– Попытайся, – пожала плечами девочка, причем я заметила, что на ней была моя любимая кофточка, на которую я не сразу обратила внимание. – Вот только вряд ли у тебя что-то получится. Знаешь, почему Сол принял меня в ученицы?
– Не знаю – и знать не хочу! – злобно выпалила я, хотя, конечно, на самом деле думала иначе.
– В тебе говорит ярость, я это понимаю, – усмехнулась вторая Ана. – Поэтому не стану сердиться на тебя. Ты, наверное, знаешь о том, что каждый человек по-своему уникален, и что в каждом из нас есть и черная, и белая стороны? Можешь не отвечать. Суть в том, что грань между этими половинками зачастую так тонка, что ее невозможно разглядеть. Моя уникальность заключается в том, что я вижу эту грань. Кстати, мой учитель оказался не таким уж и непогрешимым, хотя сам он, конечно, об этом или не догадывается, или не хочет в этом признаваться.
– Не понимаю, к чему ты мне все это рассказываешь, – я осторожно вытянула руку перед собой и тут же отдернула ее – Ана была всего лишь миражом, проекцией, и я не могла прикоснуться к ней.
– А рассказываю я это затем, чтобы ты поняла, как выживать в этом мире, – моя собеседница не обратила внимания на мои манипуляции и продолжила свою речь. – Ты, конечно, можешь не слушать, но тогда у тебя не будет ни единого шанса. Я не горжусь тем, что сделала, но в этой жизни каждый сам за себя. Мне пришлось выбирать между твоей жизнью и моей – а ты бы что выбрала?
– Я не стала бы убивать ради улучшения своих жилищных условий!
– Это ты сейчас так говоришь, – возразила Ана. – Поживешь в моем мире – иначе запоешь. Ну, да ладно. Извиняться я не собираюсь, так что закончим этот бесполезный спор. Я пришла, чтобы помочь тебе уцелеть. И не пытайся понять, зачем мне это нужно – просто иначе нельзя. Возможно, ты думаешь, что моя жизнь зависит от твоей. Это не так. Если ты умрешь, я этого даже не замечу. Ты можешь считать иначе, как и остальные глупцы, но я все выяснила перед тем, как совершить…
– Подлог? – я не смогла удержаться, чтобы не поддеть предательницу.
– Замену, – уточнила она. – Так вот, наши миры практически не связаны. Есть, конечно, определенные моменты, но они несущественны и действуют исключительно на избранных, как мы с тобой, например.
– То есть?
Я уже поняла, что задеть Ану не получится, и теперь пыталась извлечь из беседы максимальную пользу. Моя собеседница сразу же заметила это и одобрительно улыбнулась. Вообще, у меня создалось впечатление, что я сильно уступаю своей темной половинке в плане развития, и мне стало не по себе от этого.
– Мостик между мирами – это тончайшая перегородка, которая видна лишь единицам. А тех, кто способен пройти сквозь нее, вообще можно пересчитать по пальцам на одной руке. Так уж получилось, что я оказалась среди них. В этом нет моей заслуги, это чистая случайность.
– А как же Агер… – я вспомнила свой недавний разговор с мальчиком, в котором он говорил о нашем мире как о чем-то естественном.
– Ты не поняла. Мы все знаем об оборотной стороне, но она остается для большинства игрушкой, не более. Это как сон, в который ты можешь погрузиться в любой момент. Вы для нас – всего лишь картинки – как на той воображаемой карте, помнишь? Да, реалистичные, но картинки. Наши люди видят вас, иногда вступают в контакт, чаще всего случайный, но дальше дело не идет.
– Почему?
– Существует барьер, который еще никому из непосвященных не удалось преодолеть.
– Кроме тебя?
– Да, ты все верно поняла. Теперь об остальном. Ты всю свою жизнь имела то, что мне было недоступно. И я понимаю, почему ты не ценила этого – так обычно бывает: тот, кто живет в горах, не замечает их красоты, а тот, кому было суждено родиться у моря, стремится на сушу. Такова человеческая природа. Твои родители – это чудо, которое нужно беречь. У тебя был выбор, которого меня лишили при рождении.
– И ты теперь решила расставить все по своим местам.
– Не совсем. Просто я так больше не могу жить. Наш народ привык к тому, что все решают за него. Если тебе предписано стать жрицей, ты не можешь быть никем больше. Солдаты, крестьяне, даже правители – всех назначает Бальтазар. Сначала я мирилась с этим, но потом начала мыслить шире и осознала, что мне нужно нечто большее, чем соответствие чьим-то ожиданиям. Потом появилась ты, и я увидела в этом шанс для себя.
– А как же я? – этот вопрос вырвался у меня сам собой, хоть я и не стремилась вызвать жалость у собеседницы.
– Ты – жертва, которую я была вынуждена принести, – в голосе Аны не было ни намека на сожаление, и я поняла, что должна быть благодарна ей хотя бы за то, что она решила поговорить со мной начистоту. – Пойми одно: я ни за что не вернусь домой. Мне проще убить себя. И тебе в любом случае придется занять мое место, иначе Бальтазар не оставит тебя в живых. Представитель другого мира – огромная опасность для него. Ему придется избавиться от этой угрозы. Поэтому ты должна быть очень осторожной. Ради этого я, по сути, и пришла к тебе сегодня. Но не думай, что это повторится – как только мы договорим, я оборву нить, которая нас связывает, и ты больше никогда не увидишь меня.
– А если мне снова понадобится твоя помощь?
– Придется выкручиваться самостоятельно. Можешь обратиться к Агеру. Я знаю, что он бывает упрямым, как осел, но если ты найдешь к нему подход, то он станет и тебе верным другом. Но это потом. Сейчас для тебя самое главное – это пройти главное испытание. Вопросы, которые тебе будут задавать на экзамене – это все глупости, с ними справился бы и ребенок.
Мне хотелось напомнить своей собеседнице о том, что мы с ней и были еще детьми, однако я сдержалась: судя по всему, процесс взросления в этом мире протекал иначе, и Ана считала себя вполне сформировавшейся самодостаточной личностью. Конечно, я была еще далека от подобных мыслей, но что мне оставалось? Только кивнуть и слушать дальше.
– Расспроси Агера обо всем – он быстро введет тебя в курс… А, я вижу, ты уже сделала это. Молодец, умная девочка. Тем лучше. У тебя еще есть пара дней для того чтобы вникнуть в суть вещей, этого времени вполне достаточно. Самое сложное будет дальше. После теоретической части, если все пройдет хорошо… В общем, я не знаю, что тебя ждет дальше. Возможно, ты встретишься с самим Бальтазаром, но этого никто не может сказать наверняка. На твоем месте я бы надеялась, что этого не произойдет как можно дольше. Я еще ни разу не видела верховного правителя, так что не смогу помочь тебе. Но одно можно сказать точно: если ты допустишь ошибку, он сразу заподозрит неладное. Да, я знаю, что это звучит как страшилка для младенцев, но я еще ни разу не слышала, чтобы кому-либо удавалось провести Бальтазара. Любая попытка обмануть его обречена на провал, только если ты не будешь искренне верить в то, что говоришь. В противном случае – смерть. Ты ведь этого не хочешь, верно? Тогда слушай внимательно и запоминай каждое мое слово.
Следующие несколько минут моя собеседница рассказывала мне о том, кто она такая. Это было похоже на выворачивание себя наизнанку – без прикрас и двусмысленностей. И чем дольше она говорила, тем страшнее мне становилось. Бальтазар готовил себе не просто помощников – он воспитывал в детях равнодушие, граничащее с жестокостью. Идея, в его понимании, была превыше всего. Ни о какой ценности отдельно взятой жизни и речи не шло. Жрица, по словам Аны, должна была служить Иштар не путем вознесения молитв, а с помощью упрочнения царящих в этом мире порядков. И посвященные, и обычные люди искренне верили в то, что боги, чьим гласом являлся Бальтазар, приемлют существующую систему как единственно верную. И Ана должна была поддерживать эту веру всему возможными способами, не останавливаясь ни перед чем.
– Ни перед чем? – переспросила я и внутренне содрогнулась, когда девочка кивнула.
Но и это было не самое страшное. Оказалось, что в процессе обучения дети уже не раз становились судьями – а некоторые и палачам – и палачами несогласных, то есть несчастных, которым не повезло иметь собственное мнение. Конечно, это не афишировалось, поскольку ученики пока жили среди простых людей, а не за высокими стенами храма, и могли стать жертвами мстительных родственников и друзей убитых ими людей. На счету Аны уже было три жизни, правда, девочка вспоминала об этом без особого энтузиазма, и мне даже показалось, что она стыдилась своих поступков.
– Так что помни о том, что ты – это, прежде всего, руки Бальтазара, – помолчав несколько секунд, продолжила Ана. – У тебя не может быть ни своего мнения, ни сомнений относительно принятых им решений. Если он прикажет тебе отправиться на войну и убивать – ты сделаешь это. Прикажет стать наложницей какого-нибудь важного человека – и ты не посмеешь возразить. Да, сейчас тебе это может показаться диким, но таков закон. Хочешь жить – подстраивайся.
– А ты… – меня поразил спокойный тон, которым моя ровесница говорила обо всех этих ужасах.
– Ты про наложницу? – рассмеялась Ана. – Нет, конечно, ничего такого не было. Возможно, что и не будет никогда. Пойми, я это рассказываю только для того, чтобы ты была готова ко всему. Может быть, ты встретишь своего суженого – жрицам Иштар не запрещено иметь семьи, но для этого ты должна получить разрешение самого Бальтазара. Я знаю, что Агер втайне мечтает о том, чтобы стать моим мужем. То есть, уже твоим. Не суть.
На мгновение мне показалось, что я разобрала в голосе Аны нотки ревности, но она тут же снова заговорила прежним тоном.
– Так вот, если ему удастся вернуться живым с войны, на которую он рано или поздно отправится, то, скорее всего, он сделает тебе предложение. Не советую тебе отказываться – возможно, это твой единственный шанс на счастье и относительную свободу. Правда, до этого тебе, скорее всего, придется отработать обучение, так что не надейся на то, что удастся отсидеться где-нибудь в сторонке. У жриц множество обязанностей, главная из которых, конечно, это нести идеи Бальтазара в массы.
– А дети? Агер рассказывал мне, что их забирают у родителей.
– Да, это так. К сожалению. Но у этого есть и положительная сторона.
– Какая может быть положительная сторона у того, что дети растут без родителей?! – возмутилась я.
– Не в этом, – поправилась девочка. – Но ты всегда можешь усыновить чужого ребенка – у нас это позволено, если, например, его воспитатели погибли или не могут справляться со своими обязанностями. Только вот этим правом почти никто не пользуется…
– То есть иметь собственных детей нельзя, а усыновлять чужих – можно? Не вижу смысла.
Я, на самом деле, была сбита с толку этой информацией, однако Ана тут же расставила все по своим местам – во всяком случае, насколько это было возможно.
– Вся суть в родственных связях. Ты, наверное, не в курсе, но каждый родитель подсознательно стремится развить и усилить в своих детях собственные черты. А Бальтазар не хочет этого. Понимаешь, ему, таким образом, проще контролировать народ.
– Все равно не понимаю.
– Ну, как же. Представь себе, что у отца есть сомнения относительно его положения в обществе. Допустим, он сам, по характеру, мятежник. Скорее всего, у его сына проявятся те же наклонности. И если его оставить в семье, то в итоге мы получим готового революционера. Бальтазар мудр, как видишь.
– Да уж…
– Я рада, что ты понимаешь меня. Если ты захочешь усыновить дитя, его сначала проверят – и если между вами нет ничего общего, считай, ребенок у тебя в кармане. Правда, вы никогда не станете близки, однако это вынужденная жертва, на которую все, как правило, закрывают глаза.
– А как же счастье? Здесь вообще задумываются об этом?
– Не особо. Иначе я бы никогда не променяла нашу природу на ваш смрад. Да, я уже прогулялась по окрестностям вашего дома. Ничего, жить можно.
– Как там мама с папой? – я почувствовала, как на мои глаза наворачиваются слезы, и изо всех сил старалась не разреветься.
– С ними все в порядке, – Ана, ожидавшая этого вопроса, с готовностью кивнула. – Можешь не беспокоиться за них. Я даю тебе слово, что никогда не причиню им вред – считай это моей платой за все, что я совершила.
– Какая ты щедрая!
– Зря пытаешься поддеть меня, – отозвалась девочка. – Ты обо мне ничего не знаешь и понятия не имеешь о том, на что я способна. Я уже успела выяснить, что твои родители не самые сильные люди, так что им рано или поздно понадобится моя помощь. И когда это случится, я буду рядом. Со мной они добьются гораздо большего, чем с тобой, будь уверена.
– Откуда тебе это знать? – возмутилась я, сжимая кулаки. – Тебе вообще там не место!
– Я вижу, что ты пока не способна принять это, – с задумчивым видом протянула Ана. – Но ничего, скоро ты все сама поймешь. Ну, а если не поймешь… В общем, не советую тебе делать глупости. Все в твоих руках. И еще один совет. Можешь ему следовать или не следовать – мне все равно. Не вздумай никому рассказывать о том, кто ты такая. Особенно Бальтазару. Меня он не сможет вернуть, это не в его силах, если только я сама не захочу назад, а этого не случится никогда. Соответственно, раскрыв себя, ты ничего не добьешься – только подпишешь собственный смертный приговор. Все, прощай.
Прежде чем я смогла что-то ответить, Ана прервала связь – на том месте, где она только что была, зияла пустота. Открыв глаза, я села на кровати и, уже не сдерживаясь, зарыдала в голос. Если бы мама сейчас была рядом, она бы, скорее всего, решила, что мне приснился страшный сон. Но я была совершенно одна в своем новом доме, и меня некому было утешить. Наверное, это в какой-то мере повлияло на меня – поскольку помощи было ждать неоткуда, истерика очень быстро закончилась, и спустя всего пару минут я уже снова смотрела в потолок, пытаясь решить, что делать дальше. Конечно, у меня не было особого выбора, однако я привыкла считать, что из любой ситуации есть, как минимум, два выхода – так часто говорил папа. Впрочем, я никогда не понимала, о чем конкретно шла речь, и теперь пыталась заново осмыслить его слова.
Наконец, устав думать об одном и том же, я решила, что наступил момент последовать примеру своего двойника и осмотреться, чтобы понимать, чего ждать от этого мира. Поднявшись на ноги, я взглянула на себя в зеркало и, протерев покрасневшие глаза, вышла из своей комнаты. Входная дверь была сделана из дерева и, судя по всему, не имела замка – во всяком случае, я не заметила ничего похожего на него. Взявшись за ручку, я на несколько секунд зажмурилась и, сделав глубокий вдох, резко распахнула дверь и шагнула наружу.
Возможно, я ожидала чего-то необыкновенного – например, если бы передо мной вдруг оказалось какое-нибудь доисторическое животное, я бы ничуть не удивилась. Но нет – окрестности напомнили мне деревенский пейзаж, какой я много раз видела на картине, висевшей в гостиной нашего старого дома. После переезда мы еще не успели повесить ее на стену, но я помнила ее в мельчайших деталях. Зеленая сочная трава, небольшие, но добротные домики, собака, обнюхивающая забор – все было на месте. Разве что освещение было немного иным. В картине преобладали теплые тона, а здесь от всего веяло холодом, словно сама Вселенная лишила это место ощущения радости и беззаботности. Я так увлеклась разглядыванием окрестностей, что не заметила, как к ограде моего дома подошел мужчина, и обратила на него внимание, только когда он заговорил со мной.
– Добрый день, госпожа!
Вздрогнув от неожиданности, я, тем не менее, сумела быстро прийти в себя и взглянула на пришедшего. Сразу узнав морщинистое лицо и сгорбленную спину, я кивнула в ответ, стараясь, чтобы мой голос звучал и снисходительно, и приветливо одновременно – как у Аны:
– Здравствуйте, Олаф! Как твои дела?
– Идут помаленьку, – отозвался старик, почему-то удивленно подняв брови. – Вам нездоровится?
– Нет… Почему ты так решил?
– Даже не знаю. Просто я уже и забыл о том, когда вы в последний раз вот так просто со мной разговаривали. Я все понимаю: ваш новый статус – он ко многому обязывает.
Я прикусила губу и мысленно обругала себя последними словами. Надо же, стоило мне только выйти наружу, как я тут же совершила ошибку. Впрочем, подумала я, лучше сделать этой сейчас и с этим человеком, чем перед экзаменаторами и, тем более, Бальтазаром. Покопавшись в памяти, я попыталась вспомнить имя его казненного сына, но не смогла сделать этого и, приветливо улыбнувшись, поманила его к себе. Старик сначала смутился, а потом послушно подошел, поклонился и спросил, чем может быть мне полезен.
– Я видела, как ты сегодня пытался починить забор, – мне пришло в голову, что немного участия с моей стороны все же не помешает. – Я попрошу Агера помочь тебе.
– Что вы! – испуганно заморгал Олаф. – Не хватало еще, чтобы мои личные проблемы беспокоили будущего воина! Нет, нет, я как-нибудь сам. Простите, госпожа, но мне пора. Если вам понадобится что-нибудь от меня, только позовите – и я тут же прибегу. Всего хорошего. Счастья вам и здоровья. Только не сердитесь…
Грустно наблюдая за тем, как старик на полусогнутых ногах, кланяясь и приседая, заспешил прочь, я подумала о том, что мне предстоит ко многому привыкнуть. Главное, чтобы все это не стало для меня естественным, иначе я сама превращусь в свою злую копию. С самого детства родители прививали мне уважение к старшим, и теперь, увидев, как Олаф запнулся и едва не упал, я с трудом сдержалась, чтобы не кинуться ему на помощь. Однако это было бы очередной глупостью с моей стороны, так что я не двинулась с места, хотя все мое естество противилось подобному равнодушию. Наконец, фигура старика скрылась из виду, и я вздохнула с облегчением. Возможно, прогулка была не такой уж и хорошей идеей, подумала я. Может быть, стоило отсидеться в своей комнате, ограничившись общением с Агером. Но в тот момент я еще не понимала разницы между трусостью и благоразумием, и поэтому, преодолев противную дрожь в ногах, вышла за пределы своего двора.