Она выглядела растрепанной, и хотя Лайлу следовало уже привыкнуть к ее прекрасному лицу, этот беспорядок снова вывел его из равновесия, и сердце в груди застучало часто и болезненно.
- Вот поэтому ее и называют большой кроватью из Уэра, - спокойно ответил Лайл. - Ты никогда не видела ее раньше?
Оливия покачала головой, и выбившиеся пряди волос заплясали по щекам.
- Она довольно старая, по крайней мере по английским меркам, - пояснил Лайл. - Шекспир упоминает о ней в "Двенадцатой ночи".
- Я видела вещи в таком стиле, - ответила Оливия. - Тонны дуба, сплошь покрытые резьбой. Но такой громадины не видела никогда.
Кровать действительно была богато украшена резьбой. Цветы, фрукты, животные, люди и мифические существа покрывали каждый дюйм черного дуба.
- Двенадцать футов в ширину и девять - в высоту, - продолжал Лайл. Факты всегда внушают доверие и действуют успокаивающе. - По сути дела, когда занавеси задернуты, это напоминает комнату. Взгляни на боковые панели.
Оливия шагнула ближе.
Он уловил ее запах и вспомнил тепло ее тела в своих руках, когда вытаскивал ее из постоялого двора.
Факты. Он сосредоточился на деталях кровати. Внутри резных арок на двух панелях были изображены городские пейзажи, включая знаменитых лебедей. Он легко провел указательным пальцем по инкрустированному дереву.
Здесь явно не хватало изящества египетского искусства. Но к своему собственному удивлению, Лайл находил эту работу очаровательной.
- Когда они были новыми, привлекали еще больше внимания. Смотри, повсюду остатки краски. В свое время панели, наверное, были довольно красочными, как египетские храмы и гробницы. И так же, как в Египте, посетители оставили здесь свои отметки. - Он обвел пальцем ряд инициалов. - А также печати.
Лайл снова позволил себе взглянуть на Оливию. Теперь на ее лице застыло изумление. Гнев прошел, буря улеглась, потому что она была зачарована. Будучи натурой искушенной, она никогда не была наивной. Однако ее воображение не знало границ, и Оливию можно было увлечь, как ребенка.
- Странно, что ты не видела ее раньше, - проговорил Лайл.
- Ничего странного, - ответила Оливия, рассматривая голову льва с красным клеймом на носу. - Поскольку мы обычно ездим в Дербишир или Чешир, то не по этой дороге. А когда я покидаю Лондон, это потому, что я в немилости, и это означает, что меня надо вышвырнуть как можно скорее и как можно дальше. На осмотр достопримечательностей нет времени.
Лайл отвел глаза от ее лица. Еще немного, и он превратится в полного дурака.
- Хлестнуть того пьяницу перчаткой и обозвать его трусом было не самым разумным поступком, - произнес Лайл, рассматривая одного из сатиров, украшавших резной столбик.
- Зато чрезвычайно приятным.
- Ты вспылила, - сказал Лайл. Когда она выходила из себя, он не мог полагаться на ее разум или инстинкты. И не мог надеяться на то, что она позаботится о себе. Он отошел от кровати и заложил руки за спину. - Что мать говорила тебе об умении держать себя в руках? - произнес он таким же терпеливым тоном, который, как он слышал, использовала ее мать в тот день, когда он познакомился с Оливией.
- Я должна сосчитать до двадцати, - прищурилась Оливия.
- Думаю, ты не считала и до десяти.
- Настроения не было, - ответила она.
- Я удивляюсь, что ты не "угостила" его одним из своих извинений. "О, сэр, я нижайше и смиренно прошу вашего прощения!" - приложив руку к груди, фальцетом произнес Лайл. - Потом ты могла бы похлопать ресницами и упасть перед ним на колени.
Оливия проделала такое, когда они встретились в первый раз, и это представление лишило его дара речи.
- К тому времени, когда бы ты закончила, - продолжал Лайл, - все бы уже рыдали или испытывали головокружение. Включая дебошира. А ты могла бы незаметно улизнуть.
- Теперь мне жаль, что я так не сделала, - сказала Оливия. - Это уберегло бы меня от грубого обращения при выходе из постоялого двора.
И предотвратило бы ощущение ее податливого тела в его руках.
- Не понимаю, почему ты не вытащил пьяницу во двор и не сунул его голову под струю воды, - не унималась Оливия. - Вот что следовало сделать с самого начала, как только началась перебранка. Но его все боялись. Кроме тебя, разумеется. Но свое мужество ты предпочел обратить на меня.
- Вытаскивать тебя было гораздо забавнее, - ответил Лайл.
Она подошла ближе и заглянула ему в глаза. Аромат ее кожи окутал Лайла, и его сердце заколотилось с бешеной силой.
- Ах, этот Белдер, - покачала головой Оливия, - ну почему он не ударил тебя сильнее?
С этими словами она выбежала из комнаты.
День был холодным и серым, дождь прибил всю пыль. Дамы заявили, что им захотелось свежего воздуха. Езда в темной и душной карете не входила в их представление о приятном путешествии.
Оливия подозревала, что причина, по которой они хотели открыть зашторенные окна, заключалась в желании полюбоваться видом молодого мужчины по ту сторону стекла.
Зрелище было прекрасное, и Оливия сама не могла не наслаждаться им, несмотря на то что Лайл обернулся для нее печальным разочарованием.
Он ехал верхом рядом, практически возле ее плеча, не отставая от экипажа, вместо того чтобы ехать впереди, как она предполагала. Скорость кареты, с учетом старых костей дам, была медленнее, чем предпочитал Лайл. И разумеется, они ехали медленнее, чем любила ездить Оливия. Ей бы тоже хотелось ехать верхом, по она не подумала об этом и не подготовилась.
Ее седло убрали в одну из повозок с остальными вещами, причем положили куда-то подальше. Она не думала, что оно ей понадобится до того, как они достигнут цели своего путешествия. Лошадей можно было нанять в придорожной гостинице, и она, в сущности, без проблем могла ездить на любом коне, но седло - дело совершенно иное. Женское седло - вещь столь же личная, как и корсет, оно изготавливалось точно по ее меркам.
Не то чтобы Оливии было нужно седло. Она, в конце концов, дочь Джека Уингейта и хорошо чувствовала себя на спине любой лошади, как цыган.
Но никто не должен знать, что она все еще занимается этими вещами. Никто не должен знать о мужской одежде, которую Бейли ушила, чтобы она подошла Оливии, и аккуратно сложила в коробку среди остальных пожитков.
Оливия вспомнила, как был шокирован Лайл, когда впервые увидел ее в мальчишеской одежде. Она вспомнила то выражение на его лице как раз в тот момент, когда карета остановилась.
Экипаж слегка качнулся, и лакеи спрыгнули с запяток. Она увидела, как один из них поспешил вперед, чтобы удержать лошадей.
- Что там такое? - спросила леди Купер.
- Осмелюсь предположить, Лайл заметил, будто что-то не так с колесом, - проговорила леди Уиткоут.
Дверца открылась, и лакей опустил ступеньку. Лайл ожидал за его спиной.
- Не волнуйтесь, леди, - проговорил он, - мне нужна только Оливия.
- Ему нужна только ты, - сказала леди Купер, улыбаясь Оливии.
- Он говорил, что оставит меня у дороги, - ответила Оливия.
- Не будь глупышкой, - вмешалась леди Уиткоут. - Он ничего подобного не сделает.
Он сделает хуже, подумалось Оливии. У него было время обдумать месть за тот удар, который она нанесла по его гордости. Теперь он, вероятно, подготовил неимоверно скучную и вызывающую раздражение лекцию.
- Мы не собирались останавливаться, - сказала она Лайлу, - до самого… - она заглянула в путеводитель Патерсона, - до Бантингфорда.
- Я хочу тебе показать кое-что, - сказал Лайл.
Оливия выглянула из-за дверцы, повернув голову направо, потом налево.
- Здесь не на что смотреть, - заключила она.
"За исключением очень красивого мужчины, который так грациозно держится на лошади, словно она часть его самого".
- Не будь занудой, - сказал он.
- Господи, не будь занудой, детка, - поддержала его леди Купер. - Пусть мальчик покажет, что там у него.
- Я бы пока передохнула, - сказала леди Уиткоут. - Хоть ненадолго закрыть глаза без толчков и подпрыгиваний. Ужасно болит голова! Наверное, что-то съела.
Оливия посмотрела на дам.
- Разве ты не хочешь посмотреть, что он тебе желает показать? - удивилась леди Купер.
Оливия вышла из экипажа.
Леди высунулись, чтобы видеть происходящее через раскрытую дверь.
Оливия подошла к Лайлу. Она погладила морду коня, краем глаза отметив мускулистую ногу в непосредственной близости от себя.
- Ты говорила, что тебе никогда не удавалось осмотреть достопримечательности, - заметил Лайл. - Одна из них находится слева за поворотом.
Немного удивленная, Оливия посмотрела на дорожный указатель, потом перевела взгляд на Лайла.
- Я не собираюсь заводить тебя в укромное место и зверски убивать, - сказал Лайл. - В любом случае - не здесь и не сейчас. Если я возьму тебя с собой, а вернусь один, дамы могут это заметить. Бейли точно заметит. Мы отъедем совсем недалеко. Можно было бы легко дойти пешком, но на этих проселочных дорогах будет грязь по колено. Ты можешь поехать на лошади Николса.
- Нет, оставайся как есть. - Оливия подняла руку, не дав Николсу спешиться. - Я могу сесть за спину его сиятельства.
- Нет, не можешь! - отрезал Лайл.
- Ты же сказал, что это недалеко, - возразила она. - Нет смысла тратить время на подгонку седла, чтобы я правильно сидела на коне Николса. Позже ему придется опять все переделывать. А так я за минуту сяду позади тебя.
Лайл посмотрел на нее. Потом взглянул на Николса.
Несмотря на то что они попали под ливень, камердинер оставался элегантным и невозмутимым. Хотя Николс этого не покажет, но, пока он будет подгонять под нее свое седло, с него семь потов сойдет. Оливия не видела причины мучить его. Николс ее не оскорблял и не обижал.
- Что тебя беспокоит? - спросила она. - Боишься, что я сброшу тебя с коня?
- Слегка опасаюсь, что ты ударишь меня ножом в спину, - ответил Лайл. - Поклянись, что у тебя нет при себе оружия.
- Не будь смешным, - сказала Оливия. - Я бы никогда не ударила тебя ножом в спину. Это бесчестно. Я бы ударила в шею или в сердце.
- Тогда ладно. - Лайл вынул из стремени левую ногу.
Оливия поставила туда свою левую ногу, ухватила его за руку, оттолкнулась и оказалась у него за спиной.
- Черт побери эту девчонку! - воскликнула леди Уиткоут. - Я так никогда не умела!
- Ты была шустрой в других вещах, Миллисент, - проговорила ее подруга.
Тем временем Оливия поняла, что допустила серьезную ошибку.
Глава 6
Она поступила легкомысленно, а почему бы и нет?
На лошади она чувствовала себя свободно.
За спиной у отца она ездила бесчисленное множество раз.
Но то был ее отец, а она была тогда маленькой девочкой.
Лайл ей не отец. Она ездила у него за спиной раз или два, но очень давно, до того как он стал таким взрослым мужчиной.
Ей не пришло в голову уцепиться за его плащ. Она просто обняла Лайла за талию, поскольку это было совершенно естественно.
Теперь Оливия ощущала под своими руками его подтянутую талию, ее грудь упиралась в его прямую спину, бедро касалось бедра, а нога - ноги. Она чувствовала ритмичное покачивание их тел, когда лошадь ступала по грязной, изрезанной колеями дороге.
Она чувствовала, как прямо на глазах рушится ее моральная устойчивость.
Ах, ладно, это всего лишь короткая прогулка, в конце которой ее ожидает длинная и нудная нотация. Она заставит забыть все эти неудобные и бессмысленные побуждения.
Оливия позволила себе прижаться щекой к затылку Лайла и вдохнуть земной запах мужчины, лошади, деревенского воздуха и недавнего дождя.
- Интересно, в чем именно была шустрой Миллисент? - через мгновение спросил Лайл.
- Ничего такого экзотичного, как ты себе вообразил, - откликнулась Оливия. - Не то что твои гаремные танцовщицы. Ничего акробатического.
- Во-первых, я ничего не воображаю, - поправил ее Лайл. - Во-вторых, если ты говоришь о танцовщицах, то они не имеют отношения к гарему.
О, началась лекция… Это отвлечет ее мысли от ощущения невероятной мужской энергетики, флюиды которой следовало бы закупорить в бутылку и пометить этикеткой с черепом и скрещенными костями.
- Видишь ли, слово "гарем" обычно относится к женщинам дома, - продолжал Лайл. - Хотя в прямом своем значении оно обозначает священное или запретное место. Танцовщицы, с другой стороны…
- Я думала, мы должны повернуть налево, - перебила его Оливия.
- О да. - Он повернул к тропинке.
Не слишком быстро. Возможно, из-за исходящего от его тела жара Оливия обнаружила в себе растущий искренний интерес к правильному значению слова "гарем".
Спустя несколько мгновений они оказались на лугу и направились к небольшому огороженному участку, на котором лежал огромный валун.
- Ну вот, - сказал Лайл.
Когда они подъехали ближе, Оливия увидела металлическую пластину, установленную на камне.
- Валун, - сказала она. - Ты остановил карету и привез меня сюда, чтобы я взглянула на валун?
- Это в честь полета на воздушном шаре, - ответил ей Лайл. - Здесь приземлился первый воздушный шар, запущенный в Англии.
- В самом деле?
- Это предварительный участок, но…
- О, я должна его осмотреть.
Стремясь спешиться и оказаться от него подальше, чтобы снова обрести ясность в голове, Оливия не колебалась ни мгновения. Готовясь спрыгнуть, одну руку она положила на заднюю часть седла, другую - на бедро Лайла. Она испытала шок от столь интимного прикосновения, но останавливаться было уже поздно, да и нелепо. Это был самый быстрый и легкий способ спуститься вниз.
Перебросив ногу через круп лошади, чувствуя давление руки Лайла, удерживающей ее, с бьющимся сердцем она соскользнула на землю.
Она не стала ждать, пока он спешится, а быстро подошла к ограде, задрала юбки и перелезла через нее на маленькую площадку.
Оливия знала, что предоставила ему прекрасный обзор своих нижних юбок и чулок. Ей было хорошо известно, что подобное зрелище делает с мужчиной. Но он ее взволновал точно так же. Долг платежом красен.
- "Пусть потомки знают, - помпезным тоном, который обычно используют по торжественным случаям, прочла вслух Оливия, - и, узнав, удивятся, что в пятнадцатый день сентября месяца одна тысяча семьсот восемьдесят четвертого года Винсент Лунарди из Лукки, что в Тоскане, первый воздухоплаватель в Британии, взлетел с артиллерийского плаца в Лондоне и, проведя в воздушных просторах два часа и пятнадцать минут, опустился на землю в этом самом месте".
Лайл оставался за оградой. Он еще не пришел в себя после прогулки верхом: по-прежнему чувствовал руку Оливии, обнимавшую его за талию, ее грудь, прижавшуюся к его спине, и ее ноги, вытянутые вдоль его ног, и это физическое ощущение вызывало дрожь в его теле, особенно в том месте, где оно соприкасалось с передней частью седла.
Она настолько одурманила его, что он проехал поворот.
Лайл еще не успел обрести самообладания, как Оливия уже снова перелезла через ограду, показав все свои нижние юбки и чулки.
Это было типичной выходкой для девчонки-сорванца, точно так же она вела себя с ним и раньше. Оливия воспринимает его как собственного брата. Поэтому она без колебаний села на лошадь позади него.
Но он ей не брат и больше не тот мальчишка, каким был раньше, глухим, немым и слепым к волнующему виду женского нижнего белья. Не говоря уж о том, что девочкой Оливия не носила бы таких чулок с прелестной голубой вышивкой или нижних юбок, отделанных столь женственным кружевом. И в те дни у нее не было стройных ног и тонких щиколоток, а если и были, то он их не замечал.
После того как Лайл разобрался во всем этом и его плоть успокоилась, а мозг снова начал работать, он перешагнул через ограждение и встал у Оливии за спиной, ожидая, пока та закончит читать витиеватую словесную дань первому полету воздушного шара в Англии.
- Разве не удивительно? - взглянула она на него. - Эта тихая поляна стала свидетелем столь важного события. Как чудесно, что это место отметили!
- Ты говорила, что никогда не осматривала достопримечательности, - сказал Лайл.
Даже сердясь на нее, он чувствовал к ней жалость. Когда Лайл был ребенком, ее отчим часто брал его в поездки. Лорд Рэтборн всегда находил время, чтобы показать незнакомые места и рассказать о них интересные истории, которые так нравятся мальчикам, особенно о чудесах и привидениях.
Ему казалось несправедливым, что девочке с таким живым воображением, которая жаждала перемен и волнений, предоставлялось так мало шансов повидать мир.
- Я ничего об этом не знала, - проговорила Оливия. - Только представь! Почти пятьдесят лет тому назад! Что должны были подумать местные жители, когда увидели шар?
- Они были напуганы, - ответил Лайл. - Предположим, что ты крестьянка того времени. - Он посмотрел в свинцовые небеса. - Ты смотришь вверх, и внезапно там, где должны быть лишь птицы да облака, появляется эта гигантская штука.
- Не знаю, испугалась ли бы я.
- Не конкретно ты, - сказал он. - А если бы ты была крестьянкой, заурядной личностью…
Что было совершенно немыслимо. Заурядной Оливию никак нельзя было назвать.
- Я всегда хотела подняться на воздушном шаре, - скачала она.
Ничего удивительного.
- Как это, должно быть, захватывающе, - продолжала она, - смотреть на мир с такой высоты!
- Да, взлететь на огромную высоту - это потрясающее ощущение, - сказал Лайл. - Спуск вниз - уже другая история. Лунарди понятия не имел, как управлять этой штуковиной. Он взял с собой весла, думая, что сможет грести ими в воздухе.
- Но он сделал попытку, - возразила Оливия. - У него была мечта, и он ее осуществил. Благородное дело. И здесь стоит камень, который увековечил это событие для потомков.
- Он взял с собой кота, собаку, голубя и корзину с едой. То, что он запасся едой, понятно. Но зачем он взял животных? В любом случае голубь скоро улетел, а коту воздушное путешествие оказалось противопоказанным, и он был отпущен на небольшом расстоянии от Лондона.
Оливия рассмеялась открытым, бархатистым каскадом звуков, изумившим Лайла. Он ничем не напоминал тот серебристый смех, которым пользовались многие женщины. Это был низкий и гортанный приглушенный смех, от которого у него мурашки побежали по спине.
Этот смех вызывал в воображении опасные образы - занавеси кровати, трепещущие на ветру, смятые простыни. На какое-то время он оглушил Лайла.