Он вновь прижимал ее к себе, удерживая одной рукой, в то время как другой расписывался за что-то еще, получал свои экземпляры документов… А она не могла уже разобрать, это нервная дрожь так волнами прокатывается по ее телу, или прикосновения незнакомца, обнимающего ее так по-свойски, действуют на нее столь электризующе. Но даже попытаться отстраниться сил уже не было.
- И что я сейчас подписала? Брачный контракт или согласие на пожизненное рабство? - мрачные предположения Никиты, все эти его намеки на "мужчина-девочка", две подписи, связанные в одну… Неизвестность становилась невыносимой. Она хотела пошутить - чтоб все рассмеялись и сказали, что у нее безудержная фантазия… Вот только пилот усмехнулся так гаденько, а тот, с кем ей предстояло остаться, чуть сжал ее плечо, словно успокаивая, и пообещал:
- Я сейчас объясню, Анют. Дай мы только машину отпустим, чтоб никого не задерживать… Так, погоди, - это уже пилоту, закрывающему папку с оставшимися у него документами. - А почему здесь год рождения стоит 93-ий? Он максимум 91-м может быть.
- В каком родилась, такой и стоит, - тот даже вникать не стал.
- Анют, ты в каком году родилась?
- В 85-ом.
- Анют… - мягко так. И с большими сомнениями в ее сохранившемся разуме. Но почти сразу сообразил, - ах, да, у вас же летоисчисление другое! Прости, забыл совсем. Вот, видимо, при переводе и напутали, - он улыбнулся, что все так легко разрешилось, но все же решил уточнить. - Давай так: полных лет тебе сколько?
- Шестнадцать.
Не напутали. Рука, поддерживающая ее, опустилась рефлекторно, он и сам не заметил, как отступил от ребенка на пару шагов, впервые внимательно вглядываясь в ее лицо. Юная. Не просто щупленькая или мелкая. Именно юная. В глаза не бросается, но если взглянуть чуть пристальней… На улице он бы к такой не подошел.
- И давно тебе шестнадцать?
- Недели три.
Ну да, тут же стоят число и месяц. Видно, хотелось услышать, чтоб как-то сей факт осознать. В немом изумлении он перевел взгляд на посыльного.
- А тебя не предупредили разве? Вся партия такая. Указом Владыки признаны совершеннолетними. Да не грузись, ты посмотри, там коэффициент сопротивления какой! - поспешил уточнить, чувствуя, что в клиенте растет отторжение. Еще откажется, а ему по новому адресу вези? Ну уж нет! - У всех до единого выше восьмидесяти, отборные! Ты таких в своем городе днем с огнем искать будешь, даже взрослых!
Он послушно взглянул, куда указали. "Коэффициент сопротивления ментальному воздействию - 94 %". Почти абсолют. Здесь посланец Владыки прав, редкость страшная. За такую секретаршу любой куратор удавится, это ж сколько она проработать сможет!.. Но ему не нужна секретарша, да и в любом случае - шестнадцать лет…
- Радоваться должен - такая экзотика, да в личное пользование! Нам вон мало того, что на всех, да еще и малолетки ни одной не досталось. Все, бывай, улетел.
Улетел. Она немного заторможено смотрела, как странный летательный аппарат, представленный их группе как автобус, взмывает ввысь и скрывается в облаках. Он по-прежнему вчитывался в бумаги, подписанные им не глядя. Первый документ и впрямь был стандартным: кровь, плоть, жизнь. Никаких ограничений, связанных с возрастом. Никаких оговорок. Зато имелось приложение - данные психо-биохимической экспертизы. Той самой, что выявила сказочные 94 %. Помимо прочего, здесь значилось: "способность к социальной адаптации - значительно выше среднего, склонность к суициду отсутствует". И это было, несомненно, неплохо, давая ребенку шансы, несмотря на весьма критический возраст. Правда, был и второй документ, и на нем подпись девочки уже не требовалась. Такие документы по эту сторону Бездны вообще хождения не имели. И по самой своей сути были несовместимы с документом первым. Бред. Бред и абсурд, но… значит, на его усмотрение!
"Автобус" скрылся из виду, а Аня так и стояла, бессмысленно разглядывая облака. Потом все же опустила взгляд вниз. И увидела город. Впервые, до этого не замечала.
Не замечала, что высадили ее на крыше здания. Высокого, но не небоскреба. Этажей восемь… десять… может, чуть больше. Что вокруг множество подобных домов, ничем особо не примечательных, просто многоэтажки. Типовые, панельные. Стоят в строгом порядке, образуя кварталы, разделенные широкими улицами. По улицам ездят машины, вполне привычного вида, и даже автобусы. Настоящие автобусы, на колесах. По тротуарам, полускрытым раскидистыми кронами деревьев, спешат куда-то люди.
- Город Чернометск. Самый обычный, человеческий, - она и не заметила, как он снова оказался рядом. Послушно кивнула - да, город на вид вполне обычный. Вот только название, в котором фигурировало слово "черный", кольнуло сердце нехорошим предчувствием. Черный город за Темными горами. Город, где она сгинет. Как сгинули уже все, кто совсем недавно был рядом. Целый самолет. Огромная толпа. И вот никого уже нет. Одна. И чужой человек, имеющий на нее какие-то права, за спиной.
- Не дрожи ты так. Черной-черной ночью черные-черные монстры здесь не бродят, правда, - он к ней не прикасался, но стоял так близко, что она все равно его чувствовала. Непонятно как - но ощущала. - Я слышал, такие сказки про нас рассказывают по вашу сторону гор. А вот у нас они не в моде. "Черный" город благодаря развитию здесь черной металлургии, всего лишь. Никакой мистики. Да и то, вся "чернота" в название ушла, а город, ты же видишь, зеленый… Градообразующее предприятие - Чернометский металлургический комбинат, есть несколько крупных предприятий тяжелого машиностроения, химической промышленности. Ну и много чего по мелочи. Третий по величине город… этой страны, крупнейший промышленный центр, - не решаясь прикоснуться, он пытался успокоить ее словами. Много-много спокойных рассудительных слов. И может, она перестанет так дрожать. - Живут в нем люди. Самые обычные, такие же, как ты. И у них есть школы, больницы, научные и учебные институты, театры, библиотеки, стадионы, выставочные залы… Как и в любом городе мира. Ничего страшного. Просто люди. Просто город. Сегодня, наверное, отдохнешь, а завтра пойдем с тобой по нему гулять.
- А Вы? - город был там, внизу. И пугающего в нем, кроме названия, и впрямь ничего не было. А вот он стоял прямо за ее спиной, и держал в руках документы, определяющие ее судьбу.
- А я с сегодняшнего дня официально назначен твоим опекуном. Кстати, мы ведь так и не познакомились. Меня зовут Аршезаридор… Ну, ты хоть посмотри на меня, я тоже не страшный, правда.
Она обернулась. Хотя смотреть на него почему-то было действительно страшно. Уперлась взглядом в его грудь. Заставила себя поднять голову и взглянуть в лицо.
Высокий лоб, мягко очерченные скулы, чуть больше, чем следовало бы, заостренный подбородок. Прямой нос, чуть припухшие губы… и глаза, скрытые черными стеклами очков.
- А вы здесь всегда в очках ходите? - нерешительно поинтересовалась. - Это правило такое?
- Есть несколько правил, - он мягко улыбнулся. - Но на нас с тобой они уже не распространяются.
Протянул руку и снял очки. А ее словно воздушной волной ударило. Она чуть отшатнулась, сбиваясь с дыхания, и тут же смущенно отвернулась, не выдержав его взгляда.
Глаза у него были красивые - большие, миндалевидные, в обрамлении густых ресниц. Вот только от взгляда этих глаз у нее словно вся кровь к лицу приливала и… дискомфортно, очень, еще хуже, чем когда он ее обнимал.
- Ничего, Анют, ты привыкнешь, - он опять улыбнулся, скрывая улыбкой горечь. Привыкнет она быстро. Слишком быстро. Несмотря на все свои 94 %. - Идем домой, ты совсем замерзла.
- Домой? - она нервно сглотнула. - К Вам?
- К нам с тобой. Как я уже сказал, я назначен твоим опекуном. Так что мой дом - твой дом. Отныне и навек.
- Почему навек? Зачем? Мне же только переночевать. До завтра. А потом самолет починят… - она пятилась от него и той модели реальности, которую предполагали его слова. Да, все к этому шло и все на это указывало, но она до последнего надеялась, что она не так поняла, что все как-нибудь объяснится…
- Разве ваш транспорт сломан? - он не пытался ее преследовать. Удивился только.
- Так нам сказали. А разве нет?
- Не знаю. Мне так и этого не сказали. Как и многого другого, впрочем, - он чуть поджал губы, похоже, не слишком довольный ситуацией. Но тут же вновь взял себя в руки. - Анют. Ты замерзла. Устала. Идем домой. Сядешь в уютное кресло, расскажешь мне все, что знаешь. А я расскажу все, что знаю я. Там обычная типовая человеческая квартира. Ничего страшного, ни монстров, ни привидений. Идем.
Она глубоко вздохнула, соглашаясь. Он открыл дверь на лестницу, предлагая войти.
Вошла. По лестнице спустились в небольшой коридор. Дверь справа была обычная, деревянная, даже без замка.
- Моя спальня, - кивнул он на нее. - Тебя туда не зову и даже на экскурсию не приглашаю, не дрожи.
- Я не… А разве?.. Я думала - здесь много квартир…
- Квартир много, а выход на крышу только у меня. Личный. Так что мы с тобой уже внутри моей квартиры. Но не в той ее части, где стоит бродить маленьким девочкам. Идем, - толкнув дверь в конце короткого коридора, он вывел ее в гостиную. Небольшую, и кажущуюся просторной только благодаря минимализму обстановки: пара кресел с крохотным журнальным столиком у одной из стен, письменный стол у окна да этажерка с книгами в углу.
- Ну, гостиная, понятно, общая, ее в любом случае не минуешь, комната проходная, - мужчина сделал неопределенный жест рукой, не то представляя комнату, не то отмахиваясь от нее. - А твоя комната будет здесь, - он открыл перед Аней дверь в левой стене гостиной. - Здесь у меня комната для гостей была. Чего-то специально для тебя подготовить я не успел, мне всего час назад сообщили, как сильно меня ценит высокое начальство. Пока с делами закончил, пока до дома добрался - уже и ты прилетела. Но самое основное, думаю, найдем.
Самым основным в комнате была кровать. Поскольку занимала ее практически всю. Вдоль одной из стен был как-то втиснут шкаф. Между кроватью и окном уместилась прикроватная тумбочка. На этом, собственно, все. Ну, не считая огромного зеркала напротив кровати.
- А гостей у вас, видимо, бывало много…
- А комната для них всего одна. Приходилось складировать вповалку, - поддакнул он ей. И уже серьезно добавил, - мебель мы поменяем, не переживай. Сделаем так, чтоб тебе было уютно.
Он, наверно, успокоить хотел. А у нее ноги подкосились. Села. Тяжело, сгорбившись.
- Я никогда не вернусь домой, верно? Они обманули и это… в самом деле все, навсегда?
- Верно, Анют, - он присел рядом, попытался обнять за плечи, но она снова вздрогнула, и он тут же убрал руку. - Вам должны были объяснить: законы нашей страны не предполагают обратного пересечения границы. К нам попасть можно. Вернуться обратно - уже нет. Закон един для всех, причины пересечения границы значения не имеют. Твой дом теперь здесь. Навсегда.
- Но нам сказали не это! Нам все объяснили совсем иначе! Просто наш самолет… он неисправен, из-за грозы, и нам… - слезы текли потоком, эмоции захлестывали, - … нам обещали, что его починят, а мы пока… просто в гостиницу, переночевать, а уже завтра… - рыдания захлестнули. Она упала лицом вниз на безразмерную эту кровать… с зеркалом… как в дешевом борделе… или… бордель и есть, и гостям здесь будет теперь предлагаться не только комната, но и она в придачу…
А он сидел рядом и бессильно смотрел, как вздрагивают худенькие плечи. Ее хотелось обнять. Посадить на колени, прижать к груди, поцеловать хотя бы в лобик, утешить. Но ей не нравились его прикосновения. Подсознательно, на уровне инстинктов. Слишком молодая. Незрелая. Не такая. Ребенок чужой страны. Первозданный человек. И что ему делать с ней? Перепуганной, беспомощной, наивной…
Заключенный контракт, конечно, прописывал четко всю палитру его возможных действий. Да только чихать он хотел на такие контракты! Он и в Чернометск не от голода переехал, и людскими жизнями никогда не баловался. Даже у тех, кто сам был не прочь предложить ему всего себя, никогда не брал больше, чем человек мог отдать ему без риска. А уж чужеземную девочку, его отнюдь не жаждущую, обманутую, даже мыслей о сексе еще боящуюся…
Контракт предполагал еще и заботу - о том, кто доверил тебе свою жизнь. И пусть она ничего ему не доверяла, и даже не знала, что жизнь ее теперь принадлежит ему, заботиться о ней он был отныне обязан. Согласно его представлениям о собственной чести. А как там представляют себе ситуацию всякие выродки с военной базы - лично его не касается.
Он решительно поднялся, открыл дверцы шкафа. Она не заметила. Все так же плакала, уткнувшись лицом в покрывало. Только вздрогнула, когда он тихонько потянул на себя пиджак. Но не возразила, позволив ему забрать свою вещь. Вздрогнула гораздо сильнее, когда его пальцы коснулись плеча, аккуратно поддевая словно впившийся в кожу ремешок ее сумки. И вновь не возразила, позволив забрать и ее. Только обернулась и взглянула ему в лицо. И столько отчаянья затравленной на охоте зверушки было в ее глазах… И теперь уже он невольно вздрогнул.
Он охотился, да. Давно и совсем не здесь. И больше ему не хотелось. И тоже уже давно. Потому и уехал сюда, где люди смотрели иначе, где улыбались в ответ на его улыбку…
- Ты так смотришь, будто следующим шагом я сдеру с тебя кожу, - непринужденно улыбнуться здесь и сейчас оказалось сложно, но он справился. - А я просто хочу укрыть, - и осторожно укутал пледом. - Ножки поджимай, они тоже совсем замерзли.
- Я… в обуви…
- Вместе с обувью, - разувать ее сейчас он не рискнул, опасаясь напугать еще сильнее. - Что такого страшного на твоих ботинках, что у нас не получится потом отстирать?
Она послушно поджала ноги, позволяя укутать и их.
- А знаешь, - вновь начал он, не позволяя ей остаться наедине со своим горем, - твой наряд здорово отличается от местных. Здесь девы такие короткие штанишки не носят. Только длинные, до пола. А если юбку - то ниже колена.
Она чуть дернулась под пледом, словно пытаясь укрыться еще сильнее.
- Так я в Ваших глазах выгляжу неприлично? И Вы… считаете меня распутной, и потому… - сразу вспомнились всякие истории про арабские страны, и как там к европейским женщинам относятся, которые местной моде не следуют.
- В моих глазах ты выглядишь несчастным, насмерть перепуганным ребенком. А до распущенности тебе столь далеко, что я не уверен, что ты и знаешь толком, что это значит. И даже не готов просвещать.
- Но вы же сами сказали…
- Что здесь так не носят? Сказал, - и вновь напугал, вместо того, чтобы отвлечь и успокоить. Он осторожно присел рядом, стараясь не прикоснуться. - Всего лишь имел в виду, что для прогулок по городу понадобятся другие наряды. Ну, ты же девочка, должна любить обновки. Неужели совсем не любопытно?
Девочка тихонько вздохнула. Любопытства в ее эмоциях не мелькнуло, но тревога чуть смазалась - самую малость. Аня так и осталась лежать - наискось, на самом краю, как упала. Даже не попыталась подняться или сменить положение.
- А лично я против твоего наряда ничего не имею. И я совсем не возражаю, чтоб ты ходила в нем дома, если тебе так удобней, - его голос, в отличие от прикосновений, успокаивал. - Я родился и вырос в стране, где женщины носят куда более открытые одежды. И при этом в упор не понимают, что же такого ужасного мерещится людям в слове "распущенность".
- А Вы разве не из Сибирии? Вы тоже попали сюда из нашего мира? - вот теперь он сумел пробудить в ней любопытство. Искреннее, с теплотой… и надеждой.
- Нет, маленький, я как раз из Сибирии. Из самых ее глубин, - обнадежить ее ему было особо нечем. Но можно было попытаться объяснить… хоть что-то. - Просто у нас две страны. Очень разные. Во всем, не только в одежде. Я родился в одной. Теперь вот живу в другой. Чтобы сюда переехать, мне пришлось очень много учиться. Язык, традиции, культурные особенности, манера поведения… И именно потому, что я понимаю, что значит разница культур, мне и доверили тебя, ребенок.
- Но Вы можете вернуться домой, - она опять попыталась завернуться в свое отчаянье, как в кокон.
- Могу, - не стал отпираться он. - В этом мы с тобой не равны, ты права. Вот только плакать об этом бессмысленно. Давай попробуем хорошее поискать. Посмотри на все с другой стороны: ты попала в новый мир, в совершенно недоступную большинству людей страну. Уникальную, единственную в мире. Разве узнать ее, разведать все ее тайны, будет не интересно?
- Интересно. Конечно. Но исследовать чужие страны хорошо, когда знаешь, что вернешься.
- Разве все исследователи возвращались? Более того, разве все они были изначально уверены, что смогут вернуться? Будь это так, нашу границу не пересекали бы регулярно исследователи разной степени самостоятельности.
- Они по собственному выбору.
- А ты случайно, не спорю. Но надо принять условия, которые поставила тебе судьба, и жить дальше в соответствии с изменившимися обстоятельствами, а не рыдать вечно на тему: "что было бы если бы". Поэтому давай-ка вставай, тебе надо как минимум умыться с дороги. А я пока постельное белье тебе поищу. Глаженого-то точно нет, а вот чистое вроде было, я, кажется, не так давно весь бак перестирывал… Недели две… или три тому назад…
Улыбнулась. Чуть снисходительно к его мужской беспомощности. И даже встала.
- А Вы что, совсем один живете?
- Совсем. Жил, пока мне тебя под дверь не подкинули. Теперь вдвоем придется. Ты уж мне помоги, хорошо? Идем, покажу, где у нас санузел, - миф о неспособности мужчин вести домашнее хозяйство был у людей, почему-то, чрезвычайно развит. Он не очень понимал причину, но - пользовался, и с успехом. Вскользь брошенные замечания о том, что он не слишком-то справляется с теми или иными бытовыми проблемами, снимали излишний пафос почти мгновенно. Мужчина, не знающий, с какой стороны взяться за утюг, человеческих женщин почему-то умилял. Ну, так пусть лучше умиляются, чем обожествляют, ему приятней. Да и общаться проще.
Судя по реакции девочки, за горами в ходу те же мифы. Отправив ее умываться, он чуть постоял в раздумьях над ящиком с постельным бельем, выбирая, какой из комплектов, разумеется, стиранного и даже идеально отглаженного белья ей предложить, чтоб вновь не напугать, вызвав не самые добрые ассоциации. Вот кто их знает там, за горами, какой цвет у них считается нейтральным, а какой несет в себе отрицательный, применительно к их ситуации подтекст? Какие рисунки означают ровно то, что на них нарисовано, а какие подразумевают еще до кучи всякого?.. Где инструкция, дракос всех дери, к этому ребенку? Чем они там, за горами, отличаются?..
Санузел был самый обычный, что туалет, что ванная - ничего экзотического. И даже стоящая в ванной стиральная машина вполне узнаваема. Ничего принципиально иного, что должно было бы быть присуще столь "уникальной" и закрытой стране, она не обнаружила. Да даже какого-то "торжества технологического прогресса" не наблюдалось. Вода из крана не текла, стоило поднести к нему руки, требовалось крутить банальный вентиль. Да и смыв в туалете сам собой не активизировался.