Дочь регента - Холт Виктория 4 стр.


- Следовательно, смирение - это добродетель, да? Или эти свойства не противопоставляются друг другу? А что если можно быть и смиренным, и гордым? Человек ведь изменчив, епископ. Я, например, иногда бываю очень, очень смиренной. А иногда - гордой.

Епископ сложил ладони вместе и поднял глаза к потолку.

"Прямо-таки олицетворение набожности! - хмыкнула Шарлотта. - Эта поза означает, что он страшно шокирован. И понятно чем - тем, что я влепила пощечину Адней. Ничего, так ей и надо!"

- Вы обуреваемы гордыней, властны, несдержанны и ведете себя неподобающим образом. Леди Клиффорд обеспокоена тем, что вы не способны с собой совладать.

- Да, это правда, епископ. Ярость вскипает у меня в груди и вырывается наружу... а потом все моментально схлынет - и гнева как не бывало. Стоит мне сделать что-нибудь ужасное, и я тут же начинаю раскаиваться. Вероятно, на меня находит смирение. Я же вам сказала, бывает так, что в одном и том же человеке смертный грех соседствует с самой прекрасной добродетелью.

- Запоздалого раскаяния недостаточно.

- О, я знаю, человек должен пострадать за свои грехи. Но мне эта мысль никогда не нравилась. Если кто-то меня обидит, а потом начинает раскаиваться, я говорю: "Ладно, забудем об этом". И делаю вид, будто между нами ничего не произошло.

- Господь призывает нас вести себя иначе.

- А я и не говорю, что поступаю по-божески. Я поступаю по-своему. И мне кажется, поступаю хорошо.

Епископ вздохнул.

- Я в отчаянии, - пробормотал он.

- А вот отчаиваться не следует, епископ. Это дурно. Почти так же дурно, как и выходить из себя. Человек не должен терять надежды. Берите пример с королевы Елизаветы. Вы только подумайте, она столько времени провела в темнице, зная, что в любой момент ее голова может слететь с плеч. Но она продолжала надеяться и в конце концов заполучила-таки корону! Я хотела бы походить на нее... конечно, когда она поступала хорошо. Потому что подчас королева Елизавета вела себя очень плохо. - Шарлотта рассмеялась. - Наверное, мне именно это в ней и нравится. Епископ, как вы думаете, она была причастна к убийству Эми Робсарт?

- Мы сейчас обсуждаем не королеву Елизавету, а поведение принцессы Шарлотты.

- О, так мы, оказывается, обсуждаем мое поведение? А я думала, мы беседуем о пороке и добродетели. И считала, что все мы не без греха.

- Мне сообщили, что вы поступили жестоко с одной из фрейлин.

- Да ничего жестокого! Просто она сказала то, что мне не понравилось, и я ударила ее по лицу.

- И вы считаете, что принцессе подобает так себя вести?

- Нет, не подобает. И не только принцессе, но и всем остальным. Даже епископу.

- Мы сейчас говорим о вашем поступке, а не высказываем предположений в адрес других людей.

- Что ж, признаюсь вам, епископ, я действительно вышла из себя. Вы же знаете мой нрав. Она меня рассердила... очень сильно, поэтому я ее ударила. Но ударила гораздо слабее, чем она меня рассердила, уверяю вас.

- Вы не дали себе время подумать. Я уже выговаривал вам за несдержанность.

- Да, епископ.

- Разве я не говорил, что вам следует делать, когда вами внезапно завладевает ярость? Сколько можно повторять! Вашему Высочеству нужно в такие моменты молиться и читать молитву "Отче наш". "И прости нам долги наши, как и мы прощаем должников наших".

- Я так и делала, епископ. Во всяком случае, в первый раз, когда рассвирепела.

- Неужели вы хотите сказать, что даже молитва не смогла отвратить вас от гнева?

- Нет, почему же, мой дорогой епископ. Молитва мне очень помогла. Если бы я не произнесла этих слов, то, наверное, убила бы миссис Адней.

И Шарлотта рассмеялась, увидев замешательство епископа.

Ну разве можно воздействовать на принцессу Шарлотту? Епископ пожаловался леди Клиффорд, что ему впору обратиться к отцу принцессы: пусть избавит его от непосильного бремени - он, епископ, не в состоянии совладать с Ее Высочеством.

***

- О Господи! - воскликнула Шарлотта, врываясь в гостиную, где сидели, зашивая ее порванное платье, Луиза Льюис и миссис Гагарина. - Его Преподобие опять одолел меня нравоучениями. Ах, как бы мне хотелось, чтобы он не был таким безупречным... или не считал бы себя безупречным! Может, все дело в этом? Наверно, поэтому его так шокируют чужие прегрешения? А вы чем тут занимаетесь? Опять зашиваете это старое платье? Неужели я опять его порвала?

Луиза с обожанием взглянула на Шарлотту.

- Да, Ваше драгоценное Высочество, порвали.

- Ах, как вы мило это сказали! Словно вы любите меня даже за мои проступки.

Шарлотта бросилась к Луизе, обхватила ее за шею и поцеловала. Луиза уколола палец; ткань, которую она держала, упала на пол, однако с уст Луизы не слетело ни слова жалобы. Шарлотта имела обыкновение бурно проявлять свои чувства.

- Так уж вы устроены, вы всегда рвете свои вещи, - со снисходительной улыбкой пробормотала миссис Гагарина.

И тоже заслужила горячий поцелуй.

- Да, я ужасно неаккуратна, все рву! - вскричала Шарлотта, смеясь. - Мисс Хеймэн часто рассказывает мне, Сколько чепчиков я изорвала, показывая ей, как мистер Каннинг снимает передо мной шляпу и кланяется. Она обычно поднимала меня и подносила к окну, когда он проходил мимо. Мне кажется, я это помню... или, может, мне просто так кажется, потому что мисс Хеймэн столько об этом рассказывала. Она очень расстроилась, когда папа ее прогнал, и она не смогла больше меня нянчить. Но зато подружилась с мамой и переехала в Монтэгю-хаус. Я уверена, что ей там очень весело.

Таким образом Шарлотта пыталась навести дам на разговор о Монтэгю-хаусе и о том, что она мысленно окрестила "этим делом", однако дамы проявили большую осторожность, чем миссис Адней. Хотя Шарлотте почудилось, что они обменялись поверх ее головы многозначительными взглядами.

Она вздохнула.

- Милорд Фишка ужасно мной недоволен. Мне придется принять покаяние. Угадайте какое! Никогда не угадаете. Я буду носить форму, какую носят приютские девочки. Это очень простое и скромное платье, и епископ надеется, что через неделю я научу немного обуздывать свою гордыню.

- Приютскую форму! - воскликнула Луиза. - Принцесса будет носить приютскую форму?!

- Да не в одежде же дело, дорогая Луиза. Важно, какая у человека душа. Я и в приютском платье буду той же Шарлоттой, которую вы видите перед собой сейчас. И можете не сомневаться, очень скоро порву его, как рву все мои платья. Но, может, мне действительно удастся научиться смирению. Знаете, я ведь ударила миссис Адней по лицу.

- Она наверняка этого заслуживала, - заявила верная Луиза.

- О, разумеется, но мне все равно не следовало этого делать. Мне следовало сложить руки - вот так - поднять глаза к потолку и сказать, как сказал бы на моем месте Фишка: "Мадам, вы совершили страшную ошибку. Умоляю, следите за собой... И прежде чем решитесь говорить такие ужасные вещи, лучше произнесите "Отче наш". Я приказываю вам надеть форму приютской девочки". О, я могла бы много чего еще сделать, но вместо этого влепила ей пощечину.

Дамы рассмеялись. Милая Гаги! Милая Луиза! Да, на них можно положиться.

- Давайте теперь поговорим.

- О чем, Ваше Высочество?

- Обо мне, разумеется. О всяких моих поступках.

Это была любимая тема: все трое с удовольствием посмеивались над проказами Шарлотты, вспоминали ее хорошие и плохие поступки и находили в них комичные и трагичные стороны. Однако дамы никогда не обвиняли Шарлотту - поэтому общаться с ними было гораздо приятнее, чем с епископом, - они говорили, что даже самые дурные ее выходки - это вполне естественные детские шалости, происходящие от избытка резвости.

- Вы всегда были очень доброй, - сказала миссис Гагарина. - Помните того мальчика в канаве?

Все трое помнили. Эту историю рассказывали уже столько раз, но все равно почему бы не послушать ее снова?

- Он лежал в канаве - бедный, изголодавшийся мальчик, а Ваше Высочество ни за что не желали оставить его там. "Как тебе помочь?" - спрашивали вы. Он замерз, он был голоден, на руке у него была рана. Она кровоточила. И вы... вы собственноручно сделали ему перевязку! Конечно, многим это не понравилось. Они потом выговаривали за это Вашему Высочеству. Вы могли подхватить какую-нибудь болезнь. И что ответили вы, Ваше Высочество?

- Иисус не побоялся исцелить прокаженного, - сказала Шарлотта. - Так с какой стати мне было бояться перевязывать руку бедному мальчику? О, такие слова под стать самому милорду Фишке! Но во всяком случае я не бросила мальчика. Я дала ему еды и денег, и он был мне очень благодарен. Хотя я не всегда бываю таким ангелочком, не правда ли?

- Да, на вас иногда находит.

- Довольно часто.

- Помнится, Ваше Высочество пели в королевской гостиной, - хихикнула Луиза.

- Да-да, она была совсем маленькой. Принцесса Мария поставила ее на стул и попросила спеть для гостей.

- На вас было тогда розовое шелковое платьице с белым атласным поясом - сплошное очарование.

- Да, а я стала фальшивить. Но все мне аплодировали и уверяли, что все чудесно... а на самом деле хвалили меня только потому, что я принцесса.

- Это было премилое зрелище. Король плакал не таясь.

- Его легко растрогать.

- А принц был так горд.

- Не думаю, он ведь сам прекрасно поет. Вероятно, он притворялся, что гордится мной, поскольку того требовали правила хорошего тона. Он ведь придает им большое значение.

- Все принцессы хлопали в ладоши, и королева тоже была очень довольна.

- Она нечасто бывает мной довольна.

- О, в тот раз она была очень довольна. Все получилось великолепно.

Шарлотта внезапно задумалась.

- Но потом из этого вышла неприятность. О Господи, боюсь, что я действительно очень плохая девочка. На следующий день я спросила моего учителя, как я пела, и он сказал: "Превосходно". А я вдруг разозлилась, ведь он сказал неправду. Разозлилась я на себя - за то, что не смогла спеть хорошо - но выплеснула свою злость на него, обозвала его болваном и сказала, что меня не может учить болван, который боится поправлять ученицу, поскольку она не обычная девочка, а принцесса.

- Но это прекрасно! Вы не приняли лести - и были правы.

- Да, но я отказалась заниматься у этого учителя, и его прогнали. И хотя я потом просила папу вернуть учителя обратно, папа не согласился. Да, в тот раз во мне все-таки говорила гордыня. Гордыня, замаскировавшаяся под добродетель. А кончилось все отставкой бедного учителя музыки. Надеюсь, он меня простил. О, давайте больше не будем говорить обо мне. Поговорим лучше о вас. Пожалуйста, расскажите мне о мистере Гагарине. Интересно, где он сейчас. Вы думаете, в России? Но, может, вам больно о нем вспоминать, дорогая Гаги? Больно, да?

- Нет, это было так давно.

- Тогда расскажите нам еще разочек.

И миссис Гагарина в который раз принялась рассказывать про свою любовь к мистеру Гагарину... только он был не простым джентльменом, а очень знатным человеком, который приехал из России с каким-то поручением и явился к английскому двору.

- И стоило ему вас увидеть, - сказала Шарлотта, - как он сразу влюбился.

- Да, это правда, - откликнулась миссис Гагарина, и ее глаза моментально понежнели.

- Вы теперь были бы знатной дамой и жили бы в России, в огромном особняке, дорогая Гаги, а не штопали бы мое старое платье. Вам хотелось бы оказаться там вместе... с ним?

- Это все было так давно, Ваше Высочество.

- Но что случилось? Что?

- Вы же знаете.

- Да, но я хочу еще раз услышать. Потом вы получили письмо. Начните с этого места.

- Да, письмо от его жены. Он уже был женат.

- И значит, вы вовсе не были его женой. О, моя бедная, бедная Гаги! Ваше сердце было разбито.

- Да, дорогая Шарлотта. Я так считала.

- Но потом вы утешились. Это я вас утешила, правда? О, скажите это! Вы же говорили. Вы говорили, что утешились, когда начали ухаживать за вашей милой Шарлоттой. Это так, да?

- Да, как только я начала ухаживать за моей милой Шарлоттой, ко мне пришло утешение.

Шарлотта была в восторге. Вот почему она так часто заставляла повторять эту историю.

- Значит, - торжественно провозгласила она, - я не такая уж и плохая, верно? Хотя милорд Фишка не устает расписывать всякие ужасы, предупреждая, что со мной станется, если я буду продолжать в том же духе.

Шарлотта принялась раскачиваться на стуле.

- Милая принцесса, если вы будете так резко откидываться назад, стул когда-нибудь сломается.

Но Шарлотту это не волновало. Что такое сломанный стул, если ей удалось исцелить разбитое сердце?

***

Ее одевали в платье приютской девочки, возмущенно ахая и охая. Право же, вдруг Его Высочеству принцу Уэльскому придет в голову навестить дочь? Что он скажет, увидев ее в таком наряде?

Впрочем, таков приказ епископа - пусть епископ за него и отвечает.

Но что должна чувствовать принцесса, подвергаясь столь страшному унижению? Хотя... по ее виду не скажешь, что она расстроена... Шарлотта ухмылялась, глядя на себя в зеркало. Никакое приютское платье не могло замаскировать ее сходства с принцем Уэльским. Сейчас она была похожа на отца больше, чем когда-либо.

- Надеюсь, - молвила Луиза Льюис, разъяренная настолько, насколько вообще могла разъяриться столь кроткая женщина, - Его Преподобие будет доволен.

Шарлотта улыбнулась камеристкам - милой, доброй, верной Луизе и Гаги-Исцеленное-Сердце. Она их обеих обожала. Шарлотта кинулась их обнимать, сбила прическу одной из дам и чуть не оторвала рукав второй, однако они давно привыкли к ее бурным ласкам и ни на что бы их не променяли.

Шарлотта вошла в комнату, где ее ожидал епископ. Если он надеялся, что ей станет стыдно, то наверняка был разочарован.

- Доброе утро, Ваше Преподобие! - вскричала Шарлотта. - Какое сегодня чудесное утро! А посмотрите, какое у меня новое платье. Оно прекрасно на мне сидит. Вы не находите? Как будто специально для меня сшито.

Шарлотта лучезарно улыбнулась и покружилась перед епископом, чтобы он мог осмотреть ее платье и спереди и сзади.

Он был растерян. Епископ ожидал, что ей будет хоть чуточку стыдно.

"Ну, что поделать с такой ученицей?" - жалобно спросил он потом леди Клиффорд.

Епископ опасался самого худшего.

***

Пытаясь внушить Шарлотте, что она поступает дурно, епископ велел ей покаяться.

- Откуда вам знать, - сказал он, - когда придет ваш смертный час? Что если вы умрете без отпущения грехов?

Это заставило Шарлотту призадуматься. Не столько о своей участи, сколько об имуществе, которое она оставит после себя.

Что будет с ее милыми собачками? А с птичками? Она же их так любит! Для них будет трагедией, если она умрет.

А книги? А украшения? Поскольку она была дочерью принца Уэльского, ей принадлежали очень дорогие украшения; порой ей даже позволяли их надевать - когда она должна была предстать перед бабушкой в ее гостиной. Да, определенно нужно навести порядок в делах!

- Я составлю завещание, - заявила Шарлотта миссис Кэмпбелл.

- В ваши-то годы? - воскликнула придворная дама.

- Моя дорогая миссис Кэмпбелл, откуда нам знать, когда придет наш смертный час?

Миссис Кэмпбелл побледнела. Она же постоянно говорила о своей загадочной болезни. И Шарлотта после очередного припадка ярости любила ее слушать, зная, что миссис Кэмпбелл очень нравится рассуждать об ужасном состоянии своего организма. Шарлотта любила миссис Кэмпбелл, поскольку с ней можно было говорить на любую тему. Кроме страсти говорить о своих болячках - а у миссис Кэмпбелл были прямо-таки навязчивые мысли о смерти, - придворная дама еще любила спорить и обычно из духа противоречия занимала точку зрения, противоположную той, которую высказывал собеседник.

Однако Шарлотта сейчас затронула единственную тему, по поводу которой у миссис Кэмпбелл не было расхождений с принцессой.

- Это правда, - вздохнула миссис Кэмпбелл. - Подчас у меня сердце начинает так странно биться... неровно и гулко... в такие мгновения я бываю совершенно уверена, что настал мой последний час.

- Вот видите! - воскликнула Шарлотта. - Я, конечно, еще молода, но кто знает, может быть, старуха-смерть уже притаилась в углу и поджидает меня? Поэтому, дорогая Кэмби, я составлю завещание.

- Хорошо. Я полагаю, это поможет Вашему Высочеству немного развеяться.

И это помогло.

Ах, какое же удовольствие думать о своем имуществе и о том, как будут рады те, кто получит его по наследству! Но, наверное, им будет и немножко грустно. Они скажут: "Милая Шарлотта, она была такой несносной, но все-таки сердце у нее было доброе". Да, она докучала Фишке, но зато исцелила сердце миссис Гагариной, и миссис Гагарина, а также Луиза Льюис ее очень любили.

Когда Шарлотта думала о собственных похоронах, к ее глазам подступали слезы. Будут бить барабаны, в Лондоне повсюду будет звучать колокольный звон. Мебель в ее комнате покроют черной тканью, а принц Уэльский будет рыдать так, как не рыдал никогда в жизни. Принцесса Уэльская обезумеет от горя. И скажет принцу: "Давай снова жить вместе. Пусть у нас родится еще один ребенок. Шарлотта хотела бы этого".

"Но я не хочу! - тут же мысленно добавляла Шарлотта. - Во-первых, потому что они ненавидят друг друга, а во-вторых, я не хочу брата или сестренку. Я желаю быть единственной, чтобы когда-нибудь я могла стать великой королевой, как королева Елизавета. А впрочем, разве это имеет значение? Я же умру. Но я не хочу умирать!"

Однако люди составляют завещание на всякий случай - вдруг что-нибудь случится. Да-да, именно так. Просто на всякий случай, а то вдруг она умрет, и никто не будет знать, что делать с ее имуществом.

"Последняя воля и завещание Ее Королевского Высочества принцессы Шарлотты..." До чего же важно звучит! Ну, и какие у нее самые дорогие сокровища? Больше всего она, конечно, дорожит собачками и птичками. Милая миссис Гагарина всегда была к ним так добра, они любят ее почти так же горячо, как и свою хозяйку Шарлотту. Поэтому она оставит милой Гаги собачек и птиц. Гаги не нужно будет напоминать, что за ними следует ухаживать. Она будет хорошей хозяйкой.

Шарлотта опечалилась, представив себе, как собачки будут тщетно искать ее повсюду; они усядутся на пороге комнаты, где будет стоять гроб, примутся выть, и никто не сможет их успокоить. Может быть, они даже поведут себя как маленькая собачонка Марии, Королевы-Шотландки: откажутся от пищи и издохнут, несмотря на все попытки Гаги их утешить.

Но это случится только в том случае, если она, Шарлотта, умрет. А завещание еще не означает, что она собралась умереть.

Теперь нужно разобраться с драгоценностями. Люди говорят, что это самое ценное из ее имущества. Это драгоценности, которые принадлежат наследнице трона. Хотя на самом деле драгоценности ей не принадлежат: когда она выйдет замуж и родит детей, то передаст драгоценности своей дочери или жене своего сына. Так что завещать их никому нельзя...

Шарлотта вздохнула. Как приятно было бы дать дорогой Кэмпбелл жемчужное ожерелье, которое оценивается в целое состояние! Но - нет, принцессы не могут забывать о своем долге.

Назад Дальше