Так странно прозвучали в голое его слова, что я замялась, продолжая смотреть в остывающие глаза, которые становились мягче, в которых растворялась бездна, оставляя после себя черные вспышки и кривые вязкие полосы. И после бездны в глазах оставалась лишь пустота, холодная, мертвая, пульсирующая его болью. И почему-то мне показалось, что я знаю, чего она сейчас хочет, что хочет Серафим, что хотел бы любой... утешения, что хотела и я, но могла сейчас взять лишь от него. Мне, вдруг, стало впервые жаль этого древнего вампира. Я могла бы его понять, я почти желала этого... иногда. И преодолев последнее расстояние между нами, я прижалась к его губам, скользя по ним настойчивым движением... и чувствуя, как Серафима сковывает напряжение и страх, заставляя его сжиматься в один большой комок эмоций, заполняя и меня этим страхом... желанием... вспышкой острой боли и нужды... и отлетая от меня со злостью в глазах, он приземлился на одно колено, упираясь ладонью в крышу здания.
Ох... черт! Я совершенно не понимала, что произошло, сползая вниз по стене, задыхаясь от его и своих чувств, и наблюдая, как в Серафиме бурлит растерянность. Надо же... за одну ночь я увидела в нем столько эмоций, сколько не видела за все наше знакомство.
"Не смей больше так делать. Тебе ясно?"
Я от удивления открыла рот, переставая вообще что-то понимать:
"А что же ты тогда от меня хочешь?"
"Того, к чему я, похоже, совершенно не готов".
"Мне жаль" - усмехнулась я. "Тогда, полагаю, вопрос исчерпан".
Серафим закрыл ладонью глаза, сжимая на них пальцы, протирая лицо и стирая с него эмоции. Он поднялся, делая ко мне шаг и протягивая раскрытую ладонь:
"Но и того, чего не могу не желать".
Я смотрела на его руку, удивляясь откровенности этого мужчины. Он открыто говорил, чего хочет, но не пытался получить это так, как, например, сделал бы любой другой, и как часто, например, поступал Эдуард. Это... несколько выбивало из колеи, и я даже начинала привыкать, хотя нет... скорее - осознавать это. Он боялся, и я могла понять чего именно - он боялся силу чувств, от которых совершенно отвык.
- Я рад, что ты хоть что-то желаешь понимать, Маргарита... - снова прочитал он мои мысли по кипевшим внутри эмоциям. - Пойдем, нам пора возвращаться.
- Чтобы твоя жена меня добила?
- Нет, она не станет. На сегодня она исчерпала лимит своей энергии.
- Все равно я не хочу возвращаться туда.
- Ладно, я отвезу тебя домой.
- Не хочу... - набралась я наглости ответить.
Серафим смерил меня взглядом и удивил:
- Тогда... куда ты хочешь?
- На Воробьевы горы, - бросила я первое, что возникло в голове.
- Хорошо, - просто ответил Серафим... а я стояла и думала... он сказал - "хорошо"... он согласился... Я пораженно смотрела на мужчину, не понимая, в чем тут подвох. - Пойдем, я скажу подать машину.
Он сжал мою руку, а я все стояла и смотрела на него с открытым ртом. Ох ты черт! Этого просто не может быть! Он согласился мне уступить!
- Нет, - возразила я, - Зачем нам транспорт? Мы и так прекрасно передвигаемся.
Выхватив свою руку, я с улыбкой попятилась назад, вызывающим жестом руки приглашая его последовать за мной. Если Серафим пошел на уступки, то мне стало интересно, насколько далеко он позволит зайти. И он сделал ко мне шаг.
Почти одновременно, мы дернулись с места и полетели, через дома и крыши, сквозь ночной город. У меня осталась хотя бы эта свобода, иллюзия, когда можно было нестись по ветру. Но так странно было ощущать сейчас рядом этого мужчину...
Воробьевы горы
Наконец, мы оказались на Воробьевых горах - точка Столицы, откуда открывался прекрасный вид на город. Остановившись под мостом метрополитена, мы вышли из тени и направились по дорожке к смотровой площадке. Серафим даже не возражал против такой прогулки, просто молчаливо следуя за мной. Что было странно, интересно, загадочно...
Редкие прохожие - людишки, которым не спалось этой ночью, обращали на нас внимание. Еще бы! Чего только стоил один Серафим - самый натуральный вампир с бледной кожей и глазами с переливами серебра - от темно-грязного до прозрачно-светлого оттенка - что зависело от падающего на него света и его эмоций, которые он прятал глубоко внутри. И этот вампир не спеша вышагивал в дорогом сером костюме, который прекрасно сидел на твердом широкоплечем теле. А руки... да, тут я могла согласиться, что у него были очень крепкие и красивые руки, и почему-то только сейчас я позволила себе их рассмотреть, замечая, как одна ладонь сжалась в кулак.
- Ты что-то хочешь спросить, Маргарита? - произнес он, даже не глядя в мою сторону.
- Пожалуй, да, - улыбнулась я. - Кем ты был при жизни? Случайно, не кузнецом?
- Нет, моя семья вела гончарное дело.
- О, это достойное занятие.
- Да, только после того, как я выбрал в невесты чужеземку, меня посчитали предателем и на этом все достоинство пало.
- Мне жаль. Но ведь это была стоящая цена, верно?
- Верно, я ни разу не пожалел о своем решении.
Серафим повернул ко мне лицо - почти ничего, лишь отчужденная маска спокойствия и уверенности. Я решила спросить то, что мне было безумно любопытно.
- Как же ты жил все это время с призраком любимой? Разве тебе никогда не хотелось чего-то большего... настоящей, ощутимой плоти?
Серафим скользнул взглядом по окрестностям, которые все больше открывались по мере того, как мы поднимались наверх.
- Нет, не хотел... до недавнего времени. Поначалу это было сложно и невыносимо, потом я привык и смирился, и уже почти забыл...
От его откровенности снова пробежала дрожь, и я споткнулась, наступив на подол платья, который за что-то зацепился. Рука Серафима уже в поддержке обхватывала мое предплечье. И я смогла заглянуть в его глаза:
- Так вот почему ты мне так просто говоришь о своем влечении и не пытаешься ничего предпринять. Ты не помнишь, как это делается? Как ухаживать за женщиной или потребовать от нее того, что ты хочешь? - Серафим держал паузу, и я продолжила, отпуская с языка новые откровения: - Ты ведь даже не помнишь, что именно от меня хочешь, я права? Какого это быть с женщиной во плоти и реальности?
- Мне стоит поменять свое поведение? - просто спросил он, опустив все мои вопросы и дав этим понять, что он с ними согласен.
- Нет, не стоит. Меня будет нервировать любое твое поведение, потому что это ты, понимаешь?
- Я чувствую твою обиду и злость, но я не ощущаю, что неприятен тебе.
Ха! Я почти была готова рассмеяться ему в лицо:
- Ты загнал меня в ловушку, Серафим. И ты сделал так, чтобы я осталась одна. И неужели ты думаешь, что я буду тебе за это благодарна? Какое бы поведение ты не выбрал - ничто не смягчит того, что ты сделал.
- Возможно... надо было отдать тебя на растерзанием членам Совета. И позволить Инге, матери Юлиана поломать всю жизнь ему и тебе, верно? - с ноткой издевки в голосе спросил он.
Я так и застыла, ища в ответ нужные колкости. Только в голове закрутились события того злосчастного собрания Совета, когда Инга предложила Юлиану за мое общество бросить все и переехать к ней в город. А вспоминая ее злость и ревность, да плюс еще то, какой властью она обладает, не трудно было догадаться, что же ждало нас с Юлианом в отместку за такую роскошь, как быть вместе.
Я закрыла рот, из которого так ничего и не вылетело, выхватила у него свою руку и пошла дальше, повыше подбирая с земли подол платья. Черт! Как оно все меня уже достало! Схватившись за ткань возле колен, я дернула, отрывая низ и этот чертов подол, правда, с такой яростью, что ткань отделилась только тогда, когда на мне оказалась приемлемая для юбки длинна. Как раз рядом оказалась мусорная урна, в которую я и запихала ненужные остатки платья. Сделав шаг, я почувствовала облегчение. Вот так-то лучше! Хоть на чём-то я отыгралась.
Но как не хотелось признавать, а иногда мысли складывать в осознание, что Серафим постарался сделать так, как было бы лучше. Только вот лучше для кого? Уж про себя он тут никак не забыл.
- Вижу, тебе не понравилось платье, - заметил Серафим, следуя за мной.
- Нет.
- Хорошо, я пришлю тебе модельера.
- Спасибо, я была бы признательна. Хотя, ты знаешь, это не обязательно, - подумалось мне, - я могла бы сама посетить магазины и выбрать то, что мне понравится.
- Самой тебе сейчас не стоит что-то делать и куда-то выходить. Инди повторит свою попытку.
Я остановилась и повернулась к нему:
- И что же мне тогда делать? И почему ты так спокойно об этом говоришь?! Извини, но меня уже начинает раздражать твоя холодность и безразличие.
Я снова говорила быстрее, чем думала, но уж очень хотелось резать словами больнее ножа, прекрасно понимая, что требую от такого древнего вампира. Серафим сделал ко мне шаг:
- Тебе не стоит ходить одной, и лучше - без моего личного присмотра. А что касается моего спокойствия - если я спокоен внешне, то это еще не значит, будто я так же спокоен внутри.
О, вот это я прекрасно понимала, и все же:
- И что ты чувствуешь сейчас? Если ты не можешь это показать, тогда расскажи.
- Зачем тебе это?
- Хочу знать.
- Простое любопытство?
- Может быть, не знаю.
Я действительно не знала, зачем это спрашивала, но знать это хотелось очень.
Серафим оглядел мое лицо и ответил:
- Я чувствую растерянность, боль, страх, гнев, желание... Этого достаточно?
Я просто смотрел на него в ответ. Мне вдруг захотелось встряхнуть его и заставить все это показать. Было жутко смотреть на него и понимать, что, то же самое может произойти когда-нибудь и со мной. И очень хотелось верить, что найдется что-то или кто-то, кто не даст мне превратиться в такую ледышку, как Серафим. Всегда безупречен - костюм с иголочки, ни одной эмоции - это больше походило на искусственность. Будто по-настоящему мертвый внешне, но внутри... на это хотелось взглянуть поближе. И слово "раскусить" - сейчас очень подходило к тому, что я хотела с ним сделать. Возможно, мне удастся отыскать в его чувствах сострадание или хоть какие-то крохи понимания моего состояния.
Я провела рукой по белому галстуку и вытащила его из застегнутого пиджака. Потянув узел, медленно вытянула конец галстука из петли и освободила шею Серафима от этой удавки. Он смолчал, даже когда галстук отлетел в кусты. Холодные глаза следили за моим лицом и движением рук, которые потянулись к пуговицам пиджака - одна, вторая, третья - из-за моей осторожности и медлительности это все приобрело некую интимность. И Серафим, наконец, среагировал, обхватив ладонью мое запястье:
- Позволь спросить - что ты делаешь?
- Хочу освободить тебя от лишних обязательств. Мы не на приеме. - Я подняла другую руку и потянулась к пуговицам на рубашке. - Можешь просто расслабиться и почувствовать себя свободным. Здесь и сейчас, в эту минуту. Когда ты последний раз позволял себе подобное? Уверена, что давно это было.
Я ловко расстегнула три пуговицы рубашки и сдернула с его плеч пиджак, освобождая свою руку от слабого захвата и приближаясь к нему на расстояние поцелуя.
- Так-то лучше, не правда ли?
Рука Серафима, уже выскочившая из пиджака, обхватила мое горло. Дыхание коснулось губ:
"Хватит, Маргарита".
"Извини, но только так я понимаю, что рядом со мной не статуя, а мужчина. Теперь предлагаю продолжить подъем на смотровую площадку".
Я дернулась, но Серафим удержал меня на месте.
"Тебе нравится дразнить, так ведь? Я чувствую, как внутри тебя кипят противоречия. Ты по натуре своей бунтарка. - Большой палец его руки нежно погладил губы. - Ты не похожа на других, и даже не похожа на мою жену. И это притягивает. Но ты права - я забыл, что нужно делать с женщиной, а твое поведение наводит на мысль, что ты хочешь помочь мне это вспомнить, когда в то же время от тебя исходит злость и недовольство. Ты любишь нарываться на неприятности, Марго, и я могу не оказаться исключением, только если ты сама не захочешь иначе".
"Я люблю неприятности. Они добавляют в кровь адреналин. Единственное, чего я не могу понять - что же ты от меня хочешь? В тебе самом не меньше противоречий. Так чего же ты хочешь? Покорности?"
"И да, и нет. Как Глава Города я не просто хочу покорности, я ее требую, но вот как мужчине - твоя непокорность мне нравится. Ты бросаешь этим вызов, который не возможно не принять"
Я изумилась такому признанию. Я что, зря стараюсь?!
"Не поняла? Тебе нравится то, что я проявляю непокорность?"
"Разве, я сказал не то же самое?"
Я отпихнула от себя его руку и отвернулась от серых глаз. Серафим снова меня запутал. Я, значит, из кожи вон лезу, чтобы позлить его, а ему это нравится! Нет уж, простите, но это... это переходило все рамки! Я резво развернулась к нему, оказываясь нос к носу:
"Не верю! Моя непокорность тебя злит, я это чувствую".
"Да, меня многое в тебе злит, но это не мешает еще и наслаждаться тобой".
Я вспыхнула. Черт бы его побрал! Чем дальше, тем откровеннее.
"Но" - продолжил он, - "это не значит, что я позволю тебе игнорировать мои приказы и просьбы".
"Твоя откровенность вместе с твоей холодностью выводит меня из себя", - рыкнула я.
"Извини, я привык быть честным".
"Конечно", - ухмыльнулась я, - "но только там, где тебе выгодно".
Я так увлеклась перебранкой, что не заметила, как приблизила к нему свое лицо... слишком близко, чтобы это уже можно было не замечать. Ох, нет... между нами все стало танцевать на грани, которую я начинала упускать. Передо мной стоял красивый мужчина, и благодаря мне уже менее безупречный, и он давил словами, в которых была заключена его власть и желание. И эта смесь сейчас начинала меня откровенно искушать. Я застыла, едва не касаясь его губ своими. А когда Серафим выдохнул короткое "Нет", холодя губы дыханием, я задрожала. Ох!... ОХ!... Черт!
Я рыкнула, резко развернулась и бросилась бежать, и было неважно куда, лишь бы подальше от него. И мне на радость, Серафим отпустил. На этот раз он не стал следовать за мной, а просто прошептал в моем сознании:
"Прошу, не делай глупостей и возвращайся домой к рассвету".
Я остановилась и обернулась, все еще имея возможность видеть то место, где мы стояли. Но и Серафима там уже не было.
"И почему же ты сейчас так спокойно меня отпускаешь?"
"С чего ты взяла, что спокойно?" - спросил он, и у меня на этот раз не нашлось ответа, уж слишком я растерялась. - "Даю тебе это время, потому что завтра все изменится".
Я припала спиной к бетонной стене и сползла на холодный асфальт. Мне срочно нужна была передышка, и Серафим дал мне на нее время. Он... просто "попросил" меня. И он... он что, еще и заботился обо мне? Это удивляло и выбивало из колеи. Меня распирало от горечи и хотелось делать назло, а Серафим начинал меня лишать последнего удовольствия. Это было подло и нечестно, как и то, что он со мной вытворял. Как?... Откуда?... Почему во мне начинали меняться чувства и ощущения? И какого вообще черта мне вдруг так захотелось поцеловать этого невыносимого мужчину, которого я ненавидела!? Так ведь? Я же его ненавидела... только это уже почему-то начинало звучать, как в истинно прошедшем времени...
В плену голода
Стоило Серафиму оставить меня, как накатила меланхолия и апатия. Я просто осталась одна со своими мыслями и чувствами, которые сейчас попрятались по углам. Кажется, они устали не меньше своей хозяйки, и внутри все словно потухло. Но я не собиралась из-за этого расстраиваться. Надоело! Пора уже было взять себя в руки и подумать, что из себя сейчас представляет мое существование. Говорят, ко всему можно привыкнуть, ко всему приспособиться и что-то переделать, и последнее мне нравилось больше всего.
Солнце неумолимо приближалось, едва-едва начиная наползать на кромку горизонта. У меня оставалось мало времени, и я решила провести его в окрестностях виллы, своего нового дома. Вилла Серафима стояла недалеко от окраины Столицы, как раз там, где начинались лесные чащи. Поблизости ни души, ни какой-нибудь постройки. И учитывая, что я не так далеко находилась от этого места, то добралась быстро. Лес дышал прохладой, тонкий слой снега укрывал землю, и я аккуратно шагала по нему в туфлях на высоких каблуках, для опоры касаясь деревьев. Остановившись возле одного из них, я прислонилась к нему спиной, подняла температуру своего тела, глубоко вдохнула и выдохнула, наблюдая, как изо рта вырывается белый пар. На холоде разгоряченная кожа стала более чувствительной, покрывшись мурашками. Как же давно я не наслаждалась самой жизнью, ее интересными и приятными мелочами.
И эта самая жизнь все-таки может быть и прекрасной! Ведь так?...
Но когда я снова сделала глубокий вдох, до моего слуха долетел посторонний шум. Я застыла, прислушиваясь и стараясь понять, откуда это... слышен рев и звуки борьбы? Любопытство все пересилило, и вскоре я уже оказалась рядом с этим местом, издалека среди деревьев замечая обнаженных по пояс людей и... больших волков, оборотней. Они стояли кругом на небольшой опушке, в центре которой дрались два волка. Я встала за деревом, вцепившись пальцами в его ствол, и принялась с интересом наблюдать за этой картиной.
Два хищника бросались друг на друга, полосуя когтями и врезаясь клыками, то вставая на задние лапы, то катаясь по земле, то отскакивая по сторонам. Ветерок донес до меня запах крови, жара битвы и чистый запах оборотней. Я поняла, что люди, стоящие по периметру поляны, были все без исключения именно ими. Они подбадривали двоих соперников криками и дикими возгласами, кто-то даже завыл, что называется - на луну, совсем по-волчьи, отчего я непроизвольно вздрогнула, но тут же остолбенела, услышав слова: "Давай, Ян!"... Ян?!
Я присмотрелась к волкам, и особенно к тому, который, по всей видимости, побеждал, буквально раздирая противника. Шерсть, цветом, как давно забытый мною шоколад, кое-где слипалась от крови, в хищных глазах блестел янтарь... Ян! Я вспомнила его таким, только в тот раз, когда я встретила Яна в этом обличии - он едва меня не загрыз. И сейчас было приятно, что не в мою шею вцепилась его мощная челюсть. Волк под ним заскулил, и мне даже показалось - что признал поражение, безвольно сложив лапы. Перестав рычать, Ян отпустил его, и тут началось самое интересное: все оборотни упали на землю, начиная перекидываться, один за другим меняя форму. На моих глазах! Это заворожило меня настолько, что я вышла из-за дерева, чтобы лучше видеть. У всех была разная шерсть - рыжая, бежевая, черная, белая - густая и блестящая, и манила запустить в нее руки и погладить... ну хоть кого-нибудь! Когда перекинулся последний волк, все подняли вверх морды и завыли. Я была восхищена этой картиной, от восторга даже перестав дышать. Но когда Ян опустил морду, и янтарные глаза остановились точно на мне - восхищение сменилось страхом.
Вот, черт!