Не отдаст и монеты. И пядь земли не уступит. Хитрая тварь думать будет, как все провернуть, чтоб и овцы целы остались, и волки сыты. Его овцы и его волки.
- Сжечь всегда успеем. Я уже сказал, какие планы у нас на дочь Ода. Мы государство, а не кучка варваров или баордов, а у государства законы есть. Она отречется от веры, от Храма и станет одной из нас. Победа не всегда на поле боя случается.
- Когда, Рейн? Пять дней прошло. Людям нужны ответы.
- Будут ответы. Сегодня еще лассарских женщин повесим. Завтра детей. И будут ответы.
- А если не согласится, что тогда? Если всех перебьешь, а она не даст согласия. Что тогда, Рейн? Кого убивать будешь, чтоб отсрочить казнь Одейи дес Вийяр? Недовольных? Как сегодня ночью? Думаешь я не знаю, что мясника Дункана и его зятя с головорезами за стену вывели, и они не вернулись обратно? Сколько наших умрут из-за нее, Даал?
Резко повернулся и помощник отпрянул, увидев мой взгляд. А меня от злости на части рвет. Потому что прав. Потому чтода. Готов убивать, чтоб заткнулись. Сколькие умрут? Не знаю. Многие. Пока я не готов с ней расстаться, умрет каждый, кто будет мне мешать или причинит ей вред.
- Ты сомневаешься в моих решениях, Саяр? Во мне сомневаешься?
- Мы оба знаем, Рейн, что это не самое лучшее твое решение, и оба знаем, почему ты так решил.
Я в один шаг преодолел расстояние между нами и теперь возвышался над Саяром, который смело смотрел мне в глаза, хотя и боялся. Волк его страх сразу учуял и оскалился злорадно. Бойтесь. Мне это на руку. Уважайте, любите, но, главное, всегда бойтесь.
- И почему я так решил, по-твоему? Озвучь мне свои предположения.
- Потому что красноволосая сука вскружила тебе голову, потому что ты её хочешь. И из-за бабы, Рейн, ты можешь потерять все, что завоевал. Доверие своего народа, который молится на тебя и жаждет наказания для дочери их палача. Жаждет справедливости.
Я зарычал и впечатал Саяра в стену, приподнял за шиворот над полом.
- По-твоему, я готов предать свой народ из-за лассарской шлюхи?
- По-моему, у тебя поехала из-за неё крыша. Ты сам не знаешь, что делать.
- Я могу вырвать тебе язык за эти слова.
- Можешь. Но ты знаешь, что я прав. Какой прок нам от нее? Какой? Если Лассар никогда ее не признает. Если Од это поймет, думаешь, он будет готов принять наши условия только ради дочери?
Я медленно разжал пальцы.
- Она согласится.
- А если…
- Я сказал, согласится! Надо будет, отрежу ей руку и сам распишусь её пальцами. Надо будет - отрежу две.
- Только бы не казнить? Это не просто похоть, да?
Мы смотрели друг другу в глаза, я видел, как там на дне глаз Саяра плескается понимание и разочарование, а во мне ярость растет. Голодная, жгучая, как живая. Потому что прав он. И потому что уже знает меня не один год. Потому что каждое слово, как удар хлыста по натянутым нервам и рубцами внутри. Ради суки лассарской. Если бы убил её там в лесу и сожрал её сердце, все было бы кончено.
Вот что было бы честно по отношению к моему народу, да, и по отношению к ней тоже. Но она - моя мерида, и я уже не в силах отказаться от дозы.
- Не просто похоть.
- Ты мне скажи, это надо тебе лично, Рейн? Она нужна тебе?
- Это надо мне лично, Саяр.
Вот я и сказал это вслух. Выплюнул как грязь и сам ею же и испачкался. Она по мне изнутри стекает. Вязкая жижа пагубной зависимости от шеаны проклятой, приворожившей меня к себе намертво глазами своими паршивыми, лживыми.
- Значит, сдержим людей столько, сколько возможно. Брошу слух по городу, что надо обрюхатить лассарскую шлюху, вытравить семя вийярское и заставить Ода преклонить перед нами колени.
Я коротко кивнул, продолжая смотреть ему в глаза, вспоминая, как мы с ним познакомились, когда я беглых к себе в отряд взял, в меиды посвятил и сколько раз валласар Саяр был готов умереть за меня и за свой народ. Сколько месяцев провел в услужении жирному Фао, чтобы воплотить мои планы в жизнь. Он единственный знал, кто я на самом деле. Саяр прикрывал меня в ночи Черный Луны и ждал на рассвете с одеждой и конем возле кромки Сааннского леса, куда мой волк уходил и возвращался только спустя несколько суток.
- Астрель может проболтаться.
- Не проболтается - заперт в келье. Трясется, как псина полудохлая. Боится кары Иллина.
- Пожалуй, после венчания не мешало бы Иллину его покарать.
Я расхохотался, и Саяр следом за мной. Только смех натянутый, и между нами дрожит его ожидание моих решений, а у меня их нет пока. Ни одного.
- Что там на юго-востоке? Гонец вернулся?
- Нет, не вернулся. Ничего нового. Пришли вести с границы с Саананским лесом - баорды массово на юг уходят. Покидают лес со стороны Туманных Вод, по пути наши деревни разоряют. Взяли троих тварей в плен, среди них мадора слепая.
- Допросили?
- Допрашивают двоих. Мадора слишком опасна, чтобы войти к ней в келью. Четверых отравила ядом, прежде чем ее вырубили. Корчатся в страшных муках.
- Сам допрошу. Узнали, кто под нашим знаменем набеги устраивает?
- Пока нет. Говорят, баба у них предводительница. Беглые, скорей всего, отряд собрали. Нам же на руку.
- Путь на долину прокладывать надо и через Туманные Воды на Лассар севером идти. От нас не ждут нападения зимой. Это наше время. Но Баорды не зря оттуда уходят. Что-то не чисто там. Где мадора?
- Заперта сука старая.
- Отведи меня к ней. У меня заговорит.
* * *
Едва я вошел в полутемное помещение кельи, старуха в медвежьей шкуре к стене шарахнулась и зашипела, как ящерица. Глаза полностью белой пленкой затянуты, подбородок дергается то ли от старости, то ли зверя моего чует, боится. И вонь…невыносимая вонь грязного тела и медвежьего сала.
- Гайлааар, - зашипела и в стену когтями скребётся, точно просочиться сквозь камни хочет, а я усмехнулся - знает, что в один миг ей шею сверну и яд под ногтями не поможет.
- Не бойся, мадора. Убивать тебя пока никто не собирается. А если полезной окажешься, еще и накормят.
- Среди людей…гайлар… маска под масскооой.
Её слепота - это лишь видимость для смертных, видит она намного больше нашего. Да то видит, что человеку и даже волку не под силу. Насколько сильна, интересно? Говорят, баордские мадоры одни из самых сильных шеан в мире.
- Почему от Туманных вод уходите, что за стратегия? Барг решил сменить место дислокации или задумали что-то?
- Две маски, а останется одна и та ненадолго.
- Я тебя погадать не просил, для этого в Ардаре валлаские шеаны имеются. Ты на вопросы отвечай, старая, иначе к рассвету твоя шкура рядом с медвежьей висеть будет и смердеть за версту жиром и гнилью.
Она снова зашипела, показывая мне желтые зубы и выпуская когти, готовая драться, но в то же время смертельно перепуганная. Знает, что смерть рядом, и нервничает.
- Зло идет сюда…в Саананском лесу деревья гибнут, лед красной коркой покрывается. Все звери издохли.
- Что ты мелешь? Какое зло? Правду говори. Я терпением не отличаюсь. Голову мне не морочь.
- Старая Сивар всегда правду говорит. Мадорам запрещено лгать. Их Гоа покарает и силу отнимет. Зло… их сотни … мир умрет, когда они на землю ступят. Все туманом покроется вечным холодом. Он голоден.
Я смотрел, как она зубами клацает и скрюченные пальцы то сжимает, то разжимает. Мимо меня смотрит, но за каждым моим движением головой ведет.
- Отдай ниаду. Мир еще на двести лет продлится.
Я насторожился. Она дернула за самую больную струну внутри меня.
- При чем здесь ниада?
- Он за ней идет. Она последняя. Без нее возрождение невозможно.
- Возрождение кого?
- Черных теней. Его сыновей. Она нам всем смерть принесет. В Храме должна быть. Не в нашем мире.
Вдруг посмотрела прямо на меня белыми глазами, и я почувствовал, как по коже паутина расползается, но проникнуть не может - не по зубам я мадоре. Потому что не человек.
- Погубит тебя. В ней твоя смерть. Ниада не твоя.
- Моя! Я ее такой сделал, старая, я же и обратно верну.
- Не вернешшшь. Поздно уже. Они придут за ней, если не отдашь. И весь мир погрузится в туман. Из-за тебя и страсти твоей дикой.
- Ты совсем помешалась в своем лесу саананском. Самое страшное зло здесь я, да и ты - то еще отродье саананское. Все остальное сказки да легенды.
- Тьма не всегда так черна, как кажется. Смерть она белая, а не черная. Запомни Гайлар. Свет наполнен тьмой… и она страшнее тем, что ты ее не видишь. Сражайся со Светом, Рейн дас Даал, иначе он отберет ее у тебя. Все изменится…не будет, как прежде, если они ступят на землю из воды.
- Кто они?
- Никто. Нет у них имени, тела нет, души нет. Они - никто. Черные тени.
Совсем мозги от старости иссохли. Чокнутая старуха. Барг, наверняка, увидел место потеплее. Зима гонит баордов на юг, а не зло эфемерное.
- Не станешь ты велеаром из-за неё. Не здесь. Не в этой жизни. Если выбор не сделаешь, она тебя погубит. Зверем лютым и одиноким будешь. Все потеряешь. Отдай ее ему. Вернииии. Женщина-смерть с красными волосами не имеет права любить. Не тронь её тело. И душу не тронь.
Захотелось старой суке выдрать язык, а еще лучше - голову отсечь, чтоб заткнулась.
- Мне плевать на твои пророчества. И толку от тебя нет. Ничего умного не сказала. Велю тебе пальцы отрубить и освежевать вместе с лассарами сегодня вечером.
Дернула головой, как змея из стороны в сторону двигает, а шея на месте и глаза все белее и белее, как снег.
- Я могу пригодиться, гайлар. Тебе ведь нужен проводник через Туманные воды к Лассару? Людей твоих могу вылечить от яда мадорского. Я пригожусь, Даал. Не убивай Сивар. Сивар много чего умеет. Её сам Гоа выбрал. Багр молился на Сивар, но потерял. Она сама ушла. Смерть баордов первыми заберет.
Я смотрел на старую тварь и думал, насколько она может быть полезной в дороге, и не лжет ли мне. Подлая сука могла что-то придумать, чтобы шкуру свою вонючую спасти. Лучше избавиться от неё. Нельзя доверять баордам. Они, как гиены.
- Не нужна ты мне, мадора проклятая. Одним баордом на земле станет меньше. Одной тварью смердящей. А через Туманные мы и без тебя дойдем.
Я развернулся к двери, слыша, как внизу снова начались беспорядки и голоса людей скандировали "смерть вийярской суке".
- Она согласится. Сегодня согласится, Безликий. И её тело получишь. Заставь ниаду хотеть, и она перестанет жечь ядом. Разбуди в ней женщину.
Повернулся к баордке: все так же смотрит сквозь меня и когтями по воздуху водит.
- Люби её тело, и оно ответит. Только душа полна ненависти и презрения…душу не так просто получить. Да, и зачем тебе душа, когда твоя плоть разрывается от похоти.
Знает, на какие струны надавить, видит, что внутри меня происходит. Тем и опасна. Но мы ведь любим говорить о своей боли и слабости. Мы любим, когда кто-то её готов унять и дает нам бальзам, чтобы не так сильно болело. Баордка только что дала мне то, что я отчаялся увидеть - надежду. И, пожалуй, за это я пощажу её.
- Если лжешь, и она не согласится, я отрежу тебе язык.
- Сивар никогда не лжееет.
В дверь кельи постучали, и когда я распахнул ее настежь, увидел одного из стражей темницы.
- Пленница зовет вас, мой дас.
Вздернул бровь, а сердце глухо ударилось о ребра. Резко обернулся к старой ведьме, а она по-прежнему смотрела сквозь меня.
- Вылечи моих людей. Через неделю пойдем на Лассар. Поведешь нас через болота.
- Сивар не может повести, у нее ноги перебиты стрелами. За неделю не заживут. Твои люди это сделали, Даал.
Я нахмурился, опуская взгляд к ее ногам. Тряпки, намотанные на подошвы, взмокли от крови, и стрелы торчат из лодыжек.
- А мне какое до этого дело? Ты мадора - ты себя и лечи.
- Найди для меня листы дуа-лаан, у ваших шеан они есть, я вылечу раны и смогу идти.
- Да, мне проще оторвать тебе голову, ведьма.
Я смотрел на неё и думал о том, что старая сука права - нужна она мне.
- Тебе принесут дуа-лаан. Будешь сидеть здесь, пока мой отряд не двинется в поход.
- Найдите для нее листья дуа-лаан и глаз с нее не спускать. Не открывать келью и не разговаривать с ней.
* * *
Спускался по лестнице, и удары сердца отсчитывали каждую из ступеней. Если баордка не солгала, то меня все же ждет победа над высокомерной, упрямой сучкой. Подошел к клетке и, едва увидев девушку, снова почувствовал, как падаю в пропасть и внутри все накаляется до невыносимого ощущения горящих нервов и напряжения в каждой мышце. Особенно в паху, где скручивает всего от одного взгляда на эти волосы. Личный фетиш. Каждый волосок дороже красного золота.
Стоит спиной ко мне, и локоны до пола вьются. Окутывают ее алым, живым плащом. А мне видится, как они разбросаны по моей постели, как оплетают мое тело, пока я жадно вбиваюсь в нее, покорную и стонущую подо мной. От предвкушения сводит скулы и глухой стон триумфа дрожит в пересохшем горле. Сломалась? Неужели сломалась?
Открыл клетку, но Одейя не обернулась, только тихо сказала то, от чего у меня кровь в висках запульсировала до разрыва барабанных перепонок.
- Я согласна стать вашей женой…
ГЛАВА 12. РЕЙН
- Я согласна стать вашей женой…
Я напрягся…потому что был уверен, что за этим последует пресловутое "но". Дочь Ода Первого слишком умна, чтобы не поставить свои условия. Я бы разочаровался, не сделай она это. Я достаточно ее изучил за долгие годы, пока следил за каждым её шагом.
- Только прежде, чем вы это объявите во всеуслышание, я хочу увидеть тело моего брата и похоронить его по всем законам Лассара.
Не разочаровала. Начала с условий. Ну что ж, поторгуемся, велеария. Посмотрим, за какую цену ты мне продашься.
- Вы не в том положении, чтобы чего-то хотеть.
О, Гела. Она всегда именно в том положении, чтобы хотеть, просить, требовать. Как любая красивая женщина. Безумно красивая. Настолько, что я каждый раз чувствую в крови всплеск адреналина и резь в глазах. Потому что слепит. Потому что это жестокая насмешка судьбы - такую красоту отдать такому уроду, как я. Но фортуна любит хохотать, издеваться, плевать в лицо, ставить на колени. И в этот раз уже не меня. Моё время прошло. Я нынче не в фаворитах, а в зрителях.
- Я в положении пленницы. Я знаю.
- Вы уже изменили это положение своим согласием.
- Значит, вы готовы исполнять мои желания?
- Естественно, - я склонил голову вбок, рассматривая, как блики зимнего солнца ползут по металлической решетке. А мне кажется, что в клетке не она, а я, и если позволю больше, чем то, на что может рассчитывать лассарская пленница, я сам перережу себе глотку. Она резко обернулась, и я увидел, как блестят лихорадочно её зрачки, как осунулось лицо за эти дни. Если ублюдки плохо её кормили, каждого из них отдам на съедение волкам. Живьем. А может, и по кускам. Я видел, как в ней происходит внутренняя борьба. Переступает через себя, чтобы что-то сказать.
- Желания, а не условия.
- Хорошо, это не условия, а просьба. Как ваша будущая жена, я же могу просить своего мужа о милости?
Прищурился, не веря своим ушам. Просить? Я не ослышался? Даже так? Поняла, с кем имеет дело, или это уловка?
- Вы увидите тело вашего брата, но похоронить его по законам Лассара я вам не позволю. Здесь не соблюдают ваши варварские обычаи.
Слегка повернула лицо вбок и сжала челюсти. Сильно. Так сильно, что я увидел, как выпирают её скулы. Всего лишь на мгновение. Да, маленькая женщина-смерть, придется просить. А я сожру каждое твое унижение. Каждый раз, когда ты переступишь через себя - это будет моя победа.
- Но вы же велеар, разве вы не сможете сделать исключение?
И ты научишься проглатывать отказы.
- Нет. Ваш брат около года правил в Валласе. Вы знаете, сколько валласаров были убиты, растерзаны и проданы за время его правления? Народ ненавидит его так же сильно, как и вашего отца. Максимум что я могу сделать - это сжечь его тело в погребальне для больных проказой и принести вам его прах.
Она снова отвернулась к окну. Положила тонкие руки на грязный подоконник, и я позавидовал проклятому ржавому металлу.
- Хорошо, пусть так. Хотя бы так. И снимите этих несчастных с виселиц и кольев.
- Тела будут висеть ровно столько, пока не начнут разлагаться и их не выкинут в ров. Мой народ слишком долго ждал лассаров на своих виселицах. На тех самых, где болтались их родные и близкие, повешенные вашим братом.
- Так какие из моих просьб вы готовы выполнять, если на каждую из них вы ответили отказом? - пальцы сильно сжали металл, и костяшки побелели.
Я подошел к ней сзади и, стиснув челюсти смотрел на её волосы, все такие же великолепные, невыносимо великолепные. Какими длинными стали за эти годы, вьются почти до самого пола. И опять это дикое желание впиться в них пальцами, гладить, перебирать, ласкать. Сжать ее плечи и, резко развернув к себе, дико целовать губы. И пусть мои собственные обуглятся к Саанану. Просто почувствовать её…за столько проклятых лет. Когда я смогу прикоснуться к ней, меня разорвет от наслаждения и горечи на ошметки. Провел пальцами над ее волосами, в миллиметрах, не прикасаясь…но я помнил, какие они на ощупь, волосы цвета моей одержимости…волосы цвета смерти моей семьи, волосы цвета адского счастья. Я искал их годами. Каждый проклятый день я думал о них… видел во всем. В каждой девке, стонущей подо мной, я искал её, а сейчас, когда нашел, уже не отпущу. Буду держать за эти самые волосы или сдеру вместе с кожей, но не отпущу.
- Просите все, что не затрагивает интересы моего народа. Драгоценности, меха, ткани, любые подарки. Красное золото, голубые камни из обледенелого Линаса.
И в этот момент она сама резко повернулась ко мне, а я одернул руку.
- А чтоб вы сдохли, можно попросить? Хотя… это ведь затронет интересы вашего народа. Жаль…очень жаль.
Триумф сменился ядовитой горечью, потому что в её глазах было столько ненависти, сколько я не видел даже в глазах моих врагов, которым выдирал сердца и отрезал головы. Сучка не понимает, что торгуется со мной за свою собственную жизнь. Только она ищет смерти, а я не даю ей умереть. И не дам.
- Да. Вы можете просить. У вашего Иллина. Вдруг он вас услышит и исполнит ваши мечты. Но какая досада, вы кажется сказали, что не верите в него?
- Ради этого я готова поверить во что угодно. Даже в Саанана.
- У вас будут долгие годы для выбора нужной молитвы. А сейчас вас отведут в ваши покои и начнут готовить к венчанию. Завтра вы станете моей женой Одейя Вийяр.
- Вашей вещью, вы хотели сказать. Вашим орудием мести моему отцу. Вашей подстилкой, только с разрешения закона, чтобы спасти ваши шкуры от гнева Ода Первого. Потому что вы слишком слабы против него. Валлаские псы боятся лассарского льва, не так ли? Надеюсь, что яд из моего тела не исчезнет, когда проклятый предатель-астрель срежет с меня метку Иллина, и вы не сможете прикоснуться ко мне.
На мгновение перед глазами появилась красная пелена. Я забыл, кто она…Напомнила. Минута очарования исчезла, и внутри снова заклокотала ненависть. Я усмехнулся и наклонился к ее лицу.