- Разве я виновата, что ты агрессор и тиран? - возразила она, слыша, как вместе с гневом поднимается её голос. - Я пыталась сказать тебе с того дня, как мы встретились, что ты не прав по отношению ко мне, но ты категорически отказывался слушать, поэтому не пытайся переложить свою вину на меня! Мне не следовало возвращаться из Корнуолла.
Николас стоял и смотрел на неё сверху вниз, с суровым бесстрастным выражением лица, затем его рот горько скривился.
- Я приехал бы за тобой, - сказал Николас.
Она оттолкнула от себя эти тревожащие слова, стараясь совладать с гневом. Когда Джессика смогла говорить без ярости в голосе, то равнодушно продолжила:
- Так или иначе, всё кончено, бесполезно кричать о том, что могло бы быть. Я предлагаю тихий, быстрый развод…
- Нет! - убийственным тоном проскрежетал он. - Ты моя жена, и таковой ты и останешься. Я собственник, и я не позволю своей собственности уйти. Ты моя, Джессика, как фактически, так и по названию, и ты останешься на острове, даже если мне придётся взять тебя под стражу.
- Какая очаровательная картина! - в отчаянии внезапно закричала Джессика. - Позволь мне уйти, Николас. Я не хочу оставаться с тобой.
- Придётся, - отрезал он, и его чёрные глаза заблестели. - Остров мой, и никто не уедет без моего разрешения. Люди лояльны ко мне, они не помогут тебе убежать, как бы ты не пыталась их очаровать.
Она беспомощно смотрела на него.
- Я сделаю тебя посмешищем, - предупредила она.
- Попробуй, дорогая моя, и ты узнаешь силу власти греческого мужа над женой, - предупредил Николас. - Я не позволю тебе марать мою репутацию, в то время как ты будешь выглядеть белой и пушистой.
- Тебе лучше не поднимать на меня руку! - яростно вскричала Джессика. - Ты, может быть, и грек, но я - нет, и я не позволю тебе наказывать меня.
- Я сомневаюсь, будет ли это необходимо, - с подчёркнутой небрежностью ответил Николас, и она поняла, что он снова держит ситуацию под контролем и знает, что делать. - Ты теперь будешь более осторожна, оказывая давление на меня, не правда ли, любовь моя?
- Уходи! - закричала она, вскакивая в гневе на ноги, забыв о своей многострадальной голове, и та с силой напомнила ей о телесных повреждениях тошнотворной болью.
Джессика зашаталась на нетвёрдых ногах. В то же мгновение он оказался рядом с ней, взял на руки и опустил на постель, устраивая на подушках. Через туман боли она снова произнесла:
- Убирайся отсюда!
- Я уйду, подожду, пока ты не успокоишься, - ответил Николас, склонившись над ней, как дьявол в её снах. - Но я приду и заберу тебя с собой на остров. Нравится нам это или нет, но сейчас ты моя жена, и ею ты и останешься.
С этими словами он оставил её, а она сквозь туман слёз смотрела в потолок, спрашивая себя, как сможет вынести такую открытую войну вместо брака.
Глава 11
Это не было открытым противостоянием. Николас не позволил бы ей бороться с ним, и здесь она была беспомощна. Единственным её оружием была холодность, и Джессика пользовалась этим оружием с завидным постоянством во время его посещений. Он игнорировал её молчание и ласково разговаривал с ней, сообщая о событиях на острове и людях, которые спрашивали о ней. Все желали ей скорейшего выздоровления и хотели знать, когда её выпишут из больницы, и Джессике было очень трудно сдержаться и не ответить на эти послания. За несколько коротких дней, что она провела на острове, с ней так приветливо обращались, что она скучала по всем тем людям, особенно по Петре и Софии.
Утром того дня, когда её выписали из больницы, Николас вдребезги разбил её самообладание, причём проделал это настолько легко, что Джессика поняла: он только и ждал, пока она достаточно окрепнет, чтобы нанести ей очередной удар. Войдя в палату и застав её одетой и готовой к отъезду, он небрежно поцеловал её, прежде чем Джессика успела оттолкнуть его, а затем отпустил, пока она не успела отодвинуться сама.
- Я рад, что ты готова, - заметил он, подхватывая маленький чемодан с её вещами, которые он привёз для неё в больницу. - Maman и Петра дали мне строгий наказ доставить тебя как можно скорее, а София приготовила праздничный ужин для тебя. Ты хотела бы поесть soupa avgolemono, правда? Ведь он тебе понравился.
- Почему бы тебе не перестать беспокоиться о моём возвращении на остров и не посадить меня на самолет до Лондона? - холодно поинтересовалась она.
- И что бы ты делала, если бы действительно полетела в Лондон? - ответил он, раздражённо посмотрев на неё. - Ты бы осталась одна-одинёшенька, и даже представить себе не можешь, какому жестокому осмеянию бы подверглась - гораздо более жестокому, чем прежде, - в особенности, если ты беременна.
Джессика подняла на него ошеломлённый взгляд, и он насмешливо добавил:
- Или ты приняла меры предосторожности? Нет? И я, признаться, не подумал о предохранении.
Она беспомощно уставилась на него. Ей хотелось его ударить, и в то же время внутри неё всё странно таяло при мысли о его ребёнке. Будь он проклят, несмотря ни на что, она с горьким чувством покорности осознала, что всё ещё любит его. И хотя это не улучшило бы её самочувствия, всё же она хотела причинить ему боль в ответ на доставленные им страдания. Осознав, насколько сильны её чувства к нему, она ощутила шок и, отведя от Николаса взгляд, опустила его на свои руки.
Только благодаря волевому усилию, она удержалась от слёз и расстроенно сказала:
- Хорошо. Я останусь до тех пор, пока не узнаю, беременна я или нет.
- Для этого потребуется время, - отозвался Николас с самодовольной улыбкой. - После падения весь твой организм вышел из равновесия. А я собираюсь сделать всё, чтобы ты забеременела, если только это поможет мне удержать тебя на острове.
- Нет, - закричала она, отшатнувшись от него, в ужасе от этой мысли. Когда она посмотрела на него, в её глазах ясно читался безмерный страх: - Николас, нет. Я не смогу пройти через это снова.
- Всё будет по-другому, - заверил он, потянувшись к ней, чтобы взять за руку.
- Я не позволю тебе дотрагиваться до меня!
- Это ещё одно право, которым обладают мужья над своими жёнами, - он усмехнулся, притягивая её к себе. - Привыкай к этой мысли, милая. Я собираюсь вволю насладиться своими супружескими правами. Именно поэтому я и женился на тебе.
Джессика была настолько выбита из колеи, что без протестов позволила ему отвести себя к ожидавшему их такси и молчала всю дорогу, пока они ехали через Афины в аэропорт. В любое другое время этот город очаровал бы её, но сейчас она была слишком напугана словами Николаса, к тому же у неё снова начала болеть голова.
В аэропорту стоял его личный вертолёт, уже заправленный и готовый к полёту, и сквозь туманящую сознание боль Джессика поняла, что он, должно быть, доставил её в больницу на вертолёте. Она не помнила ничего с того момента, как потеряла сознание на скалах, и внезапно захотела узнать, что же тогда произошло.
- Николас, ведь это ты нашёл меня, да? Когда я упала?
- Да, - нахмурившись, подтвердил он, и, искоса бросив на неё взгляд, отметил бледное, напряжённое лицо.
- И что тогда произошло? После того, как ты нашёл меня?
Он взял её за руку и медленно, позволяя ей опираться на него, повёл по лётному полю к вертолёту.
- Сначала я подумал, что ты мертва, - спокойным тоном проговорил он, но вырвавшийся судорожный вздох подсказал ей, что ему до сих пор нелегко вспоминать об этом. - Когда я опустился рядом с тобой, то обнаружил, что ты жива, и я вытащил тебя из-под камней и принёс на виллу. София уже встала, она как раз начинала готовить, когда увидела, как я иду по дорожке с тобой на руках, и подбежала, чтобы помочь мне.
Они подошли к вертолету, Николас открыл дверцу и, подняв и усадив в кресло Джессику, надёжно запер дверь. Обойдя вокруг, он скользнул своим длинным телом на место пилота и потянулся за наушниками, и, взяв их в руки, хмуро и рассеянно уставился на них.
- Ты вся промокла и дрожала, - продолжал он. - Пока Андрос связывался с больницей и организовывал транспорт от аэропорта до больницы, мы с maman раздели тебя и закутали в одеяла, потом полетели сюда. Ты была в глубоком шоке, и, несмотря на озабоченность докторов, операцию отложили, но Алекс сказал мне, что в таком состоянии ты почти наверняка не сможешь её пережить. Твоё состояние стабилизировалось, прежде чем он даже смог начать что-то такое планировать.
- Потом мне стало лучше, - закончила она, несмело улыбаясь.
Он не улыбнулся в ответ.
- Тебе стало лучше, - пробормотал он, - но у тебя началось воспаление лёгких, тебя била лихорадка. Иногда ты была без сознания, иногда, в бреду, кричала всякий раз, когда я или кто-то из докторов подходил к тебе, - повернув голову, Николас посмотрел на неё тусклым и горестным взглядом. - По крайней мере, я был не одинок, ты кричала на каждого человека.
Джессика не смогла сказать ему, что это всегда был он, - это его она боялась, и после минутного молчания Николас надел наушники и потянулся к панели управления.
Она откинулась назад и закрыла глаза, желая уменьшить стук в висках и отрешиться от действительности, но, как только заработали моторы, вздрогнула от боли.
Почувствовав руку на своем колене, она подняла трепещущие веки, и, встретив озабоченный пристальный взгляд Николаса, закрыла руками уши, чтобы дать ему понять, что случилось.
Он кивнул и с сочувствием погладил её по ноге, от чего ей захотелось закричать. Джессика снова закрыла глаза, лишь бы не видеть его. Невероятно, но она проспала весь полёт. Возможно, всё дело в лекарствах, которые она всё ещё принимала и которые делали её сонливой, но Николасу пришлось её разбудить, когда полёт закончился. Она сидела и в замешательстве смотрела перед собой, ей показалось, что снаружи для встречи с ней собралось всё население острова.
Все улыбались и махали ей, и она махала им в ответ, тронутая до слёз теплым отношением островитян. Николас выпрыгнул из вертолёта и прокричал что-то, заставившее всех рассмеяться, затем подошёл к вертолёту с её стороны. Джессика как раз отстегнула привязные ремни, когда он распахнул дверцу.
С лёгкостью, которая одновременно пугала и приводила в восторг, он подхватил её и притянул к своей груди.
- Я могу идти, - запротестовала она.
- Но не вниз же, с холма, - возразил он. - Ты всё ещё слишком слаба. Обними меня, любовь моя, позволь всем увидеть то, что они ожидают увидеть.
И действительно, когда она обхватила руками его мускулистую шею, казалось, это пришлось по душе каждому встречающему, и до неё донеслись несколько шутливых замечаний в адрес Николаса, на которые тот, улыбнувшись, ответил парой-тройкой фраз. Джессика пообещала себе, что без промедления приступит к изучению греческого языка, она очень хотела знать то, что он говорил о ней.
Он принес её на виллу прямиком в свою спальню - она не могла думать о ней как об общей.
Как только он опустил её на кровать, Джессика затравленным взглядом осмотрелась вокруг, и, прежде чем успела подумать, выдохнула:
- Я не могу здесь спать, Николас!
Вздохнув, он присел на край кровати.
- Мне жаль, если это задевает твои чувства, любимая, потому что ты будешь спать здесь. Вернее, ты должна будешь спать здесь со мной, а ведь тебя волнует именно это, не так ли?
- Разве можно обвинить меня в этом? - в гневе воскликнула она.
- Можно, - спокойно ответил он с неумолимым выражением в глазах. - Ты умная, взрослая женщина и должна понимать, что теперь физическая близость между нами будет совсем другой, чем в брачную ночь. Я был тогда немного пьян, расстроен и потерял над собой контроль. Ты была напугана и рассержена, ты противилась мне. Результат оказался предсказуем, поэтому тебе было больно. Теперь тебе это понравится, Джессика. В следующий раз, когда я возьму тебя, ты станешь этим наслаждаться так же, как и я.
- Разве ты не понимаешь, что я не хочу тебя? - вспыхнула она, непомерно злясь на него за то, что он так спокойно планировал заняться с ней любовью, хотя она сказала, что не станет заниматься этим с ним. - В самом деле, Николас, у тебя, должно быть, колоссальная самоуверенность, если ты воображаешь, что я захочу спать с тобой после той ночи.
- Благодари Бога, что я так хорошо тебя знаю, Джессика, иначе я бы заставил тебя пожалеть об этих словах! - рявкнул он. - Но я действительно знаю тебя, знаю, что, когда тебе больно и ты напугана, ты ведёшь себя, словно шипящий и выпустивший коготки котёнок, к тому же у тебя были годы на то, чтобы научиться надевать на лицо эту холодную маску. Но нет, дорогая, меня ты не одурачишь. Неважно, что твоя гордость говорит тебе противостоять мне, я помню ту ночь в Лондоне, когда ты пришла ко мне и прошептала, что любишь меня. Ты была такой восхитительно-застенчивой той ночью, ты не играла. Ты тоже это помнишь?
Джессика в ужасе закрыла глаза. Та ночь! Могла ли она забыть? И как же нравится Николасу напоминать ей о том потаённом, в чём она открылась ему, думая, что он ответит на её нежные слова и признается, что тоже любит её. Но он так и не сделал этого, ни тогда, ни сейчас. С его губ слетали слова страсти, но никогда он не говорил ей о любви. Задрожав, она закричала:
- Помню ли я? Как могу я забыть об этом? Словно идиотка, я подпустила тебя слишком близко к себе, и, едва я успела признаться тебе в любви, как ты откровенно высказал своё настоящее мнение обо мне. По крайней мере, ты раскрыл мне глаза и вырвал меня из моих глупых мечтаний. Любовь - вещь не бессмертная, Николас. Она может умереть.
- Твоя любовь ко мне не умерла, - уверенно заявил он, и улыбка искривила его твёрдые, чётко очерченные губы. - Ты вышла за меня замуж, ты хотела надеть на свадьбу белое платье. Для свадебной церемонии ты зачесала волосы, словно девственница, - да, я заметил это. Всё, что ты делала, просто кричало о том, что выходя за меня замуж, ты собиралась стать моей навсегда, а я сделал тебя несчастной, но я поправлю это. К тому времени, как родится наш первый ребёнок, ты забудешь, что я когда-то заставил тебя пролить хотя бы одну слезинку.
Его слова почти заставили её вскочить с кровати, и, словно в их опровержение, она разразилась слезами, что только усилило её головную боль. Шепча что-то утешительное, Николас обнял её и лег рядом с ней на кровать, чтобы, успокаивая, держать её в объятиях. Каким-то образом его близость в самом деле заставила её перестать плакать. Она лишь тихо всхлипывала, прижавшись к нему, уткнувшись лицом ему в рубашку.
- Николас? - произнесла она из своего сомнительного укрытия.
- Да, милая? - пробормотал он рядом с её ухом.
- Дай… дай мне, пожалуйста, немного времени, - попросила она, поднимая к нему залитое слезами лицо.
- Я дам тебе время, чтобы окончательно поправиться, - ответил он, нежно убирая прядь волос с её виска. - Но сверх того ждать не буду. Не могу. Я всё ещё безумно хочу вас, миссис Константинос. И наша брачная ночь лишь подогрела мой аппетит.
Она задрожала в его руках, внезапно представив себе, как он пожирает её, словно голодный зверь. Джессика терзалась неуверенностью, потому что любя его, не могла уступить ему, доверять ему или же понять его.
- Пожалуйста, не дави на меня, - прошептала она. - Я постараюсь; я действительно буду стараться. Но я… я не знаю, смогу ли когда-нибудь простить тебя.
Уголок его рта дернулся, потом он сжал губы и процедил:
- Простишь ты меня или нет, ты всё ещё моя, и я никогда не позволю тебе уйти. И я повторю это столько, сколько понадобится, чтобы заставить тебя понять это.
- Мы всё запутали, Нико, - мучительно прошептала она, на глаза снова навернулись слёзы, потому что впервые она назвала его этим уменьшительным ласковым именем.
- Знаю, - пробормотал он, и его взгляд похолодел. - Нам придётся попытаться спасти хоть что-то и укрепить наш брак.
После того как он ушёл, Джессика осталась лежать в кровати, пытаясь справиться с путаницей множества разом навалившихся на неё сложных чувств. Она хотела растаять в его руках и признаться в любви, которую всё ещё питала к нему, несмотря на всё, что случилось, но в то же время сердилась и страдала от горькой обиды и хотела убежать от него так далеко, как только возможно. Долгие годы она подавляла боль и одиночество, но Николас лишил её самообладания, разметав все защитные барьеры, и она больше не могла отодвинуть или игнорировать боль. Так долго сдерживаемые эмоции ожесточённо кипели в ней, стремясь вырваться наружу, и её возмущало, насколько легко он разрушил все её защитные укрепления.
Какая насмешка над браком, подумала она устало. Женщина не должна держать оборону против собственного мужа, брак должен основываться на взаимном доверии и уважении, но даже теперь Николас не чувствует к ней ни того, ни другого. Она надеялась, что когда он поймёт, как неверно думал о ней, то совершенно изменит своё отношение к ней, но ошиблась. Возможно, он больше не обижается на неё так сильно, как поначалу, но всё равно не позволит ей распоряжаться собственной жизнью. Он хочет управлять ею, следить за каждым шагом, подчинить своим желаниям, а Джессика не думала, что сможет смириться с такой жизнью.
Под эти мысли она задремала и проснулась только к концу дня. Головная боль утихла, почти совсем пропала, и Джессика чувствовала себя лучше, чем когда-либо после несчастного случая. Встав с кровати, она осторожно побрела в ванную, опасаясь вызвать заново головную боль, но этого не произошло, и она с облегчением сняла измятую одежду и включила воду в огромной, выложенной красной плиткой и утопленной в пол, ванне. Петра снабдила туалетную комнату полным ассортиментом туалетных принадлежностей, которые Николас, конечно, никогда не использовал, если только не питал тайную страсть к ароматной пенистой ванне. Джессика наливала воду, пока пена не поднялась горой. Закрепив волосы, она ступила в ванну и погружалась в воду, пока пузырьки не защекотали подбородок. Джессика дотянулась до мыла, затем испуганно взвизгнула, когда без предупреждения открылась дверь. Озабоченно насупив брови, Николас ступил через порог, но хмарь на лице сменилась весёлым оскалом широкой улыбки, как только он рассмотрел, что она лежит, почти полностью погруженная в пузырьки пены.
- Извини, не хотел напугать тебя, - хмыкнул он.
- Я принимаю ванну, - ответила она с негодованием, и его ухмылка стала еще шире.
- Я вижу, - согласился он и опустился на пол перед ванной, вытянувшись во весь рост и оперевшись на локоть. - Пожалуй, составлю тебе компанию, ведь я впервые наслаждаюсь привилегией быть свидетелем твоего купания, и даже дикие лошади не смогли бы утащить меня отсюда.
- Николас! - завопила она, заливаясь румянцем.
- Да ладно, успокойся, - усмехнулся он, проведя пальцем по ее носу. - Я обещал, что не стану приближаться к тебе, и не буду, но я не давал обещания, что не попытаюсь узнать свою жену и дать ей привыкнуть ко мне.
Он лжёт. Внезапно она поняла, что он лжёт, и дёрнулась подальше от его руки, к глазам подступили слёзы.
- Уйди от меня! - закричала она хрипло. - Я не верю тебе, Николас! Я не выдержу этого. Пожалуйста, пожалуйста, уходи!