- Ты себе не представляешь, насколько трудно было отделаться от Бейли, - сказала она. - Вот так думаешь, что она обрадуется поводу не ехать, поскольку не любит выезжать в город, но не тут-то было. Она была решительно настроена поехать со мной. Я потратила чертову уйму времени, убеждая ее остаться, чтобы у нее не возникли подозрения. Однако пришлось взять грума. - Оливия кивнула в сторону юноши в ливрее, следующего за ней на почтительном расстоянии. - Не то чтобы нам с тобой есть что скрывать, но вся семья сердится на меня за то, что я вовлекла тебя в драку с Белдером.
- Я сам виноват, - ответил Лайл.
- Твой глаз неважно выглядит, - проговорила Оливия, подходя совсем близко, чтобы лучше рассмотреть.
- Выглядит хуже, чем есть на самом деле, - ответил он. - Николс знает, как лечить эти вещи. - Не будь Николса, его глаз сейчас был бы полностью закрыт из-за отека. - Синяк сменит несколько противных цветов за следующие дни, а потом сойдет. Моя губа, которую ты рассматривала с таким сочувствием, пострадала не так сильно, как тебе показалось.
- Сейчас ты не так хорош собой, как на балу. Мать получила весьма живое описание драки и твоих травм, она сейчас в бешенстве. Говорит, что мне следует держаться от тебя подальше и что у тебя хватает проблем и без меня.
- Чепуха, - ответил Лайл. - С кем мне поговорить, если не с тобой? Поехали. Здесь слишком шумно.
Хотя в самом парке было пустынно, во всяком случае, там не было ни души из высшего света, в Уголке оратора царила суета. Разносчики, молочницы, солдаты и праздношатающиеся всех сортов заполонили тротуар. На Кенсингтон-роуд королевские почтовые кареты и дилижансы соседствовали со скромными телегами фермеров, элегантными частными экипажами и пешеходами. Среди экипажей и лошадей сновали беспризорники, коты и собаки.
Именно здесь, в Гайд-парке, началось то самое их первое совместное приключение. В воображении Лайла живо воскресли давние события. Он припомнил Оливию, стоящую с мрачным парнем размером с быка… То, как он избил и убрал парня с дороги… потом забрался следом за ней в фермерскую телегу…
Ожидая ее сегодня на балу, Лайл думал увидеть хорошо знакомую ему тощую девчонку с необычайно яркими глазами.
Увидев Оливию такой, какой она была теперь, он испытал смущение. Он еще не привык к тому, что она стала такой красавицей. Ему было больно смотреть на ее лицо, а округлые изгибы тела, подчеркиваемые покроем амазонки, приводили в беспорядок его чувства.
Эти чувства были сродни тем, какие может вызвать у мужчины любая привлекательная женщина, даже беспутная.
Но в этот момент Лайлу нужен был друг и союзник.
Когда они въехали на лошадях в парк, он понял, что не вполне готов к разговору. Ему требовалось привести в порядок разноголосицу чувств, но он не знал, где именно они находились, в голове или в сердце.
- Наперегонки? - спросил он.
У Оливии загорелись глаза.
Отдохнувшие лошади радостно помчались галопом по безлюдной Роттен-роу. Ее кобыла была такой же резвой, как и его конь, и верхом Оливия ездила с такой же сноровкой и отвагой, с какой делала все в своей жизни. Лайл выиграл, но ненамного, и в самом конце они рассмеялись: и над собой, и просто от чистого удовольствия скакать галопом в это прекрасное осеннее утро.
Они пустили лошадей легкой рысцой и углубились дальше в парк.
Доехав до рощицы вдалеке от оживленных тропинок, они перевели лошадей на шаг.
И тогда Лайл рассказал Оливии о том, что случилось.
- Они лишили тебя средств? - недоверчиво переспросила Оливия. - Но это невозможно! Ты сойдешь здесь с ума. Ты должен вернуться в Египет.
- Я говорил тебе, что они решили удержать меня дома, - ответил он. - Я не понимал, насколько серьезно они настроены. Думал, что пройдет немного времени и они успокоятся или забудут, как обычно. Но сегодня они еще более непреклонны, чем вчера, насчет того проклятого замка. Отец выдаст мне содержание, только если я возьмусь за выполнение их каприза и стану восстанавливать развалины.
- Могу представить ход его мыслей, - проговорила Оливия. - Он думает, что тебя увлечет эта стройка и ты перенесешь свою страсть на нее.
- Мою страсть? - У Лайла виновато заколотилось сердце.
- Твои родители ревнуют тебя к Египту, - пояснила Оливия. - Они не понимают разницы между старинным замком и древними памятниками. Для них к "старью" относится и то и другое.
Он бы не стал называть Египет страстью, но Оливия считала так, и, в конце концов, возможно, то, что он испытывает к этому месту и к своей работе там, и было в каком-то роде страстью.
Оливия так хорошо все понимала, иногда даже лучше, чем он сам. Но ведь она принадлежала роду Делюси, который выжил на протяжении многих поколений благодаря тому, что великолепно понимал людей и сосуществовал с ними.
- Наверное, я должен быть благодарен, что они не додумались раньше использовать денежный рычаг воздействия на меня, - сказал Лайл.
- Если бы они это сделали, твои расходы оплатил бы лорд Рэтборн, - не согласилась Оливия.
- Твой отчим и так сделал для меня предостаточно, - ответил Лайл. - Ему нужно думать о тебе, твоих сестрах и братьях.
- Я могла бы отдать тебе свои деньги, - предложила Оливия. - Ты знаешь, что я бы так и сделала.
- Это было бы ужасно неприлично. Я рад, что это невозможно. - Лайл знал, что на пользование ее денежными средствами были наложены серьезные ограничения, чтобы оградить девушку не только от охотников за приданым, но и от нее самой. В личности Оливии странным образом сочетались расчетливый ум и щедрое сердце. Ее вчерашнее выступление в защиту оборванца было типичным для нее.
Оливия подъехала к Лайлу поближе и протянула руку в перчатке, чтобы коснуться его руки.
- Я не потерплю, чтобы ты оказался здесь в ловушке, - произнесла она. - Мы что-нибудь придумаем.
Вот он, этот блеск в больших синих глазах.
- Мы не сможем ничего придумать, - твердым голосом сказал Лайл.
Оливия была его подругой, союзницей и наперсницей, но от импульсивности ее взрывного характера у него порой волосы вставали дыбом. У него, который ежедневно имел дело со змеями, скорпионами, крокодилами, работал рядом с ворами и убийцами и, что хуже всего, был вынужден контактировать с официальными властями.
Мягко говоря, Оливия была способна на безрассудные поступки.
Подумать только, девять лет назад она соблазнила его на путешествие в Бристоль в поисках пиратского клада. Эта идея тогда полностью захватила воображение Оливии. Для Лайла, если бы не вмешался лорд Рэтборн, это могло бы закончиться очень плохо, например, его отправили бы в школу в Шотландии, где процветали садистские методы воспитания. Тем, что отправку в шотландскую школу заменили поездкой в Египет, Лайл был полностью обязан лорду Рэтборну. Но теперь он мужчина, а не мальчик, и ему не следует полагаться на чудо. К тому же он не ожидал и не хотел, чтобы друзья и родственники выручали его из каждого трудного положения.
- Нет, Лайл, ты должен выслушать, - упрямо сказала Оливия. - У меня есть одна замечательная идея.
Оливия с идеей?!
Перспектива, должная вселить ужас в сердце любого человека, который обладает хотя бы малой толикой ума и чувством самосохранения.
- Никаких идей, - проговорил Перегрин. - Ни в коем случае.
- Давай поедем в Шотландию, - предложила Оливия. - Вместе.
У нее так стучало сердце, что его стук, наверное, был слышен даже в Кенсингтонском дворце. О шотландском замке она думала с субботы.
- Ты с ума сошла? - спросил Лайл.
- Я знала, что ты так и скажешь.
- Я не поеду в Шотландию.
- Но мы поедем вместе. Будет весело. Это же приключение!
- Не смеши меня, - ответил Лайл. - Мы больше не дети. И тебе не сойдет с рук поездка с мужчиной в Шотландию. Твои родители никогда не одобрят это.
- Им не нужно ничего знать.
- Оливия! - округлил глаза Лайл.
- Завтра утром они едут в Дербишир, - сказала она. - Я остаюсь в Лондоне с прабабушкой.
- Час от часу не легче, - отвел глаза Лайл.
- Я все продумала, - заявила Оливия.
- Когда? - спросил он, вновь обратив к ней испытующий взгляд. - Я только что сказал тебе об этом.
- Я думала об этом замке еще раньше, - ответила она. Это на самом деле было так. Лайлу надо было говорить как можно больше правды. Он не только ужасающе логичен и прямолинеен, но и немного умеет читать ее мысли. - Я пыталась разработать план, как спасти тебя от него.
- Тебе не нужно спасать меня! - отрезал Лайл. - Ты же не рыцарь в сияющих доспехах… или кем ты там себя считаешь. Мне почти двадцать четыре года, и я в состоянии сам о себе позаботиться.
- Пожалуйста, не обрушивайся на меня всей силой своей мужской гордости, - попросила Оливия. - Если ты выслушаешь меня, то поймешь, насколько реальна моя идея.
- Девять лет назад у тебя тоже была реальная идея спасти мать от нищеты, сбежав в Бристоль в поисках пиратского клада в саду графа Мэндвилла!
- Но было же здорово, разве нет? - воскликнула Оливия. - То было настоящее приключение! У тебя все время бывают приключения. А я… - Оливия взмахнула рукой, затянутой в перчатку, - я разрываю помолвки и бью мужчин зонтиком.
Лайл бросил на нее взгляд, значения которого она не поняла. Лайл пришпорил коня.
Ему необходимо держать дистанцию.
Лайл не хотел задумываться о той девочке, какой она была прежде и какой стала теперь, замыслив стать рыцарем и заняться благородными поисками.
Оливия последовала за ним.
- Не отвергай мою идею, - настаивала она. - Ты же ученый, а ученый должен сохранять объективность в подходе к вопросу.
- Но не к безумию, - возразил Лайл. - Ты не можешь просто взять и укатить в Шотландию только потому, что тебе наскучило разрывать помолвки и колотить мужчин зонтиком. Мне жаль, что тебе приходится подчиняться светским условностям, даже нелепым, но изменить их я не могу. И мне известно, что ты не можешь одна прыгнуть в карету и проехать четыреста миль, не вызвав тем самым ужасного скандала.
- Я всегда вызываю скандалы, - ответила Оливия. - Этим я и прославилась. Что бы я ни сделала или ни сказала на этом ужине или том приеме, на следующее утро всем об этом известно. Оливия Карсингтон, Вчерашний Скандал - вот кто я. Мне следовало бы написать это на моих визитных карточках.
Лайл огляделся по сторонам. Этим утром в парке было тихо, сюда едва доносился шум с близлежащих улиц, поэтому ясно слышались шорох листьев на деревьях, цоканье лошадиных копыт и перекличка птиц.
Лайл слышал и стук собственного сердца тоже. Он испытывал искушение, ужасное искушение.
Но Оливия всегда искушала его. Она делала это с двенадцати лет. Если бы последние десять лет он не провел в Египте, она бы превратила его жизнь в хаос.
- Мне не следовало говорить этого, - начал Лайл, - но поскольку ты потеряла рассудок, считаю, что должен сказать: ты можешь считать меня своим братом, но это не так. Ты не можешь ехать со мной без компаньонки.
- Разумеется, мне нужна компаньонка, - ответила Оливия. - Но ты можешь оставить все приготовления на меня. Все, что тебе нужно сделать…
- Я ничего не собираюсь делать, - перебил ее Лайл. - Из всех безрассудных затей… - Он замолчал, качая головой. - Не могу в это поверить. Отец лишил меня содержания, мне некуда идти и не на что жить, а ты хочешь, чтобы я увез тебя за четыреста миль в старый разваливающийся замок. И как раз в октябре, ни больше ни меньше! Ты знаешь, на что похожа Шотландия в октябре?
- Там темно, сыро, холодно, уныло и ужасно романтично, - сказала она.
- Я не поеду! - воскликнул Лайл. - Не могу поверить, что еще и спорю с тобой об этом.
- Будет весело, - проговорила Оливия. - Это же приключение!
Приключение… У него постоянные приключения. Но не с Оливией. И уже давно.
Но ведь Оливия теперь уже не та, что была раньше. С той он еще мог как-то справиться. До определенной степени. Но тогда он был тринадцатилетним мальчишкой, равнодушным, если не откровенно враждебным, к женскому полу.
- Это мой единственный, мой самый последний шанс на приключение, - продолжала Оливия. - В семье заявляют, что до смерти устали от моих нелепых выходок. Бабушка и дедушка Харгейт настаивают на моем замужестве. А когда они начинают настаивать, это уже опасно. Ты знаешь, как им нравится, чтобы все были женаты и устроены. Мне придется остановиться на ком-то, остепениться и стать женой и матерью. Успокоиться, успокоиться, успокоиться… У меня никогда больше не будет шанса сделать что-то интересное!
Лайл помнил, какой бесстрашной она была, путешествуя в одиночку… забираясь в повозки… заманивая лакеев в карточную игру… Он думал о ее теперешней жизни, состоящей из череды званых вечеров, где малейшее отступление от светских правил влечет осуждение, косые взгляды, перешептывание сплетниц из-за вееров.
- Черт возьми, Оливия, не принуждай меня к этому, - сказал он.
- Тебе известно, что я говорю правду, - твердила Оливия. - Женская жизнь скучна. Мы чьи-то дочери, потом чьи-то жены и матери. Нам не позволяется делать что-нибудь эдакое, что делают мужчины.
- Нет, - покачал головой Лайл. - Я не могу позволить, чтобы с тобой такое происходило.
- У тебя нет выбора, - сказала Оливия. - Ты всегда умудрялся избегать давления со стороны своих родителей или не замечать этого, но они наконец поняли, что у них есть мощный рычаг воздействия на тебя.
- А ты играешь им на руку! - отрезал Лайл. - Ты вообще представляешь, что это такое - восстановление старого замка?
- Отлично представляю, - улыбнулась Оливия.
- На это могут уйти годы. Годы! В Шотландии. С волынками!
- На это не потребуются годы, - опять улыбнулась Оливия, - если я помогу тебе. От тебя не убудет, если ты позволишь родителям думать, что они выиграли одно сражение. Если мы все правильно разыграем, то очень может быть, что ты вернешься в Египет к весне, например.
Этой улыбки было достаточно, чтобы он сдался. Но голос ангела-хранителя, который все эти годы помогал ему оставаться в живых, сказал: "Подожди. Подумай".
Думать, когда на него была обращена вся сила этих синих глаз, было очень трудно, и почему-то покалывало сердце.
Однако Перегрин не поддался чарам. Он все еще был тем же упрямым мальчишкой, который давно знал Оливию, а также ученым, отстраненным наблюдателем, недавно видевшим ее в действии. Он знал, что она может заставить поверить кого угодно во что угодно, в особенности мужчин.
- Нет, - сказал Лайл, стараясь, чтобы это прозвучало как можно мягче. - Если я позволю им контролировать себя таким способом, они станут пользоваться этим снова и снова. Если я подчинюсь их требованию, они потребуют большего.
- Ах, ну что же, если ты не согласен, - продолжала улыбаться Оливия, - значит, не согласен, - жизнерадостно подытожила она.
- Я знал, что ты меня поймешь.
- О да, я понимаю! Абсолютно!
- Хорошо, поскольку…
- Не нужно объяснять, - сказала Оливия. - Я все понимаю. Но остаться больше не могу. У меня много дел на сегодня.
Она коснулась хлыстом полей шляпки и ускакала прочь.
Глава 4
Атертон-Хаус
Пятница, 7 октября
Лайл должен был догадаться.
Ему следовало быть готовым.
Что, разумеется, было невозможно, если это имело отношение к Оливии.
"Оливия. Внезапно. Неожиданно".
Три слова, которые не выходили у него из головы.
Лайл спустился к завтраку, а там была она.
И не только Оливия. Она привела с собой вдовствующую леди Харгейт и двух гарпий, леди Купер и леди Уиткоут.
Лайл плохо спал. В тиши своего кабинета он придумал множество моделей поведения с родителями, но все они оказались совершенно непригодными. Потом появился лорд Уинтертон. Их пути не раз пересекались в Египте, и им было о чем поговорить. Уинтертон пригласил Лайла к себе домой изучить комплект папирусов, привезенный им из своей последней поездки. Папирусы отвлекли Лайла от мыслей о родителях и Оливии, а уравновешенный Уинтертон стал приятным лекарством от всей этой сумятицы чувств. Лайл принял предложение отужинать, и время пролетело незаметно.
В результате этим утром идей, как вести себя с родителями, у него было не больше, чем вчера, когда Оливия ускакала прочь.
Когда он вошел в комнату для завтраков, все приветливо улыбались ему.
Лайл считал, что у него совершенно не развито воображение. Он не верил в чувство надвигающейся катастрофы.
До настоящего момента.
Он подошел к буфету и наполнил свою тарелку. Потом направился к столу и сел рядом с леди Уиткоут, напротив Оливии.
- Оливия рассказывала нам о твоем плане, - сообщила мать.
- О моем плане? - повторил он, посмотрев на Оливию и чувствуя, как похолодело все внутри.
- Взять меня с собой в Шотландию, чтобы я помогла тебе с замком, - пояснила Оливия.
- Что?
- Я думала, ты уже сказал им, - добавила она. - Прости, что испортила сюрприз.
- Я уверена, все это понимают, детка, - проговорила вдовствующая графиня. - Тебя распирает от восторга, и ты не могла ждать.
- Что?
- Это действительно был сюрприз, - сказала мать. - И, признаюсь, вначале я восприняла услышанное без особого энтузиазма.
- Но…
- Она посчитала, что этого делать не следует, - разъяснила Лайлу леди Харгейт. - Двое молодых людей отправляются в Шотландию вместе. Для юной леди это неприемлемо, сказала она. Как будто мы не знали этого и уже не проработали план.
- Проработали?..
- Леди Купер и леди Уиткоут любезно согласились выступить в роли компаньонок, - пояснила Оливия. - Каждая из нас возьмет своих личных горничных. Прабабушка согласилась одолжить нам несколько служанок и лакеев, пока мы не наймем местных. А я привезу мамину кухарку и дворецкого, поскольку они все равно не нужны, пока семья в Дербишире.
Лайл обвел взглядом радостные лица вокруг. Она сделала это. Опередила его и все сделала по-своему, после того как он совершенно ясно сказал ей…
Нет, это ночной кошмар! Он еще не проснулся!
Неужели его родители ослепли? Неужели он единственный, кто заметил, как подозрительно мило ведет себя вдовствующая графиня? Неужели никто больше не видит зловещего блеска в ее глазах? Нет, они ничего не видят, потому что Оливия всех одурачила.
Это безумие какое-то, помешательство!..
Купер и Уиткоут в качестве компаньонок?! Подобно всем прочим подругам вдовы, они жили, чтобы сплетничать, пить, играть в карты и бросать влюбленные взгляды на молодых людей. Более неподходящих компаньонок за пределами борделя не могло быть.
Это абсурд. Ему придется привести всех в чувство.
- Оливия, я думал, что ясно выразился…
- Ну конечно! - перебила его Оливия, изображая саму невинность с широко раскрытыми глазами. - Я все прекрасно понимаю. Если бы у меня было призвание, вот как у тебя, то только вопрос жизни и смерти мог бы отвлечь меня от него. Твое призвание - Древний Египет. Шотландский замок не будоражит твое воображение.
- У меня нет воображения, - ответил Лайл. - Я вижу то, что есть, и не вижу того, чего нет.