Лайл был несчастен. Он держался стоически, но она слышала в его голосе и видела во всем его облике одну только решимость и никакой заинтересованности.
Однако Оливия молчала и только слушала, пока он продолжал говорить в своей педантичной манере, когда они проходили под входной аркой во двор, заросший сорной травой.
Она заметила, что оборонительные валы осыпаются, а конюшни в дальнем углу двора находятся просто в запущенном состоянии. Однако здесь не было такой разрухи, как давали понять Атертоны. И этому не следовало удивляться. Они с Лайлом оба понимали, что замок - всего лишь средство для достижения цели.
Они приблизились к лестнице, примерно тридцати футов длиной, ведущей наверх - ко входу в замок.
- Так мы можем попасть на первый этаж, - пояснил Лайл. - Раньше приходилось переходить через подъемный мост и проходить под опускающейся решеткой с шипами, но они давно развалились. Когда в прошлом столетии здесь была произведена значительная реконструкция, мой предок, должно быть, рассудил, что лестница более практична. Мне кажется, мудрое решение. От моста и решетки в наши дни проку нет, а содержать их в надлежащем состоянии чертовски трудно.
Оливия вообразила и мост, и решетку. Она видела замок таким, каким он был давным-давно, когда его окружали прочные стены, а на башнях, воротах и парапетах стояла охрана.
Она хотела подняться по лестнице, но Лайл коснулся ее запястья, чтобы остановить. Если бы он был тем романтическим героем, каким она только что представляла его себе, он бы поднял ее на руки и сказал, как сильно по ней соскучился.
Оливия, к собственной досаде, соскучилась по нему. Ей бы хотелось, чтобы они могли исследовать Эдинбург вместе. Даже Лайл был бы обезоружен его красотой. Даже он оценил бы, как сильно этот город отличается от Лондона. Казалось, это был совершенно иной мир.
Но рука, затянутая в перчатку, едва коснулась ее запястья, и он тут же указал ей на дверной проем цокольного этажа, который загораживали сорняки и мусор.
- Туда, - сказал Лайл. - Там находится нижний этаж, насчитывающий три комнаты в главном здании. Сводчатый подвал. Бювет расположен в южном крыле. Вас, женщин, я определил в южную башню. Там теплее и светлее. Гарпии будут жить в нижнем этаже, поскольку лестница их погубит.
Взгляд Оливии скользил все выше и выше, до сводов верхнего этажа.
- Внутренние лестницы будут узкими и продуваемыми сквозняком. И темными, - продолжал Лайл. - В давние времена враги, которым удавалось пробраться внутрь, могли легко попасть в ловушку и распрощаться с жизнью до того, как продвинутся вперед.
- С подъемным мостом и решеткой с шипами было бы более романтично, - сказала она, поднимаясь по лишенной романтизма лестнице.
- Темница тебя устроит? - спросил Перегрин. - Поскольку в северном крыле у нас таковая имеется, холодная и сырая.
- Уверена, она может пригодиться, - откликнулась Оливия.
- За исключением помещения с бюветом комнаты цокольного этажа грозят обвалом. Одна из лестниц, ведущая вниз с первого этажа, была варварски разрушена. Однако, похоже, эта лестница и оборонительные валы и есть самые страшные примеры разрушения.
Оливия поднялась по лестнице. Дверь отворилась, и она прошла внутрь, мимо слуги, придержавшего ее, и через небольшой коридор. Потом она просто остановилась, замерев от потрясения и разинув рот, как самая настоящая деревенщина.
- У меня была такая же реакция, - донесся сзади голос Лайла. - Если послушать рассказы моих родителей, то можно подумать, что из каминов здесь растут деревья, а на галерее менестрелей птицы свили гнезда.
Оливия знала, что его родители всегда все преувеличивают. Однако она все равно оказалась неподготовленной к такому зрелищу.
Это был главный банкетный зал, и Оливия повидала их великое множество. Но те залы, где она бывала, отличались богатой обстановкой и предлагали все виды современных удобств. Они не демонстрировали ребристые своды так откровенно, как этот.
Над ней возвышалась большая стрельчатая арка. Слева от нее, в конце длинного зала, в огромном камине с конусообразным куполом ярко пылал огонь. По обе стороны от него располагались большие ниши, где кто-то зажег свечи.
Зал был великолепен. Хотя в нем практически отсутствовала мебель, он выглядел так, как много веков назад, когда замок посещала Мария, королева Шотландии.
Это, как подумала Оливия, было лишь малой долей того, что почувствовал Лайл, когда впервые вошел в этот древний замок. Было такое ощущение, что оказался в ином, старом времени.
Она смутно понимала, что в холле собираются слуги, выстраиваясь в линию и выжидая, что она расставит их по рангу, но в этот момент она была полностью поглощена своими впечатлениями.
- Пятьдесят пять футов в длину и двадцать пять в ширину, - раздался сзади голос Лайла. - Тридцать футов от пола до верхушки остроконечного цилиндрического свода. Кажется, балкон для музыкантов был перестроен в прошлом веке. Под ним был тайный ход. Не уверен, что его нужно восстанавливать.
- Зал великолепен, - повернулась к нему Оливия.
- Рад, что ты так думаешь, - проговорил он. - Надеюсь, ты научишь слуг понимать эту роскошь. Они, похоже, сомневаются.
- Я научу! - пылко заверила его Оливия.
Она точно знала, что делать. Для этого они сюда и приехали. Превратить развалины в нечто величественное и возродить к жизни деревню. Сделать нечто стоящее.
Она обратила свое внимание на шеренгу слуг, которые совсем не казались счастливыми. Все же те, кто находился здесь несколько дней, были не так встревожены, как те, кто приехал с ней. Она предположила, что Лайл, как мог, укреплял их дух. Вся прислуга была из Лондона, они, должно быть, чувствовали себя так, словно очутились в Средневековье.
Оливия мысленно расправила плечи. С этой задачей она легко справится. Чем быстрее она это сделает, тем быстрее будет выполнена их работа здесь.
Тогда Лайл сможет вернуться к своей единственной любви, а она…
О, ради всего святого, ей только двадцать два года. У нее еще тоже есть время найти свою настоящую любовь.
Шансы невелики, но раньше она выигрывала и с меньшими шансами на победу.
Стоит только взглянуть, как много она достигла с того дня, когда встретила Лайла. Теперь у нее есть замок - пусть не навсегда, но ведь она и сама женщина, не склонная к постоянству.
Час спустя
Лайл знал, что Оливия меняется, как хамелеон. Она могла изобразить не только акцент и диалект, но и осанку, и манеры. Он видел, как она сливается с уличными беспризорниками, ростовщиками и бродячими торговцами. Почему бы ей также легко не вжиться в роль владелицы замка?
Однако он изумился, когда, едва войдя, она сняла свою нелепую шляпу и превратилась в прабабушку, леди Харгейт.
Романтичная и затаившая дыхание Оливия, которую он видел на дороге перед замком, превратилась в хладнокровную и беспристрастную даму, прекрасно владеющую собой в момент раздачи указаний прислуге.
В первую очередь необходимо было привести в порядок главный зал, поскольку в нем они станут проводить большую часть времени. Николс с первой группой слуг уже убрали помещение. Проверив их работу, Оливия стала давать указания по размещению мебели.
Когда Лайл понял, что изучает ее так, как изучал бы пеленальные покрывала мумии, он собрался с мыслями и покинул холл.
Он направился в свою комнату и прочитал себе продолжительное и вразумительное наставление о приковывающих к себе внимание женщинах, которые превращаются в песчаные бури. Затем он собрал свои планы и чертежи и вернулся к Оливии.
- Я подумал, что тебе будет легче понять строение замка, если они будут у тебя, - сказал он спокойным голосом, передавая ей бумаги.
Оливия вынула листы бумаги и разложила их на большом столе, который слуги водрузили в центре комнаты. Некоторое время она изучала рисунки, а свет от камина и свечей плясал в ее замысловатой прическе.
- О, Лайл, отлично! - сказала она.
Если он намотает на свой палец один из ее локонов, каким он будет на ощупь?
- У меня остались кое-какие книги и бумаги твоего кузена Фредерика, - продолжала Оливия. - В них имеются планы и чертежи, но не настолько подробные, как эти.
- Это то, чем я обычно занимаюсь, когда попадаю в незнакомую обстановку, - сказал Лайл. - Мне нужно было заняться чем-то полезным. Дождь ограничил мою активность, и так пошло с самого первого дня.
- В Эдинбурге тоже шел дождь, понемногу каждый день. - Оливия не поднимала глаз, продолжая рассматривать рисунки, планы и заметки.
- Здесь все было намного хуже, - сказал Лайл. - Холодные потоки дождя хлынули еще в Колдстриме, где была наша первая остановка после того, как мы с Николсом покинули Алнвик. Я полагаю, это образец шотландского юмора. Всю дорогу сюда дождь лил беспрестанно. Он не прекращался до прошлой ночи. Осмотр дома помог мне скоротать время.
Предполагалось, что это занятие отвлечет его и от тревожных мыслей. Но тут его надежды не оправдались.
- Именно этим ты занимаешься в Египте? - спросила Оливия.
- Да. После того как мы отчищаем весь песок.
- Твои рисунки прекрасны, - сказала она, подняв наконец глаза.
Лайл посмотрел на разбросанные по столу рисунки, потом - на ее лицо.
Этот прелестный румянец у нее на щеках. Казалось, он идет изнутри, а может, его усилил свет свечей. Сквозь узкие окна в пятнадцатифутовых стенах даже днем проникало очень мало света.
- Я не шучу, и это не лесть, - сказала Оливия. - Твои чертежи превосходны.
Они обменялись смеющимися взглядами. И этим все было сказано.
Они подумали об одном и том же: в первый день их знакомства Оливия сказала ему, что его рисунки отвратительны.
- Всего каких-то десять лет мне потребовалось на то, чтобы мои рисунки из "отвратительных" стали "прекрасными", - сказал Лайл.
Оливия снова вернулась к рисунку. Он наблюдал, как ее тонкий палец обводит контуры плана большой спальни первого этажа.
- Это все упрощает, - сказала Оливия.
Упрощает ли? Или все стало невероятно сложным: тонкий изящный палец и хрупкая рука, свечение кожи в тусклом свете этого старинного холла и улыбка при общих воспоминаниях.
Лайл отступил на шаг, чтобы избежать соблазна прикоснуться к ней.
- Так проще установить очередность ремонтных работ, - сказал он. - Когда и если мы отыщем рабочих, я буду точно знать, где им начинать и что им делать.
- И поэтому ты был сегодня в деревне, - подсказала Оливия.
- Так и есть.
- Поверить не могу, что тебе не удалось договориться с жителями, - сказала она. - Ты управлял толпами рабочих в Египте.
- Там все иначе. Я знаю достаточно разных диалектов, чтобы общаться с ними, и знаю их образ жизни. Культура Шотландии совершенно другая. Но я подозреваю, что обитатели Горвуда намеренно притворяются тупыми, потому что не хотят меня понимать. И я готов поспорить на что угодно, что они к своей тупости специально добавляют акцент, потому что не хотят, чтобы я понимал их.
- Я жажду докопаться до сути этого, - проговорила Оливия. - Ты - сын лэрда. Они должны чувствовать, что могут доверить тебе свои тревоги.
- Возможно, они не считают меня тем, кому можно довериться.
Эти слова Оливия отмела одним взмахом ладони.
- Не глупи! Все, что ты должен делать, так это общаться с ними, чтобы внушить доверие, в отличие от нас, остальных. Но я должна заниматься всем по очереди. Первым пунктом идут наши слуги.
- Да, прости за это, - сказал Лайл. - Я не собирался терять дворецкого.
Оливия отвлеклась от рисунков, чтобы внимательно выслушать его.
- Эдвардс… - сказала она. - Я хотела спросить тебя, но вид замка вытеснил из моей головы все остальное. А потом я увидела слуг, они все выглядят такими… такими…
- Близкими к отчаянию, - закончил за нее Лайл. - Их нельзя винить. Им пришлось поселиться в главном зале, в точности как делали их предки столетия тому назад. Я удивлен, как они все не сбежали.
- Думаешь, Эдвардс сбежал? - Синие глаза Оливии загорелись интересом.
- Похоже на то…
Рев и ужасный шум прервали его. Дверь из кухни распахнулась, и кухонная челядь высыпала в главный зал.
Шум голосов не смолкал, а только усиливался.
Оливия посмотрела на работников кухни, столпившихся под балконом для музыкантов, перевела взгляд на дверь кухни, потом - на Лайла.
- Это, наверно, Альер, - сказал он, назвав имя лондонского повара, которого прислала Оливия, чтобы кормить их. - В последнее время он был немного мрачным.
- Немного мрачным?
- Мы питаемся холодным мясом и сыром, - пояснил Лайл. - Он не будет печь хлеб. Говорит, что в нашей печи это делать невозможно. Я хотел выбросить его из окна, но он, вероятно, не пролезет, а если пролезет, то мы останемся без повара, как уже остались без дворецкого.
- Я могу помочь тебе выбросить его из окна, - вздернув подбородок, невозмутимым голосом, который употребила бы леди Харгейт, сказала Оливия. - Не печет хлеб? Ну и ну! Неудивительно, что прислуга пребывает в подавленном состоянии.
С высоко поднятой головой и горящими глазами она устремилась в сторону кухни.
Николс, который разговаривал с одним из перепуганных работников кухни, поспешил ей навстречу, чтобы перекрыть двери.
- Прошу прощения, мисс Карсингтон, что становлюсь у вас на пути, но это небезопасно. Мне сказали, что он угрожает тесаком. Я рекомендую вначале позволить мне его обезоружить.
Оливия окинула взглядом Николса с головы до ног. Он мог бы надеть доспехи и при этом все равно весил бы не более десяти стоунов.
- Он крепче, чем выглядит, - сказал Лайл, ясно читая ее мысли. - И сильнее, - добавил он вполголоса. - И обладает поразительной выносливостью. По крайней мере такова его репутация среди женского населения Египта.
Голос его был слишком низким, а губы находились чересчур близко к ее уху. Теплое дыхание Лайла щекотало ей ухо и чувствительное местечко за ним.
У нее нет времени на это.
Эти мужчины…
- Благодарю, Николс, - произнесла Оливия. - Но мы никому не можем позволить превзойти нас. - Она повернулась к Лайлу и добавила таким же низким голосом, как и он: - Мы не можем позволить думать другим, будто напуганы импульсивным французским поваром. Жители деревни узнают об этом и будут смеяться до упаду.
- Прости, Николс, - уже громче сказал Лайл. - Мы не можем позволить тебе веселиться одному. Мы с мисс Карсингтон разберемся с этим.
Оливия повелительно взмахнула рукой. Николс отступил с ее дороги. Шум за дверью усилился.
Оливия глянула на Николса, и тот открыл перед ней дверь.
Она устремилась в логово дракона.
Оливия попыталась опередить Лайла, но он схватил ее за талию, поднял и опустил у себя за спиной. Опустить ее было не так просто. Она оказалась намного легче, чем ему казалось, громоздкая одежда обманывала глаз. И шелестела слишком соблазнительно, слишком похоже на звук отброшенных простыней. Это вернуло Лайла к воспоминаниям о стройности и изяществе ее ступни, грациозности пальчиков, шелковистости кожи у него под руками.
Все мечты и фантазии, которые он жестоко подавлял, восстали, подобно призракам. Лайл снова отбросил их от себя.
- Ты можешь вести переговоры, - сказал он. - Но я войду первым, на случай смертоносных метательных снарядов.
- Не говори чепухи, - заявила Оливия. - Думаешь, мне не справиться с прислугой? - Она больно ударила его локтем под ребра и протолкнулась в помещение кухни.
Чертыхаясь про себя, Лайл следовал за ней по пятам. Из-за плеча Оливии он увидел покрасневшего Альера, размахивавшего тесаком. Поскольку он был около шести футов ростом и три фута в ширину, да еще в окружении острых ножей, не надо было обладать даром предвидения, чтобы понять, почему, когда он вышел из себя, вся кухонная прислуга сбежала.
Заходя на кухню, Лайл слышал его тираду. Произнесенная на трех языках, она сводилась к следующему: "Эта кухня… назвать ее примитивной означает безбожно польстить! Она же похожа на пещеру для животных. Не ждите, что я стану готовить в подобном месте!"
С появлением Оливии повар замер с открытым ртом и занесенной вверх рукой.
- Продолжайте, - произнесла она, - Что вы говорили?
- Это невыносимо, мадемуазель! - закричал Альер, быстро справившись с удивлением. - Это варварское место! Эта деревенщина! Они просто невежественные дикари! Как я могу объяснить им, что мне нужно? Они не говорят ни по-английски, ни по-французски. Ни слова на немецком или итальянском. Их язык - это звериное наречие, одно сплошное рычание и неприятные булькающие звуки, издаваемые ртом.
- А он умеет говорить, - прошептал Лайл.
- Понятно, - сказала Оливия. - Умственно отсталые крестьяне. Что еще?
Альер махнул тесаком вначале в сторону печи, потом - на гигантский очаг, рядом с которым даже он выглядел карликом, и дальше - на каменную мойку, сковородки и кухонные принадлежности, громоздившиеся на старинном трехногом столе.
- Ожидать, что я, Альер, буду готовить в таком месте?.. Это же пытка! - взревел он, однако уже не так уверенно, как за минуту до этого. - Бесчеловечно помещать мастера своего дела в эту… эту пещеру. Я этого не перенесу!
Оливия медленно и неторопливо осмотрелась по сторонам. Кухня занимала весь первый этаж северного крыла замка. Даже учитывая толщину стен и размеры очага, оставалось довольно много места. Одно из трех больших окон было переделано под печь. Однако даже в дождливые дни здесь было светлее, чем во многих других кухнях, которые видел Лайл. В некоторых богатых английских домах кухни располагались глубоко под землей.
- Мне кажется, она производит впечатление, - пробормотал Лайл.
Никто не обратил на него внимания.
- Это не пытка, - заявила Оливия Альеру. - С пытками придется подождать, пока темницу не оборудуют должным образом. Здесь у нас сложные условия. Великий шеф-повар может готовить где угодно. Вы помните задачу, которую князь Талейран поставил перед великим главным поваром Каремом? Целый год трапез, где ни одно блюдо не повторяется и используются только ингредиенты по сезону, выращенные в поместье. Но если вы не можете справиться с таким заданием, ничего не поделаешь. Бесполезно желать, чтобы у вас появилось мастерство более высокого класса, чем то, которым вы обладаете. Если вы не способны…
- Не способен?!
- Не забывай, пожалуйста, что у этого человека в руке огромный тесак с чертовски острым лезвием, - пробормотал Лайл.
- Если вы решили отказаться, месье Альер, - продолжала Оливия, - тогда хватит об этом болтать, так и поступайте. Кто-нибудь из деревенских женщин может заняться кухней, пока я пошлю в Лондон за настоящим поваром. За итальянцем, на сей раз. Мне говорили, они не пасуют перед трудностями.
Выпустив свой залп, Оливия повернулась и с невозмутимым видом выплыла из кухни.
Лайл не сдвинулся с места. Он стоял и с немым изумлением смотрел на происходящее. Он видел, как Альер с раскрытым ртом и с побагровевшим лицом смотрел Оливии вслед.
Лайл приготовился к худшему. Но главный повар медленно опустил руку с тесаком.