- Да. Он сам назначил мне сегодня встречу, - Мэри наконец удалось справиться с волнением, и она ответила вполне членораздельно. - Милорд собирался поговорить со мной о судьбе моего брата, мистера Мэлдона. Я - Мэри Мэлдон. И не думаю, что маркиз забыл о том, что пригласил меня в свой дом.
- Подождите, мисс. Я доложу.
Дворецкий неспешно и величественно двинулся вверх по лестнице, выстеленной дорогим ковром, а Мэри, оставшись в одиночестве, с любопытством огляделась.
В доме маркиза было на что посмотреть. Обстановка даже здесь, у входных дверей особняка, поражала роскошью, хотя говорила не столько о тонком вкусе, сколько о больших деньгах владельца дома. Огромные зеркала в позолоченных рамах, позолоченные канделябры, лепнина весьма тонкой работы (если бы приютившиеся в углах купидоны не отливали золотом, их можно было бы принять за настоящих младенцев)… Картины тоже в позолоченных рамах, и самая большая из них - портрет хозяина дома, изображенного с египетским папирусом в руках на фоне богатого книжного собрания (тщательно выписанные художником корешки фолиантов с золотым тиснением добавляли свой блеск в общую гамму).
Да уж, чего-чего, а позолоты тут было много, и мраморная Венера со своим белоснежным телом казалась не совсем уместным дополнением к этому во всех смыслах блестящему интерьеру.
Между тем дворецкий вновь оказался рядом с Мэри и почтительно пригласил ее следовать за собой. Держался он вроде бы по-прежнему сдержанно, но что-то неуловимо изменилось в его лице, походке, манере речи. Во всяком случае, зимней стужей от него уже не веяло.
Однако настроение дворецкого в данном случае можно было считать несущественной мелочью. Мэри ожидало главное испытание - встреча с маркизом.
Поднимаясь по ступеням лестницы в кабинет хозяина, девушка с тоской подумала, что уверенность в собственных силах вновь покидает ее.
Маркиз встретил гостью довольно любезно, но Мэри понимала, что это всего лишь уловка и в любой момент следует ожидать жестокого удара, в переносном смысле, естественно… Уж конечно, маркиз позвал ее не для того, чтобы надавать пощечин за проделки ее брата, хотя ничего доброго от этого человека ждать все равно не приходилось.
Устав от натянутых любезностей и оценивающих взглядов, которые маркиз довольно откровенно на нее бросал, Мэри решила повернуть беседу в нужное русло.
- Вы пригласили меня, чтобы поговорить о делах моего брата Эрнста Мэлдона, - напомнила она. - Этот вопрос тревожит меня больше, чем все остальные.
- Моя юная леди, ваша забота о брате весьма похвальна, - усмехнулся маркиз. - Но вопрос этот крайне неприятен, поэтому я счел за лучшее начать нашу беседу с отвлеченных тем. Но если вы желаете говорить о брате - извольте. Полагаю, он ознакомил вас с печальными обстоятельствами, в которых оказался исключительно по собственной глупости.
- Да, я знакома с этими обстоятельствами в общих чертах. Подробности можно опустить. Переходите к делу, милорд, прошу вас.
- Ну что ж, раз вы полны решимости спасти брата от позора, судебного преследования и тюрьмы… Да-да, тюрьмы! Это - суровая реальность, мисс Мэлдон. Тюрьма - это именно то, что грозит вашему брату. Позволю себе напомнить к тому же, что мистера Мэлдона ожидает отнюдь не долговая тюрьма, где можно устроиться с относительным комфортом, несмотря на ограничения в свободе передвижения. В долговой тюрьме можно найти приличное общество, интеллектуально развитых людей своего круга, общение с которыми способно скрасить тюремный досуг. Вы всегда сможете навестить брата в долговой тюрьме и принести ему кусочек кекса. На каторжных работах, увы, и общество, и условия не в пример хуже, могу вас заверить… И без кекса там приходится обходиться годами.
В тоне маркиза Мэри почувствовала нечто издевательское. Но сама она старалась держать себя в руках, что бы ни случилось.
- Милорд, еще раз прошу вас обойтись без долгих преамбул, - сухо сказала она, не позволяя своему голосу предательски дрожать.
- Что ж, перейдем к практической стороне вопроса, - согласился маркиз. - Я предлагаю вам, мисс Мэлдон, отработать позорный долг вашего брата. Наблюдая за тем, как вы держитесь в непростой ситуации, я все более убеждаюсь, что вы мне подойдете. Не многие юные люди сумеют не потерять голову и сохранить самообладание в подобных обстоятельствах.
Но Мэри не пожелала выслушивать эти сомнительные комплименты.
- Хотелось бы узнать, какого рода работу вы мне предлагаете. Надеюсь, ничего предосудительного мне делать не придется?
- Нет, дитя мое (при этих словах Мэри буквально передернуло - она терпеть не могла, когда малознакомые мужчины обращались к ней столь фамильярным образом).
А маркиз Транкомб тем временем продолжал:
- Хотя… с точки зрения заурядных личностей ваша служба будет казаться довольно экзотической. Я предлагаю вам, юная леди, всего лишь заняться отстаиванием интересов Британской империи на международной арене. Надеюсь, против этого у вас не найдется возражений?
- Не знаю, - честно призналась Мэри. - Мне еще никогда не доводилось заниматься отстаиванием интересов Британской империи, и я не уверена, что справлюсь с этим важным делом.
- Ну для начала вы займетесь этим под моим руководством. А я помогу вам справиться. Скоро ваша жизнь станет совершенно иной, и самое благоразумное для вас - приспособиться к этим переменам. Вам, дитя мое, следует воспитывать в себе дух здорового авантюризма, и ваше существование сразу станет гораздо более ярким, интересным и насыщенным. Я полагаю, вам понравится заниматься политикой… Не секрет, что сейчас большой интерес для Британии представляет русский политический вектор. А поскольку вы, мисс Мэлдон, свободно говорите по-русски и, что еще важнее, хорошо знаете эту дурацкую страну и умеете общаться с ее обитателями, ваша помощь, полагаю, будет неоценимой.
Мэри вздрогнула, услышав слова маркиза, похоже, он собрал целое досье о ее прошлом. Да и тон у него был недопустимый. Нельзя было постоянно пропускать все его штучки мимо ушей.
- Я попросила бы вас, маркиз, не говорить об этой стране в таком неуважительном тоне, - ответила она. - Я не так уж хорошо знаю Россию, но в том, что я люблю ее, можете не сомневаться.
Губы маркиза тронула ухмылка, именно ухмылка, и весьма кривая, улыбкой назвать эту гримасу нельзя было даже с натяжкой.
- Вы любите Россию? М-да, в молодые годы люди выдумывают для себя весьма странные увлечения. Но смею надеяться, британские интересы для вас все же всегда будут важнее, чем интересы любимой России. Вы, как-никак, дочь офицера британской армии. Итак, к делу. Я предлагаю вам, мисс Мэлдон, в качестве моего личного секретаря и доверенного лица, выполняющего конфиденциальные поручения, отправиться со мной в деловой вояж, чтобы собрать кое-какие сведения о русской кампании на Балканах, а также о перспективах заключения императором Александром мирного договора с Турцией.
Взглянув в лицо Мэри, маркиз счел нужным добавить:
- Чтобы успокоить вашу тревогу, скажу лишь, что на эту поездку меня благословила ее величество королева Виктория. Я вчера имел счастье быть принятым у господина премьер-министра, где получил инструкции ее величества.
Маркиз избегал называть Дизраэли лордом даже в частных разговорах. Но мисс Мэлдон была не настолько сведуща в правительственных делах, чтобы обратить на это внимание. Ее заинтересовало совсем другое - то, что маркиз упомянул имя королевы Виктории.
Услышав о королеве, Мэри и вправду немного успокоилась - не может быть дурным дело, благословленное ее величеством. Если, конечно, маркиз не солгал…
А Транкомб продолжал излагать Мэри ее перспективы:
- Нам предстоит круиз на моей яхте, с заходом в Грецию, потом на охваченные войной земли и, наконец, в Константинополь, или, как его называют турки, Стамбул. Полагаю, вы не откажетесь украсить круизное общество своим присутствием?
Мэри поначалу оторопела - разговор с Транкомбом был полон неожиданных поворотов и странных сюрпризов. Последнее предложение показалось барышне, воспитанной в строгих традициях, совершенно неприемлемым.
- И вы предлагаете мне отправиться с вами в круиз даже без компаньонки? Я буду единственной женщиной на вашей яхте? - не удержавшись, воскликнула Мэри.
- Позвольте напомнить вам, мисс, что вы приглашаетесь не в качестве гостьи, а в качестве наемного персонала. У слуг компаньонок не бывает, - отрезал маркиз. - К тому же, лишние глаза и уши в этом круизе мне не нужны. Вы отправитесь в дорогу одна, и довольствоваться вам придется лишь моим обществом. Впрочем, нам надо будет встречаться с разными людьми. Иногда эти встречи будут тайными. Мы будем получать разнообразные сведения, документы, причем часть этих документов наверняка будет на русском. Возможны и некоторые неординарные ситуации, поэтому меня очень устраивает, что вы умеете неплохо стрелять…
"Да уж, маркиз успел узнать обо мне всю подноготную", - снова подумала Мэри и уточнила:
- Я действительно умею стрелять, милорд, но только не по живым людям.
- Смею вас заверить, что стрельба по мертвым людям лишена практического смысла и не доставляет никакого эстетического удовлетворения, - перебил ее маркиз. - Мисс Мэлдон, прошу вас усвоить одну простую вещь - я не спрашиваю вас, что вы умеете или не умеете делать. Я человек несентиментальный и тонкостями жизненных навыков молоденьких девушек интересуюсь только тогда, когда мне это выгодно. И все, что мне интересно было узнать о вас, я уже знаю. В настоящий момент я всего лишь информирую вас о том, что вы делать должны. И никакого выбора - подчиняться мне или нет, у вас не осталось. Выбор вам предоставляется исключительно в одном второстепенном вопросе - отправить ли брата под суд и впоследствии на каторгу, или нет. А если уж вы решились его спасти, от вашей воли больше ничего не зависит. Придется подчиниться мне, дитя. А если вы тревожитесь за свою репутацию, то позвольте напомнить - по милости вашего брата вы оказались у той черты, за которой от репутации семейства Мэлдон останется лишь пыль и тлен. К тому же полиция может заинтересоваться вашей причастностью к аферам братца и даже, о ужас, сделать неверные выводы…
- Что ж, вы правы. И если вы намерены отдавать мне распоряжения как служанке, я буду вынуждена их выполнять, - признала Мэри.
- Похвально, весьма похвально, что вы, мисс, умеете трезво оценивать ситуацию. И, кстати, хочу напомнить - вы не должны никому говорить о том, куда вы едете, зачем и с кем. Это одно из основных условий нашей сделки.
Домой Мэри вернулась в полном смятении. Ее жизнь принимала какой-то новый, странный стиль, и Мэри не могла понять - к добру ли это… Да и о каком добре вообще можно тут говорить? Внутренний голос подавал ей сигналы тревоги, и сколько бы она себя ни уговаривала, сигналы становились лишь громче и громче.
Ясно было, что ее против воли втягивают в какую-то опасную авантюру, причем выступать ей придется в качестве врага России, той страны, которую Мэри так любила и где видела столько добра…
Настоящего добра, о котором с благодарностью можно вспоминать всю свою жизнь!
Когда князь, нанявший матушку в гувернантки (всего лишь в гувернантки, почти в няньки!), узнал, что сын миссис Мэлдон, окончив школу, поступил в Англии в университет и ей отныне придется экономить каждый рубль своего жалованья, чтобы собрать необходимую для оплаты обучения сумму, он великодушно взял эту статью расходов на себя, не урезав плату гувернантке ни на копейку… Когда миссис Мэлдон кинулась его униженно благодарить, он даже застеснялся:
- Полноте, полноте, сударыня! Почему бы мне не помочь вдове офицера и его осиротевшим детям? Я сам служил и сам, случалось, рисковал жизнью… Мои дети тоже могли тогда остаться без отца. Но свет не без добрых людей, верю, что и им тоже кто-нибудь помог бы в случае беды…
А когда дочери князя Вере исполнилось шестнадцать и родители собирались дать большой бал, чтобы представить обществу юную дебютантку, княгиня вдруг заявила, что на балу будет не одна дебютантка, а две.
- Мэри ведь тоже недавно исполнилось шестнадцать, - напомнила она. - Ей тоже пора побывать на первом балу, как каждой девушке из хорошей семьи. Это огромное событие в жизни молодой девушки, по себе помню…
Княгиня заказала для юной англичанки очаровательное платье из тончайшего розового шелка, задрапированное волнами прозрачного белого газа и украшенное маленькими букетиками ландышей, и подарила нитку жемчуга, поскольку дамам, даже самым юным, на балу полагалось быть в драгоценностях. Платье удивительно шло ей, подчеркивая трогательную нежную красоту юной дебютантки.
Мать, увидев ее в бальном платье, всплакнула и потом несколько дней прятала глаза, постоянно бывшие на мокром месте.
День бала казался просто волшебным. Никакая Золушка, оказавшаяся на балу в королевском замке, не могла бы соперничать с Мэри в яркости собственных эмоций.
Представляли ее приглашенному обществу не как дочь наемной прислуги, а как равную: "Разрешите рекомендовать вам, господа, мисс Мэри Мэлдон, дочь майора британской армии, героически погибшего в восточных колониях. Она уже несколько лет живет в нашей семье, и мы любим ее как родную"… После этого отбоя от кавалеров в танцах у молоденькой англичанки не было.
Правда, на том памятном балу с Мэри случилось одно происшествие, за которое она получила настоящий нагоняй от матушки…
Кадриль она танцевала с племянником хозяев, графом Алексеем Чертольским, недавно поступившим на службу в гвардейский полк.
Алексей, часто гостивший у дяди, был своим человеком в доме. Мэри он всегда нравился, а теперь, в сверкании эполетов парадного кавалергардского мундира, он был просто неотразим. Мэри чувствовала, как ее бросает в жар то ли от стремительных па кадрили, то ли от волнения, и сердилась на себя - не хватало, чтобы все гости заметили, как ее щеки заливает краснота… Уж Алексей-то это явно заметил.
- Здесь ужасно жарко и душно, - прошептал он в порозовевшее ушко Мэри, - давайте сбежим ото всех на балкон и подышим свежим воздухом.
Девушка нашла эту идею замечательной. На балконе должно быть прохладно и темно, и никто в густых синих сумерках не заметит, как она краснеет.
Алексей провел ее на дальний балкон, выходивший в сад. Здесь было и вправду свежо и очень приятно. Музыка, нестерпимо громко звучавшая в бальном зале, сюда доносилась приглушенно. Нежные звуки далекого вальса звучали гораздо более интимно и волновали Мэри обещанием чего-то несбыточно-прекрасного. Под самым балконом росли кусты жасмина, верхние ветки которых поднимались к самой балконной решетке, протягивая белоснежные махровые соцветия к ногам Мэри, а чуть дальше, вдоль парадной аллеи, тянулись куртины роз, наполнявшие воздух фантастическими ароматами. Сад был иллюминирован горящими масляными светильниками. Пятна золотого света озаряли деревья и кусты, словно в их ветвях прятались эльфы, и трудно было вообразить нечто более сказочное…
- Боже, как тут красиво, - прошептала Мэри, - сейчас, в этом освещении, сад…
Но Алексей не дал ей договорить. Две сильные руки стремительно обняли девушку и притянули к груди, обтянутой военным мундиром.
Алексей оказался так близко, что Мэри услышала, как оглушительно стучит его сердце… Наверное, нужно было бы оттолкнуть дерзкого кавалергарда, сказать какие-то подходящие случаю возмущенные слова, но их не нашлось.
Она почувствовала, как к ее губам нежно прижимаются чужие губы, и голова ее закружилась от необычных ощущений. Запах цветов, влажной травы, молодой, свежей кожи Алексея, военной амуниции, легкого одеколона, душистого табака смешались в такую божественную гамму, что полностью лишили Мэри желания сопротивляться.
Она еще никогда и ни с кем не целовалась так и представить не могла, что поцелуй способен взволновать ее до глубины сердца. Ей хотелось только одного, чтобы этот миг никогда не кончался.
- Как ты прекрасна! - прошептал Алексей, на миг оторвавшись от своего восхитительного занятия.
И вдруг рядом с ними раздался отчаянный нервный крик:
- Что я вижу! О, мой бог! Что же ты делаешь, Мэри? Что ты себе позволяешь? Ты сошла с ума?
Это мать разыскала ее и - о ужас! - застала целующейся с кавалером на безлюдном и темном балконе… Конечно же главную вину за столь возмутительное происшествие вдова возложила не на свою юную и глупенькую дочку, а на молодого соблазнителя.
Миссис Мэлдон, долго не раздумывая, разразилась в адрес Алексея обличительной тирадой.
Граф производил впечатление благородного человека, и кто бы мог подумать, что он, увидев неопытность и доверчивость Мэри, решится скомпрометировать бедную девушку?
Знают ли князь и княгиня Барятины, эти добрейшие и благороднейшие люди, чем их племянник занимается здесь, под покровом ночи? Для чего он вообще бывает в этом доме? Он приходит навестить родственников или, воспользовавшись своим положением, ищет путей, чтобы соблазнить беззащитную сироту? Какое коварство!
Видит бог, миссис Мэлдон не обладает склонностью к пустым скандалам, но она не стерпит такого издевательства над честью ее дочери и всей семьи Мэлдон. Если отец Мэри погиб, а брат находится далеко, в другой стране, значит, любой богатый шалопай может посчитать себя вправе ломать девочке жизнь, превращая бедную сироту в свою игрушку?
Мэри не знала, насколько хорошо Алексей владеет английским, но если он понял хотя бы половину того, что кричала ему разъяренная мать, этого уже было бы достаточно, чтобы почувствовать себя негодяем. Похоже, он не находил слов, чтобы оправдаться.
- Миссис Мэлдон, ради бога, я вовсе не желал никого оскорблять, - бормотал он. - Я отношусь к Мэри с глубочайшим уважением… Я просто не сдержался. Вечер такой очаровательный, Мэри сегодня так красива. Я прошу меня извинить, если я невольно… Ей-богу, вы слишком строги! Это был самый невинный и целомудренный поцелуй, почти братский, клянусь вам!
- Ну вот что, граф, - решительно заявила вдова, вовсе не желавшая, чтобы их с дочерью принимали за беззащитных овечек. - Я намерена пресечь это увлечение. Поскольку жениться на моей дочери вы не можете, да и требовать этого было бы с моей стороны абсурдно, я требую другого - обещайте мне, что я больше никогда не увижу вас рядом с моей дочерью. Надеюсь, Алексей Николаевич, у вас есть хоть какое-то благородство и чувство ответственности, чтобы понять - это единственно разумный выход.
- Обещать, что никогда и ни при каких обстоятельствах не окажусь рядом с вашей дочерью, я не могу - обстоятельства не всегда зависят от нашей воли, - ответил Алексей. - Но я могу обещать, что никогда не причиню вашей дочери зла…
С этими словами он поклонился и ушел. А Мэри предстояло еще выслушать все матушкины обвинения и упреки… Бал, обещавший быть таким волшебным, превратился в нечто крайне неприятное.