После того, как магазин был закрыт, Джессика отвезла Салли за Пэтти и Пенни, которые по пятницам допоздна оставались с няней, поскольку именно в этот день Салли подводила итоги торговли за неделю. Близнецы находились в школе большую часть дня, а с наступлением летних каникул Салли намеревалась сидеть с ними дома, тем более, что к тому времени ее беременность будет подходить к концу. Когда Джессика подъехала к дому няни, обе девочки побежали к машине, крича: "Здравствуйте, тетя Джесси! Вы привезли нам конфеты?". Это было обычное пятничное угощение и Джессика не забыла о конфетах. Девочки обступили ее, а Салли, посмеиваясь, вышла из машины, чтобы заплатить няне и поблагодарить ее, а когда вернулась, неся в руках книги и свитера девочек, Джессика уже усадила ее дочерей в машину.
Салли пригласила Джессику поужинать с ними, но та отказалась, потому что не хотела излишне надоедать им своим обществом. Не то, чтобы она была замкнутым человеком, просто чувствовала, что Салли хочет побыть вдвоем с Джоэлом, чтобы отпраздновать хорошую выручку в магазине за неделю. Они еще не совсем привыкли к такому количеству денег, каждая удача приводила их в восторг, и Джессика не хотела смущать их своим присутствием.
Телефон начал звонить, едва она открыла дверь, но, прежде чем ответить на звонок, Джессика проведала Саманту. Собака все еще лежала в своей корзине, выглядя довольно мирно. Она помахала хвостом в знак приветствия, но не встала.
- Щенков еще нет? - поинтересовалась у нее Джессика, направляясь к телефону. - При таком темпе, старушка, они вырастут, прежде чем появятся на свет, - она сняла трубку телефона, стоявшего на кухне. - Миссис Стентон слушает.
- Миссис Стентон, это Николас Константинос, - раздавшийся в трубке бас был настолько низким, что, казалось, будто он рычит на нее, а акцент, к ее удивлению, больше напоминал американский, чем греческий. Она крепче вцепилась в трубку, когда тёплая волна пробежала по ее телу. Как глупо, упрекнула она саму себя, таять от звука голоса с американским акцентом лишь потому, что она сама американка! Она полюбила Англию, была довольна своей жизнью здесь, но, все же, этот отрывистый говор заставил ее улыбнуться.
- Да, мистер Константинос? - с трудом выдавила она из себя, надеясь, что это прозвучало не слишком грубо. Но она бы солгала, сказав нечто банальное, вроде "как приятно вас слышать", поскольку ей это было не слишком приятно, а, фактически, даже противно.
- Я хотел бы перенести нашу встречу на завтра, миссис Стентон, - сказал он. - Во сколько вам будет удобно?
Джессика с удивлением отметила, что Константинос кажется не таким высокомерным, как его секретарь. По крайней мере, он спросил, во сколько ей будет удобно, а не приказал ей явиться в такое-то время. Вслух же она произнесла:
- Как насчет субботы, мистер Константинос?
- Я понимаю, что это выходной, миссис Стентон, - с легким оттенком раздражения ответил глубокий голос. - Тем не менее, у меня есть дела, независимо от дня недели.
Это было больше похоже на то, что она ожидала услышать. Слегка улыбнувшись, она ответила:
- Тогда мне подходит любое время, мистер Константинос, у меня не назначено на завтра никаких дел.
- Очень хорошо, давайте встретимся завтра днем, скажем, в два часа.
Он замолчал, а затем добавил:
- И, миссис Стентон, мне не нравятся игры. Почему вы назначили мне встречу на сегодня, если не собирались на ней присутствовать?
Уязвленная, она холодно ответила:
- Встречу назначила не я. Ваш секретарь позвонил мне и сказал, в какое время следует прийти, после чего повесил трубку, прежде чем я успела согласиться или отказаться. Это заставило меня поторопиться, но я приложила все усилия, чтобы успеть, и ждала так долго, как смогла, но у меня была назначена другая встреча. Прошу прощения, если моих усилий было недостаточно, - тон ее голоса явно давал понять, что ее не интересует его мнение, и ей было все равно, мудро она поступает или нет. Ее взбесило то, что этот таракан - его секретарь - осмелился повернуть дело так, словно в произошедшем была ее вина.
- Понимаю, - спустя некоторое время проговорил Константинос. - Теперь мой черед извиняться перед вами, миссис Стентон, и мои извинения искренние. Такое больше не повторится. Что же, тогда до завтра, - он отключился, и в телефонной трубке раздались короткие гудки.
Джессика сердито бросила трубку на аппарат и еще с минуту стояла, притаптывая ногой и стараясь взять себя в руки, затем ее лицо просветлело, и она рассмеялась вслух. Он, несомненно, поставил ее на место! Она уже практически с нетерпением ждала встречи с пресловутым Николасом Константиносом.
На следующий день, одеваясь на встречу, Джессика начала собираться заранее, чтобы у нее оставалось достаточно времени на раздумья о том, что надеть. Она примерила несколько вещей и, наконец, выбрала строгий, сшитый на заказ матово-золотистый костюм, в котором она выглядела зрелой и серьезной, и подобрала подходящую шелковую блузку кремового цвета. Приглушённый золотой цвет перекликался с золотистыми прядями ее рыжевато-каштановых волос и легким загаром кожи, но она не понимала, какую картину являет собой, иначе немедленно бы переоделась. Как бы то ни было, она выглядела, словно ожившая золотая статуя с блестящими, как драгоценные камни, зелеными глазами.
Джессика с нетерпением ждала этой встречи. Когда в два часа дня она вошла в приемную, ее сердце билось в предвкушении, глаза блестели, а на щеках играл румянец. При ее появлении секретарь вскочил на ноги с живостью, которая сказала ей, что он получил сполна за свое поведение в прошлый раз. Хотя в его глазах читалась неприкрытая враждебность, он, тем не менее, сразу проводил ее во внутренний офис.
- Миссис Стэнтон, сэр, - объявил он и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.
Джессика пересекала офис своей гордой, грациозной походкой, и сидящий за столом мужчина медленно поднялся на ноги при ее приближении. Он оказался высоким, гораздо выше, чем среднестатистический грек, дорогая ткань его тёмно-серого костюма плотно облегала широкие плечи. Он стоял неподвижно, прищуренным взглядом наблюдая за тем, как его гостья идет к нему. Джессика приблизилась к столу и протянула руку для пожатия. Но, вместо того, чтобы пожать ей руку, он медленно обхватил ее пальцы и склонился над ними своей темноволосой головой. Теплые губы быстро коснулись их, и он тут же поднял голову, отпустив ее руку.
Слегка озадаченная, Джессика уставилась в чёрные, как ночь, глаза под бровями, которые почти соединялись в прямую линию на его лице. Надменный прямой нос, резко очерченные скулы, твердая линия губ, квадратный упрямый подбородок завершали это истинно греческое лицо. Века греческого наследия легко просматривались в этом лице, лице спартанских воинов. Чарльз был прав: этот человек абсолютно безжалостен, но Джессика не ощущала угрозы. Она чувствовала душевный подъем, словно находилась в комнате с тигром, которым может управлять, если будет очень осторожной. Ее сердце забилось сильнее, а глаза засверкали ярче, и, маскируя свой невольный отклик, она улыбнулась и пробормотала:
- Вы пытаетесь очаровать меня, чтобы я проголосовала так, как вам надо, прежде чем полностью растоптать?
К ее удивлению, он улыбнулся в ответ:
- С женщиной я всегда стараюсь сначала очаровывать, - произнес он глубоким голосом, который произвел на нее еще более сильное впечатление, чем по телефону прошлым вечером.
- В самом деле? - спросила она с насмешливым удивлением. - И это срабатывает?
- Обычно да, - признался он, все еще улыбаясь. - Почему у меня такое чувство, миссис Стэнтон, что вы будете исключением?
- Возможно, потому что вы весьма проницательный человек, мистер Константинос, - парировала она.
Он громко рассмеялся и указал на ряд стульев за столом.
- Присаживайтесь, пожалуйста, миссис Стэнтон. Если мы собираемся спорить, давайте, по крайней мере, будем делать это, устроившись поудобнее.
Джессика села и неожиданно сказала:
- У вас ведь американский акцент, верно? Это заставляет меня чувствовать себя так, будто я дома!
- Я учился говорить по-английски в Техасе, на нефтяном месторождении, - объяснил он. - Боюсь, даже Оксфорд не помог стереть техасский выговор из моей речи, хотя полагаю, мои преподаватели считали, что мой акцент - греческий! А вы из Техаса, миссис Стэнтон?
- Нет, но протяжный говор Техаса знаком любому американцу! Как долго вы находились в Техасе?
- В течение трёх лет. А сколько времени вы проживаете в Англии, миссис Стэнтон?
- Я приехала сюда незадолго до того, как вышла замуж, то есть, немногим более пяти лет. - Значит, вы были еще почти ребенком, когда вышли замуж, - заметил он, хмуро приподняв одну бровь. - Я полагал, вы будете, по крайней мере, лет тридцати, но вижу, что это не так.
Вздернув изящный подбородок, Джессика ответила:
- Нет, я была достаточно взрослая в свои восемнадцать, чтобы выйти замуж.
Она напряглась, почувствовав, что ей снова ставят в упрек то, за что осуждали в течение последних пяти лет.
- Как я и сказал, почти ребенок. И хотя, полагаю, существует множество жен и матерей в возрасте восемнадцати лет, но они кажутся куда моложе, если выбирают себе в мужья человека, который годится им в дедушки.
Джессика отодвинулась и холодно проговорила:
- Не вижу смысла обсуждать мой брак. Убеждена, что наше дело касается акций.
Он снова улыбнулся, но на этот раз улыбкой хищника, и в ней не было ни намека на юмор.
- Вы, безусловно, правы, - согласился он. - Тем не менее, наши разногласия можно уладить довольно легко. Когда вы продавали свое тело и молодость семидесятишестилетнему старику, вы осознавали тот факт, что финансовая выгода занимает очень высокое место в списке ваших приоритетов. Единственная вещь, которую остается обсудить, это - сколько?
Глава 2
Многолетний опыт научил Джессику скрывать свою боль за маской гордости, и она надела эту маску теперь, не выказывая перед ним ни чувств, ни мыслей.
- Прошу прощения, мистер Константинос, но вы, кажется, неправильно оценили ситуацию, - сдержанно произнесла она. - Я пришла сюда не за взяткой.
- Но я не предлагаю вам взятку, миссис Стэнтон, - отчеканил он, и его глаза заблестели. - Я предлагаю купить вашу долю акций.
- Они не продаются.
- Конечно, продаются, - вкрадчиво возразил он. - Я готов заплатить больше рыночной стоимости ради того, чтобы получить эти акции из ваших рук. Поскольку вы - женщина, я иду на определенные уступки, но моей доброте есть предел, миссис Стэнтон, и я бы не советовал вам пытаться даже немного поднимать цену. Вы можете оказаться ни с чем.
Джессика встала и спрятала руки за спину, чтобы он не мог увидеть, как ногти впились ей в ладони.
- Меня не интересует никакая цена, мистер Константинос, я даже не желаю слушать ваше предложение. Акции не продаются, ни теперь, ни когда-либо, и в особенности вам. Всего хорошего, мистер Константинос.
Но этот человек не был покорным секретарем и не намеревался позволить ей уйти, пока не закончит свое дело. Он двинулся широким гибким шагом, чтобы остановить её, и она вдруг обнаружила, что дорогу ей преграждают очень широкие плечи.
- Ах, нет, миссис Стэнтон, - ласково пророкотал он. - Я не могу позволить вам уйти сейчас, пока между нами все не улажено. Я оставил свой остров и прилетел в Англию с единственной целью - встретиться с вами и покончить с вашими глупыми идеями, которые к тому же наносят серьезный ущерб компании. Вы же не думали, что меня остановит ваша заносчивость?
- Мне ничего не известно о собственной заносчивости, но ваш принцип короля горы действует мне на нервы, - язвительно бросила Джессика. - Акции принадлежат мне, и я голосую так, как считаю нужным. Захват "Драйдена" отдает нечистоплотностью, и потому я проголосовала против. И сделала бы это снова, если бы пришлось. И, кроме того, многие другие акционеры тоже голосовали против, однако следует заметить, что вы хотите купить только мои акции. Или я - лишь первая из тех, кто должен подчиниться?
- Присядьте, миссис Стэнтон, - мрачно сказал Николас, - и я попытаюсь объяснить вам основы финансирования и расширения.
- Я не желаю садиться…
- Я сказал, сядьте! - рявкнул он, и его голос внезапно стал угрожающе резким.
Джессика машинально села, но тут же пожалела, что поддалась и дрогнула перед ним.
- Я вам не прислуга, - вспыхнула она, но не встала. У неё было неприятное чувство, что он толкнул бы ее обратно, попытайся она подняться и уйти.
- Я отдаю себе в этом отчет, миссис Стэнтон. Поверьте, если бы вы были кем-то из моих служащих, то давно научились бы вести себя подобающе, - с убийственной иронией парировал он.
- Я считаю, что веду себя отлично!
Николас мрачно улыбнулся.
- Отлично? Или всего лишь хитро и искусно манипулируя? Думаю, вам было не слишком трудно обольстить старика и заставить его жениться на себе, и вы оказались достаточно умны, чтобы выбрать человека, который вскоре должен был умереть. Вас это устраивало, не так ли?
Джессика чуть не вскрикнула, шокированная его словами, и лишь годы тренировки по выработке самоконтроля позволили ей сдержаться и промолчать. Она отвернулась, потому что не могла позволить ему увидеть выражение своих глаз, иначе он поймет, насколько глубоко она уязвлена.
Он улыбнулся ее молчанию.
- Вы полагали, что мне не известна ваша история, миссис Стэнтон? Уверяю, я знаю о вас довольно много. Ваш брак с Робертом Стэнтоном оказался настоящим скандалом для всех, кто знал и восхищался этим человеком. Но я никак не мог понять, как вам удалось заманить его в ловушку брака, до тех пор пока не увидел вас. Зато теперь все стало ясно: любой мужчина, даже старый, ухватился бы за шанс получить в свое распоряжение ваше великолепное тело.
Джессика вздрогнула от оскорбления, и он заметил мелкую дрожь, пробежавшую по ее телу.
- Не слишком приятные воспоминания? - тихо спросил он. - Пришлось заплатить больше, чем вы рассчитывали?
Она изо всех сил пыталась обрести самообладание, чтобы поднять голову, и вскоре справилась с собой.
- Я уверена, что моя частная жизнь вас не касается, - услышала она свой холодный голос и почувствовала короткую вспышку гордости от того, насколько хорошо ей удалось взять себя в руки.
Черные глаза Николаса сузились, когда он посмотрел на нее, и он открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но зазвонил телефон, и, выругавшись про себя по-гречески, он отступил от Джессики и поднес трубку к уху. Быстро и отрывисто проговорив что-то на греческом, он замолчал. Его глаза скользнули по Джессике.
- У меня срочный звонок из Франции, миссис Стэнтон. Я вернусь через минуту.
Он нажал кнопку на телефоне и произнес приветствие, легко перейдя на хороший французский. Джессика с минуту наблюдала за ним, все еще ошеломленная болью, которую причинили его слова, но, осознав, что он занят, решила воспользоваться предоставленной возможностью. Не говоря ни слова, она встала и вышла из кабинета.
Ей удавалось держать себя в руках до тех пор, пока она не приехала домой, но как только она благополучно оказалась в родных стенах, то села на диван и тихо заплакала. Неужели эти отвратительные сплетни и единогласное осуждение ее брака с Робертом никогда не закончатся? Почему по умолчанию считалось, что она была не более, чем проституткой? В течение пяти лет она несла свою боль и ни разу не позволила никому узнать, как больно это режет ее изнутри, но сейчас она чувствовала себя так, словно у нее больше не осталось сил сопротивляться. Господи, если бы только Роберт был жив!
Даже спустя два года Джессика все еще не могла привыкнуть к тому, что уже не имеет возможности делиться с ним своими мыслями, что он не сможет успокоить ее своей бесстрастной, нажитой годами мудростью. Он никогда не сомневался в ее любви, что бы ни говорили об их декабрьско-майском браке, и она всегда чувствовала тепло его поддержки. Да, он обеспечил ей финансовую независимость и научил, как распоряжаться деньгами, которые завещал ей. Но он дал ей гораздо больше! Материальные блага, которыми он щедро одарил ее, были ничем по сравнению с другими его подарками: любовь, безопасность, самоуважение, уверенность в себе. Он поощрял ее желание к интеллектуальному развитию; он был ее учителем в мире акций и облигаций, поощряя доверять собственному чутью, когда что-то вызывало ее сомнение. Милый, мудрый Роберт! И все же из-за его брака с нею над ним смеялись и издевались, а ее презирали. Когда семидесятишестилетний джентльмен женится на прекрасной молодой девушке восемнадцати лет, сплетни допускают возможность такого только в двух случаях: жадность с ее стороны и попытка воскресить увядающую страсть - с его.
Но все было совершенно не так. Роберт был единственным человеком, которого она когда-либо любила, и любила она его очень сильно, но их отношения были больше похожи на отношения отца и дочери или дедушки и внучки, чем мужа и жены. До их брака Роберт серьезно рассматривал возможность удочерить ее, но, в конечном счете, решил, что брак создаст меньше юридических сложностей. Он хотел, чтобы у нее была уверенность, которой ей всегда не хватало, поскольку она выросла в приюте и была вынуждена отгораживаться ото всех стеной колючей угрюмой покорности. Роберт был твердо намерен сделать так, чтобы ей никогда больше не пришлось бороться за еду, одежду или свой угол; у нее будет все лучшее, а лучшим способом гарантировать ей такой образ жизни было взять ее в жены.
Скандал, который вызвал их брак, потряс лондонское общество, грязные статьи о ней появились в колонках светской хроники, и Джессика была потрясена и пришла в ужас, прочитав несколько откровений от мужчин, которые якобы были в прошлом "любовниками предприимчивой миссис С.". Ее реакция была такой же, как и у Роберта: держать голову еще выше и не обращать внимания на клеветников. Они с Робертом знали правду о своём браке, и Роберт был единственным человеком на земле, которого она любила, единственным человеком, который когда-либо заботился о ней. Их нежная любовь выдержала все испытания, и Джессика оставалась невинной в течение всего их брака.
Впрочем, Роберт никогда не давал понять, что хотел бы изменить сложившуюся ситуацию. Она была единственным членом его семьи, дочерью, если не от плоти, то от сердца; он обучал ее, направлял и работал, устраивая свои финансовые дела таким образом, чтобы те никогда не смогли выйти из-под ее контроля. И он безоговорочно доверял ей.