- У нас впереди целая жизнь - во всяком случае, так сказал священник.
Ей следует впредь с большой осторожностью употреблять сотерн. Оказывается, у нее проблемы не только со зрением, но и с речью. Язык почему-то стал толстым и неповоротливым. Элиссанда сформулировала в уме в высшей степени аргументированное объяснение важности консуммации брака, но не могла заставить свои челюсти разжаться. Они не желали двигаться.
Склонив голову набок, она улыбнулась, причем не потому что должна была, а потому что ей так хотелось.
Его реакция оказалась весьма своеобразной. Он схватил с ночного столика бутылку виски и сделал большой глоток прямо из горлышка. Ну да, мужчины всегда так поступают. А как же он красиво двигается! С грацией дикого зверя.
Он очень привлекателен.
Не просто привлекателен. Он чертовски красив. Эти густые непослушные волосы, блестящие, словно полированная бронза, широкие мускулистые плечи...
- Я забыла, какого цвета у вас глаза, - пробормотала Элиссанда.
Абсурд! После четырех дней знакомства и длительной свадебной церемонии она не может вспомнить, какого цвета его глаза.
- Голубые.
- Да? - Элиссанда была приятно удивлена. - Чудесно! Можно я посмотрю?
С этими словами она подошла и уставилась на Вира снизу вверх. Он оказался очень высоким, выше, чем ей казалось. Ей пришлось положить руки ему на плечи и встать на носочки, чтобы заглянуть ему прямо в глаза.
- У многих людей голубые глаза, - заметил он.
- Но ваши другие. Они необыкновенные. - Они действительно были необыкновенными. - Они такого цвета, как алмаз Хоупа.
- Вы видели алмаз Хоупа?
- Нет, но я знаю, каким он должен быть. - Она втянула носом воздух. - И от вас хорошо пахнет.
- От меня пахнет виски.
- Им тоже, но... - она снова втянула воздух, - получше.
Элиссанда ни за что не смогла бы описать этот запах. Он был теплым и свежим, как от только что принесенных из прачечной простыней. Или от согретых на солнце камней.
- Вы слишком много выпили? - полюбопытствовал маркиз.
Элиссанда уставилась на его рот, твердый, но такой соблазнительный... "Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; молоко и мед под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана".
- Точно, вы выпили слишком много.
Элиссанда засмеялась. Все же он был очень забавным. Она погладила его руки. Они были твердые, мускулистые, но удивительно мягкие. Она припомнила, как: играли в "Кричи, свинка, кричи". Ей понравилось трогать его уже тогда. Неудивительно, он был очень приятен на ощупь, и пах, как Ливан.
Элиссанда снова заглянула супругу в глаза. Он не улыбался, но все равно был очень красив, только красота эта была суровой, осуждающей.
- "Да лобзает он меня лобзаньем уст своих! Ибо ласки твои лучше вина".
- Нет, - твердо сказал Вир.
Элиссанда обхватила его руками за шею и коснулась губами его губ. Но только на одно мгновение. Он решительно отстранил ее.
- Вы совершенно пьяны, леди Вир.
- Не пьяна, а одурманена, - гордо объявила она.
- В любом случае вы должны отправиться в свою комнату и лечь.
- Я хочу лечь с тобой, - выдохнула она.- "Возлюбленный мой у грудей моих пребывает".
- Иисус!
- Нет, Элиссанда. Меня зовут Элиссанда.
- Хватит, леди Вир. Вам пора.
- Но я не хочу!
- Тогда уйду я.
- Но вы не можете!
- Вы уверены?
Язык, проявивший такую удивительную гибкость при цитировании Библии, снова отказался ей повиноваться.
- Пожалуйста, не уходите. Так надо. Это для моей тети. Я прошу вас.
Он, конечно, видел, как высохла тетя Рейчел в доме ее дяди. От нее осталась только тень. И он не может не понимать, как важно дать ей возможность пожить свободно. Он наверняка также сострадателен и восприимчив, как красив.
Да что там говорить, он великолепен! Элиссанда никак не могла наглядеться на него. Какая челюсть! А скулы! И глаза цвета алмаза Хоупа. Она бы могла любоваться этим мужчиной с утра до вечера.
И всю ночь.
- Нет, - отрезал он.
Она бросилась на него. Он обладал крепким телосложением. Как же ей хотелось прижаться к такому сильному надежному мужчине, быть уверенной, что он защитит ее даже в самой серьезной ситуации! Когда она обнимала тетю Рейчел, ей всегда становилось грустно и страшно. Но с лордом Виром она могла чувствовать себя в безопасности. Он был ее опорой, ее крепостью.
Элиссанда поцеловала его плечо и восхитилась гладкостью кожи, поцеловала шею, ухо, подбородок - во всех этих местах кожа тоже была нежная и гладкая, только на подбородке чуть-чуть царапалась.
Она поцеловала его губы и тут же решительно завладела ртом, почувствовав вкус виски.
А это что?
Они стояли вплотную друг к другу, лицом к лицу, и она ощутила. Его. Он был твердым и становился еще тверже.
А потом ей показалось, что она плывет по воздуху. Жесткое приземление на матрас вышибло из нее дух и заставило комнату завертеться. Но как же он силен! Она весила добрых девять с половиной стоунов, а он поднял ее и бросил, словно букетик невесты.
Элиссанда улыбнулась.
- Перестаньте улыбаться, - приказал он. Ей показалось, что при этом он заскрипел зубами.
Никогда больше не улыбаться - именно это Элиссанда и собиралась сделать. И заулыбалась с еще большей страстью. Вероятно, следует пересмотреть общий запрет на улыбки. Временами, как, например, сейчас, они весьма кстати, когда она не в заточении, расслаблена, счастлива и в ладах со всем миром.
Леди Вир поманила супруга пальцем:
- Иди сюда.
В этот раз он подчинился. Склонившись над ней, Вир взял ее за подбородок двумя пальцами.
- Послушайте меня внимательно, если ваша сумасбродная голова еще способна что-то воспринимать: нет. Вы загнали меня в угол и заставили жениться на вас, но не заставите вас трахнуть. Скажите еще одно слово, и я сегодня же аннулирую этот брак и верну вас в Бедлам, из которого вы выбрались с моей помощью. А теперь убирайтесь из моей постели.
Элиссанда опять улыбнулась. Когда этот невероятный мужчина говорил, движение его губ оказывало на нее гипнотическое воздействие. Она заставит его читать себе вслух, чтобы можно было как можно дольше пожирать его глазами.
А потом до нее стал медленно доходить смысл его слов. Она потрясла головой. Нет, он не мог все это сказать. Он же ее крепость. Он не выбросит ее через крепостной вал к, дяде.
- Я все сказал. Вон.
Она не могла уйти. Она могла только лежать и беспомощно качать головой:
- Не гоните меня, пожалуйста.
"Не гоните меня туда, где я не могу даже дышать свободно, где ни одно мгновение не проходит без страха и ненависти".
Маркиз выдернул Элиссанду из постели и поставил на ноги. Придерживая ее за плечи, он вытолкал ее в гостиную и захлопнул за ней дверь.
Часом позже Вир вышел из спальни. Он проголодался и решил попробовать торт. Виски, сколько его ни выпей, голод не утоляет.
Он приканчивал второй кусок, когда осознал, что Элиссанда рыдает в своей комнате. Звук был тихим, но у маркиза всегда был хороший слух. Оставив недоеденный торт на тарелке, он вернулся в постель.
Но через пять минут он уже снова был в гостиной. Почему? Какое ему дело? То, что он сказал, было специально предназначено для того, чтобы заставить женщину расплакаться. Женские слезы на него никогда не действовали. Все женщины с криминальными наклонностями и неустойчивой психикой, не говоря уже о тех, кто любит манипулировать людьми, обычно очень легко плачут.
Маркиз вернулся в постель, допил оставшееся в бутылке виски и, проклиная все на свете, но в первую очередь себя, ровно через три минуты снова был в гостиной.
Он открыл дверь спальни своей супруги и не увидел ее. Ему пришлось обойти кровать, и только тогда он увидел ее. Элиссанда сидела на полу, прижав колени к груди, и безудержно рыдала в свадебную вуаль.
Вуаль превратилась в мокрую тряпку. Ее лицо стало красным и покрылось пятнами, глаза опухли. Она судорожно икала, весь перед платья тоже промок от слез.
- Вы мешаете мне спать своими рыданиями, - жестко проговорил он.
Элиссанда посмотрела на него невидящим взглядом - вероятно, ожидая, пока зрение сфокусируется. Сообразив, кто перед ней, она вздрогнула.
- Извините, - запинаясь, прошептала она. - Я больше не буду. Пожалуйста, не отсылайте меня.
Вир никак не мог решить, кого он ненавидит больше - нечестную и безумно улыбающуюся леди Вир или несчастную и смиренно хнычущую.
- Идите спать. Я никуда вас не отошлю сегодня.
Ее губы затрепетали. Боже правый, она его благодарит! Вне себя от возмущения и злости, которые невозможно было утопить даже в океане бренди, он допустил грубейшую ошибку, сказав:
-Я подожду до завтрашнего утра.
Элиссанда прикусила нижнюю губу. Ее глаза снова наполнились слезами, которые с удвоенной силой покатились по ее и без того уже мокрому лицу, впитываясь в лиф свадебного платья. Но при этом она не издавала ни звука. Ее рыдания были безмолвными, как смерть.
Отвернувшись от маркиза, она начала раскачиваться взад-вперед, как ребенок, старающийся успокоиться.
Вир не знал, почему это должно было на него подействовать - почему она на него подействовала, ведь эта женщина собиралась заарканить Фредди, - но... В ее тихом отчаянии было что-то причинившее ему боль.
Ей не к кому было обратиться за помощью.
Возможно, всему виной виски. Но только одной бутылки виски было явно недостаточно, чтобы объяснить, почему он не вышел из ее спальни и теперь, когда успокоил ее. Маркиз отчаянно сопротивлялся вспыхнувшему под действием алкоголя состраданию, безграничности ее отчаяния и внезапно появившемуся чувству, что он должен что-то с этим делать.
В конце концов, она сама влезла во все это, не так ли?
Элиссанда судорожно вздохнула, когда маркиз поставил ее на ноги. На этот раз он не швырнул ее на кровать. Вместо этого он осторожно усадил ее на край кровати, наклонившись, снял туфельки, а потом начал расстегивать многочисленные крючки на платье. На пол полетело сначала платье, потом нижние юбки и корсет.
Достав из кармана платок, Вир аккуратно вытер ей лицо. Глаза снова, как по команде, наполнились слезами. Она годами вытирала слезы тети Рейчел, но еще никто и никогда не делал этого для нее.
Она схватила платок, когда маркиз уже хотел убрать его в карман, и поднесла к носу.
- Он тоже пахнет Ливаном, - сообщила она.
Вир покачал головой:
- Я уложу вас.
- Хорошо.
Их взгляды встретились. У него действительно абсурдно красивые глаза. И нестерпимо соблазнительные губы. Она вспомнила, как целовала его. Даже если придется завтра взять тетю Рейчел и бежать, куда глаза глядят, все равно она будет помнить этот поцелуй.
И она поцеловала его опять.
Он не отстранился, позволил ей чуть прикусить его нижнюю губу и лизнуть горло. Маркиз издал негромкий сдавленный звук, и она слегка укусила его в том месте, где шея соединяется с плечом.
- Где вы научились этому? - спросил он, часто дыша.
Разве такому учатся?
- Я делаю только то, что хочу, - сообщила она. Справедливости ради следует отметить, что ей очень хотелось вонзить в него зубы, как иногда кусают золотую монету, чтобы удостовериться в ее подлинности.
- Вы совершенно пьяны, леди Вир.
- Что это значит? - Ответа она дожидаться не стала и еще раз поцеловала маркиза. Целовать его, прикасаться к нему было так приятно, что она просто не могла удержаться.
Вир слегка надавил ей на плечи. Через мгновение Элиссанда сообразила, что он предлагает ей лечь. Она так и сделала, все еще прижимаясь к нему и покрывая его поцелуями.
- Мне не следует быть здесь, - сказал он и растянулся рядом. - Я тоже мертвецки пьян.
Никому из них не следовало быть здесь. Дом леди Кингсли не должен был подвергнуться нашествию крыс, а камберлендские Эджертоны должны были проявить любезность и взять ее после смерти родителей.
Элиссанда была полна раскаяния. Конечно, он имеет все основания злиться на нее. Она манипулировала им, да что греха таить, она вынудила его жениться. А он был добрым и терпимым. Разве удивительно, что она стремилась к нему, желая оказаться в безопасности в столь смутные времена?
Она приподнялась на локтях и опять начала целовать его, прокладывая поцелуями дорожку по груди вниз.
Маркиз остановил ее, Но только для того, чтобы вытащить последние заколки из ее волос. Блестящая грива упала на правое плечо.
- Их так много, но они очень легкие... воздушные...
Элиссанда улыбнулась комплименту и опустила голову к его пупку. Он снова остановил ее, крепко взяв за плечо. Неожиданно ей пришел в голову вопрос.
- А почему ты становишься твердым?
Его глаза снова стали напряженными.
- По разным причинам, в том числе из-за того, что ты меня целуешь и тащишь в постель.
- Но зачем?
- Возбуждение необходимо для действия.
- Ты сейчас возбужден?
- Да, - после короткой паузы сказал Вир.
- Тогда о каком действии идет речь?
- Я не должен, - пробормотал Вир, поворачиваясь к ней. Элиссанда сразу почувствовала его возбуждение. - Я не думаю головой.
Маркиз сдавленно усмехнулся и наконец прикоснулся к ней. Конечно, он дотрагивался до нее и раньше, провожая к столу или помогая сесть в экипаж. Но сейчас он впервые коснулся ее с нежностью, не имея никакой цели - только чтобы почувствовать ее.
До того как тетя Рейчел совсем сдала, она иногда гладила Элиссанду по голове, похлопывала по плечу или по руке. Но это было очень давно. До этого момента Элиссанда и не подозревала, насколько ей не хватает ласковых прикосновений. Вир погладил ее лицо, плечи, руки, спину.
И поцеловал ее, погрузив в океан удовольствия. Когда он отстранился, Элиссанда сказала:
- Я хочу больше.
- Больше чего?
- Больше тебя.
Тогда он раздел ее, оставив только пару белых чулок. Ей следовало быть в смертельном ужасе, оказавшись обнаженной в руках мужчины, но она чувствовала лишь небольшое смущение.
- Что я делаю? - бормотал он, целуя ее шею.
Элиссанда дрожала от наслаждения.
- Ты делаешь меня самой счастливой, - шепнула она.
- Ты уверена, что вспомнишь об этом завтра?
- А почему нет?
Вир загадочно улыбнулся и стал прокладывать поцелуями дорожку по ее груди вниз - точно так же, как это делала она. Выдыхаемый им воздух коснулся ее возбужденного соска. Элиссанда напряглась - ощущение было незнакомым, но удивительно приятным и стократ усилилось, когда Вир взял ее сосок в рот.
- Тебя нетрудно сделать счастливой, - усмехнулся он.
Действительно нетрудно. Немного свободы, чуть-чуть безопасности и капелька любви - о большем она никогда и не мечтала.
Маркиз продолжал знакомить ее с новыми необычными ощущениями, и Элиссанда чувствовала себя абсолютно счастливой. Когда же он, наконец, разделся, размер и твердость его мужского естества не испугали ее. Он, несомненно, знает, что делает, хотя она с некоторой тревогой думала о том, что он собирается сделать с ней.
- Я об этом сильно пожалею утром, - тихо сказал он.
- А я нет, - уверенно ответила Элиссанда.
Он чмокнул ее в подбородок.
- Думаю, что ты обязательно пожалеешь, и очень сильно, но, боюсь, я уже не могу остановиться.
Вир завладел ее ртом и лег сверху. Его тело было твердым и горячим. И он... он…
Элиссанда вскрикнула. Она не собиралась кричать, но ей было больно, очень больно.
Поцелуи и ласки должны были сделать этот момент если не приятным, то, по крайней мере, терпимым. Но не сделали. Боль обожгла, причем в самом чувствительном месте.
По ее лицу снова побежали слезы. Почему все и всегда было трудно? Все. Даже этот такой удивительно приятный момент не обошелся без острой боли. Но ведь в этом нет никакой вины ее супруга. Ведь даже в Библии написано, что рожать детей предстоит в муках. Видимо, об этом и шла речь.
- Прости, - дрожа, проговорила она, - мне очень жаль. Пожалуйста, продолжай.
Однако Вир откатился в сторону. Она зашипела от боли и приготовилась вытерпеть что-нибудь еще более неприятное, однако супруг уже встал. Она слышала, как он одевается. Вернувшись, он принес платок, пахнущий Ливаном, и вытер новые слезы.
- Все. Теперь ты можешь спать.
- Да?
- Не сомневайся.
Маркиз укрыл супругу одеялом и погасил свет.
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - дрожащим голосом ответила Элиссанда, - и спасибо за все.
Вир тихо вздохнул в темноте.
Глава 11
В серых предрассветных сумерках Элиссанда спала беспокойно - простыня обвилась вокруг ее обнаженного тела, словно змей вокруг Евы. Маркиз прикасался к ней, к ее щеке, уху, волосам. Он больше не станет ее трогать. Но это знание делало недозволенное запретное чувство в высшей степени возбуждающим.
Она повернулась, и на простыне под ней показалось небольшое пятнышко крови. Зрелище заставило его пошатнуться, словно от удара камнем по голове. Он отлично помнил, что было накануне ночью. Но видеть перед глазами наглядное свидетельство и понимать, что она его тоже увидит...
Вир укрыл ее одеялом и отошел от кровати. От нее. Что, черт возьми, с ним случилось? Его план был прост. Браку предстояло существовать только номинально до тех пор, пока не представится удобный момент его аннулировать. Выполнению этого плана тоже вроде бы ничего не препятствовало. Элиссанде он был нужен не больше, чем собаке пятая нога.
И, тем не менее, план провалился.
Маркиз собирался только уложить ее спать, но позволил вероломной девственнице соблазнить его.
Ее кожа была бархатной, волосы - шелковыми, тело - воплощением безумных фантазий геометра, помешанного на кривых и изгибах. Однако не ее прелести стали причиной его падения. Его погибелью стало неподдельное удовольствие, которое она испытала в его компании, наивное пьяное восхищение, которое невозможно было имитировать.
Разумная часть его существа прекрасно понимала, что она пьяна, не отвечает за свои слова, и искры в ее глазах зажжены всего лишь сотерном. Но в ту ночь Виром руководил не разум. Тогда он находился под властью одинокой, обездоленной, откровенно неразумной части своего существа, на которую все еще действовали ее неповторимые улыбки, и которая с готовностью позволила считать бутылку виски достаточным аргументом для потери контроля над собой. Когда Элиссанда с восторгом и обожанием взирала на такого Вира, когда шептала, что он сделал ее счастливой, и прикасалась к нему, словно он был самим Богом, все остальное не имело значения.
Иллюзии, все это иллюзии. Он с радостью поддался обольщению, ложному чувству близости и связи. И если бы не ее крик боли...
Маркиз снова взглянул на спящую супругу. Она беспокойно заворочалась, что-то бормоча.
"- Я хочу больше.
- Больше чего?
- Больше тебя".
И он ей поверил.
Ну и дурак.