Николаса здесь не было, он уже ушёл в дом своего крёстного отца, но вилла была заполнена родственниками, тётями, дядями и кузенами, которые улыбались, болтали и тепло приветствовали её, когда она вошла. Ни одного из её друзей не было здесь, она поняла это с самого начала, но, с другой стороны, их и было-то только двое: Чарльз и Салли. Это заставило её почувствовать себя ещё более одинокой и замерзшей так, как будто она никогда больше не почувствует тепла.
Андрос должен был сопровождать её вниз по дорожке, ведущей к деревне, и он уже ждал её, высокий и темноволосый, в смокинге, и на мгновение стал так похож на Николаса, что Джессика задохнулась. Андрос улыбнулся и подал ей руку; его отношение к ней слегка потеплело за прошедшие несколько дней, и теперь он был искренне озабочен, когда обнаружил, что она дрожит, а её руки холодны, как лёд.
Родственницы Николаса высыпали наружу, чтобы образовать проход с вершины холма вниз к деревне, стоя с обеих сторон дорожки. Когда Джессика и Андрос приблизились к ним, они начали бросать флёрдоранж им под ноги вниз на дорожку. Были здесь и деревенские женщины в традиционных платьях, которые бросали маленькие, ароматные белые и розовые цветы. Они начали петь, и Джессика пошла по цветам вниз по дорожке, чтобы присоединиться к мужчине, за которого выходила замуж, и, тем не менее, чувствовала, как внутри у неё всё застыло.
В дверях дома kyrios Паламаса Андрос передал Джессику в руки крёстного отца Николаса, который повёл её к алтарю, где ждали Николас и отец Амброуз. Алтарь - большая комната, украшенная свечами, - и сладкий запах ладана заставили её ощутить, что исполняется ее мечта. Отец Амброуз благословил венки из флёрдоранжа, которые были надеты им на головы, до того как они встали на колени перед алтарём, и с этого момента всё воспринималось ею, как в тумане. Она машинально говорила то, что нужно было сказать, и, должно быть, всё сказала верно. Когда Николас произносил свои клятвы, его глубокий, низкий голос проник в её сознание, и она немного растерянно огляделась.
Наконец, церемония закончилась, отец Амброуз соединил их руки, положил поверх свою и повёл за собой. Они трижды обошли вокруг алтаря, в это время маленький Костис, один из бесчисленных кузенов Николаса, шёл перед ними, размахивая кадилом, так что они двигались сквозь облако ладана.
Почти немедленно переполненная комната взорвалась приветственными криками, все смеялись и целовали друг друга, и крики "Бокал! Бокал!" нарастали. Молодожёнов со смехом толкали к очагу, где стоял бокал, перевёрнутый вверх дном. Джессика вспомнила, что должна была сделать, но, вследствие царившего в ее душе смятения, реакция ее оказалась вялой, и Николас легко опередил её, его нога разбила бокал, и сельские жители приветствовали то, что kyrios Константинос будет хозяином в их доме. "Как будто это когда-нибудь могло быть по-другому", - оцепенело подумала Джессика, отворачиваясь от дьявольского блеска в чёрных глазах Николаса.
Но он прижал её спиной к себе, его руки крепко обхватили её талию, а глаза заблестели, когда он поднял её голову.
- Теперь ты моя по закону, - пробормотал он, склонил голову и захватил её губы.
Она не боролась с ним, но ответа, который он всегда получал, не последовало. Николас поднял голову, и нахмурился, увидев слёзы, дрожащие на ресницах.
- Джессика? - вопросительно произнёс он, беря её за руку, его хмурый взгляд потемнел, когда он почувствовал её холод, хотя день был знойным и солнечным.
Так или иначе, хотя позже она и удивлялась своей стойкости, она выдержала этот долгий день пиршества и танцев. Ей помогали и мадам Константинос, и Петра, и София, которая мягко поясняла, что новая kyria слишком перенервничала и поэтому не может танцевать. Николас окунулся в празднование с энтузиазмом, который удивил её, пока она не вспомнила, что он был греком до мозга костей. Но даже за всем этим весельем, танцами и стаканчиками узо , которые он опустошал, он часто возвращался к своей молодой жене и пытался разбудить её аппетит разными деликатесами, которые приносил ей. Джессика пыталась отвечать, пробовала вести себя как обычно, но правда состояла в том, что она не могла заставить себя смотреть на своего мужа. Как бы она ни спорила сама с собой, но не могла игнорировать тот факт, что она была женщиной, и её женское сердце было разбито. Николас этим платьем персикового цвета разрушил всю радость в день её свадьбы, и она не думала, что когда-нибудь сумеет простить ему это.
Стемнело, на небе уже высыпали звёзды, и свечи оставались единственным освещением в доме, когда Николас приблизился к ней и мягко поднял на руки.
Никто ничего не сказал, никаких шуток не прозвучало, когда широкоплечий мужчина оставил дом крёстного отца и понёс свою молодую жену на холм, к собственному дому, и после того, как он исчез из вида, празднование началось с новой силой, поскольку это была не просто обычная свадьба. Нет, kyrios, наконец, взял жену, и теперь они могли с нетерпением ждать наследника.
Пока Николас без видимого усилия нёс её по дорожке, Джессика пыталась собрать разбегающиеся мысли и забыть о своём несчастье, но, тем не менее, холодное страдание лежало, как глыба, в её груди. Она цеплялась руками за его шею и желала, чтобы до виллы были мили и мили, и, возможно, тогда она сможет взять себя в руки, когда они дойдут до места. Прохладный вечерний воздух успокаивал лицо, она слышала ритмичный грохот волн, которые бились среди камней, и всё это казалось ей более реальными, чем мужчина из плоти и крови, который нёс её на руках.
Когда они подошли к вилле, он понёс её вокруг одной стороны террасы, пока они не достигли двойных раздвигающихся дверей из стекла, ведущих в его спальню. Двери тихо открылись от его прикосновения, и он вступил внутрь, позволяя ей мягко соскользнуть на пол.
- Твою одежду принесли сюда, - сказал он нежно, целуя её в висок. - Я знаю, что ты испугана, дорогая, ты очень странно вела себя весь день. Просто расслабься, я принесу тебе вина, пока ты надеваешь ночную рубашку. Не то чтобы она тебе понадобится, но тебе действительно нужно какое-то время, чтобы успокоиться, - сказал он, усмехаясь, и внезапно она задалась простым вопросом, сколько же стаканчиков узо он выпил.
Николас оставил её, и она обвела комнату растерянным взглядом. Джессика не могла сделать этого, она не могла разделить с ним эту большую кровать, находясь в таком состоянии. Она хотела кричать, визжать, выцарапать ему глаза, и во внезапном взрыве слёз и неподдельного гнева Джессика сорвала с себя платье ненавистного персикового цвета и осмотрелась вокруг в поисках ножниц, чтобы уничтожить его. Но никаких ножниц в спальне она не нашла и тогда стала дергать его по швам, пока они не разорвались, и тут она бросила платье на пол и стала топтать его ногами.
Наконец, она глубоко, прерывисто вздохнула и стерла со щёк слезы ярости. Жест был ребяческий, она знала это, но почувствовала себя гораздо лучше. Она ненавидела это платье и Николаса за то, что он разрушил день её свадьбы!
Он должен был скоро вернуться, и Джессика не хотела оказаться перед ним одетой лишь в нижнее белье, но при этом не имела никакого намерения надевать соблазнительную длинную ночную рубашку, чтобы уважить его. Джессика открыла дверцу шкафа и схватила слаксы и топ, которые привезла с собой. Она торопливо надела топ через голову, и как раз в это время дверь открылась.
В комнате воцарилась плотная тишина, когда Николас увидел неожиданную картину и её, сжимающую пару слаксов и уставившуюся на него с гневом и явным опасением в огромных глазах. Пристальный взгляд его чёрных глаз блуждал от изодранного в клочья свадебного платья на полу назад к ней.
- Успокойся, - сказал он мягко, почти шёпотом. - Я не причиню тебе боли, любимая, я обещаю…
- Побереги свои обещания, - закричала она хрипло, опуская слаксы на пол, и прижимая руки к щекам, потому что слёзы снова полились из глаз. - Я ненавижу тебя, ты слышишь? Ты… ты погубил день моей свадьбы! Я хотела белое платье, Николас, а ты сделал так, чтобы был взят этот ужасный персиковый цвет! Я никогда не прощу тебе этого! Я была так счастлива этим утром, но потом открыла чехол и увидела эту уродливую вещь цвета персика и я… я… о, будь ты проклят, я достаточно плакала из-за тебя, я больше никогда не позволю тебе снова заставить меня плакать, ты слышишь? Я ненавижу тебя!
Николас стремительно пересёк комнату и подошёл к ней, положил руки ей на плечи и схватил её, не причиняя боли, однако очень крепко.
- Это действительно было настолько важным для тебя? - пробормотал он. - Именно это причина того, что ты не смотрела на меня весь день - из-за этого дурацкого платья?
- Ты не понимаешь, - настаивала она сквозь слезы. - Я хотела белое платье, я хотела сохранить его и отдать нашей дочери на её свадьбу… - её голос прервался, и она начала рыдать, пытаясь отстраниться от него.
Бормоча проклятья, он притянул ее к себе и сильно сжал в своих руках, склонив темноволосую голову к её золотисто-каштановой макушке.
- Я сожалею, - прошептал он в её волосы. - Я не догадывался. Не плачь, любимая, пожалуйста, не плачь.
Его извинение, столь неожиданное, произвело поразительный эффект на её слёзы, и, отдышавшись, она подняла на него мокрые глаза. На мгновение их взгляды встретились, потом его пристальный, непроницаемый взгляд скользнул к её рту, и он стал нетерпеливо целовать её, притянув ещё ближе к своему мощному телу, как будто хотел сделать её частью себя, его рот был ещё более страстным и ненасытным, чем когда-либо прежде. Она ощущала вкус узо, которую он пил, и это так опьяняло, что она вынуждена была цепляться за него, чтобы сохранить равновесие.
Нетерпеливо, он поднял её на руки и понёс к кровати, и на мгновение она напрягалась в тревоге, вспомнив, что всё еще не сказала ему правду.
- Николас … подожди! - закричала она, задыхаясь.
- Я ждал, - хрипло ответил он, его неугомонный рот осыпал дождём поцелуев всё её лицо и шею. - Я ждал тебя, пока не понял, что сойду с ума. Не отталкивай меня сегодня вечером, любимая, только не сегодня вечером.
Прежде чем она смогла сказать ещё что-нибудь, его рот снова приник к её губам. В сладком опьянении, распространяющимся по её телу от прикосновения его губ, Джессика на мгновение забыла свои опасения, а потом стало слишком поздно. Он не слышал её, ни одна её просьба не доходила до него, поскольку он отвечал только на силу своей страсти.
Тем не менее, она попыталась достучаться до него.
- Нет, подожди! - воскликнула она, но он проигнорировал и эту просьбу, поскольку тянул топ через её голову, на мгновение почти задушив Джессику в складках материи, прежде чем освободил её от него и отбросил одежду в сторону. Его глаза лихорадочно заблестели, когда он стал снимать её нижнее белье, и просьбы о терпении застряли у неё в горле, поскольку он сбросил свою одежду и накрыл её своим мощным телом. Паника поднялась в ней, она пыталась взять себя в руки, вынуждая себя думать о других вещах, пока не восстановит хотя бы малую часть самообладания, но это было бесполезно. Беспомощное рыдание вырвалось из её горла, поскольку Николас тащил её вниз, в бездонный омут своего желания, и она инстинктивно цеплялась за него, как за единственную надёжную опору в безумно сотрясающемся мире.
Глава 10
Джессика лежала в темноте, прислушиваясь к дыханию спящего Николаса, она вся сжалась, когда он придвинулся во сне, и его рука коснулась её груди. Медленно, страшась его разбудить, Джессика потихоньку отодвинулась и встала с кровати. Она не могла просто лежать рядом с ним, когда каждый нерв в её теле взывал к освобождению; лучше пойти прогуляться, постараться успокоить себя и разобраться в своих запутанных чувствах.
Бесшумно натянув отброшенные ранее слаксы и топ, Джессика проскользнула через раздвижные двери на террасу. Босые ноги ступали неслышно, когда она медленно шла вдоль террасы, глядя на слабое свечение разбивающихся о скалы волн. Пляж манил её, она могла пойти туда, не рискуя кого-то потревожить, впрочем, она сомневалась, что в это время там мог кто-то оказаться. Должно быть, близился рассвет, а может, и нет, но её не оставляло ощущение, что она провела долгие часы в спальне с Николасом.
На неё каменной тяжестью навалилась депрессия. Как наивно и глупо хотя бы на минуту было поверить в то, что она окажется в состоянии контролировать Николаса. Такое возможно было бы допустить только в том случае, если бы он любил её, но горькая истина заключалась в том, что Николас ничего, кроме похоти, к ней не испытывал, и теперь она должна жить с этим знанием.
Джессика медленно шла по краю утёса, разыскивая узкую, каменистую тропинку, которая вела вниз к пляжу, и, найдя, стала осторожно спускаться, хорошо зная о предательски шатающихся камнях. Добравшись до пляжа, она обнаружила, что у моря осталась видна только тонкая полоса песка, и, пока она шла, прибывающие волны омывали её лодыжки. Должно быть, начался прилив, рассеянно подумала Джессика, ей нужно соблюдать осторожность, а значит, подняться наверх до того, как вода поднимется слишком высоко.
На какое-то время она сумела отодвинуть мысли о Николасе, но теперь они вернулись, атакуя её усталый ум, словно хищные птицы. В схватке с Николасом она поставила на карту своё счастье - и проиграла. Она отдала свою невинность человеку, который не любил её, и всё впустую. Впустую! В эти тёмные, страшные ночные часы в её сознании возникло понимание того, что она ничего не приобрела, а он получил всё. Он хотел только освобождения, которое нашёл в её плоти, а не её девственности или любви. Джессика чувствовала себя использованной, униженной и самым горьким из всего было осознание того, что ей придётся это пережить. Он никогда не позволит ей уйти от него. Она на своём опыте убедилась, что милосердие не относится к числу отличительных черт Николаса.
Джессика чуть не задохнулась от горя. Всё оказалось совсем не так, как она себе воображала. Может быть, если бы Николас был нежным, любящим и терпеливым с ней, она бы не чувствовала себя сейчас такой потрясённой и разбитой. Или, возможно, если бы он не был так обозлён, если бы не выпил столько узо, то не стал бы так торопиться, лучше справился бы с её испугом. Если, если!!! Она пыталась оправдать его, убеждая себя, что он потерял самообладание, снова и снова повторяя себе, что это её собственная вина, что она должна была заставить его выслушать её. Но после целого дня непрерывной боли и страданий Джессика чувствовала, что пережила слишком многое, чтобы разбираться в этом сейчас.
Волна вдруг плеснула выше колен, и, вздрогнув, Джессика огляделась. Прилив всё ещё прибывал, а пройти по тропинке вдоль берега предстояло немало. Решив, что будет легче карабкаться по скалам, чем противостоять волне, она взобралась на острые камни, которые выстроились вдоль пляжа, и начала выбирать себе путь по ним. Она действовала очень аккуратно, поскольку обманчивый лунный свет не позволял верно оценивать расстояние. Несколько раз Джессика спотыкалась, несмотря на принятые меры предосторожности, но упорно поднималась и, когда, наконец, подняла голову, то увидела, что ей оставалось лишь несколько метров пути.
С облегчением она выпрямилась и ступила на плоский камень, но оказалось, что тот лежал непрочно, и она его сдвинула, отчего он, скатившись вниз, плюхнулся в воду. С минуту она стояла, пытаясь восстановить равновесие, но тут под ногами заскользил другой камень, и Джессика с криком упала на бок. Она ударилась головой о скалу, и мгновенно желудок отвратительно сжался, только инстинкт заставлял её хвататься за камни в стремлении удержаться от дальнейшего падения. Её руки вырвали другой нетвёрдо лежащий камень, и она упала, больно ударившись, а освободившиеся камни посыпались вниз на неё, сдвигая, в свою очередь, другие, и Джессику накрыла вызванная ею небольшая лавина.
Когда град из камней прекратился, Джессика подняла голову и ахнула от боли при вздохе, не понимая, что случилось. В голове тревожно запульсировало, и, подняв руку, она обнаружила быстро увеличивающуюся шишку. По крайней мере, у неё не было кровотечения, и она не упала в воду. Джессика села, пытаясь унять тревожное мельтешение перед глазами и подступающую тошноту. Тошнота победила, и её беспомощно вырвало, но и после этого она нисколько не почувствовала себя лучше. Постепенно Джессика осознала, что, должно быть, ударилась головой сильнее, чем думала вначале, и, ощупав пальцами голову, поняла, что шишка выросла до угрожающих размеров. Джессику начала колотить неудержимая дрожь.
Ей не станет лучше, если она продолжит здесь сидеть, необходимо добраться до виллы и разбудить кого-нибудь, чтобы вызвать врача. Она попыталась встать и громко застонала от боли в голове. Она не чувствовала своих ног под тяжестью камней, они не желали двигаться. Джессика снова попыталась подняться и, сдвинув один из камней, увидела, что камни завалили её ноги.
Неудивительно, что она не смогла встать, неуверенно сказала она себе, сдвигая камни. Ей удалось переместить несколько камней, несмотря на головокружение, которое заставляло её желать лишь одного - лечь и отдохнуть, и она столкнула каменистые обломки в море, бурлящее внизу всего лишь в нескольких шагах от неё.
Но остальные камни были слишком тяжёлыми, и её ноги ниже колен оказались прочно придавлены. Она превратила в хаос свою полуночную прогулку, так же как сделала хаосом свой брак. Кажется, она ничего не может сделать так, как надо! Джессика горько рассмеялась, но сразу же остановилась, потому что от смеха заболела голова.
Джессика пробовала кричать, зная, что никто не услышит её из-за грохота волн, особенно когда она была так далеко от виллы, к тому же крик причинял боль ещё б?льшую, чем смех. Она замолчала и, откинув голову назад, уставилась на две луны, которые раскачивались в небе, будто сумасшедшие. Две луны. Всего по два.
Волна ударила ей в лицо и на мгновение привела в чувство. Прилив всё ещё не закончился. Какой высоты он достигал здесь? Она не могла вспомнить, что слышала об этом. Был ли сейчас почти пик прилива? Скоро ли начнется отлив? Устало усмехнувшись, Джессика наклонилась и оперлась пульсирующей головой на согнутую руку.
Прошло немало времени, прежде чем Джессика очнулась от того, что кто-то звал её по имени. Странно, она не могла поднять голову, но открыла глаза и теперь пристально вглядывалась сквозь предрассветные сумерки, пытаясь распознать, кто её звал. Она замёрзла, так сильно замёрзла, и как же больно держать глаза открытыми. Со вздохом она снова их закрыла. Её опять громко позвали, но теперь голос звучал придушенно. Похоже, кто-то ранен и нуждается в помощи. Собрав все свои силы, Джессика попыталась сесть, но от взрыва боли в голове всё завертелось перед глазами, и её унесло в тёмный туннель беспамятства.