* * *
В кресле напротив камина, вытянув ноги к огню, сидел мужчина в чёрном. При Мартином появлении он даже не шелохнулся, мрачно уставившись на пламя. Красноватые отблески плясали на лице, в полировке тяжёлого кресла, и непонятно было: то ли это живой человек застыл, как мёртвое дерево, то ли кресло под ним оживает, дышит, хочет погреться и потянуть подлокотники к огню… Марта робко сделала несколько шажков в его сторону. Остановилась. Чёрный человек повернул голову - и девушка замерла, как мышь, парализованная предсмертным ужасом перед котом.
Он был уже немолод, герцог д'Эстре, наверняка лет тридцати семи, а то и сорока, почти старик… с точки зрения молоденькой девушки. Старый - а совсем не седой, в копне иссиня чёрных волос до плеч - ни единой белой нити. Марта даже не догадывалась, сколько женщин мечтали вцепиться в эту гриву в порыве страсти; а уж сколько мужчин жаждали… небрежно поднять её, отделённую от туловища, и отбросить прочь… Ей вообще было не до мыслей. Она и лица-то светлейшего разглядеть не могла, потому что от волнения перед глазами рябили какие-то пятна.
- Итак, Анна, - обманчиво спокойным голосом проговорил всесильный герцог и наконец, поднялся, заложив руки за спину. - Ты всё-таки здесь. Не могу сказать, что рад тебя видеть. Полагаю, это взаимно. Тем не менее, объясниться нам придётся.
С каждым шагом он приближался к Марте всё ближе, пересекая громадную, как ей казалось, комнату с неотвратимостью тяжёлой ледяной глыбы, крошащей на своём пути рядовых мелких товарок. Если бы девушка могла читать по лицам, она бы поняла, что руки его светлости, сцепленные в замке за спиной, чесались слишком уж сильно - в порыве либо закатить дражайшей супруге оплеуху, либо вообще придушить на месте. Потому и прятались от греха подальше.
- … А ведь обстоятельства таковы, что тебе надо бы радоваться нашей встрече, ибо дела твои любым судом могут рассматриваться не просто как прелюбодеяние и кража, но в первую очередь как государственная измена. Каково при этом наказание - ты знаешь. Только я могу защитить тебя перед королём.
Марта открыла рот, чтобы вставить хоть словечко, но "супруг" пресёк её попытки нетерпеливым жестом.
- Помолчи.
Приблизился вплотную, плотно сжав губы. Над верхней розовым усиком тянулся рубец знаменитого шрама, из-за которого герцог и получил своё прозвище - "Троегубый"… Марта не сводила с него глаз. На какое-то мгновение ей вдруг показалось, что всё это - во сне: не может такого случиться на самом деле! Никогда не встретятся в реальной жизни настоящий герцог, живая легенда - и она, простушка из забытой богом деревеньки…
- Будешь говорить, когда разрешу. Я готов закрыть глаза на твою распущенность и даже сохранить тебе свободу - в определённых рамках, ибо намерен впредь установить за тобой самый жёсткий контроль. Но всё это - при условии, что ты немедленно возвращаешь украденное. Твой любовник так ничего и не сказал о тебе, скорее всего, не по стойкости - таких женщин, как ты, не выгораживают - а просто по незнанию. Думаю, он сам не прочь был бы воспользоваться результатами твоих трудов, но, к сожалению, - герцог развёл руками, - подробностями ему уже не поделиться. Вынужден огорчить: его кончина не была лёгкой.
Он выдержал паузу, но, не дождавшись ожидаемой реакции, подчёркнуто недоумённо приподнял брови.
- Как, ни слёз, ни горестных воплей с твоей стороны? Впрочем, правильно, самое время подумать о себе. Итак, я жду ответа.
"Вы ошиблись!" - попыталась сказать Марта, но из пересохшего горла вырвался лишь невнятный сип. Нахмурившись, герцог подхватил с письменного стола серебряный кубок.
- Вот, выпей. Не бойся, в отличие от тебя, не имею привычки травить собеседников.
Послушно хлебнув, Марта закашлялась от неожиданности: горло обожгло вином, которое она сроду не пила, разве что на причастии в церкви, да и то - оно было разбавленным и всего-то ложечка, а тут… в волнении Марта хватанула от души. Даже в глазах поплыло.
- Можно… воды? - с трудом спросила она. С непривычки хмель ударил в голову и придал храбрости. Во всяком случае, хоть голос прорезался.
- Пей, что дают, - резко ответил мужчина. - И брось свои игры, я не собираюсь тут перед тобой вытанцовывать. Анна, ты же хитрая женщина, раз уж хватило сообразительности провернуть всю эту аферу; но уже пора понять, что разжалобить меня не получится. Я жду ответа: где оставшиеся письма?
Тянуть было нельзя. Вряд ли у Марты будет случай ввернуть словечко, чтобы хоть как-то оправдаться. Вот тут-то и пригодились вытверженные за дорогу слова. Начало заготовленной речи покатилось на удивление гладко.
- Я не та, за кого меня приняли, - быстро заговорила Марта, опасаясь, что её прервут. - Я простая деревенская девушка, господин герцог, меня зовут Марта… у меня даже фамилии нет, потому что отца нет, я незаконнорожденная, правда. Должно быть, я просто похожа на ту, кого вы ищете…
И запнулась. Слова кончились. Там, в возке, она ловко приводила доказательства того, что она - это она, а не чья-то сбежавшая супруга; но сейчас - в голове не осталось ни единой мысли. И, на беду свою, она даже не подумала, что слишком уж старалась пригладить свою речь, дабы не опростоволоситься… Вот эта правильность её и подвела.
- Так и думал услышать что-нибудь в этом роде, - угрюмо отозвался собеседник. - Ты совсем изолгалась, Анна. Что это за игры? Разве так говорит деревенщина? Ну-ка, скажи что-нибудь ещё. Серьёзно, скажи, что-то мне твой голос кажется странным. Тебе так старательно затыкали рот? Кляпом - или чем-то ещё?
Марта в отчаянии заломила руки.
- Вы всё равно не поверите! - вырвалось у неё. - Что бы я не сказала…
- Вот! - герцог торжественно поднял указательный палец. - Совершенно верно! Всегда поражался твоему неумению не замечать очевидных вещей. Говоришь, деревенская девушка? Святая простота… - Он медленно обошёл Марту по кругу, высокий, широкоплечий, она чувствовала себя рядом с ним этакой былинкой, которую вот-вот сломают и не заметят. - Ну, давай рассуждать логически. Ты выглядишь точь в точь, как моя жена; хоть и немного потрёпанная, похудевшая, но три дня в бегах - не шутка. На тебе платье моей жены, обручальное кольцо моей жены; письма, которые нашли рядом, были выкрадены моей женой… - Он возвысил голос. - И после этого ты ещё имеешь наивность… наглость, я бы сказал, заявить, что ты не моя жена? Хватит!
Последнее слово он словно выплюнул Марте в лицо, и та, невольно зажмурившись, пригнулась и вжала голову в плечи - ей показалось, что сейчас её ударят.
- Прекрати, - чуть ли не с ненавистью бросил герцог, - я тебя ещё ни разу пальцем не тронул… - Внезапно тон его переменился. - Что это? А ну-ка… к свету…
Цепко схватив Марту за локоть, он поволок её к столу, на котором горели в нескольких канделябрах свечи. Повернул спиной к себе, коснулся Мартиного затылка - как раз в том месте, где волосы были испачканы красным.
- Тебя что - били?
- Я - Марта, - невпопад чуть слышно отозвалась девушка. - Меня кто-то ударил по голове. Оглушил так, что я… как это называется? Без чувств упала, да. - От страха она начала сбиваться и путать слова. - Я ничего не помню - кто это был, может, и не один… Пришла в себя в лесной избушке, переодетая вот в это, - дёрнула манжету рукава. - А тут - ваши люди… Всё, - выдохнула. И прижала руку ко рту, сдерживая рыдания. Она боялась, что если сорвётся и заревёт в голос - тут-то её и побьют, наконец. А может - и ещё чего хуже. А ещё - боялась герцога, который отчего-то молчал, и пока она говорила - всё прощупывал шишку у неё на затылке, не побрезговал проверить.
- Зная тебя хорошо, могу предположить, что ты мне назло додумалась сама удариться о дерево, - сообщил он, и Марте стало совсем плохо. Не верит! - Или упала откуда-то - с лошади, например, а теперь выдаёшь ушиб за последствия нападения. Простая крестьянка? Большей глупости ты не могла придумать. С твоими-то изящными ручками…
Он бесцеремонно, как куклу, развернул девушку к себе, перехватив ладонь, затем другую. И умолк, изучая неумело подровненные, кое-где обломанные ноготки, пальчики, хоть и тонкие, но в заусенцах, мелкие шрамы и царапины… и твёрдые мозольки, набитые черенком лопаты. Не барские были у Марты ручки, это точно, хоть её, как хорошую вышивальщицу, работой не мучили, задавали только самое лёгкое.
- Идиоты, - сказал медленно и устало. - Кого я держу? Дали себя провести. Похожее личико, то же платье… А на руки-то никто взглянуть не удосужился. Ноги покажи, - бросил коротко. Повторил: - Идиоты… Почему в сабо? В атласном платье - и в деревянных башмаках, ничего глупее не удумали… Почему, спрашиваю?
- Туфли были велики, - чуть слышно ответила Марта, - слетели.
Господская обувь падала с неё на каждом шагу. Капитан, однако, не растерялся: зорким оком углядел в кустах того самого пастушка-доносчика, жаждавшего узнать, чем всё дело закончится, дабы растрезвонить по всей деревне и стать героем дня. Любопытного наградили подзатыльником, а заодно вытряхнули из обувки, которая, к счастью, пришлась Марте впору.
- Велики? - Его светлость глянул ещё раз на её ноги. Скептически приподнял бровь. Чёрт его знает, в этой бесформенной обуви не разберёшь… - Ну-ка, разуйся. Однако… Да ты и ростом кажешься чуть меньше Анны. - Заложив большие пальцы за жилет, пристально разглядывая, обошёл несколько раз вокруг девушки. - Нет, всё-таки не пойму, Анна - не Анна… Марта, говоришь?
Со вздохом вернулся в кресло.
- Ну, давай, раздевайся, Марта.
Ей показалось, что она ослышалась.
- За… зачем?
- Затем. Врёшь ты или нет - навскидку определить затрудняюсь; вызывать каких-то возможных родственников из деревни для официального установления личности - нет времени, поскольку если ты не моя жена, надо вновь снаряжать людей на поиски… Будем проводить опознание скорейшим методом. У Анны на теле есть кое-какие отметины, которые я хорошо помню. По ним и определим. Если я ничего не найду - ступай на все четыре стороны; а найду… - Он, прищурившись, сообщил ласково: - Найду - на всё моя высочайшая воля. Я здесь и казню, и милую. Поняла?
- По…поняла, - прошептала Марта. Взялась за край лифа - и застыла, краснея.
- Так не тяни, милая. Или мне позвать солдат на помощь? Вот будет для них потеха, ничего не скажешь…Тебе ведь иногда чем больше зрителей, тем лучше?
Похоже, он упорно пытался разглядеть в ней сбежавшую супругу, несмотря на собственные логические доводы. Медлительность жертвы лишь выводила его из себя.
- Ну что ты возишься! - рыкнул он, потеряв терпение, и Марта вновь непроизвольно зажмурилась, что-то прошептав. - Что? Говори громче!
- Не могу…Завязка на спине, ваша светлость… шнуровка. Простите, ваша светлость, я её сама не развяжу.
Герцог внезапно остыл. Задумчиво посмотрел на жертву. Была ли это его родная змея подколодная или и впрямь волею насмешницы-судьбы вляпавшаяся в крупную интригу деревенская простушка, но… она была права. Снять самостоятельно, без посторонней помощи платье с тугой шнуровкой от лопаток до самого копчика не представлялось возможным, если только ты не знаменитый королевский шут Гудди, прославившийся на всю страну умением освобождаться от любых пут.
- Прикажешь самому тебя раздевать? - фыркнул сердито. Молча зашёл девушке за спину и отыскал узел, хитроумно запрятанный в специальный потайной кармашек на верхней пышной юбке. Сильно ослабив шнуровку, отвернулся:
- Дальше сама!
И отошёл - подальше от соблазна. Неопределённость положения выводила его из себя. Допрос давно сбился с намеченного плана, приходилось импровизировать; в иное время эта игра показалась бы ему интересной и увлекательной, но не сейчас. Он сам не знал, чего ему больше хочется: чтобы женщина оказалась всё-таки сбежавшей стервой - и тогда, в соответствии с озвученными недавно условиями, пришлось бы сохранить ей жизнь, сделав, конечно, невыносимой, но его честь, репутация не пострадали бы, а главное - угроза новой разорительной войны растаяла бы, как дым. Или же присмотреться к этой милой простушке, если она такова, как на первый взгляд, проверить, остались ли ещё на земле чистые, свежие, не изолгавшиеся… Свою благоверную он ещё найдёт, из-под земли достанет, это лишь вопрос времени, а пока… Что-то зашуршало, герцог стремительно обернулся, хватаясь за кинжал. Расслабился, болван, потерял бдительность, размяк! А что, если за это время…
У него перехватило дыхание.
В ворохе упавших юбок Марта напоминала некую юную богиню, выходящую из морской пены; такую герцог однажды увидел на незаконченном полотне в мастерской одной столичной знаменитости. Впрочем, богиня вряд ли носила короткую, выше колен, сорочку, из-под которой пикантно выглядывали кружевные зубчики панталон, и уж точно на точёных Венериных ножках не красовались белые чулки, подхваченные под коленами подвязками. Его светлость аж глаза прикрыл, дабы избежать вожделения. Не помогло. Какая сволочь вздумала на неё это напялить? Нет, как всё продумано! Мол, была бы герцогиня фальшивая - подменным было бы только платье, но посмотрите хорошенько, на этой особе ещё и нижнее бельё от лучшей модистки, конечно, это та, которую ищут!
Глянув в широко открытые, полные стыда и отчаянья, карие глаза, его светлость словно пропустил удар кулаком под дых. Ему нужно больше доказательств. Больше. Он не купится на этот кроткий ангельский взгляд. Пусть сперва докажет свою невиновность… невинность…
- Чулки можешь оставить. - Герцог с неудовольствием отметил, что по непонятной причине охрип. - Всё остальное долой. И ближе к свету, быстро, - добавил сквозь зубы. Его реакция на Марту… Анну, черт её дери! совершенно ему не нравилась. - Не стесняйся. Жену свою я и не в таком виде лицезрел, даже не одну, а с несколькими кавалерами, а если ты - простая деревенская девушка, как утверждаешь… В деревне ведь и нравы просты, наверняка уже кувыркалась с кем-то не сеновале, а? Признайся, было?
Это что же, теперь он ей все обиды припомнит, на жену накопленные?
- Зачем вы так? - прошептала Марта. Но больше ничего говорить не стала. Бесполезно что-то доказывать; скорее бы это всё закончилось, ей уже всё равно, как, лишь бы закончилось… Медленно стянула через голову чужую сорочку, пропахшую душным цветочным запахом. И почему это его светлость всё время заходит ей за спину? Ненормальный какой-то. Знакомые девушки рассказывали, что мужчин в первую очередь интересует грудь, а потом уже остальное…
- Тебя что, наказывали? - его светлость провёл ладонью по вздрогнувшей от прикосновения обнажённой спине с трогательно торчащими лопатками. - Не понимаешь? У тебя вся спина в отметинах, и давнишних, и свежих, кто тебя так?
- Пастор…
Голос у Марты сел. Потому что именно сейчас, стоило услышать о наказании, водворился на место кусочек памяти, растерянной в лесной избушке, и стало ясно, отчего временами горит и чешется спина. Шрамы заживать не спешили, кожа у Марты была, не в пример прочим, нежная, видать - от неизвестных отца и деда доставшаяся… метки от лозины, вымоченной в солевом растворе, долго покрывались коростой, горели от проступающего во время работ пота, пачкали, бывало, сукровицей нижнюю рубаху. И ещё она вспомнила, каково это - быть привязанной к столбу, вздрагивать от каждого удара и ощущать, как впиваются в незащищённые груди и живот острые выступы бывших сучков, лишь слегка сглаженные телами тех, кто здесь отбывал своё до Марты. Три столба были крепко вкопаны в земляной пол в специальной комнате при домике святого отца, три "столпа смирения и умерщвления плоти и страстей человеческих…"
- Что ты натворила? - уже мягче спросил герцог.
- Ничего. Это не… наказание. - Марту пробила дрожь. - Он всех красивых девушек порол. Особенно постом. Чтобы не соблазнялись и других не вводили в искушение.
- Не заговаривай мне зубы. Продолжаем. И бельишко снимай; у тебя как раз на попке должна быть родинка.
- Ваша светлость, - не выдержав, взмолилась Марта, пытаясь обернуться, но была жёстко придержана за плечи, - а если там действительно что-то есть? Бывают же совпадения…
Сильные мужские пальцы побарабанили по её плечу.
- Бывают. А что ты так разволновалась? Сама не знаешь, как выглядишь? Ты что, в зеркало на себя не глядела?
- Откуда у нас зеркала, ваша светлость?
- Довольно. - Окончательно потеряв терпение, герцог одной рукой перехватил её поперёк живота, пригнул к столу, а другой - сдёрнул с девушки панталончики, как с малого дитяти, которого собираются высечь. И гневно выдохнул, не обращая внимания на сдавленный писк Марты. Родимое пятно в форме сердечка было на месте.
- Ах ты… - тихо проговорил герцог, чувствуя, как глаза заволакивает багряная пелена гнева. - Ты всё-таки… и ты осмелилась плести тут…
Ещё немного - и он убил бы её на месте. За наглую ложь. За то, что едва не повёлся на эти чудесные, кроткие, как оказалось - лживые глаза, на краснеющие ушки и плечики, на россыпь веснушек, с которыми Анна безуспешно боролась. Убил бы… И только собственная ярость дала ему понять, как же, оказывается, он хотел, чтобы эта… эта… оказалась не потаскухой, а милой прелестной девочкой, свежей и незапятнанной, о которой он когда-то грезил…
Он оттолкнул Марту с такой силой, что та налетел животом на стол и распласталась, как лягушка, на столешнице, и навалился сверху. Она даже не успела понять, что происходит, а железные пальцы уже сомкнулись на её шее, пригвоздив к деревянной поверхности, не позволяя поднять головы. Что, что он увидел? Чем она его прогневала?
- Не дёргайс-с-ся, - от злости светлейший зашипел, как разъярённый питон. - Лживая дрянь…
- Ваша светлость! - придушенно вскрикнула Марта, поняв, что вот сейчас и произойдёт непоправимое, - не надо, пожалуйста! Я девственница!
- Молчи! - коротко и страшно рыкнул он, заламывая ей руки за спину. Ещё немного - и он вывернул бы их из суставов, и никакая дыба не понадобилась…В дверь сильно ударили. Марта зарыдала в голос.
- Ваша светлость, - послышался голос синеглазого капитана, - вы просили предупредить, если чересчур расшумитесь…
- Вон! Убью! - коротко выдохнул мужчина, ещё сильнее придавив девушку. Рыкнул - и только сейчас воспринял её последние слова…
Бог мой…
Такого не сыграешь…
Стиснул зубы.
Вынудил себя ослабить хватку.
Приподнявшись, залепил себе пощёчину. Боль отрезвила, привела в чувство.
- Винсент! - окликнул гневно, - ты ещё здесь?
- Да, ваша светлость, - отозвался из-за двери капитан. - Я вам ещё нужен?
- Нет. Иди. Я в порядке.
Герцог шумно вздохнул и перевёл взгляд на распластанное перед ним, дрожащее тело. И ведь убил бы… Вот из-за подобных вспышек его и боятся. И ходят о нём различные слухи. Да пусть боятся, лишь бы подчинялись, но не всегда оно к месту… Кажется, он перепугал девчонку до смерти. Неужели и впрямь - невинна?
Потёр лицо ладонями. Третьи сутки на ногах, демоны дери его дражайшую беглую половину, не удивительно, что сорвался. Надо держать себя в руках. Осталось недолго.
- Ну, ну, Марта, - погладил девушку по бедру. - Всё, я не сержусь. Не бойся.