- А еще моей женщиной, матерью моих детей и велеарой Валласа. Немало в обмен на сомнительное счастье сочетаться браком с лассаркой.
Наклонился еще ниже, сатанея от её запаха и участившегося дыхания:
- И да - моей вещью, моей собственностью. Мне не помешает яд в вашем теле, если я захочу вас взять. Но вы и об этом можете молиться, пока я буду иметь вас снова и снова, распластанную подо мной. Мою. Вы можете орать от наслаждения ваши молитвы. Со мной можно все, Одейя, пока мне это нравится. В Валласе женщина должна удовлетворять прихоти своего мужа. Все прихоти. Учитесь покорности - она вам пригодиться.
Вздернула подбородок и посмотрела прямо мне в глаза.
- Я никогда вам не покорюсь. Запомните - НИКОГДА. Читайте по слогам или запишите где-нибудь. Никогда не стану вещью. Так что, согласна, ваше счастье весьма сомнительно, Даал. Вы выбрали в жены женщину, которая желает вам смерти.
Я прищелкнул языком и приподнял ее подбородок еще выше кончиком пальца в перчатке.
- Это был правильный выбор. Поверьте, я не совершаю необдуманных поступков. Впрочем, это и ваш выбор тоже.
- У меня его не было, - сказала с горечью, и на дне глаз снова блеснули слезы, - Я бы лучше перерезала себе горло.
- Неужели? Так что вам мешало отказаться? Разве не желание остаться в живых?
- Нет. Желание, чтобы из-за меня не страдали мои люди. Я их привела сюда, и я за них отвечаю. Но я вам обещаю: когда-нибудь один из нас с вами обязательно сдохнет. Слово Одейи Вийяр.
- Завтра у вас не будет даже этой фамилии. Вы станете десой Даал. А насчет того, кто из нас сдохнет, решать буду я.
Опустил взгляд на её губы и резко прижал девушку к стене, от неожиданности она вцепилась мне в плечи, глядя расширенными от ужаса глазами. И все завертелось внутри. К Саанану её реальность, где она что-то из себя представляла и имела право голоса. Здесь она никто. Все стерлось. Она запомнит этот момент на всю жизнь. Потом будут другие, когда я покажу ей, кто она, и кто я, но этот она запомнит.
Не удержался, провел пальцами по её губам.
- Прежде всего покорность, - хрипло, продолжая трогать, ласкать её рот, оттягивая губу вниз, глядя на ровные зубы, на десна, мечтая вылизывать их языком, погружать его глубже, переплетать с ее языком.
- Не смейте, - а я смотрел, как двигаются её губы, и внутри меня все переворачивалось. То самое темное волчье, звериное, лишающее контроля. Эти губы… везде на моем теле. Она помнит мой вкус? Помнит вкус моего оргазма у нее во рту? Помнит, как этими губами…Проклятье!
Рука скользнула в карман, и другой я рывком сжал горло Одейи, одновременно с этим доставая платок, одним взмахом разворачивая и прижимая к ее губам… а потом жадно в них, через материю, удерживая девушку за шею. Замычала, пытаясь вырваться, но я сжал сильнее пальцы и еле сдержал стон от этого прикосновения. Вкусно…даже так. Через проклятый платок вкусно. По телу прошла волна. Я кусал её губы: верхнюю, нижнюю, и с трудом сдерживал стоны дичайшего удовольствия. Пока не почувствовал, как она оседает в моих руках, и тут же разжал пальцы. Посмотрел ей в глаза…Лучше бы не смотрел - там не просто отвращение, а шок от ненависти и презрения. Полоснула по сердцу. Я думал, уже не возьмет ничем. Время закалило. Шрамы дубовые стали. Ан нет. Режет, входит, как по маслу, взгляд этот. Она сползала по стене, а я уже шел к выходу, пряча платок в карман и посылая ей и себе проклятия.
Когда я выходил из клетки она вдруг крикнула мне вдогонку.
- Моран. Моя служанка. Я хочу, чтобы она была со мной.
Ничего не ответил, вышел из темницы на воздух и только сейчас почувствовал облегчение и вместе с тем всё такую же глухую ярость. Она не покорилась война только начинается. И я боюсь того, что с ней может сделать мой волк. Он будет её убивать и меня вместе с ней.
* * *
На площади собралась толпа, сужающийся круг, оттесняющий стражу все ближе и ближе к темницам, грозящий сломать железные двери и хлынуть потоком в подвалы, линчуя тех, кто ждали там своей участи.
- Сжечь суку Вийяр! Сжечь шеану. Сжечь!
Я выдохнул и взошел на эшафот, на котором так явно выделялись бурые пятна крови. Выдернул меч из ножен, а потом со свистом обрушил на один из столбов. Виселица накренилась и с треском рухнула в толпу, заставив расступиться, давая страже возможность снова отобрать преимущество и выставить копья вперед, не давая пробиться к темницам.
Меня заметили и притихли, ожидая, что именно я скажу. А я смотрел на их лица, полные фанатичной ненависти и понимал, что истинный ураган - он здесь, в толпе, которая помешалась на жажде мести. Они могут смести и меня, если я сейчас не покажу им силу и несгибаемость, мой же народ начнет диктовать мне свои правила.
- Я не сожгу Одейю Вийяр. Мы не лассары, мы - валласары!. У нас иные методы и иные законы. Вы не стали псами. Это они псы.
Толпа взревела, но я поднял руку с мечом вверх, и они снова умолкли.
- Завтра лассарский астрель примет от нее отречение от веры, и мы сочетаемся браком. Отныне она будет велеара Валласа. За неуважение поплатится каждый. Я ваш велеар, я ваш Гела. Я знаю, что нужно для моего народа. Расходитесь. Завтра начнутся празднества по случаю велеарской свадьбы.
Послышались недовольные крики, толпа снова загудела, а я продолжил, обводя их свирепым взглядом из-под маски.
- Нам это нужно. Мы заставим лассарку преклонить колени и связать нас с Одом вынужденным миром. А потом ударим по Лассару всей мощью и захватим его целиком и полностью.
- Зачем для этого жениться на суке? Сжечь ее и взять Лассар!
- Затем, что нас меньше. Затем, что мы не справимся. Сейчас. Сегодня не справимся. Я покупаю нам отсрочку. Жажда мести закончится поражением и смертью. А теперь расходитесь. Каждого, кто будет подстрекать к бунту, я казню лично.
- Своих людей ради лассарской шлюхи?
Я спрыгнул с помоста и посмотрел в толпу, отыскивая наглеца, посмевшего мне перечить прилюдно.
- Я хочу смерти лассарской красноволосой шлюхи. Мы хотим ее смерти с момента, как открыли вам ворота!
Толпа заскандировала, как под гипнозом "Смерть шеане!".
Я наконец-то заметил говорившего - высокий детина с развевающимися темными волосами, без одного глаза, не прикрывший увечье даже повязкой и лицом, испещрённым шрамами. Так вот кто управлял ими изнутри и вот, кто открыл ворота Адвера для меидов. Лагнар Бейд. Сын бывшего казначея Валласа. Казначея моего отца.
- Это сделает тебя счастливым, Лагнар? Решит все наши проблемы?
Я усмехнулся и сделал шаг к нему, люди расступились, пропуская меня и склоняя головы. Но я чувствовал вибрацию толпы. Зверь ощущал этот запах пота и адреналина, тяжелый и навязчивый запах нависающей угрозы, исходившей от этого самца, который был здесь за главного до нашего вторжения и явно не смирился с утерей авторитета.
- Из-за проклятых лассаров я потерял один глаз и стал похож на чудовище, которым можно пугать детей по ночам. Я хочу изрезать ее тело так же, как резали мое за каждое неповиновение. Вы! Правители! Что вы знаете о горе своего народа? Где вы были все это время? Служили в армии Ода? Жрали с его стола и трахали лассарок, пока мы тут умирали? Вы пришли сюда со своими людьми, вооруженные до зубов и сменили одну власть на другую. А что нам с этого? Тем, у кого нет мечей и копьев в руках? Что нам с велеара, который скрывает свое лицо от народа. Может быть, он и не Даал вовсе!
Я приближался к нему, глядя в один уцелевший глаз и чувствовал, как ярость усиливается с каждым шагом. Она оседает на мне слоем копоти и гари, сжигая изнутри. Несколько секунд смотрел ему в глаза и сделал то, чего не делал долгие десять лет - я содрал маску с лица и швырнул ее на землю. Толпа ахнула, а я обвел их всех тяжелым взглядом, видя, как они в ужасе шарахнулись в стороны от меня. Да! Ваш велеар не красавец. Страшно? Кто-то из детей закричал, заскулили собаки, вжались в ноги стражей, поджав хвосты, когда я метнул на них свирепый взгляд.
Лагнар прищурился, но не отступил, смотрел на меня исподлобья.
- Мы все много чего потеряли из-за лассаров! И лицо - не самая страшная потеря.
Швырнул меч Саяру, сдернул накидку с плеч.
- Я без меча, Лагнар. Ты все еще хочешь смерти лассаской велеарии или признаешь мое право вершить правосудие так, как Я считаю нужным?
Один глаз противника слегка подергивался. Он думает. Прикидывает, насколько силен и сможет ли побороть меня. Ведь если убьет своего даса это означает полный переворот и его абсолютную власть в городе, а затем и в государстве. Бейны достаточно благородны, чтобы претендовать на престол. Только вряд ли Лагнар осознает, что бросил вызов не человеку.
- Драться с меидом - это безумие, - шепнул кто-то.
- Лагнар силен, как бык. Кто знает, чья возьмет.
- Ставлю золотую монету на велеара.
- А я на Лагнара. Он голыми руками коровам головы сворачивает. Велеар слишком тощий против него.
Всегда и везде одно и тоже. Зрелища. Удовольствие от чьей-то боли и смерти. Люди их желают, невзирая ни на что. Толпа начала дрожать закипающим адреналином, я снова почувствовал вибрацию нарастающего безумия и жажды крови. Животное предвкушение расправы над одним из нас. И я не был уверен, что все сто процентов на моей стороне. Его они знают намного лучше, а я им не знаком. И лишь отголоски былого величия Даалов сдерживают их, заставляя склонять головы.
Одноглазый еще несколько секунд промедлил, а потом прорычал:
- Смерть лассарской суке!
Это был вызов. Он принял свое последнее решение в жизни, а мне дал тот самый шанс, когда можно наглядно показать, кто я и на что способен. Вызвать тот самый страх. Суеверный ужас перед сильнейшим. Я всегда знал, что нет ничего сильнее страха. В саананскую бездну уважение, благородство и честь. Только страх. Ужас перед неминуемой расплатой. Вот что пробуждает любовь и сдерживает мятежи. На одной справедливости далеко не уедешь.
Он скинул с себя куртку из облезлого меха куницы, сдернул с головы рубаху, тряхнув засаленными волосами. Кое-где на теле виднелись следы от плетей, шрамы от лассарских мечей. Здоровенный, сильный. Раза в два больше меня самого. И я мысленно пожалел о том, что сейчас убью его и потеряю сильного воина, способного драть противника голыми руками. Я одной рукой рванул свою рубаху на груди и отшвырнул в сторону. Не потому что драться без одежды удобней, а морозный воздух контрастирует с кипятком, текущим по венам вместо крови, а потому что я хотел, чтоб они видели, что я один из них. На мне меток раба больше, чем на них на всех вместе взятых.
Толпа отшатнулась еще дальше, и я знал почему, моя спина ничем не отличалась от спины Лагнара. Это опускало его на ступень ниже меня. И это же давало мне право говорить от имени всех, не разделяя меня с ними на велеара и подданных.
Волк внутри заурчал в предвкушении бойни, мотнул головой, оскалился. Настал его час…Не в полную меру, но это его время. Его личное пиршество.
Одноглазый тут же кинулся в бой. Рванул с места, наклонив голову. Стихли все звуки. Я отсчитывал секунды до его приближения. Я даже знал, куда он нанесет удар. И когда эта туша обрушилась на меня с ревом дикой обезьяны с Островов, я встретил его резким выпадом руки, и кулак, рассекая воздух, угодил четко в сердце. По телу одноглазого прошла волна от силы моего удара, его отшвырнуло на спину, протащив на несколько метров вперед, под ноги людям. Земля, грязь и талый снег взметнулись под ним вихрем.
Я не дал опомниться, метнулся к нему и еще один удар в то же место, останавливая жизнь, ломая грудную клетку. Ребра впиваются ему в легкие, раздирая его изнутри. Сердце не бьется от болевого шока. И волк слышит этот хруст, чавканье крови из лопнувших органов. Единственный глаз Лагнара вылез из орбиты, он задыхался от боли и удивления. Потому что понял, что человек не нанесет такого повреждения. Что сила удара равнялась силе толчка каменной глыбы и перекрошила его изнутри. Очень больно и очень быстро. Все его величие в ошметки гордости к моим ногам в грязных сапогах.
Я склонился над ним на одно колено, выпивая его ужас и суеверное понимание того, что сейчас происходит, гипнотизируя, забирая и впитывая боль. Медленно взяв за голову обеими руками, резко крутанул в сторону, до характерного хруста. Со рта Лагнара полилась кровь, а я вдохнул ее запах всей грудью и медленно встал с колен. Магическая тишина дрожала в воздухе плотной стеной, а я распрямил руки и захохотал, совершая первый круг полета Коршуна над телом противника. Они молчали пока длился мой танец смерти, пока я наслаждался минутами триумфа, вселяя в них ужас. Послышались первые крики в толпе, она, как муравейник загудела от восторга, пробуждая во мне ответную волну самоуверенной наглой радости.
Когда я выпрямился в полный рост, кто-то из валласких мальчишек попытался стащить у меня из-под ног маску, но я повернулся к нему и, перехватив тонкую ручонку, заглянув в расширенные от страха и восхищения глаза, спросил:
- Как звать?
- Лютер, мой дас, - на вид ему лет двенадцать.
- Чей сын?
- Лютер - сын Нершо и Луси.
Он смотрел на меня, и его губы подрагивали от желания расплакаться от страха.
- Страшный?
Он кивнул, а я засмеялся, заставив его зажмуриться.
- Возьми ее себе, Лютер, и сохрани. Передай своему отцу, пусть отдает тебя в армию велеара.
- Я простолюдин.
- Ты - мужчина, прежде всего. Валласу нужны смелые воины… а ты смелый, если не побоялся украсть мою маску. А теперь брысь отсюда.
Он быстро закивал и, когда я разжал пальцы, метнулся в гущу людей, унося ноги и не забыв прихватить маску.
Я прошел вдоль толпы, по периметру того самого круга, который они образовали для боя, успокаивая волка, приказывая ему спрятать клыки и когти.
Успокаивая бешено бухающее сердце и срывающийся пульс, сковывая изменения, не давая им вырваться наружу. Валласары не готовы узнать, кто я такой, и Тайна обязывает меня прятать истинную сущность. Всего один взгляд на мертвого Лагнара - большего он не достоин.
Когда снова заговорил, крики тут же стихли, толпа внимала мне с ужасом и преклонением. Только что я показал им, что по праву являюсь их велеаром. По самому естественному праву и по всем законам природы - по праву сильнейшего.
- Кто вы, жители Валласа? Те самые животные, привыкшие сидеть на цепи, не достойные свободы, или вы люди? Вы хотите воевать здесь с пленными или отомстить лассарам? Нас снова признают государством, если мы установим свои законы. Они не должны быть законами баордов или беглых рабов. Убив дочь Ода первого, мы ничего не добьемся и потеряем наш главный козырь. Через семь дней мы выходим на Лассар. Мы отобьем каждую деревню, взятую им, каждого раба. Мы будем гнать их до самого Лассара обратно в их берлогу. Объединенные королевства станут нашими. Либо мы испытаем наслаждение от мести сейчас и будем ждать весны. Ждать, когда Од первый придет сюда, чтобы снова посадить нас на цепь.
Я всматривался в лица, отыскивая в них отклик моим словам, отыскивая в них ту жажду свободы, которая клокотала во мне, и я видел. Видел, как тупое выражение алчного желания убивать сменяется пониманием.
- Мы дойдем до сердца Лассара и пройдемся по нему сапогами, оно будет трещать и лопаться под нашим натиском. История запомнит этот апокалипсис навечно. И вместе с этим мы будем иметь законное право на престол Лассара перед Советом Великих Лотов, наша казна пополнится красным золотом. Все, что простирается за пределами Долины, станет нашим. Зима будет не страшна Валласу. Мы откроем торговые пути, закрытые Одом, и больше никогда не будем голодать. Мы построим новый мир. Разве не ради этого умирали ваши отцы и матери, ваши братья и сестры, сыновья и дочери? Или они умирали ради скоротечной расправы?
Воцарилась гробовая тишина, как и во время скоротечного боя, только ветер гулял в горнах на башнях, разгоняя над Адвером монотонное гудение.
- Валлас встанет с колен. Вы все. Вы со мной?! Или я ошибся в своем народе?
- Rain! Rain! Noar veliar! Das Daal!
Даааа. Вот так! По телу прошла волна почти сексуального возбуждения! ДА! Мать вашу! Вот так!
В этот же момент открылись железные двери темницы, и Одейю вывели оттуда в сопровождении охраны. Все головы повернулись в её сторону, а я стиснул челюсти, чувствуя, как сердце снова колотится в горле. Именно в эти секунды и станет ясно, со мной они или нет. Потому что, если толпа ринется на велеарию, они сметут стражу в два счета. И я уже мысленно рассчитывал расстояние до нее…и скольким мой меч срубит головы, прежде чем они смогут убить меня. Напряжение загудело в мышцах, снова побуждая готовиться к бойне. Теперь уже насмерть. И пальцы невольно легли на рукоять меча, который Саяр вернул мне после боя с Лагнаром. Я посмотрел на помощника, а он на меня, а потом на лучников на башнях и снова на меня. Я понял, что они в боевой готовности.
Но никто не сказал и слова. Стража провела велеарию мимо толпы в замок, а я смотрел ей вслед. На то, как развеваются красные волосы и как гордо она выпрямила спину, зная, с какой ненавистью на нее смотрит народ. Когда последний стражник поднялся по широкой лестнице, замыкая за собой двойные двери, я медленно выдохнул.
Лагнар Бейн не последний, кто умрет из-за того, что желал ей смерти. Я убью каждого, кто не так на нее посмотрит, и Саяр это понял потому что его рука тоже лежала на рукояти меча. За это я ее и ненавидел… именно за то, что готов убивать своих, и за то, что принуждаю к этому тех, кто мне верен. Идти против принципов ради меня.
ГЛАВА 13. ОДЕЙЯ
Я смотрела на лицо Аниса и глотала слезы. Какой же он красивый! Даже сейчас с синеватой ледяной кожей и инеем, осевшим на светлых волосах и ресницах. Мне казалось, что, если развести костер, если укутать его потеплее, он откроет глаза, посмотрит на меня и шутливо назовет маленькой шеаной. Но в этом мире не происходит чудес, только самые страшные чудовища вылезают из своей саананской бездны, чтобы сеять повсюду смерть. Такие чудовища, как мой будущий муж, который назначил дату венчания и сожжения тела Аниса на один день. Чудовище, которое не сняло с виселиц и кольев ни одно тело, и они будут висеть там во время церемонии, как свидетели моего позора и предательства. Они умерли просто так. За ту, кто ответила "да" и позволила им погибнуть бессмысленно. Не пошла следом за ними, как обещала, когда давала присягу воина Лассара.
Я положила голову Анису на грудь и шепотом рассказывала ему ту самую сказку, которую он рассказывал мне, когда я была маленькой и забиралась к нему в постель, потому что не могла уснуть сама. Страшную сказку, в которой никто не выжил. Сказку, где любовь оказалась не светлым и прекрасным чувством, а жутким злом.
В детстве я плакала и боялась её слушать, а сейчас…сейчас я понимаю, что эта сказка страшная, лишь потому что похожа на реальность. Я и есть та самая принцесса, которая предав свой народ и семью, была так же предана тем, ради кого пошла на такое. Она сошла с ума и удавилась, обмотав свои длинные волосы вокруг шеи и спрыгнув с высокой башни, в которой её заточил вероломный монстр.
Анис тогда сказал мне, что самое страшное в этой сказке не то, что никто не выжил, а то, что принцесса оказалась такой дурой.
- Моя деса!