Прямо перед собой она видит крохотную женщину, не более пяти футов ростом. На ней розовая хлопчатобумажная юбка, разрисованная красными фламинго, черная жокейская шапочка и красная майка, на которой белыми буквами выведена надпись "Принц Мира". Теперь Ренни припоминает ее.
- Вы привезли мои продукты? - спрашивает карлица Ренни, игнорируя Лорино присутствие. Она ни словом не обмолвилась о сердечных лекарствах. Ее морщинистое старое лицо обрамляют косички черных волос, они в разные стороны торчат из-под жокейской шапочки.
- Да, вот они, - отвечает Лора, одной рукой протягивая коробку. Женщина по-прежнему не обращает на нее никакого внимания.
- Очень хорошо, - адресует она свои слова Ренни. Потом берет коробку и с завидной легкостью водружает ее себе на голову. Придерживая одной рукой свою ношу коротышка удаляется прочь, не проронив больше ни слова. Ренни в немом недоумении провожает ее взглядом. Интересно, что произойдет, когда она откроет коробку? Ренни с трудом верится, что эта женщина имеет хотя бы малейшее представление о ее содержимом. Но с другой стороны, если верить Лориному рассказу, что ЦРУ прибегает к услугам своих дряхлых соотечественников, то почему и этот эпизод не принять как должное. А может эта женщина тайно торгует оружием!
Но все же воображение Ренни отказывается представить как эта дама открывает коробку, распаковывает винтовку, собирает ее, а потом что? Что она будет продавать, а если и будет, то кому? Для чего предназначено это оружие? Но Ренни не ждет ответа на свои вопросы. Еще вчера она бы стала их задавать, а сегодня она уже понимает, что оставаться в неведении безопасней. Она избавилась от коробки, и это главное.
Ренни озирается, высматривая Поля, но ей удается увидеть лишь его спину. Она успевает заметить, как Поль выходит на дорогу и садится в джип, где, кроме водителя, уже кто-то сидит. Эльва идет по берегу, неся на голове скрытую коробкой от посторонних глаз автоматическую винтовку - будто в этом нет ничего противоестественного.
- Поразительно. - Ренни поворачивается к Лоре. - Она ведь довольно тяжелая. Ты же говорила, что у нее не в порядке с сердцем, - добавляет Ренни. Теперь, когда опасность позади, можно рискнуть.
- Это другая старуха, - без энтузиазма врет Лора.
- И обе носят имя Эльва, - ядовито замечает Ренни.
- Ага, здесь полно этих старух, - пускается в объяснения Лора. - Ты заметила, как она себя вела со мной? С одной стороны, она бесится из-за того, что Принц живет со мной, с другой - не может простить, что у нас нет детей. В этой дыре считается, что если у тебя нет детей, то у тебя вообще ничего нет, это она твердит мне постоянно. Она хочет, чтобы я родила сына, внук ей нужен. Она ненавидит меня за то, что я белая; а сама утверждает, что имеет отношение к королевской семье. Только и слышишь: моя принцесса Маргарет, мой принц Чарльз, а недавно я узнала, что они тоже все белые. Как тебе это нравится?
- Может у нее маразм, - задумчиво говорит Ренни.
- Вполне возможно. Почему бы и нет. Кстати, где ты собираешься остановиться?
Ренни как-то не задумывалась над этим. Она считала, что здесь наверняка должна быть какая-то гостиница.
- Но ведь сейчас выборы. Все гостиницы переполнены. Впрочем, я могу тебя устроить.
Когда они шагнули на берег, Лора сняла туфли и Ренни последовала ее примеру. Пока она разувалась, Лора держала ее камеру. Они шли по влажному слежавшемуся песку, под пальмовыми деревьями. Пляж был гораздо шире, чем на Сан-Антонио, и намного чище. На воде у берега покачивались привязанные яхты. Сразу за пляжем начинался город, вдоль главной улицы тянулись двухэтажные выкрашенные белой краской дома, где разместились магазинчики да пара иностранных банков, на склоне холма расположился жилой квартал, выдержанный в светлых пастельных тонах.
Они подошли к крутому утесу, выступающему в море, и пошли по воде вброд, подоткнув юбки. Здесь пляж еще больше, и пальмы гуще, наконец девушки увидели перед собой каменную стену и несколько ведущих к ней ступенек. Над входом - вывеска из морских ракушек, наклеенных на дерево - "Lime Tree". Вся гостиница ненамного больше обычного домишки.
- Здесь неплохо кормят, - заметила Лора, - правда Эллис пытается выселить их отсюда; хочет купить это место и посадить сюда своих людей. Представь себе, у них без конца отключают электричество.
- А зачем ему это надо? - спрашивает Ренни.
- Политика, - вздыхает Лора, - все это делается для Миноги, как я понимаю, он не выносит, когда кто-то, кроме него, зарабатывает деньги.
- Но если он такой отвратительный человек, то почему же его все время переизбирают?
- Откуда я знаю. Ладно, пойду спрошу насчет комнаты. Она направляется к главному зданию.
Ренни остается одна в прибрежном баре, посреди низких деревянных столов и стульев, занятых посетителями. Она находит пустое место, ставит свои вещи на стул напротив и заказывает себе ром. Потягивая принесенный напиток, разглядывает яхты, стоящие в гавани. На мачтах полощутся флажки, по которым она определяет, какой стране суда принадлежат; ей удается различить норвежский, немецкий, французский и некоторые другие.
Ром пришелся ей по вкусу, приятно разливаясь в желудке тепло обволакивая внутренности. Теперь можно и расслабиться: одной неприятностью меньше. Хотя бы одной.
За соседним столиком сидит молодая пара: слегка загорелая темноволосая девушка в белом платье и ее спутник в шортах, с облупленным от солнца носом. Он возится со своей очень дорогой, хотя и видавшей виды камерой.
- Это экспонометр, - объясняет он своей подруге; сразу видно, что они здесь временные постояльцы, как и она. И так же, как и она, здесь они вольные пташки, могут делать, что вздумается, фотографировать, что захотят.
На маленькой пристани перед гостиницей стоит человек, он что-то кричит, размахивая руками. Ренни с минуту наблюдает за ним, очевидно он обучает виндсерфингу трех девушек, пытающихся удержаться на воде в гавани.
- Голову прямо! - кричит он, поднимая руки вверх, как дирижер в оркестре. - Согнуть колени! - но все бесполезно, парус беспомощно повисает, и девушки одновременно опрокидываются в море. Вдали появляются две немки из отеля и идут по воде, огибая утес, юбки задраны, в руках чемоданы. У одной из них ветром сносит в воду шляпу.
Ренни недоумевает, куда могла запропаститься Лора. Она заказывает сливочный сыр и банановый сэндвич и еще одну порцию рома. Затем возвращается к своему месту и передвигает стул в тень.
- Мы вам не помешаем? - раздается над ее ухом женский голос.
Ренни поднимает глаза. Перед ней стоят уже знакомые американцы в своих вызывающих шортах, вокруг шеи болтаются всевозможные талисманы и бинокли. У каждого в руке по стакану имбирного пива.
- Здесь больше нет свободных мест.
- Конечно, присаживайтесь, - засуетилась Ренни, - я сейчас уберу свои вещи.
Не давая ей подняться, пожилой джентльмен сам освобождает стул.
- Моя фамилия Эббот, а это моя жена, - представляется он. Он пододвигает жене стул, она усаживается, не сводя с Ренни круглых младенческих глаз.
- Очень мило с вашей стороны, дорогая, - начинает миссис Эббот, - мы вас еще на паруснике заметили. Вы ведь канадка, не правда ли? Нам так нравятся канадцы, они такие милые, абсолютно свои. Никакой преступности. Когда мы бываем в Канаде, то чувствуем себя как дома, в полной безопасности. Мы всегда ездим в Пойнт Пели за птицами. Как только удается выбраться.
Ренни удивляется. Миссис Эббот смеется.
- Здесь очень маленький городок, но все равно здесь чудесно, - подает голос мистер Эббот.
- Да, да. Люди такие приятные, на редкость приветливые, не то, что в других местах. - Американка отпивает из своего стакана. - Они такие независимые. Но, к сожалению, мы скоро возвращаемся домой, нам уже не по возрасту такие поездки. Слишком уж здесь все неустроенно, особенно на Святой Агате, нет даже элементарных удобств. Конечно, молодым все равно, а нам уже тяжело.
- Здесь даже нет туалетной бумаги, - говорит мистер Эббот.
- И мешков для мусора, - добавляет его жена. - Но все равно нам жаль покидать это место.
- И попрошаек здесь не так уж много, - говорит американец, разглядывая в бинокль гавань. - Совсем не то, что в Индии.
- А вы много путешествуете, - вежливо говорит Ренни.
- Мы любим ездить, - отвечает миссис Эббот. - В основном нас интересуют птицы, но так же интересно общаться и с новыми людьми. Конечно, теперь это становится не по карману, обменный курс не тот, что в прежние времена.
- Ты совершенно права, - американец во всем согласен с женой. - У Соединенных Штатов большие долги. Это слишком долгий разговор, чтобы объяснить в двух словах. Мы не можем себе позволить жить не по средствам.
- Он знает, что говорит, - с гордостью заявляет миссис Эббот, нежно поглядывая на мужа. - Он ведь работал управляющим банком.
При этих словах мистер Эббот гордо вскидывает голову и расправляет плечи.
Возможно, Лора что-то перепутала, думает Ренни. Невероятно, чтобы эти милые безобидные зануды оказались агентами ЦРУ. Вот только, как от них поделикатней избавиться - похоже, что они намерены просидеть здесь целый день.
- Видите вон того человека? - миссис Эббот указывает в направлении бара. Там сейчас гораздо более людно, чем когда появилась Ренни. Ренни не уверена, что смотрит правильно, но на всякий случай утвердительно кивает. - Он международный контрабандист, тайно переправляет попугаев, - понизив голос до шепота объясняет миссис Эббот.
- Контрабанда попугаев? - не веря своим ушам, переспрашивает Ренни.
- Не смейтесь. Это весьма прибыльный бизнес. В Германии за пару таких птичек, самца и самку, можно получить тридцать пять тысяч долларов.
- Немцы очень состоятельная нация, - говорит мистер Эббот. - От них за версту несет деньгами. Они не знают, что с ними делать.
- На Сан-Антонио водится редчайший вид попугаев, - перебивает его миссис Эббот. - Вы нигде не встретите их кроме как здесь.
- Отвратительно, - возмущается старый любитель птиц, - они вводят им наркотики. Если бы мне попался этот мерзавец с попугаем в руках, я бы собственноручно свернул ему шею.
Судя по неподдельному ужасу в их голосе, можно подумать, что речь идет о торговле живым товаром. Ренни с трудом удерживается от смеха.
- И как же их переправляют? - со всей серьезностью, на которую она только способна, спрашивает Ренни.
- На яхтах, как и все здесь, - охотно посвящает ее миссис Эббот, - мы поставили себе задачу найти мошенника, он не здешний, приехал из Тринидада.
- А потом вы заявили о нем в ассоциацию, - потирая руки говорит мистер Эббот. - Конечно, это его не остановило, но прыти несколько поубавило. Хорошо, что он не знает нас в лицо и не знает, что это наших рук дело. Эти люди очень опасны, а мы не в состоянии бороться с ними. Возраст не тот.
- В какую ассоциацию? - Ренни удается вставить слово.
- В международную ассоциацию по изучению попугаев, - с готовностью отвечает миссис Эббот. - В ней работают хорошие люди, но они не могут за всем уследить.
Ренни решает, что ей сейчас самое время еще немного выпить. Если миром правит сюрреализм, то она может в полной мере насладится им, не сходя с места. Она спрашивает Эбботов, не выпьют ли они еще пива, но они отказываются, говоря, что им и так очень хорошо. К тому же скоро начнет темнеть.
- Пора на покой, - поднимаясь, радостно говорит мистер Эббот.
Ренни допивает третью порцию рома. В голове легкий туман. Время от времени она вспоминает, что лодка обратно не пойдет, а она так нигде и не устроилась на ночлег. На худой конец можно переночевать на берегу. Эта мысль не слишком ее заботит.
Сумерки еще не сгустились, но на крытой веранде официантки уже накрывают столы для обеда, зажигают свечи внутри небольших ламп с красными стеклами. Все столики заняты матросами с яхт, к стойке тянется очередь мужчин, преимущественно темнокожих. Некоторые лица кажутся знакомыми, хотя Ренни может и ошибиться. Но с одним она уж точно виделась - усы выдают в нем латиноамериканца. Он делает вид, что не знаком с ней. Здесь же стоят и несколько белых с выгоревшими волосами, как у всех, кто много времени проводит на солнце.
Когда Ренни выходит из бара, на пороге патио появляется доктор Минога. Он идет не к берегу, а в сторону сада, что расположен за гостиницей. Его сопровождают три человека, двое одеты в рубашки с надписью "Да здравствуют рыбы", с нарисованным на спине китом и надписью помельче "Голосуйте за справедливость". Третий, высокий и тощий, в костюме сафари и темных очках. Он держится чуть поодаль.
Минога замечает Ренни и сразу сворачивает к ней. Двое скрылись в баре, третий, поколебавшись пошел вслед за Миногой.
- Рад видеть вас здесь, - друг мой, - приветствует он Ренни, растягивая рот в кривой улыбке. - Собираете материал о выборах?
Ренни улыбается в ответ. Она пользуется случаем обратить все в шутку.
- Да, сидя в баре. Уважающие себя журналисты часто пишут свои статьи в подобных заведениях.
- Мне говорили, что это наиболее подходящее место.
Здесь его акцент гораздо заметнее, видимо, он не так тщательно следит за своей речью. Ренни предполагает, что здесь он становится самим собой.
- Посмотрите, они все сидят здесь. Вон там министр юстиции. Видимо, готовит себя к тому, что его кандидатура не пройдет. - Минога смеется. - Я надеюсь, вы простите мои крамольные высказывания, - обращается он к своему белокожему спутнику. - Это ваш соотечественник, - эти слова уже адресованы Ренни, - сотрудник канадского представительства на Барбадосе; их интересует, почему никто не участвует в программе по прыжкам в воду, организованную милыми канадцами.
Ренни не расслышала его имя, ей показалось, что оно европейское.
- Эдакий борец за культурный плюрализм!
Мужчина жмет ее руку.
- Я так понял, что вы журналистка. - Он очень возбужден.
- Просто зарабатываю себе на жизнь, - отвечает Ренни, надеясь, что такой ответ немного успокоит его.
- Вполне достойное занятие, - вежливо соглашается он. Они садятся.
- Я сейчас все вам, дружок, объясню, - начинает Минога. - Эти милые канадцы горят желанием научить наших рыбаков нырять так, чтобы их не сводили судороги, чтобы они не калечили себя. Что они делают? Они нанимают эксперта, который приезжает в разгар сезона ловли омаров, то есть, когда все рыбаки уходят в море. Они ведь живут со своего ремесла. Все очень просто. Никаких секретов. В следующий раз посоветуйте им обратиться к знатоку местных условий.
Канадец с улыбкой достает длинную коричневую сигарету и вставляет ее в черный мундштук. Ренни кажется это несколько претенциозным. Ей не по себе от мысли, что представитель ее страны ходит в сафари. Интересно, он возомнил, что он в Африке? По крайней мере мог хоть цвет другой выбрать.
- Вы же понимаете, - продолжает рассказчик, - правительство не всегда располагает точной и верной информацией.
- Вы рассчитываете победить? - спрашивает Ренни у Миноги.
- Вчера, - доверительно сообщает он ей, не сводя тем временем глаз с канадца, - правительство предложило мне кругленькую сумму за то, чтобы я перешел на их сторону. Мне предложили пост министра по делам туризма.
- Я полагаю, вы отказались.
- Ну зачем же наступать на горло собственной песне? - довольно ответил доктор. - Не даром я изучал труды Маккиавели. Раз предлагают, значит, заинтересованы, боятся потерять. Если я откажусь, они найдут способ опорочить мое имя. Раньше они придумали эту историю с Кастро, сейчас скажут, что я кормлюсь за счет американцев и владельцев плантаций. Потом им в голову придет еще что-нибудь. Это сбивает людей с толку: они могут подумать, что я не принадлежу ни тем, ни другим и это окажется правдой. Если мы в этой стране начнем прислушиваться к правде, то Эллису и Принцу Мира, как он себя называет, придет конец. Он считает, что исповедует настоящую религию, пусть считает. - Минога встает. - Завтра я произношу речь о проблеме сбора мусора. Мусорные проблемы - самые наболевшие на этих островах. Я советую вам прийти послушать, друг мой, - доктор Минога одаривает Ренни чарующей улыбкой и направляется к бару, следом за ним плетется нейтральный канадец.
На обратном пути Ренни замечает двух немок, с трудом поднимающихся по каменным ступенькам. С их одежды струится вода, волосы растрепаны, и из них торчат в разные стороны сучки, солома; на щеках горит нездоровый румянец. Похоже, что свои чемоданы они бросили где-то по дороге. Немки держатся друг за друга, одна из них заметно хромает, подскакивает на каждом шагу и морщится от боли. Лица заплаканные, но когда они замечают любопытные взгляды сидящих в баре, то стараются придать себе независимый вид. Кто-то уступает им место.
- Что случилось?
Глаза присутствующих устремлены на ноги вошедших. У одной немки нога представляет ужасное зрелище: багрово-фиолетовая ступня с распухшими пальцами, ее подруга показывает всем этот ужас как трофей.
- Она наступила на морского ежа, - раздается голос неизвестно откуда взявшейся Лоры. - Так всегда бывает, они совершенно не смотрят под ноги. Ничего страшного, это конечно очень болезненно, но не смертельно.
Немка сидит откинувшись назад, с закрытыми глазами, выставив перед собой искалеченную ногу. Через пару минут из двери, ведущей на кухню, появляется Эльва; коробки при ней уже нет, она в переднике в красную и белую клетку, в руках держит лимон и свечу. Эльва встает на колени возле пострадавшей и оценивающе изучает травму. Потом берет ломтик лимона и начинает растирать больное место. Немка вскрикивает.
- Потерпите, - приговаривает Эльва, - пустяки, завтра все пройдет.
- Может не стоит иголки вытаскивать? - лепечет вторая немка, она очень взволнована, это несчастье рушит все их планы.
- Тогда они обламаются и начнется заражение, - резонно возражает Эльва. - У кого есть спички?
Ни у кого не вызывает сомнений, кто здесь главный. Кто-то из присутствующих протягивает Эльве коробок, она вынимает спичку, зажигает свечу. Эльва капает горячий воск на пальцы и осторожно втирает его.
- Хорошо бы вы пописали ей на ногу, - обращается Эльва к подруге жертвы. - Когда с нашими ребятишками случается такое, то мальчишки писают на девочек, а те - на ребят. Это снимает боль.
Бедная немка открывает глаза и в немом изумлении смотрит на Эльву. Ренни знаком этот взгляд, так смотрят только на чужеземцев, не решаясь поверить услышанному и надеясь, что ослышался, что виной всему языковой барьер, и на самом деле собеседник имел в виду совсем не то, что сказал.
Раздаются отдельные смешки, но Эльва сохраняет серьезность. Она берет здоровую ногу и начинает ощупывать ее. Немка судорожно ловит ртом воздух и озирается в поисках защиты: это не та нога. После визита к герцогине у нее осталось крайне неприятное впечатление: та строго внушала, что ни в коем случае нельзя открыто выражать пренебрежение и неуважение к местным нравам и обычаям, какими бы отталкивающими они не казались.
Эльва нажимает сильнее. Она видит, что завладела вниманием публики и преисполнена самодовольства, ее прямо распирает от гордости.
- У вас закупорены вены. Я открыла свободный ток крови, и кровь смоет яд из вашего тела.