различать.
- А возраст у них не чересчур? - осведомилась Ренни.
- Да у них на такую поездку просто денег не хватило бы, не сотрудничай они с ними. Послушай, что им жаловаться? Им достаточно любого пустяка, чтобы чувствовать себя счастливыми. Им все подкидывают какую-нибудь пищу для отчетов, и они счастливы. Ведь если им не о чем будет писать, ТЕМ не дай Бог взбредет в голову, что это никуда не годные старики, или что-нибудь в этом роде, и тогда… Естественно, предполагается, что они трудятся во благо Эллиса, это официальная версия, поэтому Эллис их любит, и Принц любит за их глупость и беззаветность; даже Минога не имеет ничего против них. Иногда он везет их куда-нибудь на ланч, и плетет всю эту дребедень о том, что Штаты должны предпринять, дабы избежать заварушки, а они потом все это строчат и отсылают, вроде все при деле. А что касается их самих, то у них в жизни было не так много развлечений с тех пор, как они были исландскими мусорщиками. Теперь они всем говорят, что он ушел в отставку с поста банковского управляющего.
"А может, так оно и есть", - думает Ренни. Лора чересчур много смеется.
- А кто же он на самом деле? - спрашивает она, имея в виду Поля. И Лора немедленно понимает о ком речь, она давно ждет этого вопроса. Лора пожимает плечами - в этом и заключается ответ.
- У мужика четыре яхты и изрядные деньги. Десять против одного, что это не с неба упало. А чтобы полюбоваться на тех, у кого есть яхта и нет денег, достаточно выглянуть наружу.
Ренни медленно доедает остатки хлеба, в ней растет ощущение, что ее обвели вокруг пальца, она чувствует себя одураченной. Ее ошибка не в вопросе, а в том, что она задала его не тому человеку. Она понимает, что надо бы сделать вид, что она поверила этим россказням, это было бы умно с ее стороны, но Ренни не в силах притворяться.
Лора не может не почувствовать этого, она прикуривает следующую сигарету и подается вперед, уперев локти в колени.
- Я не смеюсь, но когда знаешь, как обстоят дела в действительности, то все кажется довольно забавным.
Лодка заворачивает в гавань, воздух заполняется смрадом от мотора. Вокруг Ренни суетятся люди, собирая мелкие пакеты, кульки, разминая ноги. Гавань забита битком - рыболовецкие лодки, полицейский катер, яхты, стоящие на приколе со свернутыми парусами, на их мачтах трепещут флажки. "Память" лавирует мимо них, оставляя за собой серый дымок. На причале кишат люди, приветственно крича и размахивая руками.
- Они здесь - за яйцам, - комментирует Лора, - и за хлебом. Здесь никогда не бывает вдоволь яиц и хлеба. Ты небось сейчас скажешь, а почему же никому до сих пор не пришла в голову светлая мысль открыть тут пекарню или что-нибудь вроде этого.
- Откуда ты знаешь? - удивляется Ренни.
Лора смотрит на нее, загадочно улыбаясь, потом доверительно наклоняется к ней.
- Знаешь, по правде говоря, он связник.
"Память" с глухим стуком ударяется о причал, обитый по бокам тракторными покрышками во избежание повреждений обшивки судов. Четверо матросов привязывают лодку канатами к береговым тумбам. Вокруг Ренни - давка, над ее головой в беспорядке мечутся чьи-то ноги - такое ощущение, что она в разгар игры оказалась на футбольном поле. Воздух переполняют чьи-то выкрики, как ей кажется, приветственные. Чтобы не быть случайно сбитой с ног, она делает попытку подняться, но тут же понимает, что сидеть безопасней. Однако Лора хватает ее за руку, - перед ними на коленях стоит какой-то мужчина, вытаскивающий из-под сиденья ее коробку. Ренни встает, ее подхватывают чьи-то руки, она прыгает и оказывается на земле.