- Я совершенно не хочу ничего подобного, - зло шепчу я ему, злясь сама на себя и на него из-за неистовой потребности моего тела. - Я не хочу тебя. Я не хочу, чтобы ты своим ртом лизал мою киску, пока я не кончу, - от самой мысли об этом меня бросает в дрожь от того, насколько интенсивен этот визуальный образ.
Ну и потому, что я не хочу этого настолько сильно, я дотягиваюсь до местечка между моих ног и раздвигаю для него губы своей киски, чтобы он увидел.
Я вижу, как его глаза вспыхивают потребностью, а затем его голова проталкивается ко мне между ног. Я чувствую, что его большие руки упираются мне в бедра, заставляя их раскрыться больше, и чувствую, что неровные, самодельные швы на моих штанах напряженно натягиваются под воздействием моих раздвинутых ног. Мне плевать на это. Рáхош раздвигает мои бедра и пристально смотрит вниз на мою раскрытую, скользкую киску. Я чувствую обжигающий накал возбуждения, испытываю до боли ноющую потребность. Я уже почти сама решаю прикоснуться к себе, когда он шлепком отбивает мою руку в сторону, ну а потом проводит своим языком по моей плоти.
Пронзительный стон срывается с моих губ.
О, бог ты мой!
Я хватаю его рог и обрубок другого, а затем прижимаю его лицо к своей разгоряченной коже. И тут же прихожу в бешеное неистовство, а когда его язык - Боже благослови этот шершавый, бугристый язык - ударяет с силой по моей плоти, я снова издаю стон. С силой прижимаясь к нему, я двигаю бедрами вверх и вниз даже тогда, когда Рáхош рычит и облизывает меня своим ртом, его собственное желание такое же интенсивное, как мое собственное. Его язык касается меня везде, облизывая и прижимаясь к моим самым нежным местечкам, и я чувствую, что он ласкает мой клитор с каждым восхитительным облизыванием. Затем он прижимается к моему клитору.
Он жмет на него.
И я кончаю настолько сильно, что вижу звезды. Мои крики эхом отдаются в снегу, и я трусь своей киской о его лицо, давая ему всё до последней капли моего оргазма. Он, кажется, не возражает против того, что я использую его рога как руль, направляя его рот туда и как я нуждаюсь в нем больше всего. Рáхош искренне стремится исполнить любую просьбу, готов лизать меня до беспамятства. Я продолжаю кончать с каждым щелчком его языка по моим чувствительным местечкам, пока не чувствую, что меня пронзает уже второй оргазм, и я практически корчусь на земле, а моими соками покрыто все его лицо.
Когда спускаюсь с высот своего оргазма, я тяжело дышу и резко валюсь посреди снега. Моя вошь слегка вибрирует, а затем, на время угомонившись, переходит на более слабое гудение.
Однако, вошь Рáхоша работает настолько тяжело, что звучит, словно мотор, и когда он снова проводит по мне языком, я отталкиваю его лицо, потому что в этот момент я слишком чувствительна для еще одного раунда.
- Пока еще нет, - хныкаю я. - Я не смогу.
Он смотрит на меня с диким выражением на лице, а его глаза светятся дьявольским светом. Его твердый, сексуальный рот влажный, и пока я смотрю на него, мужчина обнажает клыки и окидывает меня взглядом, от которого мои соски снова сжимаются.
- Моя, - он издает рык и снова прячет лицо между моих ног.
Рáхош снова начинает облизывать меня, и я пронзительно кричу. Я откидываюсь назад, готовая стать всецело его, как он только что сказал и…
Подожди гребаную секундочку. Это и вправду был английский?
Я поднимаюсь на локти и смотрю вниз на инопланетянина, который облизывает меня.
- Что ты только что сказал?
Часть 3
РÁХОШ
Маленькая рука дергает меня за рог, прежде чем я снова могу спрятать лицо между ее ног и испить сладкий нектар, который струится из тела моей пары.
- Что ты сейчас сказал? - повторяет она снова. Выражение ее личика крайне взбешенное.
Прищурив глаза, я окидываю ее взглядом и снова пытаюсь опустить голову, но вместо этого она погружает свои пальцы мне в волосы и резко дергает за них, и я рычу на нее. Ничего мне не хочется сильней, чем снова испробовать ее на вкус, лизать ее час за часом, пока она трепещет подо мной. А потом я погружусь своим членом внутрь ее теплого, ожидающего лона, и мы навсегда останемся вместе как пара. Так и должно быть. Все же рука в моих волосах очень настойчива, и Лиз сжимает колени вместе, пытаясь избавиться от меня.
- Ты говоришь на чертовом английском.
- Говорю, - заявляю я, снова разводя ее колени. Хочу больше ее густого, сладкого меда. Хочу потеряться у нее между ног на долгие часы. Мужчины моего племени утверждают, что нет на устах вкуса слаще, чем вкус резонанс-пары, и они совершенно правы. Я даже не понимал, к чему имеет отношение то, о чем они говорили… до этого момента. Ну а теперь до конца моих дней я хочу пробовать на вкус лишь одну ее.
Ее влагалище может стать моим хлебом насущным. Все остальное не достойно даже внимания.
Я снова опускаю голову с полной решимостью лизать ее. Ей нравится, когда я лижу ее. Разве она не прижималась своими скользкими, влажными лепестками к моему лицу всего несколько мгновений назад? Требовала еще? Я дам ей больше. Мой член болит, и он столь же тверд как камень в наконечнике моего копья. Я жажду похоронить себя в ней, но сперва хочу еще вкусить ее своим языком.
Моя пара издает гневный рык, и ее маленький кулачок врезается мне прямо в глаз. Затем она вскрикивает от боли и трясет своей рукой.
- Черт бы тебя побрал! И с чего это у тебя такая жесткая башка?
Это привлекает мое внимание. Моя пара пострадала. Я сажусь и беру ее маленькую ручку в свою ладонь только для того, чтобы она снова попыталась меня ударить.
- Прекрати трогать меня, - орет она мне в ухо. - Я так зла на тебя! Ты говоришь по-английски!
- Говорю, - я ловлю ее руку, которой она собирается ударить меня вновь, прежде чем та снова вступает в контакт с моей бровью. Дело не в том, что ее удары болезненны, а в том, что она повредит свои мягкие маленькие человеческие ручки. Мой лоб покрыт защитной пластиной, а ее крошечные кулачки такие слабенькие.
- Ты мне лгал!
Это выводит меня из себя. Она думает, что я намеренно обманул ее? С какой целью?
- Каким же образом мне удалось сделать что-то подобное?
- Ты не сказал мне об этом!
- Так ты никогда и не спрашивала, - возражаю я, и мое раздражение нарастает. - Ты только и делаешь что говоришь и говоришь, просто решив, что я не понимаю тебя. Ты даже не удосужилась спросить меня, умею ли я.
Ее розовое личико краснеет, и я смотрю, как она задыхается, а ее дыхание паром клубится на холодном воздухе.
- Ну ты и хрен!
- Я не знаю, что означает это слово.
- Ты что, серьезно? - в ее голосе слышится явная насмешка. - Я то уже подумала, что ты здесь эксперт в нюансах человеческого языка.
- Есть слова, которые ты произносишь и которые не совпадают с тем, чему я научился.
- Странно. А мне казалось, что "хрен" - это язык твоего народа.
Я хмуро смотрю на нее сверху вниз.
- Я не знаю такого слова, как "хрен". Я - ша-кхай. Так же, как и мой народ.
Ее глаза закатываются, и она снова подталкивает меня в грудь.
- Это называется сарказмом.
- Я не знаю слова "сарказм"…
- Проехали, - рычит Лиз, явно разозленная на меня. - Господи!
Она что, сердится на меня? Я спас ее. Если бы она попала в воду, они тут же содрали бы ее плоть до костей. Мысль о ее страданиях - смерти - наполняет меня непонятным гневом. Я выпрямлюсь и смотрю вниз на нее, с обнаженными ногами и все еще раскинувшимися в снегу. Она до сих пор хмурится на меня, и это помогает мне не купиться на ее красоту.
- Тебе не стоило сбегать из пещеры.
- Сбегать? Я не сбегала.
Она может врать самой себе, но не мне. Я делаю один шаг вперед и хватаю ее за перед туники, затем ставлю на ноги. Она отбивается от меня, но я все равно ставлю ее прямо, и тогда, грозно хмурясь, она дергает за подол своей туники. Я наклоняюсь поближе к ней. Мой нос улавливает ее аромат, от которого мой кхай резонирует от голода. Ничего мне не хочется сильней, чем прижаться своими губами к ее и снова спариваться ртами.
Но не сейчас, когда она смотрит на меня, будто я - грязь. Мое сердце слегка твердеет, и я наклоняюсь к ней.
- Ты принадлежишь мне, женщина.
Она гневно бьет меня в плечо.
- Я никому не принадлежу.
- Нигде здесь нет такого места, куда бы ты смогла сбежать, и где я не смог бы тебя найти, и вернуть обратно себе, - она не понимает, что с каждым днем, что она игнорирует требование своего кхай, будет лишь все хуже и хуже. С ним невозможно договориться или заставить его передумать. Просто он жаждет то, чего хочет.
А он хочет, чтобы Лиз была моей парой.
Я тоже этого хочу. Она моя, и я все еще намерен заявить права на нее.
- О Боже, да ты какой-то маньяк, - бормочет Лиз, скрещивая руки на груди. - И если хочешь знать, я искала материалы для лука.
- Лука? - я повторяю. Это слово было знакомым, но вещь, которая приходит на ум, мне совсем не знакома. - Это какое-то оружие, да?
- Да, - говорит она и окидывает меня дерзким взглядом. Она вскидывает подбородок. - Я умею стрелять из лука. Я тоже могу охотиться.
Я ворчу. В глубине души я счастлив, что она хочет охотиться, но какая-то часть меня сильно обеспокоена. Женщин в нашем племени столь мало, что они не участвуют в охотничьих походах. Они не отходят от пещер, потому что за последние несколько лет мы уже потеряли многих в нашем племени, и если мы потеряем еще, то прекратим свое существование. Однако на лице Лиз я вижу твердость духа и заранее знаю, что такой ответ ей не понравится.
Итак… ворчание - единственное, что она получает в ответ от меня.
- И что ты этим хочешь сказать? - она встает прямо у меня перед лицом и пытается дотянуться до одного из моих рогов, без сомнения, чтобы потянуть меня вниз до ее роста и привлечь мое внимание. Моя Лиз храбрая. Я испытываю огромное уважение к ней за это, даже если это и приводит в бешенство.
Я встаю в свой полный рост, так что она больше не может дергать меня за волосы или рога. - Ты принадлежишь мне. Если тебе что-то нужно, ты приходишь ко мне. Моя задача - обеспечивать тебя.
- Что ж, прекрасно, - заявляет она возмущенным голосом. - А как насчет того, чтобы ты обеспечил мне моих подруг, хммм?
Я делаю вид, что этого не слышал. Я не верну ее обратно до тех пор, пока мы не спаримся. Вместо этого я направляюсь к пожирателю (прим: пожиратель - не существующее животное), которого я убил ради нее. Если он ей так сильно нужен для ее лука, она может его получить.
- Пойдем. Тебе нужно вернуться в пещеру. Твоя человеческая плоть по-прежнему еще слаба, несмотря на твой кхай.
- Ничего себе, ты не посчитал ее такой уж слабой, когда схватил и сорвал с меня штаны.
Я поворачиваюсь, чтобы окинуть ее сокрушительным взглядом. Она пытается сделать вид, что ей не понравилось, когда я к ней прикасался? У нее ярко-розовые щеки, что весьма любопытно. Я разглядываю ее еще мгновение, а она неловко ерзает под моим пытливым взглядом.
- Ты, кажется, была не против моих прикосновений.
Ее лицо краснеет еще больше.
- Вот как, сразу швыряешь мне этим в лицо, ну давай.
Ее слова мне совершенно непонятны, но цвет на ее щеках говорит мне о многом. Она чувствует себя неловко. Я нахожу это очаровательным, особенно, когда ее руки двигаются, чтобы ладонями прикрыть крошечный пучок волос между ее ног и оградить его от моего взгляда. Она думает, что это защитит ее? Я облизал каждый ее дюйм всего несколько минут назад. Я разглядываю ее голые бедра и ноги, которые по-прежнему покрыты моими сапогами. Мои собственные стопы едва чувствуют холод, но я вижу, что ее мягкую человеческую кожу покалывает от холодной температуры. Я должен следить за тем, чтобы она находилась в тепле, и сейчас мне следует об этом позаботиться.
Но Лиз - настоящий боец, и ей так и хочется поругаться со мной. Поэтому я хватаю мертвого пожирателя и длинную трубку, которую они используют как приманку, и перекидываю это все через свое плечо.
- Ты идешь или мне тебя нести? - спрашиваю я ее.
Она мрачно смотрит на меня. Резким рывком она подбирает порванные половинки своих штанов и стремительно проноситься вперед меня.
- Ты такой хрен! Ненавижу тебя!
- Ты хоть на минутку угомонишься? - спрашиваю я.
Она поднимает вверх, в мою сторону, свой средний палец. Не уверен, что это означает, но могу догадаться, что что-то весьма неприятное.
- Ну что ж, придётся тащиться обратно с голым задом. Огромное спасибо, - ворчит она.
- Не хочешь мою набедренную повязку?
Ее лицо снова становится столь яркого красного цвета, и она стреляет в меня возмущенным взглядом.
- Чтобы ты мог раздеться догола? Нет, спасибо.
Ее отказ еще больше подчеркивает, насколько непривлекательным она меня считает. Это так больно.
- Все, что угодно, что может заставить тебя замолчать, - парирую я в ответ.
От возмущения она издает рык, а затем ураганом несётся впереди меня.
Лиз молчит, когда мы возвращаемся в мою секретную пещеру. Я позволяю ей идти впереди меня, так я могу охранять ее… и так я могу смотреть на ее маленькую, дерзкую задницу, как напрягаются мышцы ягодиц, когда она идет. У нее нет хвоста, поэтому зрелище - более чем занимательное…, но при этом и возбуждающее. Я мысленно представляю, как нагибаю ее, хватаю ее задницу, а затем снова облизываю все ее влажные женские местечки до тех пор, пока она опять не завопит от удовольствия.
К тому времени, когда мы возвращаемся в пещеру, мой кхай резонирует, а мой член отчаянно болит. Он напрягает мою набедренную повязку, и боль практически невыносима. Разве она тоже не мучается? Почему она сопротивляется этому?
Резонанс-пара всегда окончательна и никогда не подлежит пересмотру или отмене.
Лиз направляется внутрь пещеры, не оглядываясь на меня. Она все еще злится - от этого даже сам воздух вокруг нее, кажется, накатывает волнами. Ну и ладно. Позволю ей сопротивляться, если она думает, что это будет иметь значение. Она моя. На нее заявили права в тот момент, когда ее кхай срезонировал для меня.
Чтобы она не сделала, это ничего не изменит.
Так, будто она может ощутить мои бурные, собственнические мысли, Лиз хватает одну из шкур и оборачивает ее вокруг своей талии, а затем поворачивается ко мне.
- Я знаю, в чем тут заключается твоя цель.
Я хмурю брови. Моя цель? У меня нет иной цели, кроме как востребовать ее как свою пару. Чтобы мы могли стать одним целым.
- Ты намерен прятать меня, пока я не забеременею, верно? - она кажется побежденной, а взгляд ее глаз - полон печали.
- А что, если и так?
- В очередной раз меня держат заложницей из-за моего влагалища, - она вздыхает. - Да что с вами такое, инопланетяне? Разве не может девушка хоть разок просто взять и сделать свой собственный выбор? Неужели это настолько чертовски сложно?
- Решение принимал кхай, - говорю я ей.
Она слабо мотает головой.
- Конечно, всегда решение принимает кто-то другой. А когда случится, что выбор буду делать я сама?
Я смотрю на нее, испытывая разочарование. Нет никакой нужды принимать какое-то решение. Кхай решил. И, тем не менее…, мне не нравится, как ее слова заставляют меня себя чувствовать.
Или слышать поражение в ее голосе. Лиз - борец. Я не хочу, чтобы она сдавалась.
ЛИЗ
Теперь, когда возвращаюсь, в пещере между нами царит жуткая неловкость. Я не обращаю внимания на Рáхоша и концентрируюсь на том, чтобы снова сшить вместе свои штаны несколькими обрезками кожи, которые я использую в качестве плотных узлов. В надежде, что эта вещица продержится дольше, каждые несколько дюймов я скрепляю штаны узлом вместо того, чтобы использовать одну длинную нить, и все время, пока работаю над ними, я еще и краснею.
Рáхош не спеша суетится у входа в пещеру, набирая снег и растапливая его, собирая больше кусков чего-то, похожего на экскременты для поддержания огня, а затем разделывает зверя, которого мы убили возле речки. Он откладывает для меня бамбук, а потом уносит с собой тельце существа, шепотом бормоча что-то про "приманку для ловушки".
Я молчу. Я все еще злюсь на него. Честно говоря, "злюсь" - не самое подходящее слово. Я очень расстроена. Расстроена до глубины души. Я понимаю, он невиноват, что наши вши решили стать спутниками жизни, но может же парень пойти мне навстречу, черт возьми, и выручить меня вместо того, чтобы вести себя так, будто проблема во мне и я доставляю одни неприятности? Уж простите, если не хочу машинально прыгать в постель и предъявлять требование, чтобы он извергся внутри меня своим жидким тестом для заготовки малышей.
Мое лицо начинает гореть, когда я вспоминаю наше маленькое сумасшествие в снегу. Я предаюсь воспоминаниям о том, как он срывает с меня штаны, и моя вошь тут же начинает вибрировать, а я истекаю влагой у себя между ног. Черт. Это так раздражает.
Даже не знаю, что хуже - нескончаемое возбуждение, вызванное вошью, или то, что Рáхош позволял мне болтать без умолку, не сказав, что понимает английский. Я пытаюсь вспомнить все, что наговорила, и… напрасно. Откровенно говоря, я болтаю всякие глупости и не запоминаю то, что срывается у меня с языка. Ох!
Пару часов в одиночестве дают мне возможность починить штаны, и когда я надеваю их, они намного теснее, но все еще впору. Перерыв от Рáхоша также улучшает мое настроение и придает мне сил очистить разум, чтобы расставить все по своим местам.
На самом деле, он загнан в ловушку так же, как и я. Впрочем, может, это наставления оргазмов, но он отдавал много больше и ничтожно мало получал из нашего, кхм, инцидента в снегу. Может, я веду себя с ним слишком резко? Хотя он прав в одном - я никогда не удосужилась даже спросить его, говорит ли он на английском. Я просто заносчиво допустила, что он безграмотный инопланетянин…, а это значит, что я - идиотка.
Я вздыхаю. Не совсем уверена, готова ли я извиниться, но знаю наверняка, что я морально истощена от наших постоянных ссор. Они лишь заводят в тупик. Мой папа всегда говорил мне, что на мед поймаешь больше мух, чем на уксус.
В последнее время я только и делаю, что извергаю уксус. Не мудрено, что у меня ничего не выходит.
И хотя у нас с Рáхошем все еще противоположные желания - он хочет жену и вынашивателя детенышей, а я хочу, чтобы меня оставили в покое - мы все равно можем вести себя как взрослые.
"Было бы здорово снова иметь друга", - думаю я тоскливо. Девочки, с которыми меня взяли в плен на корабль? Та была дружба при неестественных и насильственных обстоятельствах. Если бы мы не держались вместе, перекинулись бы мы друг с другом хоть парой слов? Я скучаю по дому. Я скучаю по своим друзьям. Я скучаю по своему папе, который умер вот уже пять лет назад.
Когда приближается закат, я критически оцениваю пещеру, зная, что скоро появится Рáхош. Я пытаюсь привести все в порядок, чтобы вокруг стало как можно приличнее. Я запасаюсь дополнительной водой, заплетаю свои волосы, чтобы не лезли мне в глаза, чиню свою одежду, разжигаю огонь и начинаю работать над тетивом для моего лука. Бамбук, который мы заполучили, оказался совсем не таким, как я ожидала, но он пустой внутри и немного упругий в отличие от кости. Я пробую его в определенных местах обмотать кожей, чтобы укрепить, надеясь на лучшее.