- Сожалею, - обратился ко мне граф, - что вы прибыли во Францию в то время, когда страна находится в столь печальном положении. Насколько все было по-другому пятнадцать… двадцать лет назад. Поразительно, как быстро сгустились тучи. Вначале лишь небольшая тень на горизонте, а затем небо начинает темнеть. Все происходило постепенно, но некоторые из нас предвидели это заранее. Угроза растет с каждым месяцем. - Он пожал плечами. - Куда идет Франция? Кто может сказать? Нам известно лишь то, что это обязательно наступит.
- Возможно, этого удастся избежать.
- Если только не слишком поздно, - пробормотал граф.
- Я уверен, что уже слишком поздно, - у Леона неожиданно сверкнули глаза. - В нашей стране слишком много бездарности, слишком много нищеты, слишком большие налоги и высокие цены на продовольствие, что означает для многих голод.
- Бедные и богатые всегда были, - напомнил граф.
- А теперь некоторые утверждают, что так будет не всегда.
- Говорить можно что угодно, но что они смогут сделать?
- Некоторые горячие головы утверждают, что они могут кое-что сделать. Они объединяются не только в Париже, но и по всей стране.
- Шайка оборванцев, - фыркнул граф. - Толпа… и больше ничего. Пока армия верна присяге, у них нет ни единого шанса. - Нахмурившись, граф повернулся ко мне. - Беспорядки случались во все века. В прошлом столетии у нас был великий король Людовик XIV, Король-Солнце, величайший монарх, и никто не смел оспаривать его власть. В его царствование Франция вела за собой весь мир. В науке, в искусстве, в военном деле нам не было равных. В то время народ не осмеливался повышать голос. Затем на трон взошел его правнук Людовик XV… человек большого обаяния, но не понимавший народ. В молодости его прозвали Людовиком Любимым, так как он был очень красив. Но со временем его экстравагантность, его безрассудство, его безразличие к чаяниям народа сделали его одним из самых ненавистных монархов в истории Франции. Бывали времена, когда король не осмеливался проезжать через Париж, и специально была проложена дорога в объезд. Именно тогда над монархией нависла опасность. Теперь у нас добрый и благородный, но, увы, слабый король. Прекрасные люди не всегда становятся хорошими правителями. Вам хорошо известно, кузина, что добродетель и сила плохо уживаются под одной крышей.
- Я бы поставила это под вопрос, - возразила я. - Станете ли вы отрицать, что святые, умиравшие за свою веру - часто мучительно, - испытывали недостаток в силе, тогда как их добродетель несомненна?
За столом повисла тишина. Марго, похоже, встревожилась. Я поняла, что графа не принято перебивать - особенно для того, чтобы возразить ему.
- Фанатизм, - наконец ответил он. - Умирая, они полагали, что покрываются славой. Что такое несколько часов мучений в сравнении с вечным блаженством… или с чем там еще - там, куда, по их мнению, они шли? Для того, чтобы править действенно, надо быть сильным, а иногда необходимо уступать целесообразности, нарушая некоторые моральные заповеди. Но необходимая составляющая власти - сила.
- А я бы сказала - справедливость.
- Моя дорогая кузина, историю вы учили по книгам.
- Помилуйте, а как же ее учат другие?
- На опыте.
- Никто не сможет прожить так долго. И что же, нельзя судить поступок, не пережитый нами?
- Мудрые люди судят с осторожностью. Я говорил вам о нашем короле. Это личность вовсе не королевского масштаба, и, к несчастью, его супруга ему в этом не помощница.
- Вы слышали, как сейчас называют королеву? - Спросил Этьен. - Мадам Дефицит.
- Именно ее винят в дефиците, - сказал Леон, - и, возможно, заслуженно. Говорят, счета ее портных огромны. Повсюду судачат о ее туалетах, шляпах, прическах, о ее развлечениях в Пти-Трианоне, о ее так называемой сельской жизни на "Хуторе", где она доит коров в вазы севрского фарфора…
- Почему она не может иметь все, что ей хочется? - требовательно сказала Марго. - Она не напрашивалась приезжать во Францию. Ее заставили выйти замуж за Людовика. До венчания она его и не видела.
- Дорогая моя Марго, - ледяным тоном перебил ее граф, - естественно, дочь Марии-Терезии должна почитать за честь брак с наследником французской короны. Ее приняли здесь с небывалым уважением. Покойный король был очарован ею.
- Конечно, его очаровала бы любая симпатичная девушка, - улыбнулся Леон. - Все знают, что он испытывал к ним слабость… и чем они были моложе, тем лучше. Это хорошо известно по скандалу в Оленьем парке.
- Право же, Леон, - вмешался Этьен. - Это не слишком подходящая тема для разговора за ужином в кругу семьи.
- Наша кузина - женщина светская. Она понимает такие вещи. - Затем он снова повернулся ко мне. - Наш король с годами начал испытывать не такое уж необычное пристрастие к молоденьким девушкам, которыми снабжал его сводник. Он содержал их в домике, окруженном угодьями, в которых водились олени, - отсюда Олений парк.
- Неудивительно, что он перестал быть Людовиком Любимым, - сказала я.
- Он был очаровательный мужчина, - вызывающе улыбнулся граф.
- Возможно, я вкладываю в понятие "очаровательный" несколько иной смысл.
- Милая кузина, этих девушек вытащили из нищеты. Иначе быть не могло. Король не мог брать дочерей знати. Девушек не принуждали силой, даже не заставляли. Они приходили по доброй воле. Иногда их приводили родители. Молодые швеи с парижских улиц… девушки, у которых было мало надежды заработать на жизнь честным трудом. Многие были обречены на то, чтобы опуститься до распутства и порока, другие, если бы им посчастливилось найти работу, работали бы до тех пор, пока не умерли бы от воспаления легких или не потеряли зрение от постоянного корпения с иглой. Единственным их достоинством была красота… розы, расцветшие в выгребной яме. Их замечали, выбирали и учили ублажать короля.
- А когда они ему надоедали? - спросила я.
- Это был великодушный человек. Он давал за ними приличное приданое, сводник подыскивал им мужей, и они жили счастливо. Ну же, кузина, милая заступница добродетельности, скажите-ка мне вот что: было бы лучше, если бы эти девушки увяли и умерли в своей выгребной яме, или же если бы за кратковременный отход от добродетельности они получили обеспеченную жизнь и, возможно, хорошую работу?
- Все зависит, от того, насколько высоко они ценили добродетель.
- Вы уклонились от прямого ответа. Следовало ли им продавать свои тела в пропитанную потом мастерскую или же венценосному победителю?
- Могу только сказать, что порочна та система, которая позволяет вам задавать такие вопросы.
- Такова существующая система - и не только во Франции, - граф пытливо взглянул на меня. - Именно против этой системы ропщет сейчас народ.
- Все будет в порядке, - сказал Этьен. - Тюрго и Неккер ушли. Посмотрим, сможет что-либо предпринять на их месте господин Калон.
- Так и будем утомлять мадемуазель Мэддокс разговорами о политике? - спросил Леон.
- Вовсе нет. Я нахожу его очень интересным. Мне хочется знать, что происходит.
- Что бы ни происходило, - сказал Леон, - нам нужно приспосабливаться. У меня такое предчувствие. Если перемены неизбежны, мы должны к ним приспосабливаться.
- Не хотел бы я увидеть перемены, в результате которых толпа ворвется в замок, - проворчал Этьен.
Леон пожал плечами, а Этьен сердито заметил:
- Тебе, возможно, это было бы проще. Наверное, тебе проще, чем нам, привыкнуть к крестьянской лачуге.
За столом наступила тишина. Граф с выражением ироничной терпимости на лице переводил взгляд с Этьена на Леона. Лицо Этьена было искажено яростью, лицо же Леона оставалось равнодушным.
- Это несомненно так, - легко ответил Леон. - Я помню свое раннее детство. Я вовсе не был несчастлив, когда копался в грязи. Уверен, что смогу без особого труда вернуться назад. К счастью, мне знакомы оба мира.
Этьен молчал. Интересно, подумала я, часто ли молодые люди ссорятся между собой. Мне пришло в голову, что Этьен, чрезвычайно озабоченный тем, чтобы сохранить свои отношения с графом, неодобрительно воспринял вторжение Леона, а тот, все понимая, не обращал на это никакого внимания.
Граф сменил тему, и я поняла, что он привык вести разговор за столом, мне подумалось, не нарочно ли он вызывает эти бури и наблюдает за производимыми ими действиями.
- Мы показываем кузине Минель нашу страну с худшей стороны, - сказал он. - Давайте поговорим о тех вещах, которыми мы можем по праву гордиться. Надеюсь, кузина, вам понравится Париж - город великой культуры, который, скажу не хвалясь, не имеет себе равных в мире. У меня в Париже есть дворец. Он называется Отель, но в прошлом многие дворцы назывались так, так что это не отель в общепринятом смысле слова. Он принадлежит нашей семье около трехсот лет. Да, он был построен в царствование Франциска Первого. Тогда во Франции было воздвигнуто немало выдающихся памятников архитектуры. Надеюсь, вы посетите великолепные замки, стоящие на берегах Луары, и мы с удовольствием познакомим вас с Парижем.
Граф продолжал говорить о контрасте между жизнью в провинции и в большом городе - так и завершилась наша трапеза.
Беседа за столом показалась мне необычной, я подумала, что она в высшей степени потрясла бы мою мать - уж наверняка не такие разговоры ведутся за столом в Деррингем-Мэноре в присутствии дам. Но меня разговор заинтересовал.
После ужина мы отправились в другую гостиную, и там граф выпил коньяк. Он настоял на том, чтобы я тоже попробовала. Коньяк обжег мне горло, я испугалась и сделала всего несколько глотков, что, как я поняла, чрезвычайно позабавило графа.
Когда позолоченные часы пробили десять, он сказал, что Маргарите пора спать. Нельзя забывать, что она недавно болела. Граф хотел, чтобы ее здоровье восстановилось как можно скорее. Поэтому, попрощавшись, мы с Марго отправились к себе.
- Минель, не знаю, как я смогу вынести все это, - вздохнула Марго. - Ты ведь знаешь, что произойдет, не так ли? Мне подыщут мужа.
- Не сразу, - утешила я ее. - Ты еще слишком юна.
- Слишком юна. В семнадцать человек уже достаточно взрослый.
- По-моему, ты это уже доказала.
- Все дело в том, как смотрел на меня отец, когда говорил о королеве и короле, о том, что ее привезли сюда выдать замуж. Я знаю, это было предупреждение.
- Разговор показался мне несколько необычным.
- Ты хотела сказать, risque. Особенно относительно Оленьего парка. Полагаю, это было сделано с умыслом. Отец давал мне понять, что я больше не невинная девственница, и он не потерпит от меня никакого своенравия. Мне придется сделать так, как скажут, и все это будет ради моего блага… как и с теми девушками из парка.
- В присутствии дам всегда ведется такой разговор?
Марго промолчала, и мое беспокойство усилилось.
- Ну же, - не унималась я, - скажи, что ты подумала.
- Минель, совершено очевидно, что ты понравилась отцу.
- Несомненно, он постарался принять меня как можно лучше… по-моему, и кузиной он называл меня с удовольствием. Но мне показалось странным то, как он вел разговор.
- Он делал это умышленно.
- Интересно зачем?
Марго покачала головой, и я вдруг ощутила сильное желание остаться наедине со своими мыслями, поэтому, пожелав ей спокойной ночи, ушла к себе в комнату.
Горничная зажгла свечи, и в их свете комната выглядела просто волшебно. Я никогда не встречалась с такой роскошью. И задумалась о девушках, которых забирали с грязных улиц и водили в такие места. Как они себя чувствовали?
Усевшись перед зеркалом, я вытащила шпильки из волос, и локоны рассыпались по плечам. Свет свечей очень льстит, и я показалась себе почти красавицей. Глаза мои сверкали от возбуждения, усилившегося тем, что к нему подмешивался страх, кожа покрылась слабым румянцем.
Обернувшись, я посмотрела на дверь и, к своему облегчению, увидела, что она запирается на ключ. Я сразу же подошла к ней, собираясь запереть замок, но не успела это сделать, как услышала негромкие голоса. Я остановилась у двери, положив руку на ключ, готовая повернуть его. Шаги миновали мою дверь, и я не смогла удержаться от соблазна приоткрыть ее и высунуться в коридор. Я увидела спины Этьена и Леона. Более того, я услышала их разговор.
- Но кто она? - говорил Леон.
- Кузина! - Это уже Этьен. - Это что-то новенькое. Полагаю, что она - новая любовница.
- Мне почему-то кажется, что еще нет.
- Но станет ею… и в самом ближайшем будущем. Это новый способ… приводить их в замок.
Закрыв дверь, я дрожащими пальцами заперла ее. Затем вернулась к зеркалу и села перед ним. Некоторое время я в ужасе разглядывала свое отражение. Наконец произнесла вслух:
- Ты должна как можно скорее уехать отсюда.
В ту ночь я почти не спала. Услышанное так глубоко потрясло меня, что я пыталась убедить себя, будто бы неправильно истолковала смысл слов молодых людей. Но, учитывая то, что я уже знала о графе, приходила к заключению, что их рассуждения были совершенно логичны. Что оставалось делать? Я сожгла за собой мосты, распродав обстановку школы и отказавшись от здания, в котором она располагалась. Совершенно ясно, мне ни в коем случае нельзя было покидать Англию и следовало бы догадаться, почему граф мной заинтересовался. Мне было достаточно хорошо известно, что представляет из себя этот человек. И все же, когда он предложил отправиться вместе с Марго, мне это показалось достаточно разумным. Марго нужен был кто-то, чтобы ухаживать за ней, а я, казалось, естественным образом подходила для этой роли. Я верила, что когда перееду в замок, то стану компаньонкой и буду жить так же, как, насколько мне было известно, и живут компаньонки и гувернантки - в своем собственном уголке где-то посередине между слугами и хозяевами. Я рассчитывала, что как-нибудь через год, после замужества Марго, я, скопив достаточно денег и приобретя положение и опыт, вернусь в Англию, открою школу и начну преподавать французский.
Возможно, думала я, к этому времени Джоэл Деррингем женится, и сэр Джон и леди Деррингем, поняв, что с "небольшой глупостью" покончено, снова станут направлять ко мне учеников.
Но поведение графа и случайно услышанные мною замечания сделали совершенно очевидной необходимость моего немедленного отъезда.
Услышав, как пробуждается дом, я встала с постели и отперла дверь, и тотчас же появилась горничная с горячей водой. Умывшись и одевшись в ruelle, я направилась в спальню Марго.
Она выглядела отдохнувшей и гораздо более спокойной, и поэтому я решила сразу перейти к делу.
- Марго, - сказала я, - я считаю, что мое положение здесь противоестественно.
- Что? - воскликнула она.
- Я хотела сказать, оно ненормальное.
- Что ты имеешь в виду? Каково твое положение здесь?
- Вот это я и должна установить. Я думала, что приеду сюда для того, чтобы занять положение компаньонки. Мне платили за то, чтобы я помогала тебе пережить тяжелые времена и обучала тебя английскому языку. Но я оказываюсь кузиной, меня принимают как гостью.
- Ну и что, без этой выдумки о кузине просто нельзя, а я всегда буду относиться к тебе как к подруге, ты знаешь это.
- Но остальные домашние…
- Ты имеешь в виду моего отца. О, всем известна его непредсказуемость. В настоящий момент он забавляется, называя тебя кузиной. Завтра решит, что ты - компаньонка его дочери, и будет с тобой соответственно обращаться.
- Но я не готова к тому, чтобы вот так взлетать и падать.
Ты должна понять, Марго, что я не подготовлена к тому, чтобы появиться в подобном обществе.
- Ты думаешь о туалетах. Это мы скоро уладим. Ты можешь взять кое-что из моих… или мы купим новые. Надеюсь, скоро мы поедем в Париж и там купим тканей.
- У меня нет для этого средств.
- Все расходы будут за наш счет. Всегда так делается.
- В отношении тебя - да… возможно, и в отношении Этьена с Леоном. Вы - члены семьи. Я - нет. Я должна вернуться в Англию и хочу, чтобы ты поняла почему.
Глаза Марго расширились от ужаса.
- Минель, пожалуйста, умоляю тебя, не покидай меня. Если ты уедешь, я останусь совсем одна… разве ты не понимаешь?
- Марго, я не могу оставаться здесь в таком неопределенном положении. Оно просто унизительно.
- Я тебя не понимаю. Объясни.
Но я не могла заставить себя сказать: "Твой отец собирается превратить меня в свою любовницу". Это прозвучало бы нелепо и драматично, к тому же, возможно, я неправильно истолковала смысл услышанного разговора. То, что молодые люди обсуждали меня, - очевидно, но они сами могли ошибаться.
Марго стиснула мои руки. Я испугалась, что у нее начинается новый приступ истерии. Они приводили меня в ужас, так как Марго становилась просто дикой.
- Минель, обещай мне… обещай… Я не могу потерять и тебя, и Шарло. К тому же мы отыщем его. Без тебя я ни за что не смогу это сделать. Я не отпущу тебя до тех пор, пока ты не дашь мне обещание.
- Ну разумеется, я не уеду, предварительно не известив тебя.
Затем я неуверенно добавила:
- Я подожду немного и посмотрю, что будет.
Марго была удовлетворена.
- Леон собирался показать мне замок, - сказала я и взглянула на часы. - Он, должно быть, уже ждет меня в библиотеке.
- Она расположена рядом с гостиной, в которой мы ужинали.
- Марго, - сказала я, - что ты думаешь об Этьене и Леоне?
- Что я о них думаю! Наверное, я считаю их братьями. Они всегда были здесь.
- Полагаю, ты любишь их.
- Да… отчасти. Леон ужасный задира и любитель подразнить, а Этьен такого высокого мнения о своей персоне. Этьен ревнует ко всем, на кого обращает внимание папа. Леону же все равно. Это по-своему забавляет папу. Однажды он рассердился на Леона и крикнул: "Возвращайся в свою лачугу!" И Леон приготовился уходить. Я очень хорошо все помню. Последовала жуткая сцена. Отец избил его и запер в комнате. Но, думаю, этим поступком Леон вызвал его восхищение. Видишь ли, после гибели его брата отец поклялся, что даст Леону хорошее образование и станет относиться к нему как к члену семьи, так что, если бы Леон вернулся к себе в деревню, отец нарушил бы свою клятву. Поэтому Леону пришлось остаться.
- Но он, конечно, хотел этого.
- Разумеется, хотел. Ему ненавистна нищета. Более того, он приносит в свою семью деньги и продукты, так что родные очень зависят от него.
- Я рада, что он не отвернулся от них.
- Он никогда не сделает этого. Конечно же, Этьен другой. Он рад тому, что находится здесь, а отец признает его сыном. Этьена беспокоит только его незаконнорожденность. Думаю, папа тоже сожалеет об этом. Этьен надеется, что его признают законным сыном.
- Это возможно?