* * *
Стоя у письменного стола, Аня нервно листала книгу. Очередную, судя по вороху разложенных вокруг. И хотя Аршез точно знал, что в гостиной остались лишь справочники, все остальное он предусмотрительно убрал еще в первый вечер, почувствовав ее смятение, перепугался: узнала.
- Анюта? - позвал настороженно.
- Ар, это кошмар какой-то! - она отчаянно всплеснула руками, даже не обернувшись. - Вы что, совсем не пользуетесь латиницей?
- Чем, прости? - он даже опешил.
- Нет. Кириллицы всегда хватало, - невозмутимо вмешался в беседу Ксандар, чуть более подкованный в этом вопросе. - Кстати, здравствуй.
- Ой, - она стремительно обернулась. - Здравствуйте.
Приятель Аршеза выглядел молодо, был при этом высок и строен. Но с определением его расы Аня все же запнулась. Ар говорил, что волосы их мужчины не обрезают, а светлые волосы его приятеля были коротко острижены. Причем стрижка была весьма привычна глазу, в ее родном мире так выглядели многие. Скользнув взглядом по классически правильному лицу, Аня вгляделась в зрачки, благо стояла спиной к окну, и свет падал как раз на гостя. Обычные были зрачки, человеческие! И неяркая голубая радужка вокруг… Да, и исходящих от гостя волн энергии, подобных тем, что шли от Аршеза, она не ощущала.
- А вы - человек, да? - девочка обрадовалась. - Ар говорил, что должен зайти его приятель, а я почему-то подумала, что это будет его соплеменник…
- Люди лучше? - гость подмигнул ей, улыбаясь. Так вышло заговорщицки и по-свойски. - Александр, можно просто Саша. И давай на "ты", а то когда ты мне "выкаешь", я себя таким старым ощущаю.
- Аня.
- Так что же тебя так возмутило в этих книгах, Аня? Зачем тебе латиница? - Ксандар неторопливо подошел к столу. Аршез не вмешивался, но настороженно двигался следом. Ему не нравилось, что Ксан подошел к его деве слишком близко. Не нравилось, что он решил поиграть в человека. Аршез, конечно, сам настоял, чтоб Ксандар скрыл свою ауру. Так для того, чтоб не подвергать ребенка лишнему воздействию, а не чтоб они тут коалицию "люди против нелюдя" организовывали.
- Да вы… да ты только глянь: все обозначения металлов… да любых химических элементов, все формулы, всё! Это же международные символы, во всем мире принятые, специально, чтоб… да нам всю жизнь в школе говорили: математик всегда поймет математика, а химик - химика, даже без знания иностранных языков. А здесь? - возмущалась девочка. - Я попадаю в чужую страну, а тут язык тот же, с минимальными какими-то исключениями, понимать не сложно. Но ни одной формулы не понять. Ни одного знака. Я как… как все это учить буду? У меня всю жизнь физика хорошо шла, химия, а тут? Я, выходит, по этим предметам - полный ноль, тупее первоклассника. Потому что первоклассник с нуля будет учить, а мне - переучивать, я все время сбиваться, путаться буду…
- Ну, ты выдумала, - чуть насмешливо тянет Ксандар. - Неужели, если А, Бэ, Це на А, Бэ, Вэ заменить, то значение математического уравнения поменяется? Или формула смысл утратит? Если можно выучить язык слов, то можно выучить и язык формул, и не путаться. Или ты формулы без понимания их сути учила?
Она чуть остыла.
- Разумеется…
- Разумеется, - беззлобно передразнивает Ксандар. - А чего паникуешь тогда? Хотя… если это у тебя единственный повод для паники, то я - только за, паникуй.
- А… - хмурится Аня, - какие еще должны быть?
- Не знаю, - Ксандар легкомысленно пожимает плечами и, сдвинув книги, вольготно усаживается на столе. И становится чем-то похож на Рината, - ловит себя на мысли девочка. Тот вот тоже так сидел, болтал ножкой в воздухе, нес всякую чушь, вызывая веселый смех… - Ты все же к нам совсем из другого мира попала. Осталась одна - без родных, без знакомых. И мне на самом деле безумно интересно, как это? Что ощущаешь, что чувствуешь, что думаешь? Каково тебе тут? Есть ощущение, что жить можно, или напротив, кажется, что не выжить?
- Я не знаю толком, - Аня в задумчивости опускается на стул. - Я едва ли успела понять… Нет, живешь, и, вроде, все хорошо. Нас встретили, приняли, не обижали… Обманули, но ведь не обижали - не оскорбляли, не унижали, не бросили на улице. Распределили по семьям… по домам, - исправляется она. - И здесь… я не знаю, может, это просто Аршез такой замечательный, но я живу, как принцесса, он потратил на меня столько денег, столько всего купил, столько сделал… Идем, - Аня срывается с места, маня за собой гостя. - Вот, смотри, - она распахивает дверь. - Это кухня. Ну, почти, мебель только завтра привезут. Но мы купили уже… Аршез купил. А еще вчера здесь была пыльная кладовка, забитая старьем, он все выкинул, сделал ремонт… Ну, мы вместе сделали. Но ведь для меня, понимаешь? А я ему никто, меня ему принудительно всучили…
- Не всучили, Анют, - неслышно приблизившись, Ар нежно кладет руки ей на плечи. - Меня одарили. Самой лучшей девочкой на свете.
- Перестань, - она смущается, но все же не отстраняется, а, склонив голову к плечу, трется щекой о его пальцы, - я обычная.
- Но?.. - ожидает продолжения рассказа Ксандар.
- Что "но"? - не понимает его Аня, "уплывая" в ауре стоящего так близко Аршеза.
- Ты мне рассказывала: все очень хорошо и замечательно в твоей новой жизни, но "вроде". Что-то тебя смущает. Что именно?
- Не знаю, - она все же отстраняется от Ара и отходит к окну, пытаясь сосредоточиться. - Неправдоподобно. Слишком все хорошо. Так не бывает. В чем-то должен быть подвох, а я никак не могу понять, в чем.
- Ну, могу просветить.
- Ксан!
- Ш-ш-ш, - Ксандар предостерегающе поднимает руку. - Ты, на самом деле, сама уже озвучила, - невозмутимо продолжает он свой разговор с девочкой. - Это действительно Аршез такой замечательный. Поверь, так повезло не всем. Далеко не для всех делают ремонт в квартире, тратя деньги, отложенные на новую машину…
- Ксандар!
- Я говорю неправду? - он оборачивается к крайне недовольному Аршезу. - Тогда не мешай. Понимаешь, Анют, - возвращается он к девочке, - нигде не оговорено, как именно Ар должен себя вести со своим "подарком". Он посчитал нужным выделить тебе комнату для сна и отдать еще одну - под кухню. А мог положить тебя спать в коридоре и заставить чистить ему ботинки. Языком. И закон ему это позволяет.
- Ксандар, прекрати пугать мне ребенка.
- Я разве пугаю? Я лишь говорю, как ей с тобой повезло. Кстати, знаешь, зачем он меня позвал? - вновь оборачивается Ксан к девочке, не давая ей времени обдумать сказанное.
- Нет, - она поднимает на него заинтересованный взгляд, ожидая продолжения.
- Сказал, ты очень хочешь отправить одно письмо.
- Да, но… Аршез сказал, что это невозможно.
- Для него - невозможно. А вот я буду на днях в ваших краях, могу занести.
- Но… как? Но люди же…
- А кто тебе сказал, что я человек?
- Но… ты, - она совсем растерялась.
- Неправда, - коварно улыбается Ксандар. - Это сказала ты, а я лишь не стал с этим спорить… Ладно, не сердись, никаких тайн я у тебя под это дело не выяснил. Знаешь, как проверить, человек перед тобой или нет?
- Как?
Он протянул ей руку, словно для рукопожатия. Она пожала и… это было оглушающе, невыразимо, непередаваемо! Словно целая вселенная взорвалась в ее ладони. И заполнила ее всю, пронзая мириадами ярких звезд, заставив разучиться дышать, позабыть на миг обо всем на свете…
Подлетевший Аршез резко дернул ее на себя, разрывая рукопожатие. А она все смотрела на Александра, не в силах поверить, что он тоже - не человек. А как же… волосы, глаза?..
- Все остальное тебя обманет, - улыбнулся ей Ксандар, - внешность, слова. Но силу, текущую внутри каждого из нас можно скрыть, но нельзя от нее избавиться.
- Но глаза?
- Линзы, Ань. Просто линзы, присмотрись внимательнее. Куда удобнее черных очков, не нужно объяснять, зачем ты носишь их в сумерки в дождь.
Она пригляделась. Да, действительно, как она сразу не разглядела?
- И кстати, Анют, - невозмутимо продолжил Ксандар. - Расскажи ему как-нибудь на досуге про ревность, - он кивнул на Аршеза, все еще обнимающего Аню за талию, словно удерживая от возможности приблизиться к своему другу. - Понимаешь, считается, что представителям нашей расы она неведома. Но я слышал, что у людей ревнивцы не только убивают порой своих соперников, но и - что гораздо чаще - лишают жизни собственных любимых. У нас об этом известно мало, так что расскажи, Аршезу интересно будет послушать.
- А можно все-таки без тонких намеков? - Аршез уже жалел, что позвал его. Да, ему не понравилось. Что Ксандар касается его ребенка, что позволяет ей чувствовать его силу, его привлекательность. Да, притяжение к представителям его расы люди чувствуют всегда и неизбежно, но Аршезу не хотелось, чтоб Аня ощущала подобное к кому-то еще, связывала эти чувства не только с ним. Это было подло, да, но она - его дева! Не Ксандара.
- Да можно, можно, - Ксан вскидывает вверх руки с самым беззаботным видом. - Так чего, не ревнивый не собственник, будем закон нарушать, или ну его?
- Закон нарушать тебе, - Аршез потянул Аню на выход из кухни, жестом приглашая Ксандара следом. - Тебе и решать.
- А прилетит обоим. Но по-настоящему пострадает только твоя дева. Так что решать совсем не мне, - Ксандар выжидающе взглянул на Аню.
- А что мне будет, если узнают?
- Ссылка на восток, полное поражение в правах.
- Полное поражение - это как? - нахмурилась девочка.
- Это рабство, - невозмутимо просветил Ксандар.
Она сглотнула. За письмо???
- Это разглашение сведений государственной важности, - друг Аршеза смотрел ей в глаза. Очень прямо и очень серьезно. - Что известно у вас? "За горами жизни нет, там нечто страшное, неведомое, непознаваемое. Сунешься - и умрешь". И тут вдруг: "да там, оказывается, города, луга и пашни, милейшие люди живут, письма пишут…" Это - серьезнейшая брешь в нашей веками проводимой оборонной политике. Такого не прощают. Мы с Аром потеряем работу. Возможность когда-либо занимать определенные должности. Но жизнью расплатишься только ты.
Аня белеет.
- Но… ты же только что говорил - "рабство".
- И долго ты протянешь в этом рабстве? Три года, четыре? Скорее три, буду честен. А может, и того меньше…
- Ксан, прекрати! - Аршез не выдерживает. - Ты первый не заинтересован терять работу. И потому либо сделаешь так, чтоб все получилось, либо откажешься.
- Либо сдам тебя, об этом не думал?
- Думал, - не стал отпираться Аршез. - Но ты не из тех, кто способен на подлость. И ты не подставишь ребенка. Если посчитаешь, что я прошу о предательстве - накажешь сам. Побьешь меня, разорвешь нашу дружбу - но не в спину, не чужими руками.
- Я мог измениться.
- Мог. Но не изменился.
- Ладно, малыш, - Ксан тяжело опускает руку ему на плечо. - За твою в меня светлую веру, - притягивает его к себе чуть ближе, трется виском о висок. Отстраняется. - Хорошо. Разумеется, мы все сделаем правильно. Но риск есть всегда, и предупредить я был должен. Так что, кроха, ты все еще хочешь писать письмо?
Она испытующе смотрит на одного, на другого. Они действительно готовы рискнуть, из-за нее? Вернее, Аршез - из-за нее, а Александр - из-за Аршеза… А она - из-за мамы. А мама? Если она получит письмо, и на радостях начнет показывать его всем вокруг, пойдут разговоры, новость просочится в газеты… Аня впервые задумалась, что ее письмо вовсе не так безобидно, как ей казалось. Но ведь Ксандар (именно так, а вовсе не Сашей зовет его Ар) готов это письмо передать, а он ведь разведчик и, значит, просчитал все риски…
- Мне, наверное, стоит написать в письме, чтоб мама никому о нем не говорила, потому что иначе здесь об этом узнают, и у нас у всех будут неприятности?
- Нет, Анют, такого писать как раз не надо, - качает головой шпион неведомой расы. - Об этом я расскажу твоей маме сам. Поверь, слова я найти сумею. От тебя требуется другое. Во-первых, написать так, чтоб мама поверила, что письмо от тебя. Во-вторых, так, чтоб это не было письмо "из-за Темных гор"… Просто письмо от дочки маме из одного города в другой, - пояснил он, видя Анино недоумение. - Чтобы где бы его ни прочли посторонние - по эту сторону гор или по ту - не создавалось впечатления, что отправитель и адресат разделены непреодолимой границей. Или что в письме содержится хоть какая-то запретная информация.
Аня задумалась. Чтобы мама поверила… Почерк можно подделать. Или не признать. Какие-то особые "тайные" слова у них в ходу не были, "домашние клички" - тоже. Это вон подруга Юлька всю жизнь звала свою маму "мусечкой", а та ее в ответ - "карапузиком". Они же всегда были друг для друга просто мамой и Аней. Ну, мамочкой и Анечкой в особо чувствительные моменты. Не велика шифровка. Что там еще полагается в таких случаях? Упомянуть о чем-то, известном лишь настоящей Ане? О чем? В голову решительно ничего не лезло.
- Погоди, а фотографию? - осенило девочку. - Я же могу послать фотографию? И изображена буду я, и почерк, и… я у нее свой кулон попрошу, мне бабушка дарила, она знает…
- Кулон просить не стоит, это - материальная ценность, так меня за мошенника примут, который на горе пытается подзаработать, - качает головой Ксандар. - Но мысль хорошая, что-то же я должен тебе привезти, чтоб подтвердить, что доставка состоялась. Вот только не ценное, простое. А фотографию - неплохо бы, но мы уже не успеем ее сделать, я улетаю прямо сейчас.
- Кулон не ценный, - отмахивается девочка. - Там оправа из дешевого металла, да стеклышки крашеные, и то одна часть выпала, у другой краска облезла. Мама его вообще выкидывать много раз собиралась, я не давала… А фотографии у нас есть, - Аня радостно дергает на себя ящик стола, выхватывая оттуда пачку фотографий прежде, чем Аршез успевает ее остановить. - Вот, тут можно выбрать.
- Я сам, - Ар все же перехватывает у нее пачку, - выберу.
- Не, Арик, ты не атлант, - усмехается на это Ксандар.
- А кто? - тут же заинтересовывается Аня.
- Дракон, не видишь, что ли? - продолжает насмешничать Ксан. - Вон как над сокровищем чахнет.
Аршез лишь фыркает, перебирая снимки, мучительно выбирая, какой же отдать. Она была разная, его девочка. Здесь смотрела прямо, здесь - чуть исподлобья, тут улыбалась несмело, а на этом была серьезной-пресерьезной. И какой из них лишиться?
- Садись пока письмо сочинять, он еще полчаса будет от жадности давиться, - Ксандар пододвинул девочке стул. - Аршез, кончай драконить, дай Ане бумагу с ручкой.
- А, может, лучше прямо на обороте фотографии написать?
- Такое короткое письмо? Ань, оно одно единственное будет, почтальоном я работать не стану. Да и потом, фотографию можно родным и знакомым показывать, в рамочку ставить, а письмо - это личное, зачем совмещать?
Она кивает, соглашаясь с Ксандаром.
- И учти, - добавляет он. - Все, что ты напишешь, я буду сейчас читать и редактировать. Приму от тебя только тот вариант, который меня устроит. Так что готовься переписывать все несколько раз и даже не мечтай о тайне личной переписки.
- Конечно. Ты не думай, я все понимаю, - она придвигает к себе лист бумаги, поданный ей Аршезом, берет в руки ручку, решительно выводит первые слова. - Ксандар! - зовет, оторвавшись от письма.
- Что, малышка?
- Спасибо тебе.
- Это Арику.
- Ему - само собой. Но без тебя он бы не смог мне помочь. При всем желании. Спасибо.
- Не за что, кроха. Живи. И не плачь по ночам, - он улыбается чуть печально, глядя на нее сверху вниз. - И погладил бы тебя по головке, да твой дракончик мне за это руку отгрызет.
- Отгрызет, не сомневайся, - кивает Ар, все еще решающий проблему выбора фотографии.
- А кто мне говорил, что у вас прикосновения - едва ли не основа культуры? - недоуменно оборачивается к нему Аня.
- У нас - да. А ты - человек. Да и он привык годами человеком притворяться. Так что основы нашей культуры пусть на особях нашей культуры и практикует, - невозмутимо отзывается Аршез. - Ты пиши, Анют. Ксану скоро лететь надо, нехорошо, если он задержится.
Она писала. Ксандар перечитывал. Зачеркивал. Исправлял. Предлагал другие обороты, менял акценты. Она переписывала, стараясь выражать его мысли своими словами. Он вновь перечитывал и исправлял. Письмо в итоге получилось каким-то рваным, дерганным, путанным. На взгляд Ани, информации не несло вообще. Кроме, разве что, первой фразы: "Мама, я жива!" Но Ксандар был согласен передать лишь такое, и Аня была ему благодарна за то, что хоть такое соглашался. Все остальное он обещал объяснить на словах. И про Аню, и про то, чего не стоит делать после получения ее послания.
От фотографии, все же выданной Аршезом после долгих раздумий, оторвали уголок с названием города и датой. Ксандар сложил все вместе, сунул в нагрудный карман и, простившись, улетел, пообещав дать о себе знать не раньше, чем через пару месяцев.
Они остались.
- Довольна? - притянул ее к себе Аршез.
- Да, - она не вырывалась. Обняла его в ответ, прижалась, наслаждаясь его теплом, его силой, проходящей сейчас сквозь нее мириадами крохотных звездочек, даря почти что блаженство. Вот так просто: только обнимать, прижиматься к нему - уже блаженство. - Спасибо тебе! Ты - самый лучший! Волшебный! Сказочный!
- Анечка, - его пальцы зарылись в ее волосы, он целовал ее в лоб, в висок, скользнул чуть ниже, мимолетно прихватив губами мочку уха, ловя ее судорожный вздох. Ласковым касанием убрал волосы с шеи и приник губами, только губами, в том месте, где шея переходит в плечо. Ничего не хотел, только ощущать ее запах, чувствовать, как бежит кровь по ее венам, как бьется пульс. Как бьется в ней сама жизнь - юная, трепетная. Такая хрупкая.
Но она почему-то очень смущалась этих его поцелуев в шею. Не пугалась, а именно смущалась. И кровь приливала к щекам, и она дергалась, спеша разорвать контакт.
- Жадная, - вздохнул он, когда она вновь выскользнула из его объятий. Но удерживать не стал. Пусть.
Этой ночью она не плакала. И он, наконец, уснул. У себя. Затворив все двери, распахнув окно. Раскинувшись на своей просторной кровати. И, конечно, во сне видел только ее. Кто бы сомневался.