Кессиди выгнула спину дугой, прижавшись к его груди, рту, языку. Она извивалась под ним, изо всех сил пытаясь достигнуть наибольшей близости. Но и этого было мало. Ей всегда надо будет больше… Мысль, что она всегда будет желать невозможного, ее напугала. Она вжалась в матрас и повернула голову, оборвав поцелуй.
Кессиди так же быстро прервала контакт, как за минуту до этого пыталась усилить его. Рот Пола скользнул по ее щеке к уху. Он ухватил ее мочку, потом коснулся нежной шеи, и ее захлестнула новая волна желания. Кессиди закрыла глаза. Через мгновение вновь открыла их и увидела часы рядом с кроватью. Прошло несколько секунд, прежде чем ее мозг зафиксировал увиденное.
- О боже!
- Да, да! - согласился Пол, горячим дыханием обдавая нежную кожу над ключицей и покусывая ее.
- Пол! Уже почти девять часов.
- Мм. Что? - Он поднял голову и посмотрел на часы. - Девять! Черт!
Кессиди завозилась:
- Магазин должен открыться в десять.
- А я должен быть в офисе в восемь сорок пять, - уныло заметил Пол.
- Ой!
Пол рассмеялся:
- Можешь еще раз сказать это. - Но затем посерьезнел. Мягкий взгляд его серых глаз ласкал девушку. - Я отчаянно хочу тебя.
- Я знаю, но… - На душе Кессиди потеплело. Он кивнул, нежно поцеловал ее и вздохнул:
- Позвоню и предупрежу, что я опоздаю.
- Спасибо, что остался со мной.
- Пожалуйста, - прошептал он, отбросил одеяло и встал. - Сделай мне одолжение. - Он наклонился, чтобы запечатлеть поцелуй на ее переносице.
- Да?
- Не вставай, пока я не уйду.
- Почему?
- Я хочу весь день вспоминать, как ты лежишь в постели. И к тому же я не уверен, что смогу уйти, увидев тебя раздетой.
При этих словах она вспыхнула и натянула одеяло до подбородка.
- Убедил.
Пол вновь поцеловал ее долгим, страстным поцелуем. Затем вышел из комнаты, и Кессиди слышала, как несколькими минутами позже тихо закрылась входная дверь. Чувство потери охватило ее. Какая ирония судьбы! Первый раз в жизни она спала с мужчиной, которого, без сомнения, любила… и осталась девственницей.
Кессиди не приняла бы приглашение отца на обед, знай, что ее братец тоже придет. Несколько дней она удачно избегала Вильяма, не поднимала трубку, окружала себя людьми, когда не могла избежать его присутствия. Раздражение искривляло его черты, голос звенел от злости, но Кессиди поняла, что его мнение больше не интересует ее. Она вряд ли простит унижение, которое испытала, когда братец заявил, что она недостойна внимания Пола.
Кессиди стояла на кухне, опираясь на буфет и глядя в окно. Когда внушительный седан Вильяма остановился на дорожке прямо за ее маленькой машиной, она сразу поняла, что попалась.
- Я ухожу. - Схватив сумочку со стула, Кессиди перекинула ее через плечо.
- Да ладно тебе, Кесс, - попытался урезонить ее Алвин Пенно своим шершавым, как гравий, голосом. Он закрыл дверцу духовки, проверив, готовы ли гамбургеры, и подтянул свои черные кожаные штаны. - Я знаю, Вильям - сущее наказание, но он твой брат, и все ваши разногласия надо обсудить.
Кессиди затрясла головой с несвойственным ей упрямством.
- Мне нечего ему сказать, а его мнение меня не волнует.
- Он очень настойчив, дорогая, - предостерег ее Алвин, скрещивая руки на кожаном жилете, надетом на голое тело. Кессиди заметила новую татуировку на его плече - маленького лягушонка, на голую макушку которого была надвинута корона, и надпись: "Лысый - значит красивый". - Кроме того, он припарковался прямо за тобой.
Попалась! Девушка выругалась, чего она никогда не делала раньше. Алвин ужаснулся и поднес руку к лысой макушке.
Дверь скрипнула, вошел Вильям:
- Ну, наконец я прижал тебя к стенке! - И погрозил пальцем. - А теперь послушай, что я тебе скажу.
- И не подумаю. Моя жизнь - не твоего ума дело.
И битва началась. Они кричали друг на друга, как никогда с детских лет. Тогда Вильям практически всегда выигрывал их сражения благодаря восьмилетней разнице в возрасте. Но теперь Кессиди была не слабее его - ни в умственном, ни в эмоциональном плане. И была так же хладнокровна, хотя это пока не помогало. Однако она не уступала, понимая, что старший брат не привык к подобному проявлению силы со стороны дурочки сестренки. Он ведь привык запугивать ее, не прилагая особых усилий, а теперь не знал, что делать с мегерой, которая сцепилась с ним, пытаясь защититься и не заботясь о мнении окружающих.
- Мои отношения с Полом, каковы бы они ни были, тебя не касаются! У тебя нет права решать, с кем мне встречаться, поэтому держи свое мнение при себе!
- Ради бога, Кессиди, он почти женатый человек!
- Он даже еще не обручен!
- "Еще" - очень точное слово. Ты сама знаешь: он должен жениться на ней.
- Ну и что? Сейчас он на ней не женат, а даже если б и был, это не помешало бы нам стать друзьями!
- Вы больше чем друзья. Я не знаю, как это произошло, но похоже, что… Похоже, что он влюблен в тебя.
Радость с привкусом боли охватила Кессиди, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержать гневные интонации.
- Ну и что, даже если это так? Это ничего не меняет! Он ведь женится на ней.
- Именно об этом я и говорю!
- А о чем ты тогда беспокоишься? Уж конечно, не о такой безделице, как мое разбитое сердце! - По удивленному выражению его лица Кессиди поняла, что Вилли ни на секунду не задумывался над тем, что она, наверное, страдает. Нет, все его беспокойство было только о себе самом! - Расслабься, дорогой братец, - посоветовала она едко. - Твой план успешно женить Пола на Бетине все еще в силе! - Увидев, что от этих слов Вильям побелел как полотно, Кессиди все поняла: - Значит, ты имеешь к этому самое прямое отношение? Ты сговорился с Бетиной?
Вина просто сочилась из Вильяма. Она была в его взгляде, судорожно сведенном рте, в том, как он замахал руками, в поникших плечах, даже в том, как одна его нога дернулась в сторону двери. Шея его вытянулась, а рот задрожал.
- Я… я… не знаю, что ты имеешь в виду. Все, что я сделал… все, что я желал, - только добра… всем!
Не в состоянии вымолвить ни слова, Кессиди смотрела на него, будто увидела в первый раз. Он был ужасно жалким, напуганным, неуверенным в себе. Он всегда ждал худшего, жизнь была для него сплошным ужасом. Все эти годы Кессиди считала слабой себя, а ее старший брат втайне боялся всего и всех.
- Вильям, - произнесла она громким, уверенным голосом, - твоя карьера не пострадает. Независимо от того, как крепко ты связан с Бетиной и ее планами.
Он сжался и выпалил:
- Я не хотел этого! О-она призналась мне. Она сказала, что должна заставить его жениться на ней. Я не спрашивал почему, это не мое дело!
Кессиди вздохнула и покачала головой. Бедный Вильям…
- И ты намекнул Бетине, что единственный способ - это пригрозить развалом компании?
- Да, - ответил он затравленно.
Кессиди кивнула. Она больше ничего не желала знать. Все, чего она желала - невыплаканные слезы жгли ей глаза, - это быть с Полом. Она расправила плечи, подняла подбородок.
- Он женится на ней, потому что у него нет выбора. Но это не означает, что я перестану встречаться с ним.
Вильям подчинился и с несчастным видом закивал головой.
- Бетина пригрозила мне увольнением, если по какой-то причине план провалится.
- Этого не случится, - пообещала Кессиди. - Во-первых, потому что он собирается жениться на ней, а во-вторых, я позабочусь о том, чтобы этому не было никаких препятствий.
От удивления брови Вильяма взлетели выше лба.
- Ты имеешь такое влияние?
Было очевидно, что он не считал вопрос оскорбительным. Он просто не мог представить, что Кессиди может иметь на кого-нибудь влияние. Она сказала только:
- Да, имею.
К ее изумлению, Вильям несколько мгновений подыскивал слова, но ограничился только одним: "спасибо". Кессиди усмехнулась:
- Пожалуйста. Мы теперь можем закрыть эту тему? Навсегда? - Вильям пожал плечами, что она расценила как согласие. - Хорошо. Может, поедим? Я хочу есть.
Алвин откашлялся и, когда они повернулись к нему, указал на тарелку с горой гамбургеров.
- Кто сказал, что хочет есть?
Вильям, непривычно подавленный и тихий, оставался не дольше, чем было необходимо для того, чтобы отдать должное обеду. Без сомнения, он был озабочен поворотом событий, отказом сестры подчиниться. Кессиди жалела его, даже когда поняла, что Вильям вряд ли постигнет глубину трагедии, главную роль в которой отвела себе его сестра. После того, как он ушел, Алвин обратился к Кессиди:
- Расскажи-ка мне обо всем.
- Я влюбилась в человека, который должен жениться на другой. К тому же он начальник Вильяма.
Алвин, да благословит его Господь, и глазом не моргнул.
- Он сделал ей ребенка?
- Нет!
- Тогда почему он должен жениться на ней?
Кессиди вздохнула:
- Все очень сложно. Если он не женится на ней, пострадает его бизнес и семья.
- Хм. А он тебя любит?
- Думаю, любит. Сейчас, во всяком случае.
- Сейчас - это все, что у нас есть, дорогая. Конечно, отец прав. Если завтрашний день едва ли сулит что-нибудь хорошее, а прошлого не изменишь, настоящее остается единственной реальностью. Тогда есть смысл извлечь из него все, что можно.
- Может, поделишься и остальным?
Кессиди глубоко вздохнула и начала свой рассказ. Алвин только хмыкал, либо приберегая комментарии на потом, либо воздерживаясь от них. Когда дочь наконец замолчала, он заметил:
- Я горжусь тобой, детка. Ты могла бы забиться в уголок и притвориться, что все ваши чувства - выдумка, но ты предпочла ухватить их за хвост и вытащить на свет Божий. Потом, может, будешь страдать, но у тебя останется память об этих днях, а это кое-что да значит.
И Кессиди поняла, что он прав. Из дилеммы "сейчас или никогда" "никогда" не является выбором. Когда она выходила, то услышала, как отец смеется и бормочет:
- Черт меня подери, если я не прав, но эта девчонка всю жизнь проходит в девственницах.
От смущения и унижения она покраснела, но это только укрепило ее решимость взять все от настоящего и доказать отцу, что в последнем утверждении он не прав.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Пол с улыбкой посмотрел на Кессиди, как и было написано в сценарии, и в нужный момент обнял ее, прижимая к себе. На этот раз она не просто посмотрела на него. Она подняла руку и погладила его по щеке, глаза ее были полны обещаний, которыми в сценарии и не пахло. Сердце Пола внезапно подпрыгнуло. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не склониться и не поцеловать ее. Свет погас, и он, схватив в темноте ее руку, повел через сцену, в то время, как огни зажглись в другом месте и повествование немного изменилось по тону. Новая сцена показывала первые годы "Булочных Барклая" и постоянных клиентов, выстроившихся в очередь за их хлебом и кондитерскими изделиями. Но Пол вел Кессиди за сцену и не следил ни за повествованием, ни за действием.
К его удивлению, как только они оказались наедине, Кессиди повернулась, обняла его за талию и сильно прижала к себе.
- Я так скучала! - прошептала она и добавила: - Ты знаешь, я никогда не спала так крепко, как в ту ночь с тобой.
Пол почувствовал, как на мгновение сердце у него замерло, и горечь, смешанная с радостью, наполнила душу. С того утра его преследовало воспоминание об их близости. Но он ушел от нее с ощущением, что это сближение потрясло и даже немного напугало ее. Он терзался мыслью о том, что другой мужчина первым разделит с ней это наслаждение, а его собственная жизнь с женщиной, к которой он не желает даже прикоснуться, будет похожа на фарс. Пол склонился и сделал то, чего постоянно желал с тех пор, как встретился с этой женщиной, - поцеловал ее и вкусил ответный поцелуй.
Сегодня Кессиди была необычно активна. Она быстро обхватила его руками за шею, притянула к себе и поцеловала долгим томительным поцелуем, лаская его язык своим, прежде чем проникнуть в его рот. Затем со стоном прижалась к нему всем телом. Пол был потрясен, возбужден и немного озадачен. Она не кидалась на него, но и вела себя не так, как он ожидал. Он не знал, радоваться или страшиться. А Кессиди коснулась его груди и стала поглаживать его медленно, но как-то лихорадочно. И тут он испытал приступ невероятной боли. Его терзало чудовищное возбуждение, природа которого была ему незнакома. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного.
Кессиди! Желал ли он когда-либо женщину так сильно? Нуждался ли он когда-нибудь в объятиях женщины так отчаянно?
Через несколько секунд он осознал, что ласкает ее грудь, а она не отстраняется. Но если кто-нибудь из них не остановится, он сорвет с нее одежду и повалит на пол. Его рука, послушная внутреннему голосу, потянула полосатый вязаный свитер девушки из вельветовых брюк. Но в этот момент она отстранилась, тяжело дыша.
Пол подавил желание вновь обнять ее и просто ждал, не смея осмысливать то, что здесь происходит. Вдруг Кессиди схватила его за рубашку и срывающимся голосом проговорила:
- Приходи ко мне сегодня вечером!
Он накрыл ее руки своими.
- Кесс…
- Ты нужен мне, Пол. Я знаю, мы не можем долго быть вместе, но я хочу получить столько, сколько ты сможешь мне дать. Пожалуйста!
Пол обнял ее и, закрыв глаза, прижал к своей груди.
- Подожди полчаса после репетиции, а потом приходи, - прошептала девушка.
Он кивнул.
Кессиди высвободилась из его объятий и, как привидение, направилась к лестнице. Затем вдруг вернулась и, положив руки ему на плечи, страстно поцеловала.
- Я люблю тебя! - прошептала она, задыхаясь.
Пол был потрясен.
- Кесс…
Но она уже упорхнула, были только слышны ее шаги на лестнице.
Полу вдруг захотелось плакать… или смеяться… или и то и другое вместе. Закрыв лицо руками, он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и попытался выкинуть из головы ее слова, зная, что только так будет в состоянии прожить оставшиеся полтора часа.
Как зомби, он не помнил, что видел и что делал. Он чувствовал напряжение Кессиди, но больше ничего. Даже не мог вспомнить, смотрела ли она прямо на него, мелькнуло ли что-нибудь в мягком взгляде зеленых глаз. Помнился только свет и медленное течение секунд до тех пор, пока он не оказался на автостоянке. Пол стоял и смотрел на красные огоньки задних фар машин, в которых разъезжались по домам актеры. В одной из них ехала Кессиди, но он не осмелился даже проследить за ней взглядом. Вместо этого сел в свой роскошный автомобиль и поехал к ближайшему кафе, где проглотил две чашки кофе и съел совершенно сырой пирог, который не лез в горло. Ровно двадцать восемь минут спустя он поднялся и вышел.
Странно, но теперь, когда время подошло, он был совершенно спокоен. Он был опытным мужчиной, но, видно, слишком опытным, и вспоминал большую часть своей жизни без восторга. Теперь он понимал, почему дед беспокоился о нем. Пол изо всех сил крутил педали, но бежал на одном месте, ничего не достигая. Он слепо повиновался велениям своего тела, словно это было все, что могла предложить ему жизнь. А потом смешная, искренняя девушка, очаровательное и неожиданное сокровище, которое проглядел остальной мир, открыла ему иные горизонты. Он никогда не подозревал о подобной красоте, никогда не чувствовал удовлетворения от того только, что другой человек улыбается, мурлычет или стонет, как она в его объятиях. И она любила его! Это было самое удивительное откровение. Она любила его настолько, что готова была отдать ему то, чего не отдала ни одному другому мужчине, даже зная, что он никогда не пойдет с ней одной дорогой по жизни.
Пол остановился у тротуара, пребывая в самом радостном настроении. Вышел из машины, положил ключи в карман и весело пробежал по дорожке к входной двери. Он постучал - через несколько мгновений томный голос пригласил его войти. Пол повернул ручку и вступил в страну фантазий.
Кессиди задрапировала лампы красными платками, а по полу разбросала декоративные подушки. По всему периметру комнаты мигали свечи. Мягкая музыка лилась из… он не знал, откуда, и больше не думал об этом, потому что она приблизилась.
- Снимай куртку, - словно шелк, прошелестели слова.
Пол отвел руки назад и позволил ей снять куртку. Она свернула ее и аккуратно уложила на ручку кресла, а когда вновь повернулась к нему, у него перехватило дыхание при виде того, как она одета - или, скорее, раздета.
Вязаный свитер и вельветовые брюки уступили место совершенно необычному наряду, как у танцовщицы французского варьете: черное облегающее атласное платье застегивалось впереди на крошечные серебряные крючки. Без бретелек, с низким декольте, платье охватывало ее тонкую талию и приподнимало роскошную грудь. Каскад легкой кружевной ткани струился с бедер, ножки были обтянуты черными прозрачными чулками со швом, их удлиняли черные туфельки на шпильках, с острыми носами. Запястья украшали банты из ярко-розовых лент. Точно такая же лента перехватывала высоко на затылке темно-золотые волосы, ниспадавшие свободным потоком, а лицо обрамляли два длинных локона. Впервые за все время их знакомства она нанесла косметику, но немного - только тушь для ресниц и сверкающую помаду.
Кессиди была неповторима, от ее красоты перехватывало дыхание. И она принадлежала ему.
Пол обнял девушку. Она вложила пальцы в его ладони, улыбающаяся и привлекательная. Затем, пристально глядя на него, начала медленно расстегивать его рубашку. Весь дрожа, Пол слегка наклонился к ней, Кессиди обхватила его руками за шею и ткнулась носом в его ухо:
- Может, лучше пойдем в спальню?
Вокруг ее кровати мерцали огоньки свечей. Девушка поменяла хлопчатобумажные простыни на кремовые атласные. Верхнее покрывало было сложено в ногах постели. Пол осторожно усадил Кессиди на край и, опустившись на колени, снял ее туфельки и поставил рядом. Она откинулась на руки и встряхнула головой, улыбнулась и приподняла ножку. Пол с благоговением зацепил пальцами одну подвязку, скользнул вниз по ноге, затем коснулся чулка. Когда чулок спустился до колена, Пол провел языком по обнажающейся ноге, следуя за пальцами. Чулок упал на ковер, Пол слегка ущипнул подъем ступни зубами, а его руки уже нащупывали вторую подвязку. Другой чулок быстро последовал за первым. Пол поднялся на ноги, увлекая за собой Кессиди и склоняя голову, чтобы ощутить вкус ее обнаженного плеча. Руки его ласкали ее тело, пока не наткнулись на крючки, удерживающие этот дразнящий наряд.
Дюйм за дюймом раскрывался разрез платья, и наконец жесткий лиф и пышная юбка упали, оставив Кессиди лишь в черных трусиках. Сердце Пола подпрыгнуло и забилось быстрее. Дрожащими руками он провел по обнаженному телу. Дыхание остановилось.
- Боже мой! - ахнул он, глядя на нее. - Ты не просто красавица, ты самая…
Он запнулся - впервые не смог выразить свои чувства словами. Она была совершенством и заслуживала большего, чем он мог дать ей. Она заслуживала мужчины, с которым познала бы блаженство не только впервые, а навсегда. Но не он был тем мужчиной. Тупая одержимость Бетины лишила его счастья. Пол мог бы любить Кессиди, как никто на свете, но не мог дать ей то, чего она была достойна, и, следовательно, не мог взять то, чего не был достоин сам.