– Да, ты права. Мне нужна вся моя энергия, чтобы не заснуть. – Мне вдруг захотелось зевать. – Тройной эспрессо мог бы уже наконец проникнуть в кровь.
Лесли энергично кивнула.
– Окей, и когда это произойдёт, мы должны срочно придумать, как тебе прогулять этот бал.
– Но вы не можете заболеть! – вскричал мистер Марли, в отчаянии воздевая руки к небу. Ведь всё уже подготовлено! Я даже не знаю, как я расскажу об этом остальным!
– Не ваша вина, что я заболела, – тусклым голосом ответила я, тяжело выбираясь из лимузина. – И не моя. Это высшие силы, и тут уж ничего нельзя поделать.
– Можно! И даже нужно! – Мистер Марли возмущённо уставился на меня. – Вы и не выглядите больной, – добавил он, хотя это было довольно нечестно, потому что я, преодолев тщеславие, стёрла мамин маскировочный карандаш. Лесли размышляла, а не стоит ли мне усугубить картинку серыми и лиловыми тенями, но, поглядев на меня, спрятала свою косметичку в сумку. Круги у меня под глазами с успехом сыграли бы в любом вампирском фильме, и бледная я была тоже.
– Да, но дело не в том, как я выгляжу, а в том, насколько я действительно больна, – сказала я, сунув в руки мистеру Марли свою школьную сумку. Раз уж я такая больная и слабая, пускай несёт. – И я думаю, что в этих обстоятельствах посещение бала может быть отложено.
– Исключено! – закричал мистер Марли и тут же, оглянувшись, закрыл себе рот рукой. – Знаете, какой сложной была подготовка? – продолжал он шёпотом, пока мы шли к штаб-квартире Стражей, причём я ковыляла с такой слабостью, что мы едва передвигались. – Было не просто уговорить вашего директора школы разрешить любительской группе артистов использовать для репетиций школьный подвал. Сегодня! И граф Сен Жермен указал определённо, что...
Мистер Марли начал действовать мне на нервы. (Любительская группа артистов? Директор Гиллс? Я не поняла ни одного слова).
– Послушайте: я заболела! Заболела!!! Я уже приняла три таблетки аспирина, но это не помогло. Наоборот, мне стало хуже. У меня температура. И одышка. – Чтобы придать своим словам убедительности, я уцепилась за перила входной лестницы и захрипела.
– Завтра вы можете заболеть, завтра! – проблеял мистер Марли. – Мистер Джордж! Скажите ей, что она может заболеть только завтра, иначе весь план... сорвётся!
– Ты заболела, Гвендолин? – Показавшийся в дверях мистер Джордж заботливо приобнял меня рукой и ввёл в дом. Вот это уже лучше.
Я страдальчески кивнула.
– Наверное, я заразилась от Шарлотты. – Хаха! Вот именно. У нас обеих одинаковый выдуманный грипп. Раз так, значит, так. – Моя голова сейчас лопнет.
– Да, это действительно не вовремя, – сказал мистер Джордж.
– Всю дорогу я пытался ей это объяснить, – ревностно принялся рассказывать трусящий за нами мистер Марли. Сегодня его лицо было для разнообразия не ярко-красным, а пятнистым, в белые и красные пятна, словно он не мог решить, какой цвет лица был бы в этой ситуации наиболее подходящим. – Ведь доктор Уайт может сделать ей укол, верно? Ей нужно продержаться всего пару часов.
– Да, это возможно, – заметил мистер Джордж.
Я неуверенно глянула на него. От него я ожидала немного больше сочувствия и поддержки. Я постепенно стала себя чувствовать по-настоящему больной, но это скорее от страха. У меня возникло ощущение, что Стражам не понравится, если они заметят, что я их обманываю. Но сейчас было поздно, я уже не могла дать задний ход.
Вместо того чтобы отвести меня в мастерскую мадам Россини, где меня завернули бы в наряд XVIII века, мистер Джордж повёл меня в Драконий зал. За нами следом с моей сумкой в руках тащился мистер Марли, возмущённо разговаривающий сам с собой.
За столом в Драконьем зале сидели доктор Уайт, Фальк де Вильерс, мистер Уитмен и ещё один мужчина, которого я не знала (может быть, министр здравоохранения?). Когда мистер Джордж ввёл меня в помещение, все головы повернулись к двери и уставились на меня. Моё недомогание усилилось.
– Она говорит, что заболела, – выпалил мистер Марли, вошедший в зал следом за нами.
Фальк де Вильерс поднялся.
– Сначала, пожалуйста, закройте дверь, Марли. А теперь ещё раз. Кто заболел?
– Вот она! – Мистер Марли обвиняюще указал на меня пальцем, и я едва удержалась от искушения закатить глаза.
Мистер Джордж отпустил меня, уселся, кряхтя, на свободный стул и промакнул платком пот с лысины.
– Да, Гвендолин чувствует себя неважно.
– Мне очень жаль, – сказала я, старательно глядя вправо и вниз. Вроде бы я читала, что люди, когда они лгут, всегда смотрят влево и вверх. – Но я сегодня не в состоянии отправиться на бал. Я едва стою на ногах, и мне становится всё хуже. – Чтобы подкрепить свои слова, я оперлась на спинку стула мистера Джорджа.
Только тогда я заметила, что в зале был и Гидеон, и моё сердце пропустило пару ударов.
Это было нечестно, что лишь один его вид вывел меня из равновесия, в то время как он сам в небрежной позе стоял у окна, засунув руки в карманы джинсов, и просто улыбался мне. Ну хорошо, это не была бесстыдная, широкая, лучезарная улыбка, а лишь крохотное поднятие уголков губ, зато его глаза тоже улыбались, и по неясной причине у меня снова возник комок в горле.
Я быстро отвела взгляд и увидела у огромного камина Роберта, сына доктора Уайта, который в возрасте семи лет утонул в бассейне. Маленький призрак первое время дичился меня, но потом ощутил ко мне доверие. Сейчас он с радостью махал мне рукой, но я могла лишь коротко кивнуть в ответ.
– Что это за внезапно и неожиданно наступившая болезнь, если мне позволено спросить? – Мистер Уитмен насмешливо смотрел на меня. – В школе ты была само здоровье. – Он скрестил руки на груди, но потом, очевидно, передумал и сменил тактику. Теперь он заговорил доверительным тоном доброго педагога, мягким и сочувственным. Я хорошо знала этот тон – он редко предвещал что-то доброе. – Если у тебя страх перед балом, Гвендолин, то мы это понимаем. Может быть, доктор Уайт даст тебе что-нибудь от страха перед публикой.
Фальк кивнул.
– Мы действительно не можем отменить сегодняшнее мероприятие, – сказал он, и мистер Джордж добавил со своего стула:
– Мистер Уитмен прав, твой страх – совершенно нормальное дело. Любой на твоём месте был бы взволнован. Этого не надо стыдиться.
– И ты не одна, – добавил Фальк. – Гидеон будет всё время с тобой.
Хотя я этого не хотела, я быстро глянула на Гидеона и тут же отвела взгляд, потому что его глаза, казалось, не отрывались от меня.
Фальк продолжал:
– Ты не успеешь оглянуться, как уже вернёшься, и всё будет позади.
– И ты только подумай о красивом платье, – попытался подбодрить меня предполагаемый министр. Алло? Он что, считает меня десятилетней девочкой, до сих пор играющей в куклы?
Остальные одобрительно забормотали, и все подбадривающе улыбались мне, не считая доктора Уайта, который, по обыкновению нахмурив брови, недружелюбно смотрел на меня – мне его взгляд почти внушал страх. Маленький Роберт, извиняясь, склонил голову набок.
– У меня болит горло, болит голова и ломит кости, – сказала я так веско, как только могла. – Я думаю всё же, что страх перед публикой ощущается как-то иначе. Моя кузина сегодня из-за гриппа осталась дома, а я от неё заразилась – так всё просто.
– Ей надо ещё раз объяснить, что речь идёт о событии исторического значения... – пискнул мистер Марли, но мистер Уитмен перебил его.
– Гвендолин, ты помнишь наш разговор сегодня утром? – спросил он, и его тон стал ещё более елейным.
Что он имел ввиду? Он что, всерьёз решил назвать разговором свои придирки по поводу моего недостаточного школьного усердия? Да, похоже на то!
– Возможно, дело в нашем воспитании, но я практически уверен, что Шарлотта на твоём месте осознавала бы свои обязанности. Никогда она не ставила свои телесные ощущения выше заданий в нашем деле.
Ну, не моя вина, что они воспитали не того человека. Я посильнее уцепилась за спинку стула.
– Поверьте, если бы Шарлотта была так же больна, как и я, она бы тоже не отправилась на этот бал.
У мистера Уитмена был такой вид, что его терпение вот-вот лопнет.
– Это всё без толку! – Это произнёс доктор Уайт своим обычным брюзгливым тоном. – Мы просто теряем драгоценное время. Если девушка действительно больна, мы вряд ли объявим её здоровой. А если она симулирует... – Отодвинув свой стул, он встал, обошёл вокруг стола и подошёл ко мне – так быстро, что маленький Роберт едва за ним поспевал. – Открыть рот!
Ну, это было уже чересчур. Я возмущённо уставилась на него, но он схватил меня руками за голову и и прощупал пальцами шею ниже ушей. Затем он положил мне ладонь на лоб. Моя душа ухнула в пятки.
– Хм, – произнёс он, и выражение его лица, если это возможно, стало ещё мрачнее. – Опухшие лимфоузлы, повышенная температура – выглядит действительно не очень хорошо. Пожалуйста, открой рот, Гвендолин.
Я ошеломлённо подчинилась. Опухшие лимфоузлы? Повышенная температура? Я что, от испуга действительно заболела?
– Как я и думал. – Доктор Уайт вытащил из нагрудного кармана деревянную палочку и прижал ею мой язык. – Глотка воспалена, миндалины увеличены... неудивительно, что у тебя болит горло. Глотать, должно быть, ужасно больно.
– Бедная, – сочувственно сказал Роберт. – Теперь тебе наверняка придётся пить этот противный сироп от кашля. – Он скорчил гримасу.
– У тебя озноб? – спросил его отец.
Я неуверенно кивнула. Почему, чёрт побери, он так поступил? Почему он мне помог? Именно доктор Уайт, который всегда делал вид, что я при первой же возможности смоюсь с хронографом?
– Я так и думал. Температура ещё будет повышаться. – Доктор Уайт повернулся к остальным. – Н-да, похоже на вирусную инфекцию.
Присутствующие Стражи нахмурились. Я заставила себя не смотреть на Гидеона, хотя мне очень хотелось увидеть его лицо.
– Ты можешь ей что-нибудь дать, Джейк?
– Максимум жаропонижающее. Но ничего такого, чтобы она тут же смогла отправиться на бал. Ей надо в постель. – Доктор Уайт мрачно посмотрел на меня. – Если ей повезёт, то это вирус-однодневка, который сейчас ходит. Правда, вполне возможно, что это продлится несколько дней...
– Но мы же тем не менее можем... – начал мистер Уитмен.
– Нет, не можем, – недружелюбно перебил его доктор Уайт. Я очень старалась не таращится на него, как на седьмое чудо света. – Не говоря уже о том, что Гидеон вряд ли отвезёт её на бал в инвалидной коляске, с нашей стороны было бы безответственно – и противоречило бы Золотым правилам – посылать её в XVIII с острой вирусной инфекцией.
– Это верно, – согласился незнакомец, которого я считала министром здравоохранения. – Никто не знает, как отреагирует иммунная система тех людей на современный вирус. Это может иметь губительные последствия.
– Как в своё время с майя, – пробормотал мистер Джордж.
Фальк глубоко вздохнул.
– Ну, таким образом решение принято. Гидеон и Гвендолин сегодня на бал не поедут. Может быть, вместо этого мы проведём операцию "Опал". Марли, пожалуйста, проинформируйте остальных об изменении плана.
– Есть, сэр. – Мистер Марли устремился к двери. Его взгляд, брошенный на меня, был воплощением упрёка. Но мне было всё равно. Главное, что мне удалось отодвинуть бал. Я всё ещё не верила своему счастью.
Сейчас я рискнула взглянуть на Гидеона. В отличие от остальных наша отложенная вылазка не произвела на него особенного впечатления, потому что он улыбался мне. Подозревал ли он о том, что моя болезнь надумана? Или он просто радовался тому, что ему не придётся сегодня переодеваться в дурацкие костюмы? Так или иначе, я преодолела искушение улыбнуться в ответ и перевела взгляд на доктора Уайта, стоявшего рядом с министром здравоохранения.
Мне бы очень хотелось поговорить с ним с глазу на глаз. Но доктор, казалось, совсем обо мне забыл, настолько он был занят своим разговором.
– Пойдём, Гвендолин, – услышала я сочувственный голос. Мистер Джордж. – Мы отведём тебя на элапсирование, а потом ты поедешь домой.
Я кивнула. Лучшая идея дня!
Путешествие во времени с помощью хронографа может длиться от 120 секунд до 240 минут, у Опала, Аквамарина, Цитрина, Жадеита, Сапфира и Рубина минимальная настройка составляет 121 секунду, максимальная – 239 минут. Чтобы избежать неконтролируемых прыжков во времени, носители гена должны ежедневно элапсировать по 180 минут. При меньшем времени элапсирования в течение 24 часов возникает риск неконтролируемых прыжков (см. протоколы от 6 января 1902 года и 17 февраля 1902 года – Тимоти де Вильерс). Согласно эмпирическим исследованиям графа Сен Жермена в 1720 – 1738 годах, носитель гена может ежедневно элапсировать с хронографом до пяти с половиной часов, то есть 330 минут. Увеличение этого времени может привести к головным болям, головокружению, слабости, нарушению восприятия и координации. Братья де Вильерсы могут подтвердить это тремя соответствующими экспериментами в 1902 году.
Из Хроник Стражей, том 3, глава 1 "Мистерии хронографа".
6
С таким комфортом, как сегодня, я ещё не элапсировала. Мне дали с собой упакованную корзинку, в которой был термос с горячим чаем, кексы (естественно) и фрукты, мелко нарезанные и сложенные в коробочку для завтраков. Устраиваясь поудобнее на зелёной софе, я почти испытывала угрызения совести. Я подумала, а не стоит ли мне извлечь из тайника ключ и отправиться наверх – но что это даст, кроме дополнительных сложностей и риска быть пойманной? Я находилась в 1953 году, точную дату я не спросила, поскольку должна была изображать больную гриппом в состоянии полной апатии.
После решения Фалька об изменении планов Стражи жутко засуетились. Меня в конце концов отправили в помещение хронографа с не особенно обрадованным мистером Марли. Он бы лучше остался на обсуждении, чем возиться тут со мной, по нему это было отчётливо видно. Поэтому я не стала его спрашивать об операции "Опал", а просто смотрела перед собой с такой же недовольной миной, как и он. Наши отношения за последние два дня серьёзно пострадали, но мистер Марли был последним, кто меня заботил.
В 1953 году я сначала съела фрукты, потом кексы, а затем вытянулась под пледом на софе. Не прошло и пяти минут, как я, несмотря на резкий свет лампочки под потолком, крепко и глубоко заснула – меня не остановила даже мысль о якобы обитавшем тут безголовом призраке. Прямо перед возвращением я проснулась, освежённая сном, и это было хорошо, потому что иначе я бы покатилась к ногам мистера Марли.
Пока мистер Марли, поприветствовавший меня холодным кивком, заносил запись в журнал (наверное, что-то вроде "Вредный Рубин, вместо того чтобы исполнять свои обязанности, лениво бездельничал в 1953 году и поедал фрукты"), я спросила его, не ушёл ли ещё доктор Уайт. Мне очень хотелось узнать, почему он не разоблачил мою симуляцию.
– У него сейчас нет времени заботиться о ваших боляч... о вашей болезни, – ответил мистер Марли. – В эти минуты все отправляются в министерство обороны для проведения операции "Опал". – Слова "А я не могу в этом участвовать – из-за вас" отчётливо висели в воздухе, словно он их произнёс.
Министерство обороны? Чего это? Господина Оскорблённую Невинность спрашивать было, скорее всего, бесполезно, вид у него был такой, что он не станет мне ничего рассказывать. Похоже, он решил, что будет лучше, если он вообще перестанет со мной разговаривать. Кончиками пальцев он повязал мне на глаза повязку и без разговоров повёл меня по лабиринту подвальных переходов, одна рука у меня на локте, другая на моей талии. С каждым шагом этот телесный контакт становился всё неприятнее, тем более что его руки были потными и горячими – я едва могла дождаться, когда я смогу наконец их стряхнуть. Когда мы наконец взобрались по лестнице на первый этаж, я, вздохнув, сняла повязку и объявила, что отсюда доберусь до лимузина сама.
– Я вам этого ещё не позволял, – запротестовал мистер Марли. – Кроме того, в моё задание входит проводить вас до дома.
– Оставьте это! – Я раздражённо отмахнулась, когда он сделал попытку снова завязать мне платок. – Кроме того, мне известен остаток пути. И если вы непременно хотите проводить меня до дома, то определённо не держа руку на моей талии! – Я двинулась вперёд.
Мистер Марли, возмущённо сопя, последовал за мной.
– Вы говорите так, как будто я вас безнравственно касался!
– Вот именно, – ответила я, чтобы его позлить.
– Ну, это вообще!.. – воскликнул мистер Марли, но его слова потонули в крике с сильным французским акцентом.
– Вы не посмеете попросту выйти отсюда без этого воротника, молодой человек! – Перед нами распахнулась дверь швейного ателье, и оттуда вышел Гидеон, по пятам преследуемый разгневанной мадам Россини. Она размахивала руками с куском белой материи. – Оставайтэс здесс! Вы думаете, что этот воротник я пощиила для собственного удовольствия?
Гидеон, заметив нас, остановился. Я тоже остановилась, но не так небрежно, как он, а скорее как соляной столб. И не потому, что меня поразил его подбитый тканью камзол, в котором его плечи выглядели как накачанные анаболиками, а потому что, я, очевидно, при каждой встрече с ним только и могла, что таращиться. С сильно бьющимся сердцем.
– Как будто я стану добровольно вас касаться! Я это делаю только потому, что должен! – бубнил мистер Марли за моей спиной, на что Гидеон вздёрнул бровь и насмешливо улыбнулся мне.
Я постаралась так же насмешливо улыбнуться в ответ и медленно прошлась взглядом по дурацкому камзолу, смешным штанам, чулкам и туфлям с пряжками.
– Аутентичность, молодой человек! – Мадам Россини по-прежнему размахивала воротником в воздухе. – Как часто я ещё должна это объяснять? Ах, здесь моя бедная больная Лебединая шшейка! – Её взгляд на круглом лице засиял. – Bonsoir, ma petite. Скажи этому глупому мальчишке, что он не должен меня злить (она сказала "долшшен" и "менья").
– Ладно. Давайте сюда эту штуку. – Гидеон позволил мадам Россини надеть на себя воротник. – Хотя меня вряд ли кто-нибудь увидит – а даже если так, я не могу себе представить, что люди целыми днями ходили с балетной пачкой вокруг шеи.
– Нет, ходили – во всьяком слючае, при дворе.
– Не понимаю, чего ты упираешься. Он суперски тебе идёт, – сказала я с по-настоящему противной улыбкой. – Твоя голова выглядит как огромная шоколадная конфета.
– Да, я знаю, – Гидеон тоже улыбнулся. – Хочется меня погрызть. Но это, по крайней мере, отвлекает от дурацких штанов, я надеюсь.
– Они очень, очень сексуальны, – заявила мадам Россини, и я, к сожалению, захихикала.
– Я рад, что смог тебя немного подбодрить, – сказал Гидеон. – Мадам Россини, мой плащ!
Я прикусила нижнюю губу, чтобы прекратить хихикать. Не хватало ещё, чтобы мы дурачились с этим негодяем, как будто ничего не случилось. Как будто мы действительно друзья. Но было уже поздно.
Проходя мимо меня, он коснулся моей щеки, и это произошло так быстро, что я не успела среагировать.
– Поправляйся, Гвен.
– Ах, вот он уходит! Стильно идёт он навстречу своим приключениям в XVI веке, маленький бунтарь! – Мадам Россини улыбнулась. – Ах, я готова поспорить, что он по дороге снимет воротник, плохой мальчишка!