Вскоре Рáхош входит в пещеру, и два маленьких существа свисают у него с руки. Сегодняшний ужин.
- С возвращением, - говорю я ему.
Рáхош приостанавливается и, нахмурившись, смотрит на меня, и я вижу, как в его голове вращаются колесики. Он пытается разгадать, что я задумала. Какой у меня может быть замысел кроме, как попытаться быть порядочным человеком? Я вздыхаю.
- Послушай. Мы не с того начали, понимаешь? Ты принудил меня получить вошь, а я с тех пор заставляю тебя за это расплачиваться. Мы можем заключить перемирие ненадолго? Я устала.
Он издает рык и опускается у костра на колени, подбрасывая в него топливо.
- Ты не из болтливых даже в свои самые счастливые дни, не так ли?
Он оглядывается на меня.
- А ты бы говорила даже со стенами, если бы они могли слышать.
Моя улыбка становится напряженной.
- Ты усложняешь всю эту ситуацию с "перемирием", приятель. Сразу предупреждаю.
Я ожидаю от него еще один рык. Вместо этого он кивает головой.
- Это было не очень-то любезно с моей стороны. Извини.
Я расслабляюсь, удивляясь, что он уступил.
- Ладно… ну тогда все в порядке, - я пододвигаюсь к костру и сажусь напротив него. - Хочешь, я помогу тебе с ужином?
- Ужином?
Я жестом указываю на дичь.
- Очистить их? Содрать шкуры? Приготовить из этого еду?
Он, прищуриваясь, еще раз окидывает меня взглядом. Не гневным, а скорее пытаясь раскусить меня.
- Моя обязанность - обеспечивать мою пару.
- Ааа, - я на минуту задумываюсь, а затем обнимаю согнутые колени, прижав их к груди. Я покачиваю своими босыми ступнями вблизи костра. - Мы можем сохранить немного из этих шкур мне на сапоги?
Он кивает головой.
- Спасибо, - говорю я мягко. - Я не думаю убегать, чтобы ты знал. Отсюда мне некуда бежать.
Он еще раз кивает головой. Я смотрю на пламя, когда инопланетянин начинает сдирать шкуру со своей дичи. Мне нужно разговорить его, если только так я могу взломать тот непробиваемо твердый панцирь, которым, кажется, окружено его сердце. Этот Рáхош - сложный мужчина, в котором еще надо разобраться.
- Итак, расскажи мне про это место.
Он поднимает на меня глаза.
- Это моя пещера.
- Нет, не конкретно про это место, - говорю я, размахивая рукой вокруг пещеры. - Про эту планету. Про этот мир в целом. Я ничего другого о нем не знаю, за исключением того, что здесь холодно.
Рaхош рычит, и долгое время мне кажется, что он собирается проигнорировать мои вопросы. Затем он вытаскивает нож поменьше, чем тот, которым сдирал шкуры со своей дичи, и начинает разрезать мясо на маленькие, удобные, небольшие кусочки.
- Это… теплый сезон. Мы говорим, что это - горький сезон, а более холодные месяцы - жестокий сезон.
Мои глаза широко раскрываются. Я невнятно бормочу.
- Но эта земля покрыта снегом в три фута высотой!
Как он может быть теплым?
Его губы медленно изгибаются, и я вижу, как на его лице распространяется сокрушительная улыбка. От нее у меня захватывает дыхание, а его жесткие, заостренные черты лица превращаются в нечто убийственно сексуальное.
- Тебе просто придётся привыкнуть к снегу.
- Снег. Верно, - я игнорирую сильную пульсацию моих девчачьих частей в отклик на эту улыбку. Моя вошь опять пускается в ход, и я, инсценировав кашель, постукиваю себя по груди, чтобы попытаться заткнуть ее. - Значит, это… лето?
Он вскидывает голову, мысленно подыскивая слова, как мне кажется, а затем кивает головой.
- То, что ты называешь зимой - это время, когда очень мало света. Солнца показываются редко, и много тьмы. Холода все усиливаются, и охота становится все скуднее. Именно поэтому крайне важно так много охотиться во время теплых месяцев.
Я киваю головой, переваривая все это. Ладно, если речь идет о том, что будет так же тепло, тогда все когда-нибудь наладится и жить буду. Нравится мне это не будет, но жить буду.
- И ты охотник?
Он кивает головой и предлагает мне кусочек красного, окровавленного мяса. Я беру у него этот сырой кусок и кладу его себе в рот. Взрыв вкусов обрушивается мне на язык, и я издаю стон. Это так здорово, что лучше не бывает.
Его рука резко тянется к дичи и, пока я смотрю, его набедренная повязка плотно обтягивает его пах. Упс.
- Ммм, это так вкусно. Прости.
- Не извиняйся, - он злобно разрезает мясо. - Мне доставляет удовольствие, что я могу накормить свою пару.
Ну да, вижу я, до какой степени он доволен. Этот факт никак не скрыть. Я долгое время, упорно из-под ресниц разглядываю эту гигантскую длину. Он протягивает мне еще один крошечный кусочек, и я наклоняюсь вперед и, не задумываясь, беру его в рот прямо из его пальцев. Его светящиеся синие глаза вспыхивают, и моя вошь пускается в ход по новой.
Глупая вошь, вечно она противостоит мне.
Рáхош наблюдает, как я пережевываю; он протягивает мне еще один кусочек мяса, но стоит мне потянутся за ним своими пальцами, он отстраняет его. Он хочет, чтобы я и дальше ела с его рук. Я наклоняюсь вперед и задеваю языком кончики его пальцев только лишь потому, что мучительно забавно дразнить его.
И это меня заводит. Совсем чуть-чуть.
Его окровавленные кончики пальцев прослеживают контуры моих губ, прежде чем он снова тянет их обратно, а затем Рáхош переходит на корточки. Его член - жесткое бревно возле его ноги во много раз крупнее, чем то хозяйство, которым имеет право владеть любой парень.
- Итак, как это существо называется? - я спрашиваю его, потирая ладони вверх-вниз по своим рукам, чтобы унять мурашки на моей коже. Сейчас я окончательно возбудилась, черт возьми. Из-за сырого мяса и похитившего меня засранца моим девчачьим прелестям не следует истекать соками, но я ничего не могу с этим поделать.
Он смотрит вниз на сырое мясо и отрезает для меня еще один кусок.
- Мы называем его двузубцем, - мужчина оттягивает губы существа, чтобы показать мне два гигантских клыка. Оно похоже на бобра. Отчасти. На бобра-вампира. С рядом шипов вдоль его спины и пушистых, непрочных ног.
Ладно, значит оно ничем не похоже на бобра, но мне кажется, что чувствую облегчение, ассоциируя его с земными животными.
- Ты сам совсем ничего не ешь, - указываю я ему, когда он протягивает мне очередной кусок.
- Моя пара, прежде всего, - говорит он и окидывает меня еще одним интенсивно-жарким взглядом, когда кладет мне в рот мясо, после чего своим большим пальцем проводит по моим губам. - Я поем, когда она насытится.
Мне немного неловко. Это - наиболее причудливо сексуальная трапеза, которая у меня когда-либо была. Наверное, я не должна этим наслаждаться и вполовину так сильно, как я этим наслаждаюсь
- Расскажешь мне о своем племени? О своей семье?
Голодный, возбужденный взгляд на его лице улетучивается, и я вижу, как его черты лица покрываются маской безразличия.
- У меня нет семьи.
- Вообще никого? А что на счет твоих родителей?
- Мертвы, - взгляд на его лице отстраненный.
- Понятно. Ни братьев, ни сестер?
Он качает головой.
- Моя мать резонировала для моего отца только один раз.
- Ааа, - Рáхош кажется совсем затерялся в своих мыслях, так что я продолжаю. - У тебя есть близкий друг в твоем племени?
- Вэктал.
Заставить этого парня раскрыть душу, все равно что пытаться вырвать надоедливый зуб.
- Я познакомилась с ним. А что насчет остальных?
Он пристально разглядывает меня.
- А почему тебе хочется это знать?
- Потому что я скоро буду там жить? Они ведь будут и моим племенем? - высказав это вслух, должна признаться, что меня это немного беспокоит. - А вдруг я им не понравлюсь?
Его густые, выступающие брови опускаются, будто он не совсем улавливает смысл вопроса.
- Ты - моя пара. Не может быть такого "нравится" или "не нравится". Ты будешь частью племени.
- Тебе легко говорить, - говорю я ему. - Ты же вырос вместе с ними. Вы все из одного вида. Я же причудливая чужачка, которая никак не прекратит болтать, помнишь?
Долгое время он пристально смотрит на меня непроницаемым взглядом. Ну а потом, после того, как, кажется, прошла целая вечность, он предлагает мне еще один кусок мяса. Я беру его, а он говорит:
- В нашем племени на данный момент всего два детеныша. С Джорджи будет уже три. А если и другие резонируют, будет еще больше.
Я пытаюсь переварить эту информацию.
- А женщины? Сколько женщин?
- Без людей? Четыре, если не учитывать детенышей.
Я бледнею. А это значит, что множество мужчин чахнут, испытывая чувство неудовлетворенности. Может оно и к лучшему, что Рáхош спрятал меня подальше в этой пещере на некоторое время. Я вот гадаю, из-за остальных девушек, которые не резонируют, не будут ли они грызться как собаки из-за остатков ужина.
- А сколько всего мужчин?
- Нас осталось двадцать четыре. Двадцать из них без пары.
- Остались одни?
Он кивает головой, отрезая еще один кусок мяса.
- Жизнь здесь тяжелая. Несколько лет назад из-за неудачной охоты мы потеряли многих из нашего племени. Погибли четыре из наших мужчин и одна женщина, прежде чем мы могли убить та-ли, - он потряс головой. - Это было трудное время.
- Звучит очень опасно.
- Именно поэтому женщины больше не охотятся. Дело не в том, что они не могут, а в том, что мы не хотим рисковать существованием племени, подвергая их опасности.
Я открываю рот, чтобы ответить, а он тут же впихивает в него еще один кусок мяса. Это больше похоже на тактику, чтобы заставить замолчать, так что я быстро пережевываю, а затем все-таки продолжаю.
- Но у вас же теперь человеческие девчонки. Это означает, что вы больше не одна большая компания мальчишек. Это увеличивает племя до…, - мгновение я подсчитываю. - Двенадцать человек и тридцать с вашей стороны, ребята, то есть нас насчитывается сорок два. Много охотников.
- Немногие захотят на охоте рисковать своими парами, - говорит он, предложив мне очередной кусок мяса. Я отказываюсь от него, и вместо меня он ест его сам, погруженный в свои мысли. - Многие вообще больше не захотят охотиться.
- А почему?
- Охота по своей сути крайне одиночная и ведется в уединении от других. Мы выходим в снег и вьюгу на длительные периоды времени. Можем уйти на полный оборот лун прежде, чем вернуться домой.
- Это что-то вроде месяца?
Он пожимает плечами.
- Большинство охотится в одиночку. Так легче охватить всю территорию. Мы охотимся на небольших зверей во многих различных направлениях и прячем дичь под снегом, чтобы вернуться за ней позже, когда угодья неприступны, а весь отличный зверь впал в спячку, уйдя со льдов.
- Значит, охотники… проводят много времени одни? Это, наверное, не самое худшее в мире, учитывая, что у вас дома только четыре девушки, - я задумываюсь. - Это то, что ты делаешь?
Он кивает головой.
- Я - охотник и провожу больше времени в дикой природе, чем в племенных пещерах.
- Почему?
- Что почему?
- Почему проводишь больше времени в одиночестве, чем дома?
Его светящиеся синие глаза четко удерживают меня на месте.
- Там у меня ничего нет. Зато в дикой природе я могу оказать ценную помощь для моих людей. Дома мне дано лишь видеть то, что другие имеют и чего у меня нет. Иногда это… тяжело.
Взгляд, которым он смотрит на меня, в очередной раз чрезвычайно собственнический, и я понимаю, что он говорит о парах.
Я с трудом сглатываю. Поэтому он добровольно ссылает себя в изгнание на долгое время, поэтому он не остается возле всех этих счастливых парочек? Мое сердце сжимается от жалости. Теперь понятно, почему Рáхош дерьмово себя чувствует среди людей.
- Проклятье, не заставляй меня жалеть тебя.
Он издает рык и беспощадно отрезает от дичи очередной кусок мяса, затем прожевывает его с ожесточенным выражением на лице.
- Я не нуждаюсь в твоей жалости, женщина.
- Жалость - это все, что ты сегодня от меня получаешь, - я саркастически передразниваю.
Его зубы обнажаются в рыке.
- Я не нахожу твои слова забавными.
- Я не пытаюсь развлечь тебя, - указываю я. Тогда в раздражении я встаю на ноги. - Боже. Ума не приложу, что мне с тобой делать.
- Я хочу свою пару, - говорит он сквозь зубы, неподвижно сидя у костра. - Именно так это происходит. Кхай решил, что мы с тобой должны быть спарены. Ничего из этого не может быть изменено. Ты будешь моей, и все на этом.
- А это так? - я поворачиваюсь обратно к нему и упираю руки в боки. - Я требую отправиться на охоту. - Ну что, выкусил? - он поднимает голову, и я понимаю, что он пытается разобраться в моих словах. - Это - человеческое высказывание, - я огрызаюсь. - Я хочу охотиться и обеспечивать себя. И знаешь, что? Я также хотела бы принимать решения за себя. Когда я смогу сама определять то, чего хочу, черт побери? - я широко раскрываю руки. - Все вокруг меня думают, что лучше знают, чем мне следует заниматься, а ты хоть имеешь представление, чего я хочу? Нет, не имеешь, потому что никто меня об этом не спрашивал.
- Ты хочешь охотиться, - говорит Рáхош бесцветным голосом.
- Неплохо для начинающих.
- Очень хорошо. Утром возьму тебя с собой на охоту.
В удивлении я таращусь на него, хлопая глазами. Его настроение кажется мрачным, но он… собирается взять меня с собой на охоту?
- Серьезно? Вот так просто?
- При условии… - он делает паузу и окидывает меня очередным горячим взглядом.
- Ооо, ну вот, началось, - бормочу я, затем машу ему рукой, чтобы продолжал. Всегда есть какой-то подвох, не так ли? - Выкладывай все до конца.
- Я возьму тебя на охоту, если ляжешь со мной этой ночью, как должны это делать пары.
- Если думаешь, что я собираюсь перепихнуться с тобой за право поохотиться…
- Не для секса. Перепихнуться? - он смотрит на меня с любопытством. - Никакого перепиха. Одни лишь прикосновения. Обнимать друг друга.
Мое подлое маленькое сердце снова сжимается. Он так одинок. Боже, я такая скотина. Бедный Рáхош, застрял с самой упертой женщиной в мире. Я смягчаюсь.
- Пожалуй, я справлюсь с этим.
Рáхош молча кивает, а потом выпрямляется и встает.
- Мы должны убраться в пещере и подготовиться к завтрашней охоте, если собираемся на выход.
- Давай займемся делом, - говорю я, скрывая свое волнение. Правда, я немного нервничаю и трепещу при мысли о том, что сегодня ночью буду спать в его объятиях и позволять ему дотрагиваться до себя. Я в мыслях возвращаюсь к недавнему свирепому облизыванию киски, и ритмичная пульсация желания дрожью прокатывает сквозь меня. Моя вошь тут же начинает мурлыкать настолько громко, что звучит как бензопила. Черт тебя дери, вошь! Ну, прояви хоть какую-то сдержанность, девочка.
Следующие несколько часов мы не спеша занимаемся делами в пещере и, как ни странно, между нами царит дружелюбие. Рáхош делает для меня пару сапог с какой-то очищенной шкурой внутри, которую он приберегал последние несколько дней. Я знала, что он обходился бережно с ней во время потрошения внутренностей и отбросов, используя самих животных, и в результате получились сапоги из жесткой кожи с чем-то вроде меха внутри, чтобы сохранять мои ноги в тепле. По сути, они были немногим больше рукавиц для моих ног с завязками на лодыжках, но, несмотря на это, я была довольна ими. Я работаю над своим луком, и, когда указываю Рáхошу, какой материал мне нужен для тетивы, он достает из своего дорожного мешка нечто, что очень похоже на толстую бечевку. Надеясь на лучшее, я натягиваю свой лук, а затем приступаю к созданию стрел. Их я делаю из кости, а также ребер и костей крыльев чего-то неописуемого, на вид ужасного и похожего на страуса, но с более короткими ногами - четырьмя, кстати - которые, оказывается, подходят идеально. Теперь у меня есть стрелы, которые чуточку короче, чем те, к которым я привыкла, но они легкие и со смертельными иглами в наконечнике после того, как хорошо заточены. Я затачиваю и оперяю свои стрелы, кажется, уже несколько часов, пока костер не гаснет, и я начинаю клевать носом с ножом в руке.
Рaхош вынимает стрелу из моей руки, хотя я изо всех сил стараюсь не засыпать.
- Пора спать, - говорит он мне.
- Ооо, но у меня их всего четыре, - говорю я ему со слабым протестом. - Это совсем немного для охоты.
- Кроме них у нас еще есть копья и ножи. Ты можешь научиться новым способам охоты, - говорит он низким и нежным голосом, когда аккуратно откладывает в сторонку мой лук и стрелы. - Иди и раздевайся, чтобы лечь спать, моя пара.
Мне следовало возразить, что я не его пара, но все, что у меня получилось, - зевок.
- Я могу спать в своей одежде.
- Нет, если мы будем спать как пара, - он бормочет. - Ты именно это мне обещала.
Значит обещала. Меня слишком сильно клонит ко сну, чтобы протестовать, и я не понимаю, насколько сильно вымотана, пока он не поднимает меня на ноги, а мои ноги ощущаются словно желе. Когда Рáхош прислоняет меня к себе и начинает развязывать шнурки на воротнике моей туники, я осознаю, какой он теплый и необыкновенно мягкий, несмотря на твердые защитные наросты вдоль его рук, груди и других частей его тела.
Мои руки сами тянутся к его грудным мышцам, и я потираю их под его жилетом.
- Ты такой мягкий, - я шепчу.
Прикасаться к нему - это как прикасаться… к замше или шкуре лани. На его коже имеется тонкий слой пушка, который я до этого не замечала, но он мягкий и о-Господи-такой-теплый, и я не могу перестать гладить его. На самом деле я не против того, чтобы голой спать с ним, если ощущаешь его именно таким.
Моя вошь, вот же маленькая шлюшка, мурлычет свое согласие.
- Подними руки.
В его голосе слышится мягкая хрипотца, и я вяло поднимаю обе руки вверх, прежде чем даже успеваю задуматься об этом. В следующий момент моя туника быстро удаляется через мою голову, а затем я стою прямо перед ним до пояса голая. Моя вошь у меня в груди напевает, и мои соски твердеют, даже когда я снова зеваю.
- Штаны, - говорит Рáхош, но он не хватает меня и не заставляет чувствовать себя жутко неудобно, поэтому я послушно вышагиваю из них и передаю одежду ему. Сонными глазами я наблюдаю, как он отворачивается и заботливо складывает мои вещи, кладя их рядом. Затем, повернувшись ко мне спиной, он начинает раздеваться.
Это привлекает мое внимание. Я наблюдаю, как двигаются его руки, когда он развязывает шнурки у себя на груди, а потом снимает свою обтягивающую тунику. Потом он сбрасывает свои высокие сапоги и набедренную повязку. У меня от него полностью сносит крышу из-за похоти, наблюдая, мужчина нагибается, показав свою совершенную задницу, в то время как развязывает шнуровку на набедренной повязке, и та соскальзывает на землю. Рáхош выступает из нее, поднимая ногу с непринужденным изяществом, и я вижу, как раскачиваются яйца у него между ног. Ну а потом его задница снова мелькает, он стегает своим хвостом, а я просто пялюсь не отрывая глаз.